"Год Крысы. Путница" - читать интересную книгу автора (Громыко Ольга)

ГЛАВА 30

— Ты точно уверен, что нам туда? — в пятый раз переспросил Жар.

— Тут всего одна дорога! — вспылил саврянин. — Либо туда, либо сюда, уж из двух-то самый паршивый видун выбрать сумеет!

— А вдруг они по бездорожью поехали?

— Им скакать, а не ехать надо, идиот! Поломают коровам ноги на кочках.

— Так ведь и погоне по кочкам придется.

— Она наперерез может пойти. Заткни пасть, а?! — Саврянин тоже чувствовал себя паскудно. Пока — да, он был уверен. Но что произойдет, когда похитители въедут в большое селение? Догнать их до ближайшего города не получится, а если Райлез там, он закроет девушку своей удачей. Альк даже не сможет определить, бросили ли Рыску в какой-нибудь подвал или повезли дальше.

Жар вытерпел не больше пяти щепок:

— А меня ты как нашел?

— Не я. Крысы.

— Может, попросишь, чтоб и Рыску поискали?

— Ты видел, как они ищут?

— Ну как умеют, — признал вор.

— Вот потому больше и не хочу. — Альк врал. Если совсем выбора не останется, придется. Но саврянин еще не успел отдышаться с прошлого раза. Ощущения были — будто в омут с камнем на шее прыгнул, и когда уже захлебнулся, вытащили и откачали. Крыса, нагулявшись, притихла, однако Альк чувствовал — ей понравилось. Отоспится и потребует еще, с куда большей силой, чем прежде. И тогда его не хочу, возможно, уже не будет ничего значить.

— Альк!

— Ну чего тебе еще?!

— Он хочет ее в свечу превратить, да?

— Не мели ерунды.

— Почему?

— Превратиться может только обученный видун. И то если сам захочет.

— А ты хотел?!

— Я не знал. Никто из учеников не знает, кем он выйдет из зала испытаний. А делают они там одно и то же.

— Что?

…Ночь. Зал, освещаемый лишь луной через прозрачную крышу. Легкий сквозняк, щекочущий обнаженное тело. Холодные плиты под пятками. Ученики, кучкой жмущиеся у двери снаружи. Наставники, неподвижно стоящие по углам внутри.

И лежащая на столе крыса. То ли подготовленная для свечи, то ли уже свеча. Все, что нужно сделать ученику, — зажечь ее. Выполнить простенькое задание: скажем, вслепую вытянуть из мешочка с монетами единственную золотую. Или пусть стеклянный шарик, прокатившись по столешнице, упадет на пол и не разобьется.

Если тебя назначили путником, то… ничего не получится. В зале испытаний дар как будто вывернут наизнанку: чем сильнее стараешься, тем хуже выходит. Монета подворачивается медная, позеленевшая. Шарик не то что трескается — разлетается вдребезги, а осколки впиваются в босую ногу.

Говорят, большей радости от неудачи испытать невозможно.

Но если крыса — пустышка… Так муха с размаху влетает в паутину. Чем крупнее жертва, чем сильнее она бьется, тем быстрее и крепче запутывается.

А потом уже ты лежишь на столе и видишь, как в комнату заходит следующий ученик…

Альк тряхнул головой, пришпорил трофейную разбойничью корову. Можно ее не жалеть, устанет — пересядут: рядом порожняком скакали еще две.

— Отстань. Я же тебе сказал: свеча из Рыски не получится.

— Тогда что Райлезу от нее нужно?!

Саврянин этого тоже не понимал. Проще всего было убить девушку, а потом спокойно отправиться на охоту за Альком.

— Гляди, там какие-то люди на дороге! — обрадовался Жар. — Давай спросим, не видали ли они наших беглецов.

— Все еще не веришь, что правильно едем?

— Верю, — покривил душой вор, так переживавший за подругу, что мысль об ошибке (пусть и с крохотной вероятностью) не давала ему покоя. — Но хоть узнаем, намного ли они нас опережают.

Альк, напротив, отнесся к случайным встречным настороженно. Что-то они там не то делали, разбежавшись к обочинам при приближении всадников, и друзья заметили, что поперек дороги лежит ель с ярко-желтым, издалека видным свежим спилом. Не похоже, чтобы ее повалили на дрова: слишком зеленая и пышная, в то время как сухостоя рядом хватает.

— Эй, мужики! — на ломаном саврянском окликнул Жар — все лесорубы были белокосыми. — А что тут у вас?

Мужики, не отвечая, ощетинились кто топором, кто мечом, кто окованной по концам рогатиной.

— Боюсь, дорогу они нам не укажут, — мрачно заметил Альк, с прищуром глядя на ель. Объехать-то можно, да не так быстро, чтобы коров не успели пырнуть рогатинами. Разве что развернуться и дать деру. Но время, время! — Так, я беру на себя трех справа. Ты — двух слева.

— Почему это я двух? — возмутился вор.

— Хочешь поиграть в героя? — оскалился на врагов саврянин.

— Нет, я имел в виду — ты мог бы взять четырех!

Альк уделил взгляд и Жару. Вор вжал голову в плечи.

— Да шучу я, шучу! Двух так двух. Хотя правые как-то хлипче выглядят.

Врагам тем временем надоело ждать, пока их поделят, и они первыми бросились вперед.

— Уговорил. Правые — твои. — Альк спрыгнул с коровы, хлопнул ее по шее, заставив развернуться и попятиться — не хватало еще, чтобы это недоумки скотину попортили.

Увы, спор был напрасным: мужиков оказалось много больше пяти. И из кустов вылезли, и из-за ствола. Все — по-весчански одетые, сердитые, вооруженные абы чем.

— А ну сдавайтесь, выродки! — велел саврянин с рогатиной, ткнув ею в лицо Альку.

— Ха, — мрачно ответил тот, взмахивая мечом.

Мужик тупо уставился на палку, оставшуюся у него вместо рогатины. Видун же мешкать не стал и, ухватив его за руку, швырнул на двух других, прорываясь вперед, к ели.

Жар, напротив, отскочил назад. За ним бросились всего трое, зато с мечами. На счастье вора, савряне оказались еще худшими вояками, а мечи — ржавьем времен последней, а то и предыдущей войны. Один сломался от первого же удара, но мужик, не огорчившись, подобрал с земли такую корягу, что Жару захотелось с ним поменяться.

Альк прыгнул на ствол, собираясь развернуться и держать оборону с него, — но тут еловые ветки раздвинулись, и высунувшийся из них мужик хладнокровно, в упор разрядил видуну в грудь арбалет.

Трудно сказать, кто изумился больше — стрелок или шлепнувшаяся ему на лицо крыса. Но Альк опомнился первым.

— А-а-а! — Весчанин, выронив арбалет, заскакал, как пьяный под плясовую, пытаясь выковырять из-под одежды рассвирепевшую тварь.

— Что тут происходит?! — Над полем (точнее, полянкой) битвы раскатился знакомый голос, разом остановив драку, как кошачье мяуканье — мышиную возню у сырной корки. Жар тоже опустил меч, и вора тут же схватили за обе руки и шиворот. Но бить не стали, поволокли за собой.

Нетопырь неспешно приблизился к ели, остановился. Мужики сгрудились вокруг путника и начали наперебой объяснять. Причем голоса у них — самое удивительное! — были не виноватые, а сердитые и обиженные.

По словам саврян, несколько лучин назад через их веску — вон там, за лесом! — проскакали трое всадников, девушка и двое мужчин. Один остановился у молельни, откуда как раз выходил народ, и крикнул, что за ними гонится разбойник, за голову которого назначена большая награда. Дескать, они вырвали из его лап купеческую дочку, которую негодяй держал в заложницах, и теперь он очень зол. Девушка была бледная и запуганная, с подбитым глазом. Весчане поверили (а скорее, возжаждали обещанных денег) и устроили заграду.

— Неправда! — возмутился Жар, стряхивая чужие руки. Возмущение парня было столь искренним, что савряне поверили, отпустили. — Это они нашу подругу похитили, а мы, наоборот, отбивать едем! А тут эти… придурки!

Через несколько щепок спора и взаимных обвинений стороны разобрались, что к чему, и стали ругаться уже просто так, отводя душу.

Убедившись, что недоразумение улажено, путник наклонился к земле, протянул ладонь и позвал:

— Альк!

На дороге было пусто. В траве ничего не шуршало.

— Альк, не валяй дурака!

Крыс внезапно вскочил на штанину — не путнику, Жару, — молниеносно взобрался до плеча и сгорбился там, выскалившись на Крысолова.

— Это все из-за тебя!

— Почему? — удивился путник, выпрямляясь.

— Если б ты рядом не ошибался, я бы раньше засаду почуял. И уж точно на стрелу бы не прыгнул.

— Ну да, ну да, и положил бы еще десяток ни в чем не повинных людей.

— Что значит — еще?!

— Еще положил, — уточнил Крысолов. — А не еще не повинных. Остынь. Я не собираюсь с тобой ругаться. У вас деньги есть?

— Зачем? — За пазухой у Жара лежала горсть отобранных у таракана монет, но расставаться с ними без уважительной причины вор не собирался.

— Они просят два сребра. За ель, меч и рогатину.

— Вот еще! Это ж они на нас напали!

— Если мы им заплатим, они извинятся.

— Я их и так прощаю, — буркнул Жар, но все-таки полез в потайной карман: ругаться с превосходящими силами не хотелось.

Крыс сердито цапнул его за плечо. Через рубашку, но все равно больно.

— Ты чего?!

— Какого Сашия ты его слушаешь? Припугнуть виселицей за пособничество разбойникам, и пусть проваливают!

— Они говорят, что вначале хотели просто связать вас и отвести к наместнику, а ты набросился на них как бешеный. Ладно уж, сам заплачу… — Путник бросил мужику с обрубком рогатины несколько монет.

