"Великолепная страсть" - читать интересную книгу автора (Блэйк Стефани)

Глава 29

Когда они вышли на улицу, он помог ей сесть в машину. Подножка оказалась высокой, и Майре пришлось высоко поднять юбку, обнажив колени. Кавалер без стеснения уставился на ее ноги.

– Прелестные. Вне всякого сомнения, прелестные, – сказал он.

– Ах вы, распутник!

– Признаю это. Никогда не мог устоять перед парой прелестных ножек.

– А мне показалось, что вы поклонник прелестных задов.

– И это верно. Но они так гармонично и эстетично сочетаются.

Он завел мотор, и они поехали по гравиевой подъездной аллее по направлению к шоссе.

– Вы спешите домой?

Она задумалась. Ночь была прекрасной. Светила полная луна, а выпитое вино ударило ей в голову, и она чувствовала необычайную легкость. К тому же она ощущала беспокойство, всегда посещавшее ее с приходом весны. В ее полном жизни теле пульсировала кровь, будто сок, поднимавшийся по ветвям кленов, стоявших по обе стороны дороги и уже распускавших почки.

– А что вы предлагаете? – спросила она его.

– Недалеко отсюда есть небольшое живописное озеро. Серебряное озеро.

– Да, я слышала о нем. Кажется, оно популярно у молодежи. Они там собираются и веселятся, верно?

– Сегодня я чувствую себя совсем молодым. А как вы? У вас нет настроения порезвиться? На берегу озера есть павильон, где по пятницам и субботам играют самые известные джаз-банды.

– Мне бы это пришлось по вкусу, Уинстон. Я хочу сегодня потанцевать.

– А вам известно, – спросил он, – что с наступлением эры передвижения на автомобилях количество адюльтеров в Соединенном Королевстве увеличилось чуть ли не в десять раз?

– Господи, а почему это так?

– Да все объясняется очень просто. В те времена, когда ездили в экипажах и на лошадях, и мужчины, и женщины ограничивались своими деревнями и городишками. Очень редко кто-нибудь решался удалиться от своего местожительства на десять миль. С появлением автомобилей возникла возможность передвигаться быстро и на большие расстояния. Например, сегодня вечером мы с вами удалились от дома миль на тридцать. И очень маловероятно, чтобы ваши лондонские друзья повстречались нам в «Таверне Джона Пила» во время нашего тайного рандеву.

– Тайного рандеву? – Майру позабавили его слова. – Но ведь в нашей встрече не было ничего тайного. Все мои домашние были в курсе того, что я обедаю с вами. Право же, Уинстон, у вас фантазия новеллиста романтического толка.

– Мне советовали, чтобы я свои романтические устремления облекал в материальную форму.

Их разговор принял более серьезную направленность, и она спросила:

– А вы замечали, как со смерти королевы Виктории новые веяния стали проникать в жизнь Британии? Вы заметили, как сама ткань жизни в Англии изменилась? Я имею в виду жизнь всей страны.

Он повернулся, чтобы видеть ее лицо, – из одного угла его рта лихо свисала недокуренная сигара.

– Вы чрезвычайно восприимчивы, моя дорогая. Да, изменения коснулись всех сторон нашей жизни: движение вашей миссис Пенкхёрст… – это типичное проявление изменений, произошедших в Британии за последние несколько лет. Резкое возрастание роли профсоюзов и рост профсоюзного движения, движение женщин за раскрепощение и равные права, недовольство и мятежи в Ирландии и Индии… нарастание напряжения в Европе, России и на Ближнем Востоке… Мы все сидим на гигантской пороховой бочке. И фитиль уже подожжен и тлеет. Единственное, в чем состоит наша дилемма, – это то, что мы не знаем длины этого фитиля и того, сколько времени он будет гореть… Но время идет, и взрыв неизбежен. Нам остается только попытаться определить, когда, где и как произойдет этот взрыв в первую очередь. Хочу еще раз процитировать свою мать-американку, которая говорит, что все мы сидим и ждем затаив дыхание несчастье, которое должно непременно случиться.

Майра поежилась и даже обхватила себя руками.

– От этих ваших гипотез, Уинстон, мороз по коже.

– Это только потому, что я глубоко убежден, что Армагеддон не за горами.

* * *

Павильон на Серебряном озере был в этот вечер полон. Танцевальная площадка помещалась на пирсе, уходившем далеко в глубь озера. В центре площадки находился круглый помост. На нем четверо музыкантов играли на фортепьяно, контрабасе, барабане и саксофоне. Все они были чернокожими.

– Боже мой! – воскликнула Майра. – Никогда прежде не слышала такой музыки. – Она принялась хлопать в ладоши и ритмично двигать бедрами. – Она так заразительна. Я просто не могу устоять на месте.

