"Год Крысы. Путница" - читать интересную книгу автора (Громыко Ольга)

ГЛАВА 12

— Что это за запах? — недоуменно спросила Рыска. Вначале девушке казалось, что ей просто мерещится: ветерок временами приносил нечто сладковатое и одновременно муторное, оставляющее на языке металлический привкус. Потом стало пахнуть независимо от ветра, словно кто-то расшвырял в придорожных кустах с десяток дохлых кошек.

Альк прищурился, разглядывая показавшиеся впереди холмы и крыши у их подножия.

— Похоже, мы к Лосиным Ямам выехали, — заключил он. — Они как раз в этой части страны должны находиться.

— А это чего?

— По карте — поселок, но летом по числу людей вполне за город может сойти.

— Гряземойка? — уточнил Жар. Про Лосиные Ямы — если этой действительно они — вор слыхал, богачи туда пошатнувшееся здоровье поправлять ездят. Можно подумать, им на месте закопаться негде!

— Курорт, — высокомерно поправил Альк. — Лечебные грязи.

— А почему они так воняют? — по-прежнему не понимала Рыска.

— Потому что те, кто не выздоровел, так в них и остаются, — мрачно пошутил саврянин.

— Ой! Гадость какая! — зажала рот девушка.

— Да врет он, — сердито перебил Жар. — Эта вонь как раз самое целебное, все болячки убивает. Люди за полтыщи вешек приезжают, чтоб тутошним воздухом подышать!

Рыска подумала, что любой калека признает себя здоровым, лишь бы ему позволили отсюда убраться.

— Может, поищем другой первый попавшийся город? — предложила она.

Жар скорчил жалобную рожу: после всего пережитого ему так хотелось наконец посидеть за нормальным столом, а потом растянуться на нормальной кровати под нормальной крышей! А запах… не такой уж он и сильный, можно притерпеться. И чего эти женщины такие нюхливые? То носки им пахнут, то город…

Альк тоже морщил нос, но Рыску не поддержал.

— А по-моему, нам с этими Ямами очень повезло. Постоянно кто-то приезжает и уезжает, к чужакам все давно привыкли. Гляди, тут даже стен нету.

Вид у города действительно был непривычный: без сторожевых башен, без четких границ. Маленький, густо застроенный центр зажат между тремя холмами, а окраины разбросаны где придется — и на холмах, и за ними. Как стая собак, привязанных цепями-дорогами к одной будке.

— И соседям объяснять не придется, почему мы сюда переехали, — подхватил Жар. — Скажем, что дома Рыска постоянно болела, вот и решили в более здоровое место перебраться.

— Почему сразу я? — суеверно испугалась девушка. Худенькая и хрупкая с виду, хворала она редко, не хватало еще сглазить!

— Мне не поверят, а этого лечить все равно бесполезно. — Жар мстительно покосился на спутника.

— Я слыхал, — вкрадчиво сказал саврянин, — что на вершине одного из этих холмов есть яма с особо целебной грязью. Называется «Бычий корень». Если начнешь о ней расспрашивать — поверят.

— Альк! — возмущенно одернула его девушка. — Ты же клялся!

— А я разве задираюсь?! — очень правдоподобно удивился белокосый. — Просто подкинул хорошую идею.

Жар выразительно показал саврянину шиш. Альк ответил еще более неприличным жестом.

— Это тоже хорошая идея?!

— Терпеть чужие оскорбления я не клялся.

Рыска безнадежно сжала руками виски, горько жалея, что ее власть над Альковым языком распространяется только на крысу. Впрочем, спутники оказались достаточно умны, чтобы не ругаться при посторонних — впереди на обочине в рядок стояли несколько детей и стариков. При виде подъезжающей компании они оживились, высыпали на дорогу, пихаясь за лучшие места, и наперебой загорланили:

— Две комнаты с печкой! Чердак с окном на главную площадь! Подвал с кроватью! Три места на полу! Сто шагов до Хольгиной купели! Три щепки пешим ходом до Молодильного котла! Со столом и стиркой! Горячий завтрак! Своя яма во дворе!

— Домик на холме, тихий и уютный, — прошамкал самый дряхлый, но на удивление бодрый дед, выразительно подмигивая Жару с Альком — видно, имелась в виду та самая сверхцелебная яма.

— Это они жилье сдают? — сообразила Рыска, сначала испуганно поджавшая ноги: зазывалы с такой горячностью за них цеплялись, что девушка решила, будто с нее пытаются стянуть башмаки. — А сколько чердак стоит?

— С человека по десять медек, за весь — серебрушка! — с готовностью откликнулся смуглый востроглазый мальчишка.

— За месяц?