Весчане повеселели и, взявшись за топоры, быстренько обсекли с ели торчащие вверх ветки, чтоб коровы могли переступить.

Жар поднял рубашку Алька, посмотрел на свет в сквозную дыру. Савряне странно на него косились: что произошло, они толком не поняли. Ну прыгнул разбойник в ельник, швырнул в стрелка крысой — а куда потом делся? И почему его приятелям до этого как будто нет дела? И как же надо извернуться, чтоб в прыжке из одежды выскочить?! Но задавать путнику лишние вопросы весчане побоялись. Еще платить за них заставит, как заведено!

Вести трех коров в поводу было неудобно, одна споткнулась — сразу все с хода сбились и в кучу смешались. Зато пересаживаться можно чаще и гнать быстрее, то на то выходит.

Путник ненавязчиво, но неотступно ехал чуть в стороне. Нетопыриха быстро и мягко перебирала лапами, будто плыла над травой, не выказывая усталости. Жар весь иззавидовался — вот бы на такой зверюге прокатиться! С детства мечтал.

Альк сидел у вора на плече, с противоположной путнику стороны, и тихо ярился, но поделать ничего не мог: без Крысолова друг его попросту не услышит.

— И как только тебя Рыска терпела? — не выдержал вор через лучину. — Отрастил когти, как у орла, еще и впиваешься постоянно! Давай их тебе подстрижем, а?

— Я тебе тогда пальцы подстригу.

Жар покосился на путника и вкрадчиво шепнул:

— А может, к нему пересядешь?

Альк скрежетнул зубами, но передвинулся ближе к шее, на более плотный воротник.

До темноты похитителей так и не догнали, пришлось становиться на ночлег — где попало, в заболоченном леске: по одну сторону дороги вода под копытами чавкает, по другую вроде сухо, но все равно гнильем пахнет и осока там-сям растет.

Путник вел себя как ни в чем не бывало, наравне с Жаром расседлывая скотину и собирая хворост. Со стороны казалось, будто на полянке хозяйничают давние приятели, понимающие друг друга без слов.

— Кончай подлизываться! — не вытерпел Альк, упрямо не слезающий у вора с плеча. Хотя все прекрасно понимали, что если бы Крысолов захотел — отобрал бы.

— Ты кому? — не понял Жар.

— Мне, кому ж еще. — Путник отряхнул ладони от крошева коры и достал из кармана кресало. — Это ж я во всех его несчастьях виноват.

— Не передергивай!

— Да помню я, помню. Я — мерзкий предатель, а ты — образец для подражания.

— Ты — предатель. Я — не образец, — медленно, с расстановкой сказал Альк, показывая, что заметил ловушку: если сгоряча подтвердить все скопом, выставишь себя самовлюбленным дураком, если опровергнуть — вроде как простил обидчика.

— Не поймал, — с сожалением признал Крысолов. — Кстати, можешь спуститься. Толку мне с чужой свечи.

— А что, есть разница? — встрепенулся Жар. Альк тоже с любопытством выглянул из-за его шеи: он этого не знал. В связке гораздо чаще менялись свечи, а не путники.

Путник затянул с ответом, раздувая пламя, и выпрямился, только когда оно достаточно окрепло.

— У нас бывали случаи, когда бывшим путникам удавалось… хм… раздобыть себе свечу. Ничем хорошим это не кончалось, поэтому идут на такое только самые отчаявшиеся и безумные. Иначе нам пришлось бы не отлучать видунов от Пристани, а сразу уничтожать.

— А чем кончалось-то?

— По-разному. Связь с чужой свечой очень непредсказуема. И одновременно сильна. Чаще — кровоизлияние в мозг. У крысы. Реже — у лжепутника.

Жар содрогнулся и дернул крыса за хвост:

— А ты ее заставлял пузырьки выбирать!

— Я не знал. — Альк действительно смутился, даже не попытался укусить приятеля.

— Ну, Рыска молодая здоровая девушка, — утешил их Крысолов. — Скорей бы тебе… туго пришлось. Тем не менее возникла новая связка, и теперь тебя уже так просто не отобрать. Ни у него, ни у нее. Так что прекращай жаться, слезай. Не суну я тебя в мешок.

Крыс презрительно развернулся к нему боком: мол, не боюсь, а брезгую!

— Ты за этим ее и обхаживал? Чтоб отдала?

— Нет. Мне просто интересно, что у вас выйдет. И не хочется, чтоб вышла какая-то дурь.

— Ничего у нас не выйдет, — с досадой проворчал Альк. — Из нее такая же путница, как из меня весчанин. Если б не этот проклятый Райлез, мы давно бы уже ехали в разные стороны.

— Верно, — неожиданно согласился наставник. — Быть путником может далеко не каждый. Для этого нужны цинизм, жестокость, упрямство, жажда власти… — Крысолов выразительно поглядел на угрюмо сгорбившегося Алька.

— Значит, вы и сами такой? — поддел Жар.

— Юноша, это всего лишь качества. И только от человека зависит, станут ли они недостатками. Вот ты, например, ловкач, и глаз у тебя цепкий. Пошел бы в тайную службу — цены б тебе не было. А ты вместо этого дома обираешь.

— Да кто меня в хорятник возьмет-то? — вскинулся вор, про себя прикидывая — а весело было бы! У бывших дружков челюсти поотпадали бы.

— А ты хоть спросить пробовал?

— Вот еще! Что я, дурак — к ним соваться? — грубо возразил Жар. Еще какой-то старый пень совестить его будет, да так, что и впрямь стыдно!

— Ну Альк же в Пристань сунулся.

— Во-во!

— Кончай юлить. Лучше скажи, почему тащишься за нами вопреки приказу. — Крыс слез-таки на землю, встал столбиком, пристально разглядывая сидящего на корточках путника. Тот, напротив, смотрел в пламя — молодое, высокое и яркое, в свете которого лицо наставника казалось особенно старым и усталым.

— Потому что я тоже доверяю своему чутью больше, чем приказам, — наконец медленно сказал Крысолов. — Даже если порой путаю его с надеждой.

На дохлую корову наткнулись ближе к обеду. Точнее, на половину коровы — ее разделывали и куда-то относили четверо мрачных мужиков. При виде всадников они набычились еще больше, поудобнее перехватили мясницкие топорики, а на дружелюбный вопрос, что случилось, принялись остервенело ругаться по-саврянски. Благодаря урокам Алька Жар почти все понял и даже кое-что ответил, что на щепку ошеломило мужиков, но не смягчило.

— Говорят, одни такие стриженые тут уже проскакали, — перевел Альк: савряне упорно делали вид, что не понимают ни слова по-ринтарски, а объясняться жестами не желали. Хотя просто жесты показывали. — Побили пастуха и отобрали трех коров, а своих бросили. Одна почти сразу сдохла.

— Ша, мужики! — Жар поднял руки вверх. — Мы сами за этими гадами гонимся, поймаем — заживо разделаем! Скажите только, куда они и как давно уехали?!

Савряне недоверчиво переглянулись.

— Туда, — указал топориком один. Окровавленное лезвие выглядело очень внушительно, будто на великую битву благословляет. — Тому трёщех лучн.

— Ага, нагоняем-таки! — обрадовался вор.

— Они коров на свежих сменили, — мрачно возразил Альк. — Сейчас снова оторвутся.

— Давайте и мы сменим, — предложил путник. — У вас еще коровы остались?

Мужики скорчили кислые рожи, но после небольшого торга все-таки согласились поменять четырех коров на двух и повели выбирать на лужок за веской.

— Гляди, это ж Милка! — Жар спрыгнул с Болезни и подбежал к понуро стоящей на отшибе трехцветке. Рыскина коровка! Парень даже головой покрутил, словно надеясь обнаружить невдалеке и подругу. Вид у Милки был заморенный, но издыхать она вроде не собиралась, даже начала потихоньку пощипывать травку. — Мужики, вы ее не режьте, мы вернемся — выкупим!

— По крайней мере, пусть хоть пару недель подождут. Если не вернемся, значит, нам уже все равно, — зловеще добавил крыс.

Путник контролировал его куда опытней Рыски, мысленную речь слышали только Жар и сам Крысолов. Но повторять за Альком вор не стал, все-таки надеясь на лучшее.

Коровенки у весчан оказались так себе, коротконогие, но крепенькие и упитанные.

— Рыжую возьми, — посоветовал путник. — И…

— И вон ту черную с белым брюхом, — ревниво перебил крыс. Свеча и путник уставились друг на друга: Альк с вызовом, Крысолов с усмешкой — мол, да какая разница, для общего же дела стараемся!

Жар безропотно перетащил седла на новых коров, потрепал на прощанье Болезнь по шее. Та с отвращением отвернулась.

— Ну и Саший с тобой! — обиделся вор, давая скотине тумака. Та махнула хвостом и медленно, высокомерно двинулась к своему новому стаду. — Столько вместе пережили, а она даже смотреть на меня не хочет…

— Потому и не хочет.

Жар смутился и пошел садиться на рыжую. Путник вежливо попрощался с мужиками. Те что-то проворчали в ответ и вернулись к разделке коровы.

— Слушай, я тут все думаю… — негромко, уже на скаку обратился вор к Альку. — Ну, над вчерашним разговором. Получается, теперь Райлезу придется упрашивать Рыску, чтоб она тебя отдала? Иначе толку со свечи не будет?

— Угу. — Альк не выказал изумления: видно, тоже успел до этого додуматься.

— Может, он ее для того и похитил?

— Угу.

— Больше ничего сказать не хочешь?! — не выдержал Жар.

— Предположить, как именно он будет ее уговаривать? Сначала одну руку отпилит, потом другую…

— Тьфу на тебя!