– Это называют джазом Нового Орлеана, – сообщил ей Черчилль. – Бадди Болден со своими ребятами. Они только что прибыли с континента. К сожалению, танцплощадка так тесна, и там яблоку негде упасть. Есть старый анекдот о том, что в такой давке девушка ухитрилась забеременеть и даже не почувствовала, как это ее затанцевали.

– Затанцевали?

– Ну да, это такое вульгарное разговорное выражение, означает забеременеть.

– Как странно! Мне это нравится.

– Вы имеете в виду секс?

– А вот это уже не ваше дело.

– Я надеюсь, что это скоро станет моим делом. Раз уж нам не удастся потанцевать, то не согласитесь ли вы прогуляться вокруг озера? Говорят, что природа здесь восхитительная.

– С радостью прогуляюсь.

Они медленно двинулись по песчаной отмели, удаляясь от павильона.

– Ясно, отчего озеро назвали Серебряным, – заметила Майра. – Песок в лунном свете сверкает, как серебро.

Черчилль указал куда-то на другой берег озера.

– Взгляните. Вода тоже сверкает. Это эффект лунного света, пробивающегося сквозь ветви плакучих ив и белых берез, свисающие до самого берега.

Черчилль раскурил сигару и вдохнул дым. Ее огонек рдел, как ярко-красная вишня.

Майра спросила:

– Вам правда нравится быть среди этой публики?

– Это мое второе любимое развлечение, – ответил он, и Майра отлично поняла намек.

Они стали непринужденно болтать обо всем, в основном сплетничать об общих друзьях и знакомых.

– Я очень благодарен вам за то, что вы огрели меня зонтиком, – сказал Черчилль. – Я в течение многих лет слышал о вас, но почему-то наши пути до сих пор не пересекались.

– А вот я никогда о вас не слышала, – вызывающе возразила Майра.

Он уставился на нее немигающим совиным взглядом:

– Ну, вы еще обо мне услышите, милочка. Вы, несомненно, услышите об Уинстоне Черчилле. Со временем мое имя станет известно в каждом доме, и не в одной только Англии.

Она вздохнула:

– Вы говорите почти так же, как мой муж, Уинстон, вас так же, как его, пожирает честолюбие.

– В обществе есть два типа людей: те, кто рождается, чтобы вести за собой, и те, кто рождается, чтобы следовать за ними. Случилось так, что я лидер по своей природе. – Внезапно он загасил свою до половины выкуренную сигару. – А теперь пойдемте и ведите себя так тихо, будто ступаете по яичной скорлупе.

– И зачем это?

– Хочу, чтобы вы собственными глазами увидели то явление, о котором я недавно рассказал вам. Связь между автомобилями и адюльтером.

Он взял ее за руку и повел вверх по склону поросшего травой холма, приложив к губам палец и показывая ей таким образом, что она должна соблюдать тишину.

– Когда мы доберемся до его вершины, говорите только шепотом и старайтесь держаться в тени, чтобы вас не увидели.

– Да что вы, черт возьми, затеяли? Думаю, вы слишком много выпили.

– Не важно. Сейчас увидите сами.

Вершина холма поросла густыми кустами. К тому же на ней возвышались сосны. Они осторожно пробирались сквозь рощицу и остановились в густой траве. Майра была изумлена при виде по крайней мере десятка автомобилей, припаркованных у подножия холма на разном расстоянии друг от друга и под разными углами.

– Не понимаю, – шепотом сказала Майра.

Черчилль тихонько хмыкнул:

– Вот оно, доказательство, о котором я говорил.

В темноте Майра могла различить силуэты мужчин и женщин в автомобилях, расположившихся кто на передних, кто на задних сиденьях.

– Что, черт возьми, они здесь делают, в этой глуши?

– Для светской женщины, какой вас все считают, вы на удивление наивны. Посмотрите внимательнее вон на ту машину, прямо перед нами.

Майра попыталась рассмотреть, что происходит в ближайшей к ним машине, утопавшей в лунном свете. Верх машины был опущен, и на заднем сиденье устроились мужчина и женщина – их одежда была в беспорядке.

Щеки Майры вспыхнули от смущения.

– Это возмутительно, Уинстон! Мы не лучше, чем Том, подглядывавший за леди Годивой.[33] Не помню случая, когда я чувствовала себя такой униженной.

– Разумеется, я разделяю ваши чувства. – Его рука прогулялась по ее спине и остановилась на ягодицах. – Но вы не находите это зрелище чрезвычайно волнующим? Разве я не прав?

– Вы отвратительны!