— Ишь чего захотела! За день! — обидно рассмеялся пацан.

— Да ну, — одернул опешившую девушку более опытный Жар. — Надо самим искать, у бабки или вдовы какой-нибудь. На въезде всегда втридорога просят, на богатеньких дураков рассчитывают. Эй, пропустите! Ничего нам не надо!

Толпа с разочарованным ворчанием расступилась.

Вначале поехали в центр, осмотреться. Ничем особенным город не выделялся, разве что запахом да поразительным равнодушием жителей. Даже на Алька никто внимания не обращал. Рыска скоро поняла почему: в толпе довольно часто мелькали и белокосые, и какие-то рыжие, низкорослые, с неуловимо отличающимися чертами лица — то ли степняки, то ли из восточных тсарств. Был даже дядька с седой бородой, но в длинном женском платье, вот умора!

Цены на еду оказались такими же непотребными, как и на жилье. Пришлось встать в очередь к огромному котлу с вареной перловкой, которую в Макополе бесплатно раздавали нищим по праздникам. Здесь даже за нее пришлось платить, но хотя бы навалили с верхом, хватит утолить самый зверский голод.

Рассчитывался опять Жар, и Рыска строго напомнила:

— Ты обещал — больше никаких краж!

— Конечно-конечно, это я еще те трачу! — заверил ее друг.

— И много у тебя осталось?

Вор замялся. Скажешь — Рыска же запомнит и будет дотошно отслеживать все его траты! А соврешь, что больше нету, — немедленно работать погонит. Впрочем, Жар и сам понимал, что если ему шкура дорога, то придется изображать добропорядочно горожанина. Это только кажется, что вор работает незаметно, однако опытный глаз собрата выцепит его даже в плотной толпе. Обычно чужака вызывали на поклон к местному владыке, и если вор был учтив и понятлив, то его облагали данью, милостливо позволяя присоединиться к стае. Но снова связываться «ночными» слишком опасно, у них гончая почта налажена ненамного хуже, чем у «хорьков». А то и общая, стукачей везде хватает — и в трущобах, и в тсарских покоях.

— Полтора сребра, — нехотя сообщил Жар, на всякий случай оставив столько же в заначке.

— Давай сюда! — протянула руку девушка.

Вор на ощупь отделил в кармане названную сумму и со вздохом отдал Рыске. Все верно, хозяйство должна вести женщина, а значит, деньги хранятся у нее. Но, однако, как быстро девчонка повзрослела! Неделю назад ей бы и в голову не пришло командовать другом, чего-то требовать — наоборот, свое золото отдать предлагала, толком не зная, что с ним делать.

— С такими ценами нам их только на два дня хватит, — озабоченно сказала девушка, пересчитав монеты. — Если с ночлегом.

— Ерунда. — Жар вспомнил, как впервые брел по Макополю, голодный, усталый и растерянный, не понимая, как здесь вообще люди живут. Но оказалось, что работа в городе оплачивается куда выше, чем в веске, а местные знают уйму местечек, где можно дешево и вкусно поесть, купить одежду и снять комнату. Наверняка и в Лосиных Ямах так. — Надо просто не в центре дом искать, а ближе к окраинам. Поехали вон туда? — Вор показал на второй по величине кусок поселка, частью вползший на холм.

— Поехали, — охотно согласилась Рыска, рассмотрев аккуратные домики с садами и огородами. А выше по склону даже скот пасется, совсем как в веске!

И до чего же здорово снова ехать верхом! Втрое быстрее, не говоря уж об удовольствии. Смешно вспомнить, с каким трудом и ужасом девушка взбиралась на корову в первый раз. Неужели это было всего две недели назад?! Сейчас Рыска даже не помнила, как очутилась в седле — вскочила, и все.

Похоже, так оно все в жизни и происходит: главное — единожды решиться и вскочить. На корову, на помост, на чужую шею… И если получилось — страх помаленьку отступает, и начинает хотеться еще большего.

Дома расступились, выпуская дорогу в холмы. Рыска ударила корову пятками, посылая в галоп. Впервые — по своему желанию, а не пытаясь кого-то догнать или не отстать от спутников.

По сравнению с центром поселка здесь как будто прокатилась чума: народу на улицах почти не было, одно старичье, едва переставляющее ноги, да девицы чахоточного вида, в дорогих платьях и со смертельной скукой в глазах. На некоторых дверях висели таблички «сдается», но Рыска даже прицениваться не стала — что-то подсказывало, что ответ ей опять не понравится. Спутники проехали поселок насквозь, до самого луга на склоне, и спешились у ручья напиться.