— Угу.

Следующие две лучины скакали молча. Дорога была однообразная и скучная, чуть оживила ее только красная змейка ленты в колее. Жар натянул было поводья, но крыс царапнул ему шею.

— Не останавливайся. И так ясно, что Рыскина.

— Что они с ней сделали?!

— Думаю, просто расплели и бросили. — Крыс остервенело поскреб лапой за ухом. — Я ошибся. Райлез пока не станет ее пытать. Он ждет.

— Чего?

— Меня. Если Рыска откажется от свечи в его пользу, то скорей всего я снова стану крысой.

— Ты и так крыса!

— Но Райлез-то этого не знает. И дает мне возможность до него добраться.

— Думаешь, этот лоскут неспроста?

— Уверен. И лоскут, и елка, и коровы, и вчерашняя нищенка, которую они огрели плетью на скаку. Они нарочно оставляют следы, по которым мы сможем их найти.

— Сказали бы сразу: Мы едем туда-то! — сердито проворчал Жар. — А то высматривай тут, выспрашивай…

— А вдруг бы мы заподозрили, что это ловушка, и не поехали?

— Как это — не поехали?! Она ж наша подруга!

Крыс промолчал. Еще месяц назад не то что Райлез — сам Альк и представить не мог, что помчится через полстраны выручать какую-то весчанку, а не предпочтет сдохнуть вольной крысой.

Тсарских работников, как всегда, подняли до рассвета — покуда поедят, покуда всем задание раздадут, уж и развиднеет. Йожыг еще спал, даже паром ходить не начал. Река была тихая-тихая: казалось, чихни на берегу — услышат за десять вешек.

Мужики ежились, зевали, почесывались, от скуки глазели на воду; та шла мелкой рябью, будто ей тоже было зябко. В камышовых заводях беззвучно поднимались, выстраиваясь кружками и цепочками, пузырьки: на мелководье кормилась, вороша ил, вышедшая из омутов рыба. Самое рыбачье время.

— Эх, сетку бы, — с тоской протянул Колай. — Я вчера купался, сома видел — во!

— Такого все равно сеткой не взять, — оценил размах его рук Цыка.

— Да запросто, если умеючи! — разгорячился весчанин, зная, что протянуть невод все равно не дадут, можно безопасно хвалиться и биться об заклад. — Вот я как-то…

Батрак отмахнулся, уже жалея, что подал голос. Колая было не переспорить. Даже прижатый в угол, он умудрялся выкрутиться и найти виноватого: ветер не тот, помощник криво сетку держал, дно коряжистое, а то бы — ух!

— Надо бы пару тюков Хольгиного сенца прикупить, покуда свежее, — заметил мужичок из Йожыга, возивший тсарским работникам хлеб и молоко. Глядел он не на воду, а на остров, где пару дней вовсю шла косьба, а потом ворошение сохнущей травы. На закате савряне сметали ее в два больших стога, так четко выделявшихся на помаленьку светлеющем небе, что остров впору было называть не Пупом, а Грудью Хольги. — Знаю я этих белокосых: осенью цену вдвое заломят, да еще подмешают простой травы или невесть как хранить будут, мышами потравят. Нет уж, я лучше сам его в чистом уголке до нужды подержу…

— А что там за сено такое особенное? — заинтересовался Мих.

— Целебное, — пояснил мужичок. — Для телят поносных — самое то. Я как-то и себе заваривал, когда живот прихватило, — что ты думаешь, помогло!

— Сегодня небось уже забирать будут. — Цыка с наслаждением и тоской вдохнул принесенный ветром запах свежего сена. На хуторе, поди, давно первый покос сделали. Там южнее, теплее.

— Во-во, надо на ту сторону сплавать, договориться прямо с косарями… — Мужичок осекся: к костру вразвалочку шел знаменный.

— Ну что, ребята, поели уже? — преувеличенно бодро гаркнул он. — Дочищайте миски да идите во-о-он туда, где бревна свалены. Мастер покажет, как их в плоты вязать.

— Чего? — удивился Мих. — А на кой… Зачем?

— Переправу ладить будем.

Батрак наморщил лоб, по-прежнему ничего не понимая. Какую переправу? Куда?

— Сторожевую башню на острове поставить надо, — пояснил знаменный.

— Так он же саврянский! — охнул Колай за спиной у Цыки. Остальные потрясенно молчали, таращась то на тсеца, то на Хольгин Пуп.

— Где — саврянский? — неестественно удивился знаменный, видать ожидавший такого поворота дела. — Договорная граница посередке реки проходит, аккурат за островом. И мы на своей половине что хошь — рыбу ловить, плоты гонять, строиться — Делать можем!

— Так ведь испокон веку савряне на Пупу траву косили, — робко вякнул мужичок-возница. — Это за последние годы он чуток к нашему берегу сдвинулся, река русло поменяла.

— Вот! — подхватил знаменный. — А почему?

Мужичок огорошено почесал маковку, но, прежде чем он нашелся с ответом, тсец продолжил:

— Потому что Пуп этот — не земля, а навроде отмели или там куста камышового, сегодня здесь, завтра там. На карте никакого острова и вовсе нет, его в год раздела половодьем с макушкой накрыло.

— А если он завтра обратно откочует или потопнет? — фыркнул кто-то из лесорубов. — Башню назад везти?

Было видно, что знаменному очень хочется гаркнуть: А ну заткнули пасти — и за работу! Он уже и краской налился, но вместо ругани дружелюбно, почти ласково сказал:

— Странные вы, мужики! Мало ли куда савряне испокон веку сено воровать ходят? А если б они у вас из сарая курей таскали, тоже сказали бы: Пущай, раз уж заведено?

Работники смутились, запереглядывались.

— Башня на острове нам позарез нужна, — уверенно продолжал знаменный. — У белокосых в стране нынче голодно, того и гляди, войной на нас попрут. А место тут удобное, узкое, и остров их от Йожыга загораживает. Или вы хотите, чтоб савряне на нас громом средь ясного неба свалились? Опять приречные вески пожгли и жителей порубили, прежде чем мы спохватимся? Ни у кого, что ли, здесь родни нету? А если и есть — моя хата с краю?

Мужики обиженно заворчали, возражая.

— А сено? — вякнул возница.

— Вон твое сено! — ткнул пальцем тсец. — Иди да бери. И впредь сами там косить будем — давно пора этому ворью косы накрутить!

Возница прищурился, прикидывая ширину реки. Точно — ринтарский остров! И как это им раньше в голову не приходило?!

— По полсребра за тючок просят, крысы! — пожаловался мужичок, возгордившись, что знаменный разговаривает с ним как с равным.

— А вы им по сребру поставите! — ободрил тсец. — Вот что, ребята, давайте по справедливости: которая ладонь на стройке отличится, та этот покос и заберет. Идет?

Работники алчно уставились на стога. Это сколько ж в них тючков будет?!

— Пошли, что ли. — Вожак лесорубов первым бросил ложку в котел. — Покажем нашим и вашим, у кого руки крепче приделаны!

Мужики загомонили громче, веселей, один за другим вскакивая, подхватывая свои топорики и направляясь к штабелям бревен. Медлил только Мих, нарочито тщательно выскребая пригарок со стенок котла. Цыка, спохватившись, остановился, поджидая приятеля. Обернулся. Знаменный, глядевший вслед мужикам, хищно улыбался, будто кот у мышиной норы, и батраку внезапно почудилось, что у этой справедливости какой-то странный привкус.

— Слезай! — Разбойник так сильно и резко дернул Рыску за локоть, что та кубарем скатилась с коровы, не успев понять, чего от нее хотят. — Пошли.

Девушка не стала даже спрашивать куда — послушно поплелась за натянувшейся веревкой, пропущенной между связанных кожаным ремешком запястий. Все равно не ответит, еще и пнет, если не в духе. Похитители обращались с пленницей без особой злости, но и без жалости. Как с коровой, которую гонят на бойню. Но скотину в пути хотя бы кормят, чтоб не исхудала, а девушке за эти три дня перепало только несколько корок. Впрочем, после того, что произошло между ее похитителями две лучины назад, Рыску мутило так, что поесть она все равно бы не смогла. Вот воды очень хотелось, внутри будто все обветрилось и саднило от каждого вдоха. Река, до которой осталась всего сотня шагов, еще усиливала жажду. Может, будут переправляться и удастся напиться из-за борта лодки?

Но разбойник, к огромному разочарованию девушки, свернул в прибрежную рощицу. Молодые сосенки, лишь недавно переросшие кусты, розгами хлестали по бокам, груди и лицу. Заслониться было нечем, пленница наклонила голову, чтоб уберечь хотя бы глаза. Теперь она вообще не видела, куда ее тащат, и, стиснув зубы, тупо ждала, когда ж эта пытка наконец закончится.

Разбойник внезапно шарахнулся назад, сбивая Рыску с ног.

— Фу, напугали!

— Тебя? — Райлез саркастически ухмыльнулся, глядя мимо подручного на замурзанную, сжавшуюся в комочек девушку. Левая, расплетенная коса сбилась в бахрому колтунов, синяк на пол-лица, рубашка разорвана почти до пупа. — Что, помяли девку по дороге, кобели?

— Не, — с обидой возразил подручный, — вы ж сказали: она вам здоровой нужна. Потискали чуток, и все.

Рыску передернуло, будто жадные потные ладони все еще шарили по ее телу, больно сжимая самые лакомые места.

— Я имел в виду — вменяемой, а не мечущейся в горячке.

Разбойник досадливо скривился. Упустили, выходит, свое счастье!

— Так, может…

— Некогда уже. — Райлез посторонился, и Рыска увидела черную дыру, непохожую на простой проход в кустах. Пахнуло сыростью, будто из старого замшелого колодца с каменным срубом. — Веди ее внутрь.