– Да не лгите же, Майра! Неужели вас не интересуют сексуальные привычки подобных вам двуногих? Я хочу сказать, что, когда мы занимаемся сексом, это очень личный и субъективный опыт. Мы ведь не видим себя в такие моменты со стороны. И потому лишены возможности долго и спокойно наблюдать за этим процессом. А теперь мы имеем возможность наблюдать эту волнующую картину во всей ее красе и просвещаться на здоровье. Смотрите туда – вы сейчас увидите coup de grace.[34]

Из уст женщины вырвался долгий трепетный вздох, когда мужчина овладел ею, и теперь Майра и Уинстон могли наблюдать, как согласно и ритмично задвигались их тела.

Майра стояла в оцепенении, похожем на сомнамбулическое состояние. Она почти не почувствовала, как его рука подняла сзади ее юбку и скользнула между ее обнаженными бедрами.

– Прекратите это немедленно, – задыхаясь пробормотала она. – Вы не имеете права!

– Перестаньте играть в свои игры, дорогая. Созерцание этой пары возбудило вас так же, как и меня. Ага! А вот и неопровержимое доказательство! – Его пальцы скользнули дальше, за край ее подвязки.

– Вы мерзкий проныра, – сказала она, но не стала сопротивляться, когда он заставил ее опуститься на густую сладко пахнущую траву и принялся целовать ее шею и виски.

– Это чистое безумие, – слабо протестовала она, но слова ее звучали не слишком убедительно.

– Не желаете ли снять ваше платье, а иначе оно помнется и на нем будут пятна от травы?

– Возможно, это было бы правильно.

Не прошло и мгновения, как они оба избавились от своей одежды. Майра легла на спину на мягкую травку, ноги ее были раздвинуты. Она была уже вполне готова, когда он овладел ею, и даже несколько смущена тем порывом страсти, который охватил ее при виде мужчины и женщины, занимающихся любовью. Медленное, дюйм за дюймом проникновение в ее тело принесло ей столь острое наслаждение, что первый пик она испытала еще до того, как он полностью вошел в нее. Не утратив желания, она испытала четыре оргазма подряд.

– Вы самая потрясающая женщина, с которой мне довелось сблизиться, – прошептал он, ощутив ее страсть и ее завершение.

– А вы один из самых лучших жеребцов, с которым довелось познакомиться мне, – ответила она сердито. – Кстати, не впадайте в заблуждение, Уинстон. Вы, как и большинство мужчин, убеждены, что это они укладывают женщину в постель с собой. Они считают, что в сексуальных отношениях их роль ведущая. Но это заблуждение… В действительности это я вас уложила с собой!

Он перекатился на спину и разразился смехом.

– Умерьте свое веселье, – предостерегла она. – Нас могут услышать там, внизу.

– Пусть придут и посмотрят на нас, если хотят. Мне наплевать. В конце концов, мы первыми начали за ними подглядывать, как вы изящно выразились. Хотите еще разок попытать счастья, прежде чем мы уедем?

– Пожалуй, нет, Уинстон. До Лондона ехать далеко. И уж если быть вполне откровенной, то я совершенно без сил. – Она рассмеялась и легонько ущипнула его. – Я чувствую себя, как кошка, готовая свернуться клубочком после того, как она вылакала блюдечко теплых сливок.

– Когда я снова увижу вас?

– Давайте не будем строить планов надолго. В будущем месяце должен вернуться Брэдфорд.

Он склонился над ней и поцеловал ее в щеку. Тон его был необычно серьезным:

– Я хочу, чтобы вы знали, что для меня это не эскапада на одну ночь. Это я снова цитирую свою старушку. Конечно, скверно, что мы оба состоим в браке. Мы смогли бы сохранить связь надолго, и наши отношения были бы идеальными.

– Уинстон… – Она потрепала его по щеке. – А как насчет ваших честолюбивых устремлений? Если ваши политические противники разведают о наших отношениях, они вас просто уничтожат, как вы уничтожили Чарлза Парнелла[35] из-за его делишек.

– Черт возьми! – Он сел и ударил кулаком по земле. – Испокон веку известно, что самая страшная тирания – это власть слабых над сильными. Общественное мнение несгибаемо и своевольно. Мы, политики, служащие толпе, – большие рабы своей власти, чем они, плебеи, наши рабы.

– Так всегда было, Уинстон. Возьмите хотя бы Брэда. Личные отношения он принес в жертву власти и богатству, и жертвы эти были несоизмеримы с его достижениями. Если выразить это буквально, то можно сказать, что он потерял семью из-за своего честолюбия.

– Как жаль, но ведь у каждого человека своя цена, и трагедия заключается в том, что эта цена слишком низка. Я желаю вас, и так будет всегда.

– Нет такого понятия, как «всегда». Все имеет начало и конец.

Идиллические отношения между Уинстоном Черчиллем и Майрой Тэйлор продолжались до самого начала Первой мировой войны.