— Какие хорошенькие! — восхитилась Рыска. В Макополе козы были пегие, гладкие, а эти напоминали белые летние облачка, спустившиеся полакомиться сочной травкой. Даже козел, длиннорогий и чубатый, казался выходцем из личного Хольгиного стада.

— Глаза точь-в-точь как у тебя. — Жар ехидно показал на него Альку. — Да и вообще что-то общее есть.

Саврянин недовольно прищурился и стал похож на козла еще больше. Тот, в свою очередь, долго, задумчиво глядел на мужчин, пока не заключил, что они ему не нравятся. Альк еле успел увернуться от бодливой скотины, а вора она гнала по прямой еще шагов двадцать. Потом веревка кончилась, и козел разочарованно заблеял.

— Ой, а маленькие совсем как игрушки! — присев на корточки, продолжала восхищаться Рыска. Два месячных козленка спрятались за мать, зато третий безбоязненно подскочил к девушке и стал жадно обсасывать пахнущие перловкой пальцы.

— Кто тут моих козочек обижает, а?! — сварливо окликнула из-за забора круглолицая тетка в белом платке.

— Как же, обидишь их, — проворчал Жар. — Они сами кого хошь…

Козел гордо изогнул шею и топнул копытом.

— Извините, — смутилась Рыска, вскакивая и пряча руки за спину. — Я только погладить, чудные они у вас такие, пушистые…

Тетка рассмотрела девушку, смягчилась и уже дружелюбнее сказала:

— Не пушистые, а пуховые! Это еще что, зимой у них шерсть в два раза длиннее, почти до земли. По шали с каждой начесываю.

Козленок обошел Рыску, поднялся на задние копытца и снова уцепил губами ее палец.

— Ой! — подскочила от неожиданности девушка.

Тетка рассмеялась и облокотилась на забор, достигавший ей как раз до груди.

— Чего, лечиться к нам приехали? — Не-а, жить, — честно ответила Рыска, не замечая подаваемых Жаром знаков: мол, договорились же болеть! — Тетенька, а вы не знаете, где здесь можно комнату снять, чтобы чистенько и недорого?

Та окинула девушку и ее спутников проницательным взглядом:

— А как у тебя с деньгами, милочка?

— С деньгами плохо, — смущенно призналась Рыска. — Будем работу искать, вот как только поселимся.

— Я вообще-то иногда сдаю полдома… — осторожно, еще не до конца приняв решение, начала тетка. — Но знакомым, а то мало ли… Ворья нынче развелось — белье для просушки не вывесить!

Альк мрачно поддернул штаны.

— Это вы, тетушка, как раз напрасно переживаете, — разулыбался Жар. — Вор, как и лис, у своей норы не охотится. Вам, наоборот, надо искать жильцов поразбойней да пострашней, чтоб никто другой сунуться не смел!

Тетка расхохоталась:

— Ишь шутник! Скажи еще: сразу притон открыть. Ты этой девочке кто? Муж?

— Брат, — уверенно и гордо ответил Жар. — А ты?

— Никто, — буркнул Альк.

— Так, увязался за нами, — досадливо поддакнул вор. Вечно этот белокосый все испортит! Подольстился бы, назвался дальним родичем — глядишь, тетка и смилостивилась бы. Пустить же в одну комнату незамужнюю девицу и чужого, неприятного саврянина мало кто отважится.

Но тетка почему-то рассудила иначе.

— Два сребра в неделю, — выставила условия она. — Если по хозяйству поможете, до одного скощу.

— А что делать-то надо? — подозрительно спросил Жар. Как заставит нужник чистить или печку перекладывать — трижды тот сребр проклянешь!

— Огород прополоть, — стала деловито загибать пальцы тетка, — но это не к спеху, за несколько дней, забор починить — совсем завалился, полосу вдоль него под зелень вскопать, а с утра до обеда, пока я на рынке торгую, за курами и козами присмотреть. Справитесь?

— Конечно! — за всех ответила Рыска. Сколько там того огорода, у Сурка одной клубники больше было! А забор на хуторе вообще дедок чинил, батраки на такую мелочь не отвлекались.

— Ну тогда заходите, покажу дом. — Тетка открыла калитку, фигура у хозяйки оказалась под стать лицу, пухленькая, невысокая. Двигалась тетка тем не менее легко и проворно, а какая у нее сзади из-под платка коса свисала — Рыска и та обзавидовалась.

Изба была большой и очень старой, сруб ушел в землю на несколько венцов, до самого порога. Ее явно строили на две семьи — две трубы на крыше, две двери с противоположных сторон, две калитки, — но было видно, что уже давно живут только в одной половине, где под окнами цветы, а не бурьян.