Разбойник послушно дернул за веревку, заставляя девушку подняться.

— А потом? — с надеждой спросил он.

Райлез подошел к Рыске, сграбастал за волосы и заставил поглядеть на себя. Девушка оцепенела, будто провалившись в прошлое, — глаза у путника, хоть и зрячие, были точь-в-точь как у Бывшего: расширенные, остеклененные безумием. Рыске даже померещился запах человеческих и крысиных нечистот, насквозь пропитавших Старый Дом.

— Надо же, — голос путника, твердый и властный, разрушил наваждение, — такая мелкая грязная дрянь, а столько хлопот. Заставила нас побегать…

— Я? — вяло удивилась девушка.

— А кто мою свечу украл?

— Альк не ваш…

Пощечина пришлась как раз на синяк. Рыска пискнула, зажмурилась.

— Потом делай что хочешь. — Райлез содрал с девушки вторую ленту и отвернулся. — Иди. Я оставлю последние метки.

— А чтоб тебя!..

— Зар-р-раза!

— Так, говоришь, когти мои тебе не нравятся? — проникновенно поинтересовался Альк в ухо подмятому под себя Жару.

— Слазь с меня, ты, животное! — задергался тот.

— Временами, — педантично уточнил саврянин, вставая. Вызывающе глянул на путника.

— А если опять превратишься? — спокойно поинтересовался тот.

Альк промолчал и начал одеваться. Хорошо еще, что все произошло во время короткого привала у ручья, иначе кто-нибудь точно шею бы сломал, сверзившись с коровы на всем скаку.

Жар, напоказ постанывая, ощупал плечо и загривок.

— Вовремя тебя… Я уж решил, что мне самому придется с разбойниками разбираться.

— Точнее, им с тобой, — буркнул саврянин. С одной стороны, он тоже испытал громадное облегчение, что против Райлеза у него будут не только зубы. С другой — значит, у Рыски дела куда хуже. Впрочем, и так было ясно, что договариваться с ней добром бывший путник не станет. Девушка слишком честная, чтобы отдать Алька без боя, и слишком слабая, чтобы этот бой выдержать.

Наохавшись и видя, что никто не обращает на него внимания (а предъявить для устыжения страшную рану или хотя бы синяк не удастся — нету!), Жар сел на прежнее место и вытащил из сумки завернутую в тряпку ковригу. Нетерпеливо, без ножа, отодрал большую краюху. Кисловато запахло свежим, тепленьким еще хлебом, купленным за пару монет у ехавшего на рынок пекаря; содержимое стоящих на телеге корзин вор учуял еще за полвешки.

— Альк, будешь?

— Не будет. — Крысолов ловко выхватил у вора хлеб, хотя путника никто не угощал. — У него от волнения всегда аппетит отшибает.

— Я не волнуюсь, — раздраженно соврал саврянин.

— Значит, будешь? — уточнил вор.

— Не буду. Не желаю с этим за одним столом есть.

— Так ведь нету никакого стола, — удивился Жар: в Ринтаре такого обычая не было.

— Ну за одной ковригой.

— Давай мы тебе с другого края отломим, если брезгуешь. А середину я могу съесть, — предложил вор.

Альк и сам понимал, что упрямиться глупо. Но он был чуть ли не единственным учеником в Пристани, которому без малейших усилий давались обрядовые посты перед промежуточными — и конечным — испытаниями. Желудок словно перемыкало, и ничего хорошего из принуждения не выходило.

— На, держи! — Жар все-таки всунул саврянину вторую краюху. Альк взял, чтоб только они с наставником отцепились, и, склонившись над ручьем, жадно напился из горсти — в горле почему-то сильно пересохло. Потом выплеснул старую воду из баклаги и стал наполнять ее заново.

— Помнишь притчу про двух мышек, упавших в кувшин со сливками? — иронично обратился Крысолов к Жару. — Одна сразу сдалась и утонула. А вторая упрямо барахталась, пока не взбила сливки в масло. Так вот, нашего Алька можно смело запускать в целую бочку!

— Конечно, — скривился белокосый. — Только почему-то никто не задумывается о дальнейшей судьбе этой мышки. Ведь масла вышло гораздо меньше, чем сливок, и взобраться по скользким стенкам она не смогла. А что сделает хозяин кувшина, поутру обнаружив в нем мышь? Либо сапогом раздавит, либо кошке бросит. Так что мораль у этой притчи: сколько ни барахтайся, а масло сожрет другой.

Альк угрюмо помолчал, а потом внезапно ухмыльнулся:

— Одно утешение. Наставник заинтересованно поднял брови.

— За ночь мышка наверняка успела изрядно в эти сливки нагадить. — Саврянин прицепил баклагу к поясу и сунул в карман нетронутую краюху. — Поехали.

— Уже?! — застонал Жар, только-только разлегшийся на травке.

— А Вечном Доме отлежишься, — ободряюще пообещал ему белокосый.

— А ты там поешь, да? — съязвил вор, но все-таки поднялся. — Я-то ладно, а вот коровы толком не отдохнули…

— Ничего, им тоже недолго осталось.

— Альк!!!

— Скакать в смысле. Думаю, мы уже совсем близко.

Друг предпочел не уточнять, к чему именно.

К вечеру все плоты были связаны — и каждый по отдельности, и между собой. Длинная бревенчатая змея лежала вдоль берега, шевелясь от волн и поскрипывая суставами. Хвост был привязан к двум глубоко вкопанным в землю столбам, на голове еще копошились люди, проверяя последние узлы.

— Хватит, — решил мастер, в тысячный раз сверившись с планом и хитрой вещицей из деревянных палочек и стальных дуг. — Должна лечь.

— Ну, с Хольгой! — скомандовал знаменный, отступая на пригорок, чтобы насладиться зрелищем во всей его красе.

Работники и тсецы дружно налегли на первую половину переправы, отпихивая ее от берега. Пришлось хорошенько покряхтеть, но главное было сделать щель, а дальше в дело вступило течение. Змея медленно, величественно, как тень от векового дуба, описала четверть круга — и уткнулась мордой в островной берег.

Ринтарцы радостно заорали. Длины хватило с избытком, даже пару плотов отвязать придется — чуть наискось легла.

Первыми переправу испытали тсецы, наскоро обежали остров и замахали с берега белыми платками: чисто! На пробу перевели одну телегу с камнями — плоты выдержали, хотя воловьи копыта несколько раз чавкали по воде.

Убедившись, что все в порядке, знаменный велел перебираться и работникам. Остров оказался куда больше, чем мерещилось с берега, и выше — с обращенной к Саврии стороны даже обрывчик в человеческий рост, источенный гнездами береговушек. Кабы по три раза за год не выкашивали, уже давно лес бы поднялся, а так только ивняки по краям.

Цыка выдернул клок сена из стога, помял в пальцах, понюхал. Многие мужики сделали то же самое, хотя победителя знаменный пока не объявил. Сено и впрямь было на славу: душистое, не сырое и не пересушенное, а стога — высоченные, на цыпочках до макушки не достать.

Но налюбоваться добычей работникам не дали, отозвали обратно.

— Куда разбежались?! Вначале переправу до ума доведите и укрепите как положено, — велел знаменный. — А то, не приведи Хольга, ночью дождь пойдет, реку вздует, сорвет все к такому-то Сашию, и заново мостить придется.

Мужики недовольно заворчали: и так до того натрудились, что каждое волоконце ноет!

— Если до темноты управитесь, завтра весь день отдыхать будете, — посулил тсец. — И пива каждому по три кружки!

Пришлось подчиниться — не столько ради пива, сколько из-за мечей охраны и тсарского гнева.

— Ему-то что, — уныло протянул Колай, когда батраки снова взялись за плоты, — Весь день только ходит да командует, хоть бы веревочку разок подал…

— Пойди самому знаменному это скажи, — зло отозвал Цыка. Пустое нытье весчанина только раздражало, если впрягся — так тяни и не скули. — Он тебе подаст. Веревочку даже узелком завяжет.

Колай ссутулился и залепетал:

— Да ты что, друг, я ж пошутил… Конечно, кто-то и начальствовать должен, иначе работа вразлад пойдет…

Батрак брезгливо отвернулся. Он и не думал доносить на одновесчанина, но от его искреннего испуга стало противно.

— Ну, Цыка, миленький… — еще больше испугался мужик.

— Да отстань ты от меня! Ничего я не слышал и дальше хочу.

Колай наконец заткнулся, и дальше работали в тишине, перебрасываясь словами только по делу. Закат уже густо позолотил воду, когда впереди заволновались, повставали.

— Саврян поймали! — передали по цепочке. — Которые сено забирать приехали, по холодку, хе-хе. Сейчас знаменный с ними разбираться будет.

Поглядеть на это захотелось всем. Тсецы, как ни странно, не ругались, а сами потянулись на остров вместе с работниками.

Для знаменного уже успели поставить шатер, развести костер и даже поджарить на вертеле пару диких уток. Но ради дорогих гостей тсец великодушно отложил трапезу.

— Один сбежал, — пожаловался-повинился ему поймавший чужаков караульный. — Сиганул в ивняки, только мы его и видели.

Саврян было трое: двое немолодых мужчин и еще безусый паренек лет четырнадцати. По-ринтарски они не понимали или притворялись, глядели волками и возмущенно лопотали по-своему.

— Говорят, что наместнику жаловаться будут, — перевел Мих Цыке.

У знаменного тоже нашелся толмач из тсецов.

— Жалуйтесь, — щедро разрешил он. — У вас наместник, а у меня — тсарский приказ.

— А мальчишка-то не прост, — шепотом заметил Мих на ухо приятелю. — Глянь, белый какой и губы в нитку. Небось не из мужичья.

