"Так далеко, так близко..." - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)14Взяв у Кэтрин трубку, я сел в кресло, которое она освободила для меня. – привет, Вив, – сказал я. – Как дела? – Спасибо, Джек, прекрасно, мне бы хотелось увидеться с тобой. – Когда? – Сегодня утром. – Невозможно, – быстро ответил я, почувствовав в ее голосе нечто особенное. Я знал, когда нужно от нее защищаться. – Тогда днем? Или вечером? – настаивала Вивьен. – Это очень важно. Правда, важно. – Вив, не могу. Не сегодня. У меня тут сложности. Всякие дела с работниками. – Но ты же можешь уделить мне полчаса? – Нет, Вив. Оливье договорился с людьми. Мы будем заняты. Целый день, – врал я, сочиняя на ходу. Я ее хорошо знаю. С тех пор как мне было шесть лет. Что-то ее тревожит. Готов поклясться. Это слышно по голосу. Инстинкт подсказывает, что ее нужно держать на расстоянии вытянутой руки. Иначе она меня заарканит. – Мне действительно необходимо поговорить с тобой, – сказала она голосом теплым и мягким, – о чем-то, касающимся нас обоих. Вив, когда захочет, умеет и обмануть. Уж я-то это хорошо знаю! Я быстро ответил: – Придется подождать. – Это необязательно. Можно и по телефону. – Не знаю, когда я смогу. – Можно прямо сейчас. Джек, послушай меня одну минутку, прошу тебя. – Но… – Никаких «но», Джек. Я кончила книгу о Бронте, как ты знаешь, и теперь, когда я не занята работой, история со смертью Себастьяна все время крутится у меня в голове. Она… – О Боже, Вив! Только не это! Опять! – Джек, послушай меня. Странная смерть Себастьяна не дает мне покоя, никак не дает. – Он покончил с собой, ты же знаешь это, – прервал я ее. – Положим. Но мне нужно знать причину, по которой он это сделал. Только тогда, если я найду ответ, я успокоюсь. – Никто не даст тебе ответа. Это знает только Себастьян. А свою тайну он унес в могилу. – Это не совсем так. – В каком смысле? – Я думала… – О чем? – прервал я ее, мысленно застонав. Как хорошо я знал эту интонацию. От нее исходила тревога. – О его жизни. О том, чем он занимался последние шесть – восемь месяцев перед смертью. С кем бывал. И не менее важно, как держался. Ты знаешь, в каком он был настроении? Был ли обеспокоен? Или, напротив, безмятежен и счастлив? – Вот именно – счастлив. В тот день, когда вы завтракали. Ты же так заявила, кажется? – Он действительно был счастлив. – Как ты можешь быть уверена? – Глупый вопрос, Джек. Я хорошо его знаю. Он был счастлив. Я же помню, что я чувствовала в тот день, хорошо помню. И я была рада за него, рада, что он собирается начать новую жизнь. – Да? – поразился я. – А что ты подразумеваешь под «новой жизнью»? – Женщину, Джек, новую женщину. Он любил ее и собирался на ней жениться. Ошеломленный, я воскликнул: – Он тебе наврал! – Нет. Он сказал, что они поженятся весной. Он хотел познакомить меня с ней и пригласил на свадьбу. – Вот мерзость, – сказал я. – Нет, это не мерзость. Мы всегда были близки. Очень, очень близки. Но не будем отвлекаться. Не обратив внимание на это замечание, я спросил: – Кто эта женщина? – Я не знаю. Он не сказал ее имени. Вот в чем дело. Если бы я знала, кто она, я повидалась бы с ней. Но раз ты так удивился, значит, ты ее не знаешь. – Я не знаю даже о ее существовании. – А Люциана? – Нет. Я уверен. Она сказала бы мне. – Но кто-то же знал о ней, Джек, и вот к чему я клоню. Я хочу побеседовать с теми, кто занимается благотворительностью в