— У моего мужа сестра была, — пояснила хозяйка, — свекор мечтал, чтоб дети вместе жили, уговорил общую избу поставить. Только не ужились мы что-то, еще до войны разъехались. Вроде и не ругались особо, не мешали друг другу, а так — не срослось.

— Бывает, — участливо поддакнул Жар, вспомнив, как вечно цапались жена и женка, хотя дом у Сурка был в полтора раза больше.

Тетка распахнула дверь, и на будущих жильцов пахнуло сыростью. В непривычно маленьких, как кладовка, сенях стояли несколько ведер, бадья и пустая бочка.

— Можете пользоваться, — разрешила хозяйка. — Помыться там или постирать, а сушить на чердак вешайте. Погреб есть — вон там, под бадьей, крышка. Вот одна комната… — (Рыска восхищенно осмотрелась: просторная, светлая, с печью, ларями и столом.) — А за той дверью спаленка. — Тетка добросовестно открыла и ее, показав кровать и два сундука — больше в комнатушку ничего не влезало. — Ну что, подойдет?

— Да, конечно! — Рыска поскорей отдала хозяйке сребр, пока та не передумала.

— Ну устраивайтесь тогда. — Женщина напоследок как-то странно покосилась на Алька и добавила: — Колодец на улице, напротив вон того дома. Если баба из-за забора будет орать, что это все ее и чтоб проваливали, скажете, что вы новые Ксютины жильцы.

— У вас с ней договор? — на всякий случай уточнила девушка. Может, проще сразу предупредить соседку, чтобы напрасно не ругалась?

— Нет. Но она знает, что я тоже о-го-го как скандалить умею, — воинственно ответила хозяйка. — Пусть себе орет — собаку не спустит, не бойтесь.

— У вас же свой колодец есть, внизу у забора, — не понял вор, успевший подметить и запомнить больше, чем Рыска с Альком вместе взятые.

— А, — отмахнулась хозяйка, — там горячая вода, с душком. Только для мытья и годится.

Спутники остались одни.

— Чур, я на кровати сплю! — тут же заявил Жар. Возражений не последовало, и парень разочарованно протянул: — Ну-у-у, я вообще-то просто подразниться хотел. Рыска, хочешь сюда?

— Какая разница-то? — Девушка открыла один из ларей и обнаружила там свернутые валиком тюфяки, сложенные покрывала и несколько подушек. — Я и тут могу лечь, на крышке. Даже удобнее, рядом с печкой. Утром встану, завтрак сготовлю.

— А этого в сени?

— Спасибо, что не в погреб, — сквозь зубы процедил Альк. Заглянул на невысокую печь — там тоже лежало какое-то белье.

— Эй-эй, ты чего — в одной комнате с Рыской спать собрался?! — спохватился Жар.

— Я надеюсь на ее порядочность, — издевательски сообщил саврянин.

— Нет уж, вали в сени, где крысе и положено!

Альк действительно вышел, но почти сразу же вернулся, волоча бочку. Вор попятился, но саврянин просто бросил ее посреди комнаты и велел:

— Наносите воды, пока я коров распрягу.

— А чего это… — начал возмущаться Жар, однако Альк уже захлопнул дверь. — Вот скотина! Еще командует нами, ишь ты!

Рыска поглядела на бочку и разом ощутила, как зудит давно не мытое тело, а особенно голова.

— Он же тоже без дела не сидит, — примирительно сказала девушка.

— Ну да, выбрал что попроще!

— Так и тебе надо было вначале работу выбирать, а не постель, — мягко упрекнула подруга. — Пойдем лучше за водой, я тоже мыться хочу — не могу!

Жар, все еще ворча, подхватил ведерки и повел показывать колодец.

— Как ты его только углядел? — изумилась Рыска. Позеленевший каменный сруб почти сливался с зарослями крапивы, поблескивала только намотанная на валик цепь, намертво приклепанная к ручке здоровенной, на два ведра, бадейки.

— Привычка. — Вор снял с колодца крышку, поморщился и помахал рукой возле носа. — Знаешь, как меня Щучье Рыло обучал? Запустит в комнату, даст полщепки осмотреться, а потом требует закрыть глаза и сказать, что на третьей полке в левом углу лежит.

— Зачем?

— Очень полезный навык! Быстрее нужную вещицу находишь, сразу настораживаешься, если что-то изменилось, и на обратной дороге не плутаешь. — Жар начал осторожно, придерживая за цепь, спускать бадейку, пока внизу не послышался отчетливый плюх. — Ого, глубокий!

Парень поплевал на ладони и стал накручивать цепь на ворот.

— Фу, какая вонючая! — Вместе с бадейкой из колодца поднялась волна «душка», отмахаться от которой уже не удалось. — И грязная, — разочарованно добавила Рыска, зачерпнув воду ладошкой.