Цыка присмотрелся. Действительно, крысеныш подбородок дерет, как благородный, и говорит наравне с остальными, куда более загорелыми и простецкими. Был бы сыном или батраком одного из саврян — молчал бы в тряпочку, пока взрослые меж собой разбираются.

Косари, огорошенные таким поворотом дела, посовещались, и мальчишка напыщенно что-то объявил.

— Сено хотят забрать. А с нами пусть сам наместник разбирается.

— Еще чего! — всколыхнулась обступившая саврян толпа. — Ишь ворье! Пусть садятся на свой плот и гребут отсюда, пока целы!

— Тогда за сено уплатить требуют, — продолжал шепотом переводить Мих. И не только он — почти все мужики сбились в кучки вокруг знающих. — Говорят, оно дорого стоит. Их семьи только с этих покосов и живут.

Ринтарцы захохотали:

— А то мы не знаем!

— Валите-валите, крысы белокосые! Заколочена ваш норка! Знаменный, пожав плечами, вытащил из кармана несколько мелких монет и кинул их под ноги саврянам.

— Вот вам за покос. Теперь, полагаю, мы в расчете?

Пожилые косари, похоже, уже и рады были бы убраться подобру-поздорову, но мальчишка, выступив вперед, старательно вмял монеты башмаком в землю и, пристально глядя знаменному в глаза, сказал несколько слов.

Мих хмыкнул — не то удивленно, не то одобрительно.

— Ну? Чего? — затеребили его за рукава Цыка с Колаем.

— Э-э… мм… Говорит, что это сено нам достанется, только если они его нам в… Смелый пацан, короче. Но глупый.

Прочим работникам слова мальчишки понравились куда меньше. Посыпались столь же смачные ответные обещания, тсецы уже с трудом сдерживали напор толпы. Невозмутим остался только сам знаменный.

— Переведи ему, что… — обратился он к толмачу — и внезапно осекся, в сердцах хлопнул себя по колену, глядя поверх голов.

Работники удивленно заоборачивались, и ругань сменилась горестными и яростными возгласами. За спинами увлеченных перебранкой людей пламя успело подняться до самых макушек стогов, прежде чем его заметили. Горело сразу с четырех сторон, да так жарко и ярко, будто солнце садилось не в воду на горизонте, а прямо сюда.

— Похоже, тот, сбежавший, подгадил, — смущенно предположил упустивший четвертого саврянина тсец. — Вот уж паскудный народец! Раз не им, так никому…

Ринтарцы один за другим повернулись обратно, и теперь даже мальчишка испуганно попятился, прижавшись спиной к соотечественникам.

Следующая находка оказалась пострашнее дохлой коровы.

— Да он совсем рехнулся! — потрясенно прошептал Жар. Поперек дороги лежал вытянутый в струночку труп: ноги вместе, левая рука прижата к боку, правая откинута вверх, пальцы заботливо подогнуты — кроме указательного. Альк спешился, ткнул тело в щеку:

— Мягкий еще.

Вор гадливо отвернулся:

— Интересно, где второй?

— Наверное, поехал дальше. — Саврянин внимательно осмотрелся. — Не думаю, чтобы Райлез неотлучно ждал их посреди дороги всю неделю. Скорее, один другого прирезал — по загодя полученному приказу.

— Крепкая мужская дружба, — фыркнул вор. — А куда он указывает? Там уже Рыбка вроде проглядывает.

— Там пещеры, — подал голос путник, наблюдавший за приятелями из седла. — Под дланью Сашия.

— Знаю, — огрызнулся саврянин.

— Это как? — удивился Жар, прищуриваясь вдаль. Берег как берег, низким сосняком зарос.

— Место, где путничий дар отказывает, — пояснил Альк.

— Ух ты! — восхитился вор. — Что ж его до сих пор никто не оприходовал?! Ни домов, ни огородов хотя бы… Удобно-то как: можно не бояться, что враг на тебя путника натравит!

— Слушай, ты когда кого-то к Сашию посылаешь, что имеешь в виду?

— Ну… — Жар замялся, хихикнул.

— Вот-вот. Никому такое покровительство не нужно. Лучше уж путники с Хольгой.

— А наш молец говорил, что вы как раз от Сашия, — вспомнил вор. — Рыску однажды даже каяться заставляли, только не вышло ничего.

— Сам он от Сашия, ваш молец, — буркнул саврянин, забираясь обратно на корову.

— Не, — внезапно взыграла в Жаре молельная солидарность. — На черепицу ущербный, это точно, а так правильно все вещал, по книге.

— Вот именно. Умные люди пишут книги, а идиоты их толкуют.

Бревно было короткое и толстое, дубовое. Летописцы жития святого Трачнила расходились в его точном описании — упоминались и сосна, и ясень, и даже охапка хвороста (из-за чего последователи проредили друг другу немало бород), — поэтому молец решил взять то, что Хольга ниспослала. Скорее всего бревно упустили мужики, что-то там строившие на ринтарской стороне выше по течению, но к ногам мольца, спустившегося попить воды (колодезная для истинного пророка не годилась!), его подвела несомненно Богиня.

Изобразив громом пораженного, молец пару щепок таращился на бревно, потом обернул к собравшейся на берегу толпе заросшее лицо с дико блестящими белками и убежденно объявил:

— Это знак свыше! Дабы убедить вас в истинности моих слов, я пересеку реку на этом бревне, как святой Трачнил!

Зрители потрясенно охнули, не зная, то ли восхищаться смельчаком, то ли бить его за святотатство.

Молец, не теряя времени, залез на бревно и добавил:

— Более того — я на нем же вернусь обратно!

— Даже если нет — все равно хорошее дело, — проворчал кто-то в толпе, вызвав волну смеха.

Ученики благоговейно оттолкнули бревно от берега и в ужасе зажмурились: пророк опасно зашатался на лишенном опоры кругляше. Однако сырое дерево глубоко сидело в воде, и молец сумел выровняться.

— Видите?! — торжествующе завопил он, потрясая верным посохом. — Хольга не оставила меня! Я чувствую, как Она смотрит на меня и улыбается, благословляя!

— А может, хохочет? — предположил тот же шутник.

Некий Уланщ настаивал на плоте из ряски, но эта версия отчего-то не получила широкого распространения.

Радоваться, впрочем, было рано: по всем летописям, бревно святого Трачнила чудесным образом поплыло наискось русла, против течения.

Бревно святого пророка стало кощунственно сносить вниз. Но потом молец сообразил, что Хольга ниспослала ему и посох — ибо в священной книге сказано:

Пользуйся всем, что есть у тебя в руках, ибо это Я в них вложила.

Огласив сие и возблагодарив Богиню за предусмотрительность, пророк погрузил палку в воду и после нескольких оборотов на месте (Таланты подобны кладам: дабы явить их людям, надо изрядно поработать лопатой) сумел направить бревно в каноническом направлении.

Зрители оценили его усилия: многие попадали на колени. Некоторые горячо молились, другие просто глазели с открытыми ртами. Даже те неверы, что освистывали речи пророка, смутились и призадумались — может, этот безумец и впрямь одержим Хольгой, а не роготуном?

Увы, ждать мига истины предстояло долго: бревно двигалось правильно и неуклонно, но уж больно медленно. Люди заскучали, завертели головами, и первым завопил какой-то мальчишка:

— Эй, глядите! На Хольгином Пупе горит что-то!

Входов в пещеры было несколько, все на одной линии, будто щербатая улыбка мертвого, успевшего зарасти травой и кустами великана. В некоторые щели разве что ребенок протиснется, в другие на корове заехать можно. Но вторая красная лента, развевающаяся на макушке тонкой березки (согнули, привязали и отпустили), притягивала взгляд за полвешки. Когда спутники подъехали поближе, то увидели и белую стрелку на левой стене, указывающую в подземелье.

Альк вопросительно глянул на Крысолова. Тот с сожалением покачал головой.

— Почему? — изумился Жар.

— Устав запрещает. — Саврянин соскочил с коровы. Путник остался в седле, отпустил только поводья, чтобы нетопырь смог дотянуться до травы. — Слишком опасно.

— Ну я же как-то живу без дара, и ничего, — с обидой возразил Жар. Ишь хитренькие какие эти путники! Где соломки подстелить не могут, туда и не ходят. Сказать по правде, вор здорово рассчитывал на помощь Крысолова. Слишком хорошо помнил бой на жальнике, выиграть который Альку удалось только благодаря друзьям.

— Дело не в том, что там у нас нет дара. Проблема в том, что он есть тут, — спокойно возразил наставник. — Пока путник находится под дланью, его дар копится, как вода у плотины. И когда по выходе он попытается к нему прибегнуть… Лучше не рисковать. Ни собой, ни другими. Кстати, Альк, тебе я бы тоже не рекомендовал туда ходить. С тобой и так непонятно что происходит, а если еще это…

— Какая разница? — грубо перебил саврянин. — Одной Хольгиной задницей больше, одной меньше, а ее сисек я и так уже два месяца не видел.

— По крайней мере постарайтесь выбраться оттуда как можно скорее, — кротко посоветовал путник. — А я… подожду. Кого-нибудь.

Альк хмуро кивнул. Это его вполне устраивало. Против Райлеза со свечой Крысолову придется нелегко, но плох тот наставник, что не сумеет удивить ученика даже после семи лет занятий.

В пещере что-то негромко грохотнуло. То есть, наверное, громко, но далеко. Все разом затаили дыхание, напряженно вслушиваясь, но шум не повторился.

— И чем же Райлез думал, выбирая такое поле боя?! — шепотом выругался вор.

— Он готовил не поле боя. — Альк уткнул палец в кончик стрелки и с нажимом провел по камню, стирая ее. — Он готовил ловушку. Ладно, я пошел.