Африке. – Почему в Африке? – Потому что Себастьян сказал, что встретил ее там, – объяснила Вивьен. – Что она врач. Ученый. Я хочу поговорить с теми, кто присутствовал в его жизни и работе, чтобы снова прокрутить эти последние его месяцы. – Люди могут и воспротивиться этому. Могут просто ничего не сказать тебе, – заметил я. – Они преданы Себастьяну. Его памяти. – Знаю. Но у меня есть прекрасный предлог. Я пишу очерк о нем для «Санди Таймз Мэгэзин». Сэнди Робертсон одобрил мою идею вчера вечером. Я не хочу, чтобы очерк о величайшем филантропе мира вышел поверхностным… ведь Себастьян был, вероятно, последним из людей этой породы. Вот одна из причин, по которой я хочу видеть тебя, Джек. Мне бы хотелось услышать прежде всего от тебя, какое впечатление он производил в последние месяцы прошлого года. – Вив, э то смешно! Почему ты не можешь бросить все это? – Не могу. Хочу, но не могу. Головой, рассудком я понимаю, что это самоубийство. Но сердцем – нет. По крайней мере я не могу примириться, что он убил себя, будучи таким счастливым, таким уверенным в будущем. Здесь что-то не так, какая-то ужасная ошибка. Что-то воистину страшное должно было случиться после того, как мы завтракали в понедельник. Я чувствую это кожей. – И ты решила все разузнать? Да? Ну, Вив, вот тебе замечательная версия: эта леди турнула его. – Может быть, она так и сделала, не буду спорить. Но я не верю, что Себастьян покончил бы с собой из-за женщины, то есть тот Себастьян, которого я знала. – Я ничего не знаю. И помочь ничем не могу. И с очерком тоже. – Ты можешь вспомнить что-нибудь, если напряжешь мозги. Если серьезно задумаешься об этих месяцах. – Вряд ли. – В день похорон Сирес сказал, что я должна написать о нем книгу. Биографию. – Хранительница огня! Это твоя новая роль, дорогая? – Не будь саркастичным, Джек, это тебе не идет. Да, я должна это сделать. Я хочу убедиться, что сумею быть объективной. Очерк мне поможет. Это будет что-то вроде пробы. – А у кого ты хочешь брать интервью? – У его коллег из «Лок Индастриз» и из «Фонда». Один выведет на другого, так всегда бывает. Я быстро разберусь, кто знал его лучше других, кто с какой стороны знал. С Люцианой я тоже хочу поговорить. – Вив, ты сошла с ума! – воскликнул я. – Она пошлет тебя куда подальше, вот и все. – Посмотрим. – Попомни мои слова. – Джек! – Да? – Ты бы в прошлом месяце в Нью-Йорке на собрании «Лок Индастриз». Скажи, не говорил ли кто-нибудь о нем? О новой женщине в его жизни? – Нет. – Ммм… Возможно, они о ней не знали? – Точно, крошка. – Джек, ты ведь поможешь мне с очерком, да? Это очень важно для меня. Важно написать его, и я уверена, что очерк поможет мне примириться с его смертью. – Ладно, – неохотно согласился я. Все мои прекрасные решения ни к чему не привели. – Но я ничего не знаю. Я почти и не видел его за последний год. – Вспомни, что могло бы дать ключ к его настроениям и его поведению в это время. – Попробую. Я позвоню. На той неделе. – Меня здесь не будет. Через пару дней я уезжаю в Нью-Йорк. Начну брать интервью у своих старых друзей в «Фонде». Это будет начало. – Счастливого пути. – Пока, Джек. Будем держать связь, я буду звонить. – Дерьмо! – Я отшвырнул трубку и бросился в свое кресло. – Что такое, Джек? Что случилось? – спросила Кэтрин своим спокойным голосом. Голосом, к которому я привык за эти месяцы. – Это Вивьен. Совсем вышла из берегов. – Любопытное