— Это специальная грязь, она не грязная, — утешил подругу Жар, разливая по ведрам желтую мутноватую жидкость и снова спуская бадейку в колодец. — Люди вон какие деньжищи платят, чтобы в ней посидеть!

Девушка еще раз потрогала воду. Так-то приятная, тепленькая. Может, если сразу чистой ополоснуться, то и ничего, не облезешь?

Когда Альк вернулся, Жар как раз опорожнял в бочку последнее ведерко. По дороге вода немного остыла, зато и запах подвыветрился.

— Все-таки есть в жизни счастье! — с чувством сказал саврянин, прямиком направившись к бочке, но Жар заступил ему дорогу.

— Девушка моется первой, — выразительно сообщил вор.

— Ладно, — неожиданно легко согласился белокосый. — А то и правда еще забеременеет.

— Почему? — наивно изумилась Рыска.

— Примета такая, — бессовестно соврал Альк ей прямо в глаза. — Народная. Кстати, у меня полгода женщины не было…

— А ну-ка пошел вон отсюда! — Жар распахнул дверь и патетично ткнул пальцем в проем. — Не хватало еще, чтобы ты на мою сестренку зенки свои похабные пялил!

Саврянин презрительно усмехнулся и развернулся спиной к бочке, задрав подбородок и скрестив руки на груди. Ждать дальнейших уступок, похоже, было бесполезно, и Рыска, махнув Жару, чтобы закрыл — дует, начала быстро-быстро раздеваться. Полгода-то откуда взялись? — поинтересовалась она, спрятавшись в воде по шею и почувствовав себя немного увереннее. — Еще ж недавно чуть больше месяца было.

— Перед последней ступенью обучения путники приносят обет воздержания.

— Навсегда? — с надеждой спросила Рыска.

— Нет, только до прохождения обряда, — разочаровал ее Альк. — И я уже передержался лишних полтора месяца!

— Ничего, не треснешь, если еще недельку потерпишь, — свирепо заверил его Жар. — Зато будешь такой святой, что аж засветишься!

— В том самом месте? Как путеводная звезда, чтоб девка ночью не заблудилась?

— Я кому сказал — проваливай! — не выдержал вор, окончательно войдя в роль сурового братца, блюдущего сестрину честь. — Все равно следующим я моюсь, так что ждать тебе долго придется.

Саврянин неожиданно пожал плечами и вышел, хлопнув не только внутренней дверью, но и наружной.

— Куда это он? — всполошилась Рыска.

— Вернется, никуда не денется, — уверил ее Жар, несколько смущенный столь легкой победой.

— Иди его догони!

— Вот еще, — проворчал вор, растягиваясь на кровати, — только за саврянами мне бегать не хватало.

— А вдруг он опять что-нибудь натворит?!

— Боюсь, — мрачно сказал Жар, закладывая руки за голову, — что помешать ему в этом я все равно не смогу.

Альк стоял на мосту и, почти не моргая, глядел вниз. Речка была не широка и уж тем более не глубока, каждый камень на дне виден, а некоторые даже из воды выступают — черные, осклизлые. Высоко только до них — мост положили над оврагом, чтобы не тратить время на спуск-подъем. Если перила вдруг хрустнут…

Самый простой выход — и самый идиотский. Особенно если там и в самом деле ничего нет. Ведь в действительности человек пытается избавиться от проблем, которые он не в силах решить, а не от жизни. Надеется, что шагнет за край — и обретет свободу от всех и вся, выказав великое мужество.

Но это трусость.

— Эй, белокосый, ты чего — топиться вздумал? — весело окликнул Алька подвыпивший мужичок, подогнавший к оврагу стадо овец. Животные сгрудились у края и трусливо заблеяли, не решаясь ни спуститься по крутому склону, ни ступить на мост.

— Не дождетесь, — процедил саврянин, выпрямляясь и отпуская перила.

— Тогда уйди с моста, видишь — овцы боятся!

Альк посторонился. Стадо, дробно цокая копытцами и роняя горошки, побежало по доскам, торопясь миновать шаткую переправу.

— Спасибо! — жизнерадостно крикнул пастух и, пощелкивая кнутом, погнал овец по дороге к поселку.

Саврянин выждал, пока не осядет поднятая ими пыль, и пошел следом.

Перевалило за полдень. Солнце, так и не пробив тучи, до того подплавило их с изнанки, что в воздухе повисла удушливая, но, увы, не предгрозовая жара. «Целебный» грязевой запах усилился, народу на улицах стало гораздо меньше — остались только принюхавшиеся, занятые работой местные жители. Болезные гости расползлись по постелям.