— Эй, погоди, дай я в кусты на дорожку схожу! — Жар начал выбираться из седла, но саврянин, уже ступивший под свод пещеры, резко обернулся и цыкнул:

— Оставайся здесь.

— Чего?!

— Не хватало мне и за тобой присматривать.

— Еще кто за кем будет! — по-петушьи выпятил грудь Жар.

— Да ты даже мечом толком махать не умеешь!

— Махать — умею! И там ведь не только Райлез, но и Рыскин похититель. А у меня к нему личные счеты!

— Ничего, я за тебя рассчитаюсь.

— А вдруг недоплатишь?

— Я?!

— Либо мы идем вместе, — твердо сказал Жар, — либо тебе придется убить и меня.

Мужчины, одинаково упрямо прищурившись, долго глядели друг другу в глаза, потом в лице саврянина что-то дрогнуло. |

— Точно?

— Точно!

— Ладно, уговорил. — Альк ухмыльнулся, шевельнул плечом, словно собираясь пожать другу руку, и, когда тот расслабился и заулыбался в ответ, внезапно засадил Жару снизу вверх в челюсть.

Вора отнесло назад, как от удара кувалдой, и тряпичной куклой разложило на земле. Очухаться и приподнять голову он смог только спустя пять или шесть щепок, когда Алька уже и след простыл.

— Крыса!!! — простонал Жар, еле-еле переворачиваясь на живот. — Ненавижу!!!

Путник сочувственно — впрочем, по-прежнему не двигаясь с места, — кивнул и подтвердил:

— Да, это он умеет.

Факел рассыпал по стенам ломаные пляшущие тени, будто по пещере шли не двое, а двадцать человек. Или остальные отбрасывали невидимые чудища, крадущиеся за Рыской и тащившим ее разбойником.

Какая сказка вышла бы! — отстраненно подумала девушка. — …А потом пришел прекрасный тсаревич и отрубил всем врагам… головы. В последнюю очередь. — Общение с Альком заметно сказалось на Рыскином воображении, сдвинув его в более циничную, зато жизненную сторону.

— Под ноги гляди, корова! — шикнул разбойник. Девушка и так вроде глядела, но только сейчас сообразила, что это не трещины в камне, а несколько косо натянутых, перекрещивающихся бечевок.

— Подарочек для твоего белокосого, — хмыкнул разбойник. — Точнее, ленточка от него. Как потянет за кончик…

Рыска вслед за ним подняла глаза к потолку и наконец поняла, чем здесь так странно воняет. Снаружи еще не стемнело, но плевуны уже начали просыпаться, чиститься и разминать крылья. Пещера была достаточно высока и широка, чтобы мыши чувствовали себя в безопасности и в полете могли разминуться с идущими внизу людьми. Плевуны поглядывали на них с подозрением, негромко шуршали и чирикали, но оставались на местах.

— У меня тут в прошлом году дружок нарвался, — пояснил разбойник, видя, что девушка не понимает, в чем подвох. — Спьяну запустил в эту погань бутылкой, а они как взовьются, и ну метаться! Исцарапали и обхаркали так, что где рухнул, там до утра и провалялся. Нет, сразу не помер, очухался погодя. Но за ночь на камнях до того промерз, что с лежака уже не встал.

Наверное, можно было выбрать более подходящий момент. Но Рыска больше не могла ждать: слишком ясно представила лицо Алька, обездвиженного, беспомощно лежащего на полу и глядящего на приближающегося к нему Райлеза.

Рывка разбойник не ожидал, однако веревку не выпустил. Только пошатнулся и несколько колец с запястья смоталось. Но негодной девчонке и того хватило, чтобы юркнуть в слишком узкую для мужчины расщелину. Главное, чтоб голова, как у крысы, пролезла, плечи же у девушки были узкие, а зад хоть и не плоский, зато мягкий. Осталась только уходящая за уступ веревка.

— А ну вылазь, дрянь! — дернул за нее разбойник.

Рыска раскорячилась в щели, как рак в норке, упираясь всем телом.

— Я ж тебя оттуда выволоку, даже если руки оторвать придется!

Раздался негромкий хлопок, и разбойник откатился назад с куском веревки. Проклятая девчонка, оказывается, умудрилась ее размочалить во время последнего перегона — с утра-то проверяли. То-то такая тихая сидела, а сама небось украдкой терла путы о подобранный на привале камень!

Обозленный мужик схватился за меч, но было поздно: засунутый в трещину факел осветил голые стены. Расщелина оказалась сквозной, ведущей в соседний коридор.

Теперь разбойник разозлился по-настоящему. Саврянин вот-вот войдет в пещеры, а девку еще надо успеть отвести в дальний конец подземелья! Райлез, правда, говорил, что туда белокосый вряд ли доберется — ловушек на его пути было несколько. Рыску разбойник повел самой короткой дорогой, — но лучше они затащат туда его тело, чем оно набросится на них с мечами.

Подземелье разбойник знал до последней выбоины, пару раз приходилось здесь даже зимовать. У местных пещеры считались гиблым местом, отчасти благодаря зимующим, отчасти — многочисленным развилкам, где без мелка в кармане можно бродить до посинения. Да и с мелком — разбойники берегли свое убежище и ревниво стирали чужие метки (сначала, разумеется, пройдя по ним до любопытного странника).

— Ну, девка, берегись! Поймаю — шкуру спущу! — гаркнул мужик в расщелину в надежде напугать паршивку: пусть потопает, выдаст, в какую сторону побежала. Авось еще споткнется с перепугу и ногу сломает. Но Рыска, по своему обыкновению, оцепенела, прижавшись спиной к стене, и ничего он не услышал и не разглядел. Пришлось бежать в обход.

Немного придя в себя, девушка на ощупь двинулась вперед. Ступать приходилось медленно и очень осторожно: пол устилали песок и мелкие камушки, хрустящие друг о друга. Вскоре Рыска обнаружила, что стены слегка светятся, тусклыми зеленоватыми пятнами. Тронула одно из них: влажное, аж в капельках. Девушка с трудом удержалась, чтобы их не слизнуть. Но вдруг эта плесень ядовитая?

Свечение разгоралось все сильнее — или, скорее, Рыскины глаза привыкали к темноте. Со временем удалось не только различить свои руки, по-прежнему связанные ремешком, но и разобрать дорогу на десяток шагов вперед. Заметив слева ответвление тоннеля, девушка без колебаний свернула, потом еще раз. Стало чуть поспокойнее, к Рыске наконец вернулась способность думать о чем-то помимо страха и жажды. Попытаться найти выход или присесть на корточки за какой-нибудь камень и ждать? Если сжаться в комок и не шевелиться, вряд ли найдут — вон оно какое огромное, подземелье, каждый выступ и за день не осмотришь. Но Альк же тоже будет ее искать и угодит в ловушку! Что похитители сделали с Жаром, девушка старалась не думать. Если уж они своих не жалеют, стремясь оставить как можно меньше свидетелей…

Рыска снова двинулась вперед, на ходу теребя зубами ремешок. О длани Сашия она не знала и надеялась, что дар в конце концов выведет ее на волю, — пока не услышала знакомое шуршание над головой. Девушка еле подавила разочарованный стон: кажется, она снова оказалась в пещере с плевунами, только зашла с другой стороны. Хотя почему разочарованный-то? Надо только найти оставленную Райлезом стрелку и пойти наперекор ей, к выходу! Может, даже Алька на полпути перехватит!

Ремешок наконец лопнул, оставив глубокие болезненные борозды на коже. Приободрившись, девушка двинулась вдоль стены, высматривая метку. Главное — ловушку не задеть! Бечевочки даже при свете факела были еле видны, а тут и канат немудрено пропустить. Пришлось согнуться до земли и ощупывать ее перед каждым шагом. Времени на это ушла уйма, прежде чем Рыска спохватилась, что, кажется, уже сделала два круга. Наверное, это другая, просто похожая пещера, сообразила девушка, выпрямляясь и потирая поясницу. Мыши-то небось по всему подземелью живут. Точно, та пещера побольше была, и плевуны по всему потолку сидели, а здесь только в выемке посредине.

Рыска чуть не расплакалась. Где-то там, может, Алька уже обратили в свечу, и сама она еле на ногах держится, скоро упадет и умрет от жажды и голода! Девушка боком привалилась к стене — спиной оказалось слишком холодно и сыро. Может, действительно плесени наесться? И смерть быстрее придет, и на полный желудок… Рыска облизнула пересохшие губы, но приступать к последней трапезе не спешила. Вместо этого прикрыла глаза и начала молиться, впервые в жизни — не Хольге. Она тут явно не помощница, ей милы только добрые трудолюбивые девушки, которые сидят по домам, ткут приданое и просят у Богини хорошего мужа, а не чужой смерти — пусть негодяя и безумца, но только самой Хольге его судить. У Сашия с этим попроще, он, видать, людям больше доверяет…

— Ага, попалась! — Разбойник прыгнул на Рыску со спины, обхватил обеими руками и повалил. Девушка взвизгнула от неожиданности и боли: в ребра впились несколько камней, да и сверху придавило, как саврянского покойника плитой. — Будешь еще от меня бегать? Будешь, тварь?! — Мужчина ухватил ее за спутанные волосы и несколько раз ткнул лбом в пол. В голове у Рыски зазвенело, даже показалось, что сейчас сознания лишится, как вдруг тяжесть с ее спины чудесным образом исчезла.

— Ах ты…

Девушка с трудом перекатилась на бок, одновременно поджимая ноги к животу, на случай если снова бить примутся, и внезапно обнаружила, что негодяй обращается уже не к ней. Да и стоит довольно далеко — Альк с налету сдернул его с Рыски и отшвырнул в сторону, как поганую тряпку. Что лишило разбойника заложницы, зато дало возможность выхватить меч.