замечание по адресу такой уравновешенной, земной и рациональной особы, как она. – Она не рациональная. И не земная, – пылко воскликнул я. – Во всяком случае, когда речь идет о Себастьяне. Это у нее навязчивая идея. Пять месяцев как он умер. Она все еще говорит всякие слова о его смерти. Заткнулась бы, и все дела. Пусть он себе покоится с миром. Не выношу, когда она такая. – Какая такая? – В роли хранительницы огня. – Я засмеялся и добавил: – Она все еще пылает. – Получилась игра слов, и я опять засмеялся. Кэтрин это не рассмешило. Вид у нее был сосредоточенный. – Из того, что ты мне рассказывал, я поняла, что она его обожает, а ты – ненавидишь. В этом вы – два сапога не пара, – пробормотала Кэтрин. – Вы – противоположные полюса, когда речь идет о Себастьяне Локе. Вы никогда не сговоритесь. – Почти верно, милая. У Вивьен трудности. Нечего делать. Книга о Бронте кончена. Сдана. Теперь Себастьян. Она занялась им. Опять. Дерьмо! Кэтрин задумчиво посмотрела на меня, потом медленно заговорила: – Ты имеешь в виду, что она собирается написать книгу о твоем отце, дорогой? Ты это хочешь сказать? – Не книгу. Очерк. Для лондонской «Санди Таймз». Ее редактор одобрил идею. Но должна быть и книга. Мой дед, старый дурень, надоумил ее. На похоронах. Представляешь? Господи! Она должна и это сделать. И сделает. Черт! – Джек, ради Бога, что ты так расстроился? Ты прямо как дитя неразумное. – Вовсе нет. – Как только дело касается твоего отца, ты сразу же выходишь из себя, дорогой. – Вивьен хочется попробовать. Раскопать его жизнь. За последний год. «Я должна узнать», – говорит она. И еще она говорит: «Я должна узнать, чем он занимался. С кем встречался. Каким был. Его настроения. Его поведение. Я должна понять его. Я должна выяснить, почему он покончил с собой». Вот что она мне говорила. – И как она намерена собирать эти сведения? – Разговаривать с людьми. Брать интервью. – С кем именно? – С теми, кто работал с ним. В «Лок Индастриз». В «Фонде». Со мной. С Люцианой. Бог ее знает, с кем еще. – И она напишет о своих выводах, да? – Не совсем. Она не будет писать о самоубийстве. Во всяком случае, в статье. Зная ее, уверен, что она и не коснется этой темы. Она будет придерживаться определенной линии. Что она к нему чувствовала, все еще чувствует, и все это в радужных тонах. Хвалебный очерк. Она покажет только его хорошие стороны. Разобравшись в том, каким он был в последние месяцы жизни. Вот что важно для нее. Это все очень личное. – Ясно. Но я не понимаю, чем ты так расстроен. – Лучше бы она бросила все это. Я не хочу, чтобы мне о нем постоянно напоминали. Он умер. Похоронен. Я не хочу, чтобы она выкапывала его из могилы. – Мне кажется, что не стоит так переживать, дорогой. Ты только что сказал, что она не будет писать о нем ничего плохого. И я с тобой согласна. Судя по тому, что ты сказал, Вивьен необычайно чтит Себастьяна и память о нем. – Она все еще любит его. – О нет, я этого не думаю, Джек, совсем не думаю. Вивьен слишком живая, слишком сексуальная и слишком чувственная женщина, чтобы цепляться за покойника. По крайней мере, у меня сложилось о ней такое впечатление. Нет, слава Богу! Она считает, что жизнь – для того, чтобы жить. Она, кажется, сходит с ума по Киту Тримейну. Теперь он, а не Себастьян наполняет ее жизнь. Поверь мне. Я знаю, что говорю, и знаю, что я права. – Наверное, – и я поспешил переменить тему разговора. |
|
|