Под ногами что-то блеснуло. Альк наклонился и выковырял из щели между камнями стертую, погнутую медьку. Задумчиво подбросил ее на ладони. В детстве он часто находил монеты — и медные, и серебряные, а однажды даже подобрал золотую сережку с изумрудом. «Везунчик ты мой», — умиленно говорила мать, когда он, гордый донельзя, приносил ей свою добычу. «Пусть бы лучше терял, — суеверно ворчала нянька, — от судьбы откупался, чтоб потом по-крупному не влететь». Дед только вздыхал, зная, что может означать такое везение…

Альк машинально пошарил взглядом по мостовой, но тут же себя одернул. Нет, это уже совсем дурь. Тратить талант видуна на поиск оброненной мелочи! Может, еще в мусорной куче покопаться?!

Саврянин поднял глаза и хмыкнул: вывеска «Стрелолист» [2] изумительно подходила кормильне, стоящей как раз напротив огромной, болотного вида лужи, распростершейся от забора до забора. Гостям приходилось подбираться к крыльцу по мосткам. Интересно, эта лужа всегда здесь была или хозяин названием накаркал?

А еще — и это заинтересовало Алька куда больше — на ручке двери, небрежно завязанная узлом, висела белая нарукавная повязка вышибалы. Саврянин подошел поближе, заглянул внутрь. Кормильня оказалась приличная, просторная и чистая. Каждый стол украшал букет жасмина, перебивающего запах целебных грязей и заодно — еды, если кухарка напортачит. У входа был приколочен ржавый рукомойник, под которым стояло ведро с обмылками. Рядом на гвозде висело длинное, подозрительно белое полотенце — то ли никто из гостей не утруждал себя мытьем рук, то ли его только что сменили, потому что прежнее начали путать с половой тряпкой.

— Тебе чего, бродяга? — неласково цыкнула на Алька смуглая смазливенькая служанка, выскочившая на крыльцо с ведерком помоев.

Саврянин выразительно покосился на белую ленту.

— Ну постой, постой, — захихикала девчушка, подкармливая лужу, — покуда Сива не придет.

— Кто?

— Да есть тут один вредный мужик, наемник, каждое лето приезжает шрамы в наших грязях погреть, — с чувством досады и одновременно гордости, как за уродливую, но знаменитую достопримечательность, пояснила служанка. — Очень почему-то вышибал не любит, как увидит, что у нас новенький, специально приходит и нарывается. Хозяин как только его не просил оставить кормильню в покое, даже самому предлагал у порога встать — ни в какую. И за тот день, когда очередного вышибалу отваживает, не платит.

— А в стражу пожаловаться?

— Какая тут стража, — махнула рукой девчушка, — днем разок по городу пройдутся, и все. Мы из-за этого Сивы каждый день убытки терпим: то гости удерут, не рассчитавшись, то пьяную драку меж собой затеют, а разнимать некому. Хорошо если назавтра, протрезвев, за битую посуду заплатят, а бывает — так их и не увидишь, проездом были. Хозяин уже целый сребр в день вышибалам положил, и все равно больше недели никто не выдерживает. Так что шел бы ты лучше, белокосый…

— Я постою, — решил Альк. Ленту он не взял — прислонился к косяку, будто шел мимо и совершенно случайно остановился здесь передохнуть.

— Ну и дурак, — искренне сказала служанка, вытряхивая из ведра последние капли и возвращаясь на кухню.

Сива пришел на закате. Представить их с Альком друг другу никто не сподобился — сами догадались. Наемник оказался рослым плечистым мужчиной лет тридцати, с простецким лицом, переломанным носом и шрамом поперек левой глазницы — чудо, что глаз не вытек. По цвету коротко остриженных волос и бороды можно было догадаться, что Сива — это не имя, а прозвище. За спиной у наемника крест-накрест висели сабли, на груди, в расстегнутом вороте рубашки, болтался серебряный знак Сашия на веревочке.

Пару щепок мужчины постояли друг напротив друга — саврянин неподвижно, бесстрастно, Сива — раскачиваясь с пятки на носок и глумливо ухмыляясь.

— Ну-ну, — наконец сказал он и прошел в кормильню. — Эй, девчонка, пива!

— Все, белокосый, тебе тут от силы пол-лучины стоять осталось, — фальшиво посочувствовал один из завсегдатаев, сидящий ближе всех к двери. — Щас Сива пива выпьет, и начнется. Может, улепетнешь, пока не поздно?

— А может, — саврянин повернул к нему голову, — ты отсядешь подальше? Пока не поздно.