— Ну давай! — попытался бахвалиться мужик, поигрывая клинком. — Посмотрим, чего ты стоишь без…

Но белокосый был слишком зол, чтобы сражаться. Он просто бросился вперед, даже не потянувшись к ножнам, ладонью сбил в сторону вражеский клинок, а потом вообще заставил его выронить. Рыска так и не поняла, что Альк сделал дальше, — саврянин загораживал противника спиной, а блики от валяющегося между камнями факела не столько разгоняли темноту, сколько сводили на нет свечение стен. Но разбойник заорал так, что Жар наверняка остался бы доволен. Девушке показалось, что свод пещеры сейчас рухнет, — и с него действительно сыпануло, только не камнями, а пищащими, бестолково мечущимися клочьями.

— Ложись! — рявкнул саврянин на едва сумевшую встать и еще толком не опомнившуюся Рыску. Перед ее глазами мелькнула смазанная тень, а в следующий момент девушка снова падала — на сей раз под весом Алька.

К счастью, в этой пещере мышей жило куда меньше, да и стояли друзья не у того входа, через который стая обычно вылетала. Но воздух над спиной саврянина все равно на несколько щепок вскипел от крыльев.

Лежать под Альком было намного приятнее, чем под разбойником. Хоть и так же жестко. Саврянин сдавленно ругался, вжимая лицо в Рыскины волосы, словно пытался что-то о них вытереть. Но девушку до того радовал сам звук его голоса, что на слова она не обращала внимания. Главное — Альк жив и рядом!

Испуганное щебетание плевунов наконец прекратилось. Стихли и булькающие хрипы, в которые перешел крик. Саврянин медленно, как-то кособоко приподнялся на руках, освобождая подругу. Девушка первым делом подобрала факел — наполовину вдавленный в песок, он уже почти затух, и Рыска жутко боялась снова остаться в темноте.

Пока девушка раздувала пламя, Альк тоже поднялся — так осторожно, словно на голове у него стояла плошка с водой.

— Рыска? — каким-то странным голосом окликнул он.

— Да? — Девушка обернулась, поймала его взгляд — и оцепенела от ужаса.

Потому что взгляда не было.

Глаза у саврянина были совершенно пустые, с расширенными до предела зрачками. Веки не дрогнули, даже когда перед лицом пронеслась запоздалая летучая мышка.

— Кажется, я ослеп, — так просто сообщил Альк, словно хотел сказать я споткнулся, да оговорился.

— Что, совсем? — глупо уточнила девушка.

Саврянин повернул голову на голос, продолжая смотреть поверх Рыскиной макушки.

— У тебя факел в руке? Горит?

— Да.

— Значит, совсем. Вот сволочные мыши… Потычь этого поганца — дохлый?

Рыска опустила глаза и, ойкнув, отскочила, заметив подползающую к башмакам темную лужу.

Альк вздохнул, наклонился, нашарил и потыкал сам.

— Дохлый. Ты обратную дорогу вспомнишь?

— Нет… Как ты тут оказался?! — спохватились девушка. — Райлез же везде стрелочки нарисовал, ты должен был совсем в другую пещеру зайти!

— Я что, дурак — на его метки глядеть? На первом же повороте свернул в другую сторону.

— Да, дурак! — Рыска со всхлипом саданула его в грудь кулачком, не столько сердясь на Алька, сколько выплескивая скопившийся за три дня страх. — А если бы я не смогла удрать?! А если бы мы разминулись?! А если бы ты вообще заблудился и неделю по подземелью бродил?!

— Вот видишь, как много интересных вариантов! А иначе бы только один был.

Рыска еще несколько раз ударила саврянина, даже не шелохнувшегося, потом вцепилась в его рубашку обеими руками и уткнулась лбом. Альк положил руку на ее вздрагивающие плечи и гораздо мягче повторил:

— Пойдем. Этот вопль наверняка услышали не только мыши, а мне что-то не хочется принимать бой в такой темноте.

Девушка, опомнившись, отпрянула. Радоваться чудесному спасению рано, Райлез по-прежнему рыщет где-то рядом и кто знает, может, их встреча — часть его плана?!

— А где Жар? — с замиранием спросила Рыска, опасаясь худшего.

— Лежит… то есть ждет у входа, — признался Альк — слишком хмуро для ободряющей лжи.

— Он в порядке?!

— Увы, да. — Саврянин требовательно протянул руку.

Девушка замешкалась, пытаясь хоть как-то скрепить разорванную на груди рубашку, и, когда наконец коснулась Альковой ладони, та вздрогнула: прикосновение застало мужчину врасплох. Рыска закусила губу, отгоняя волну паники и жалости, и поудобнее перехватила его руку — как ведущая, а не ведомая. Пальцы у Алька опять были ледяными, хотя здесь это неудивительно: не иначе, Саший хранил в подземелье зимние морозы, чтобы поздней осенью снова выпустить их на волю.

— Куда идти-то? — Девушка хотела спросить бодро, но вышло жалко.

— Без разницы.

— Почему?! А дар тебе что говорит?

— Ничего.

— Как?!

Саврянин объяснил, и Рыска наконец поняла, откуда у нее это странное, покалывающее ощущение пустоты внутри, будто потеряла или забыла что-то. Впрочем, девушка так толком и не научилась отличать путничье чутье от случайного везения или совпадения. Альку должно приходиться куда тяжелее. Слепота, наверное, и то меньше угнетает.

— А ты тоже дорогу не запоминал? — на всякий случай спросила Рыска.

— Пытался. — Белокосый потер глаза, поморгал. Ничего не изменилось. — Зрячим, может, и нашел бы. А так… нет, уже совсем запутался. Решай сама.

— Здесь три входа, — все-таки начала перечислять девушка, не решаясь взять выбор на себя. — Прямо, справа и сзади.

— Ну пошли направо, — равнодушно сказал саврянин. — Я вроде оттуда пришел.

Идти с факелом, с одной стороны, было намного легче и быстрее. С другой — за купол света приходилось платить непроглядной тьмой за его пределами. И, что гораздо хуже, безопасностью. Оставалось только надеяться, что от Райлеза их отгораживает достаточное число поворотов.

Альк старался ступать осторожно, но все равно иногда спотыкался и ссадил лоб о слишком низкий для него проем. Пока саврянин с шипением ощупывал шишку, девушка виновато топталась рядом, рассматривая очередную пещеру, шагов двадцать в ширину и вдвое длиннее.

— Тут, похоже, тупик… — разочарованно заметила Рыска, поводив факелом. — Хотя нет, есть второй выход, только высоко, над уступом! Назад пойдем или залезем?

— А сможем?

— Да, под ним камни навалены. На, подержи! — Девушка вложила ему в руку факел. Саврянин послушно сжал пальцы. Свет падал не очень удачно, но Рыска постеснялась просить Алька поднять огонь выше и немного повернуться. Не хотелось, чтобы мужчина еще острее ощутил свою ущербность, он и так был какой-то тихий, пришибленный.

На уступ девушка действительно взобралась без труда, однако там ее ожидало разочарование: не проход, а глубокая выемка в стене. Рыска обернулась, чтобы сообщить это другу, но издала лишь сдавленный писк — по пещере кралась темная фигура, подбираясь к саврянину со спины.

— Оставайся там, — спокойно велел Альк и, наклонив плечо, сунул факел в песок. Темнота схлопнулась вокруг белокосого, как щучья пасть.

— Пытаешься уравнять шансы? — пренебрежительно спросил Райлез, останавливаясь и выпрямляясь. — Не выйдет. Спроси у девчонки: тут не так уж темно, чтобы я тебя не видел.

Действительно, пещера начала потихоньку наполняться светом. Плесень росла здесь особенно густо и, хотя сравниться с факелом не могла, даже с уступа позволяла разобрать каждое движение противников — будто слепленных из черной смолы куколок. Выражения лиц приходилось домысливать по голосам.

— И молчи. — Альк по-прежнему обращался к Рыске. — Чтобы ни происходило. — Саврянин двумя-тремя рывками растеребил шнуровку рубашки, сорвал ее и отбросил в сторону вместе с пустыми ножнами.

Райлез озадаченно сдвинул брови:

— Что, жарко стало?

Рыске показалось, что разумом Алька снова завладела крыса: саврянин начал пинать ногой щебень, словно пытаясь забросать им противника — беспорядочно, с разной силой и в разные стороны. Некоторые камешки долетали до стен и отскакивали, другие падали раньше. Один действительно задел Райлеза, но был слишком мелок, чтобы причинить ему вред. Только раздраженно фыркнуть заставил.

На этом белокосый успокоился и, со свистом крутанув клинки, сквозь зубы процедил:

— Ну давай.

— Может, вначале поговорим?

— Говори-говори, — зловеще согласился саврянин, делая шаг на голос. Расстояние до стенок пещеры он примерно наметил и зацепить их телом или клинком не боялся.

— Собственно, я и не рассчитывал, что все пойдет по плану. Длани Сашия не любят путников — ни тебя, ни меня — и будут гадить обоим. — Райлез скользнул вбок, тоже вытащив меч. Но поднимать его пока не стал, просто двинулся вкруговую, нарочно топая и подшаркивая. Эхо поднялось с трущихся и пересыпающихся камешков, как рой диких пчел, наполняя пещеру слитным, идущим со всех сторон гулом. — Но мне все-таки важнее заполучить тебя добром. Потому и пригласил туда, где тебе волей-неволей придется меня выслушать, а не с ходу бросаться в бой.

Рыска распласталась по уступу, зажав рот обеими руками — безумно хотелось заорать: Он слева, слева заходит! но Альк и сам разворачивался, на слух определив направление и скорость движения.

— Да, добро порой принимает весьма причудливый облик, — саркастически заметил он.

— Брось. Ты вообще понимаешь, что произошло?