Гость недоверчиво хмыкнул, но спустя пару щепок все-таки подхватил стул, тарелку и перебрался за другой стол, якобы к внезапно замеченным знакомым.

Сива допил пиво и встал, продолжая сжимать кружку в руке.

— А платить я не буду! — громко сообщил он в разом наступившей тишине.

Кормилец страдальчески поморщился:

— Сива, может…

— Ну кто посмеет меня заставить? — продолжал откровенно нарываться наемник, выходя на середину зала. — Кто спасет это заведение от жуткого ущерба?

Альк переступил порог, но дальше не пошел — остановился в шаге от него, скрестив руки на груди. Послышались смешки: полуголый худой саврянин против Сивы выглядел очень потешно.

Наемник выдержал паузу, чтобы все налюбовались, и разжал пальцы. Кружка выпала — никто даже не дернулся ее подхватить — и с пронзительным дзиньканьем рассыпалась на осколки.

— Ну? — вызывающе повторил Сива. — Ты вообще по-ринтарски понимаешь, недоносок?

— Где у тебя кошель лежит? — невозмутимо спросил саврянин. — В карманах или за пазухой?

— Какая разница? — слегка растерялся мужик. — Давай дерись, сопля!

— А что мне за это будет?

— Чего?! — запыхтел Сива. Бить первым он считал дурной приметой. — В рыло тебе щас будет!

— Башмаки твои мне велики, рубаха не нравится, а вот сабли, пожалуй, возьму, — оценивающе склонив голову к плечу, предупредил саврянин.

— Ты что, белокосый, за сопляка меня держишь?!

— Отнюдь, — вежливо возразил Альк. — Сопляк — это что-то временное, поправимое… А ты просто идиот.

Сива плюнул на приметы и ударил — коротко, хитро, жестоко, как научил его знакомый «таракан». Если на месте хама не уложит, то еще неделю кровью по нужде ходить будет.

Дальнейшее напоминало схватку пса и ласки. Саврянин струйкой дыма ускользнул от прежде безотказного удара, возник сбоку, почти ласково ухватил драчуна под локоток, — а опомнился Сива мало того что за порогом кормильни, так еще и сидящим на земле, с жутко ноющими плечом и поясницей, на которой отпечаталась босая пятка.

— В кармане, — заключил Альк по сопроводившему «уход» гостя звону.

Сива поднялся, встряхнулся и с яростным ревом, как бык, «совершенно случайно» поскользнувшийся в погоне за наглецом с красной тряпкой, попер на саврянина, на ходу выхватывая сабли. Женщины заверещали и полезли под столы, мужчины отважно прижались к стенам.

Альк неторопливо — куда спешить-то, целых три мига в запасе! — протянул левую руку и сдернул с крючка полотенце. За один конец, позволив второму упасть в ведро с обмылками. И, подпустив Сиву поближе, резко, наотмашь хлестнул набрякшей тряпкой по правой сабле. Круто остановленная на скаку, она ушла влево, заодно ломая удар второму клинку. Сива коротко матюгнулся, пытаясь снова замахнуться и войти в ритм, но не успел. Альк ударил еще раз, на сей раз пониже, захлестнув крестовину, и дернул. Сабля выпорхнула из кулака, кувыркнулась под потолком и упала за стойку. Оттуда послышался истошный визг служанки — к счастью, не боли, а ужаса.

Саврянин крутанул полотенце, протянув его по полу, с утра посыпанному свежим песочком, и сразу же — махнул-щелкнул по Сиве. Мужик вскинул освободившуюся руку, думая принять удар на нее, но Альк вовсе не собирался бить его по лбу. Конец тряпки на ладонь не долетел до лица, а вот песок — очень даже.

— А-а-а, сволочь! — Держать саблю, одновременно пытаясь протереть запорошенные глаза, было очень неудобно. Саврянин любезно пришел Сиве на помощь, просто вынув клинок из его руки (зрители скабрезно захохотали) и отбросив к первому. Служанка снова пискнула, больше для приличия.

Полотенце взвилось в последний раз и обмоталось вокруг шеи забияки. Рывок — и Сива, закрутившись волчком, слетел по ступенькам, сделал еще несколько пьяных шагов и ничком рухнул в лужу. Грязь расплескалась по обоим заборам.

Альк спокойно спустился с крыльца, припечатал вяло барахтающееся тело ногой и громко поинтересовался:

— Сколько с него?

— За девять раз, три стула, шесть чашек, тридцать две тарелки и выпивку — семнадцать сребров и три медьки! — сверившись с записями, торжествующе возвестил кормилец из окошка.

Саврянин наклонился, охлопал Сивины карманы и вытащил кошель. Поверженный драчун заскулил от унижения, пытаясь грязными руками протереть все еще зудящие глаза.

Раздался глухой звон пересыпаемых монет. Потом перед носом Сивы упал кошель, развязанный и ополовиненный.

— Заходите еще, — издевательски пригласил новый вышибала «Стрелолиста», убирая ногу.

— Кры-ы-ыса… — только и сумел простонать буян.

— В точку.

Альк вернулся к крыльцу и аккуратно приладил грязное, мятое полотенце на место. Вызывающе поглядел на посетителей. Те живо расползлись по местам, усиленно делая вид, что ничего особенного не произошло.

— Неплохо, — снизошел до похвалы подошедший за деньгами кормилец. — И это… повязку-то нацепи. Чтоб гости сразу видели: тут не шалят.

Когда Альк вернулся домой, Рыска с Жаром уже места себе не находили от беспокойства.

— Где ты шлялся, придурок?! — с порога заорал на него вор.

— Мыться ходил, — съязвил саврянин, швыряя на лавку трофейные сабли, чем вверг девушку в еще большую панику.

— Где ты их взял?!

— Подарили… — Голова у Алька действительно была чистая, концы волос еще мокрые — на обратной дороге саврянин спустился к речке и спокойно, без очереди вымылся в чистой прохладной воде. Там же бросил краденые штаны и переоделся в новую одежду, взятую у кормильца частью в счет сегодняшней работы, частью в долг.

— Ну вот, — трагично воскликнул Жар, обращаясь к Рыске, — мне ты воровать запрещаешь, а этот тип средь бела дня кого-то раздел!

— Уже ночь, — лениво уточнил белокосый мерзавец и дунул на лучину. Комната от печи до стола погрузилась во тьму, лари еще худо-бедно освещала луна из окошка. Разошлись-таки тучи, завтра жаркий денек будет.

— А может, и убил! — продолжал развивать мысль вор.

— Альк!!!

Саврянин понял, что они все равно не уймутся, и ворчливо признался:

— Я работу нашел, в кормильне. С полудня и до полуночи.

— Но почему ты нас не предупредил?! — Голос у Рыски был жалобный и срывающийся. Похоже, действительно волновалась.

— Вы ж только счастливы были бы, если б я не вернулся.

— Неправда!

— Потому что это означало бы, что ты опять во что-то влип, а нам расхлебывать! — уточнил Жар и тут же с жадным любопытством поинтересовался: — И как, много заработал?

— Еле доволок. — Альк, не обращая внимания на дальнейшие упреки, стянул штаны и ощупью, по звону, нашел выпавшую из кармана медьку, гнутую и поцарапанную. Да, богатая добыча! Кормилец начнет платить ему только послезавтра, когда саврянин отработает одежду, а потом нужно будет еще башмаки купить… Альк поморщился, осознав, что рассуждает, как скопидомный весчанин, и зашвырнул монетку в угол. Конечно, во время учебы в Пристани у него бывали проблемы с деньгами, и одалживать приходилось, и подрабатывать, — но тогда это было скорее забавой, с твердой уверенностью, что всегда можно достать еще. Он же не какой-нибудь безродный бродяга — хоть отец и заявил, что блудный сын ни медьки от него не получит, пока не бросит эту дурь. Да Альк и сам бы не взял — пока не вернулся бы на нетопыре, с крысой, доказав родителям, что сделал правильный выбор. Но теперь…

— Когда ж я наконец сдохну всем на радость, — с мрачной иронией пробормотал саврянин, уже уткнувшись лицом в подушку.

Что белокосый обосновался-таки на печи, в нескольких шагах от «незамужней девицы», друзья сообразили много позже, когда сами легли и немного успокоились. Но скандалить еще и по этому поводу ни у кого не осталось сил, так что бдительный «братик» просто оставил дверь между комнатами открытой, подперев ее башмаком.

Первая крыса пришла через три лучины, когда люди уже крепко спали. Ей пришлось потрудиться, чтобы проникнуть в дом, — окна и двери закрыты, стены проконопачены. Но потом крыса отыскала-таки лаз через подпол и мышиные норы. Остальные же пойдут по ее следам, как по нитке.

Кошки в доме не было, а людей крыса не боялась, по дыханию зная — их сейчас и гром не разбудит, слишком устали. Особенно этот.

Она с легкостью вскарабкалась по углу печи, пробежала по покрывалу до голой груди, до пульсирующей ямки между ключицами.

Человек спал беспокойно. Губы шевелились, глаза дрожали под веками, голова изредка моталась из стороны в сторону. На шее веточкой вздулись вены, тронь зубом — хлынет.

Но крыса не собиралась кусаться.

Да и пасть у нее была занята.