Альк промолчал. За последние месяцы произошло столько всего, что и упомнить сложно, не то что понять.

— Вначале я действительно хотел просто вернуть свою свечу. — Райлез то ускорял, то замедлял шаг, сбивая саврянина с толку. — Но чем дольше за вами следил, тем отчетливей понимал, что наткнулся на золотую жилу. Ты стал свечой, но одновременно сохранил человеческий облик и путничьи способности! Более того — когда девчонка тобой пользуется, то, похоже, другие путники на вас не влияют, хотя их способности гасятся, как и положено.

— И ты тоже захотел такого могущества? — презрительно фыркнул Альк.

— Да, — прямо сказал Райлез. — Захотел. А ты не хочешь?

— В роли свечи — как-то не тянет.

— Это ненадолго. Пока не разберемся, как это произошло и как повторить. Потом я тебя отпущу — но, думаю, ты сам передумаешь уходить.

Альк коротко хохотнул:

— Ты такого высокого мнения о себе как о хозяине?

— Быть твоим хозяином едва ли не хуже, чем тебе подчиняться, — осклабился Райлез. — Поэтому и пытаюсь договориться, а не захватить тебя силой.

— Силой тоже пытаешься.

— Это от безысходности. Убери свои мечи, и…

— Пытайся-пытайся. — Альк взмахнул клинками, не столько надеясь задеть противника, столько разминая руки.

Райлез вздрогнул, сбился с шага, но не остановился.

— Сначала выслушай мое предложение. Как верно заметил наш обожаемый наставник — натолкнув меня на замечательную идею! — одна свеча меня не спасет и надолго ее не хватит. Добывать их слишком рискованно, значит, надо разводить самим. Создадим собственную школу путников — вначале где-нибудь в глухомани, чтобы Крысолов и ему подобные не отыскали, — наберем желторотых дурачков для опытов, а когда лучшие из них — или самые везучие — станут нашим оплотом, начнем выживать нынешние Пристани. Точнее, они сами отомрут: ведь у нас путниками будут становиться все ученики, и путниками куда более могущественными! Кстати, интересно, что получится, если добавить к подобной связке еще одну свечу, обычную?

— У тебя ничего не выйдет.

Рыске тем не менее показалось, что в голосе саврянина засквозил интерес, испугавший девушку куда больше одержимости Райлеза. Он предлагал Альку то, за чем, собственно, избалованный посольский сынок и пришел в Пристань. Силу. Власть. Возможность если не перевернуть мир, то хорошенько его встряхнуть. Если раньше путники не особо отличались от простых наемников, скованные множеством ограничений дара, то новая Пристань по влиянию могла затмить не только молельни, но и самого тсаря.

— Выйдет. Дядя рассказывал мне о путниках куда больше, чем тебе твой Крысолов.

— Вернее, ты подслушивал, — презрительно бросил Альк. — Кто в здравом уме что тебе доверит?

Райлез не стал отрицать, но это лишь придало его словам вес.

— Я знаю, как они проводят обряды, и смогу их повторить. Я поделюсь с тобой их секретами — а ты взамен откроешь мне свой.

— И не подумаю.

— Боишься, что я тебя обману? — За время разговора Райлез описал два полных круга по пещере, попутно приблизившись к Альку на три или четыре шага — но все еще держась вне досягаемости мечей. В ушах звенело уже даже у Рыски, выделить отдельные звуки было почти невозможно, и картинку пещеры закрутившийся саврянин наверняка давно потерял.

— Не боюсь. Потому что не собираюсь иметь с тобой никаких дел.

Райлез внезапно остановился, подкармливая эхо топаньем на месте. Альк продолжал двигаться, уже почти открыв врагу бок, — но внезапно замер. Покачался на месте, будто танцуя, и повернулся обратно, лицом к лицу.

— Слушай, Хаскиль, в Пристани мы действительно не шибко ладили. — Голос Райлеза подрагивал от разочарования и досады. Саврянин пользовался осязанием, как крыса. Чуткие усы заменяла обнаженная кожа, ловившая малейшее колебание воздуха и исходящее от противника тепло. — Но ради такого можно и Сашия в друзьях потерпеть!

— Вопрос в том, согласен ли терпеть подобных друзей Саший.

Эхо улеглось, в пещере снова стало тихо-тихо. Райлез медленно запустил руку в карман, так же беззвучно вытащил, а вот незаметно размахнуться не удалось: под правой ногой, на которую сместился вес тела, хрустнул камешек. Альк полоснул клинком, и метательный нож с обиженным треньканьем отлетел вбок и ударился в стену невдалеке от Рыски. Девушка еще плотнее вжалась в камни. Боялась она напрасно: Райлезу вторая хозяйка Алька нужна была живой, и он понимал, что если попытается вскарабкаться на уступ (девчонка делала это при свете, а ему придется на ощупь), то со спины на него тут же бросится саврянин. Надо вначале разобраться с ним.

Альку тем временем надоели и говорильня, и выжидание. Закрутив мельницу, он атаковал невидимого врага, пытаясь припереть его к стенке, но Райлез не принял боя, ускользнув вдоль нее. Один из клинков царапнул по камню, и саврянин остановился, круто развернулся. Опять начал покачиваться из стороны в сторону, определяя нахождение противника.

Райлез, стоящий в центре пещеры, сделал вид, что собирается повторить бросок. Альк тут же взмахнул мечом, защищаясь от возможного нападения.

Бывший путник ехидно рассмеялся.

— В детстве я обожал играть в слепого кота, — сообщил он, наклоняясь и подбирая горсть камешков. — Но только в роли мыши. Она куда интереснее. Ну-ка, давай еще?

На сей раз Райлез действительно бросил — камушек. Высеченные из стали искры на миг осветили лицо Алька. Глаза у него были вообще закрыты, выражение на удивление отрешенное.

— Понравилось? Мне тоже. — Следующий камень Райлез бросил на ходу — оставаться на месте означало навлечь на себя очередную атаку. Альк все-таки сумел его отбить, а вот третий пропустил, и он тюкнул саврянина по груди.

Рыска уже чуть не плакала. Смотреть, как этот выродок издевается над беспомощным другом, было невыносимо. Так он может уворачиваться и дразниться до бесконечности, пока вконец не измотает Алька.

Увы, это произошло быстрее, чем девушка думала. Саврянин вроде бы успел отшатнуться — летящий нож свистел иначе, чем камень, — но все равно сдавленно застонал, припал на правую ногу. Плечи и клинки поникли.

Рыска вскрикнула. Райлез пока медлил, пытаясь оценить тяжесть ранения: сам вскоре завалится или придется помогать.

— Не передумал? — поинтересовался он, — Я заполучу тебя так или иначе. Только иначе уговаривать буду уже по-другому.

— Иди ты в… — Альк пошатнулся, согнулся еще больше, но все-таки сумел удержать равновесие. Хриплое, неровное дыхание далеко разносилось по пещере. Правую руку он совсем опустил, прижимая к боку. С той стороны Райлез и стал заходить, примеряясь, куда бы добавить.

— Вот потому тебя свечой и сделали, — сочувственно сообщил он. — Такой же упрямый, живучий и тупой, как крыса. Может, потому она на тебя особо и не повлияла.

Альк все-таки нашел в себе силы махнуть на него клинком. Райлез на сей раз не стал уклоняться — тут и ребенок смог бы отбить, а потом приставить острие к открывшейся шее противника.

Но едва раздался звон стали, как саврянин взвился, будто птица, притворявшаяся подбитой, пока не отвела лису от гнезда. Крутанувшись, но не разрывая мечей, ставших мостиком к неуловимому прежде врагу, Альк прихлопнул его клинок своим вторым, защемил и дернул.

Меч Райлеза, кувыркаясь, улетел под самый потолок, а в следующий миг путник оказался приперт лицом к стене: один клинок упирается слева под лопатку, второй — в правую почку. Куда трепыхнешься, там и насадишься.

— А я, — сказал Альк совершенно спокойным, без всяких признаков боли, голосом, — в детстве играть не очень-то любил. Тренироваться было интереснее. В том числе — с повязкой на глазах.

— Если ты меня убьешь, — тяжело дыша, пробормотал Райлез, — то никогда не освободишься! Я тебя не отпускаю! Мы с тобой связаны одной…

— Ну и Саший с тобой и этим узлом.

Рыска уже знала этот звук: короткий влажный хруст, с которым полоса стали втыкается в тело. И крик — он мог быть человеческим или крысиным, громким или сдавленным, пронзительным или захлебывающимся, как сейчас, но всегда последним.

Ни с чем не спутаешь.

Альк выждал, пока клинки не перестанут содрогаться, выдернул их и отстранился, давая телу сползти на пол.

Рыска, в спешке обдирая ладони и колени, спустилась-скатилась с уступа.

— Ну что?!

— Ну все, — пожал плечами саврянин. — Одним сумасшедшим меньше.

— А нож?! Куда он тебе попал?

— Не попал. Так, царапнул.

Девушка, по опыту зная, как могут выглядеть царапины Алька, торопливо ощупала его живот и бок. Но на этот раз саврянин не храбрился: ранка оказалась совсем пустячной, Рыска на кухне порой сильнее резалась.

— Альк… А как же теперь… — спохватилась она, пятясь.

— Никак, — ровно ответил саврянин, отряхивая клинки. — Подай-ка ножны.

— А вдруг бы…

— Нет. Он врал. Или мне, или себе.

— Точно? — Рыска пошарила по полу, почти сразу наткнувшись на рубашку. Ножны пришлось искать дольше, они отлетели почти к стене.

— Точнее не бывает.

— Откуда ты знаешь? Ты ж говорил, что дара здесь нет!

— Это не дар. — Саврянин наугад протянул подруге руку. — Это мозги. Уверяю тебя, их вполне хватило для верного выбора.