"Так далеко, так близко..." - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)

16

Мы с Кэтрин лежали на моей огромной кровати под балдахином с четырьмя колонками, попивая коньяк.

Я наслаждался ее близостью.

Перед этим я выключил лампы. Комнату освещал только огонь, горящий в камине. Он наполнял комнату теплым сияньем. Было совершенно тихо, только время от времени потрескивали поленья… Да еще тикали часы на каминной полке. В комнате царил покой.

Я расслабился. Мне было легко. Так бывало часто, когда мы с Кэт оставались одни. Я радовался, что нашел ее. Радовался, что она здесь, в шато, рядом со мной.

Она уже жила как-то с одним человеком. Несколько лет тому назад. Она все мне рассказала. У них не получилось. Когда мы встретились в Париже, она была абсолютно свободна. К счастью для меня. Мы подходили друг другу. Мне нравился ее ум. Меня очень интересовало, как зреют мысли в ее головке. Не выношу глупых женщин. Я знавал таких. С меня хватит.

Я закрыл глаза. Плыл по течению. Думал. В основном, о Кэтрин. С ней не нужно насиловать себя. И она не насилует меня. Она разрешает мне быть самим собой. Джеком. Для нее я – ее друг. Ее любовник. Не сын известного Себастьяна Лока. Я не Джон Лайон Лок, последний отпрыск великой американской семьи, глава «Лок Индастриз» и «Фонда Лока». С этой стороны она меня не знает. И не интересуется.

Кэтрин часто слышит, как я говорю по телефону с президентом «Лок Индастриз». И со всеми другими, которые управляют за меня моей компанией. Как делал это и при моем отце. Иногда я разговариваю со своими помощниками по «Фонду» в ее присутствии. Но она почти не обращает внимания на мои телефонные звонки. Другие мои дела ее тоже не интересуют.

К счастью, она любит шато и виноделие. Это мне приятно. Я иногда делюсь с ней мыслями о производстве вина. Она всегда внимательно слушает. Она понимает мою привязанность к земле, к шато, к виноградникам.

Другая черта ее – отсутствие интереса к моему богатству. Кэтрин, кажется, так же пренебрежительно относится к деньгам, как Себастьян. Вещи как ценность не имеют для нее значения. Это меня не тревожит. Лишь бы она позволяла мне баловать ее. Иногда делать ей подарки. Но ей непросто принимать от меня вещи. Только книги. Или – что-нибудь недорогое.

Она прервала мои размышления, коснувшись моего плеча и мягко спросила:

– Джек, ты спишь?

– Нет. Дремлю.

– Я вот о чем подумала.

– О чем?

– Эта таинственная женщина твоего отца – она появилась на его похоронах?

– Нет.

– Интересно, почему? Тебе не кажется то странным?

– Ничуть. На похоронах было мало народу. В основном, члены семьи. Я имею ввиду – в Корнуэлле. Совершенно частное мероприятие. Посторонним вход запрещен. Разве что сотрудникам.

– Ясно. И все же я могу тебе кое-что сказать. Если бы я любила кого-нибудь, была бы помолвлена с этим человеком, а он неожиданно умер бы, я немедленно связалась бы с его семьей! – воскликнула она. – Пусть я с ними незнакома, пусть они даже не знают о моем существовании. Мне бы хотелось быть с ними, поделиться своим горем и разделить их. И уж конечно, я непременно бы присутствовала на похоронах. – Кэтрин помолчала, покусывая губу. – Это странно, Джек, действительно, странно, если хорошенько подумать. То есть, что она не связалась с тобой или с Люцианой, хотя бы чтобы выразить сочувствие, принести соболезнования.

– Она этого не сделала, – сказал я. – Но, может, быть, она была на поминальной службе. Там были сотни людей. Служба состоялась в церкви святого Иоанна Богослова в Манхэттене. Мы дали объявление, и весь мир знал об этом. И прибыл.

Кэтрин вздохнула.

– И раз ты ее никогда не видел, ты не можешь знать, была она там или нет.

– Именно.

– А ничего, если я спрошу тебя еще кое о чем? О чем-то немного личном?

– Давай.

– Твой отец не изменял свое завещание?

– Нет. Зачем тебе это?

– Просто интересно. как правило, когда человек собирается покончить с собой, он приводит в порядок свои дела.

– Его дела всегда были в порядке. Многие годы. Так уж он был устроен. Мистер Деловитость. То есть Себастьян.

– И ничего он не оставил этой неизвестной тебе женщине?

– Нет. Завещание составлено три года назад. В нем ничего не менялось. Если бы он что-то завещал лицу, мне неизвестному, я должен был бы навести о нем справки.

– Конечно. Я задаю глупые вопросы. Иногда я бываю такой дурехой.

Она замолчала.

Я тоже.

Она шевельнула головой, и огонь заплясал на ее длинных волосах, превратив их в сверкающий каскад пламени, обрамляющий ее бледное лицо. Она повернула голову еще раз, и открылась ее длинная белая шея. Шея была как у лебедя, как у Антуанетты Дилэни.

С моих губ сорвались слова:

– Ты часто напоминаешь мне одну женщину, мою любимую Необыкновенную Даму, но сегодня ты похожа на нее как никогда. Просто сверхъестественно.

– Необыкновенную Даму? А кто это? – голос у Кэтрин был мягкий, но на лице появилось напряженное выражение.

– Ее звали Антуанетта Дилэни. Это мать Вивьен. Я любил ее с той минуты, как она вошла в мою жизнь. Мне было шесть лет. Она была мне как мать. Добрая, ласковая, любящая.

– И я напомнила тебе ее? – спросила она недоверчиво. – Разве во мне есть что-то материнское?

Я засмеялся.

– Она была очень красива. Как и ты. У тебя те же рыжие волосы, белая кожа, зеленые глаза. Тот же рост. Ты тоже тонкая, изящная.

Кэтрин улыбнулась.

– Я не говорил тебе об этом раньше… но моя мать умерла, когда мне было два года. От рака костного мозга. Через два года Себастьян женился на Кристе, у них родилась Люциана. Но Кристина была алкоголичкой. Себастьян поместил ее в клинику. Чтоб просохла. Она не вернулась к нам. Он не хотел, чтобы она была рядом с нами. А также рядом с ним. Мне кажется, он ее презирал.

– Значи т, Антуанетта была подругой твоего отца? Или любовницей?

– Да, любовницей. Мы жили вместе шесть лет. Все пятеро. В Коннектикуте и здесь, в шато. Удивительное было время! Она помогла мне стать тем, что я есть сейчас. Если во мне есть что-то хорошее, то это ее влияние. И любовь.

– Как это славно! И трогательно. Наверное, необыкновенная была женщина. Понятно, что ты ее так называешь. Но почему она была с вами только шесть лет?

– Умерла.

– О Джек, прости. Какой ужас! Но ведь она наверное, была сравнительно молода? Отчего же она умерла?

– Несчастный случай. То есть, все считали, что это несчастный случай. Она упала с лестницы в подвале на ферме у Себастьяна. Мгновенная смерть. Она сломала шею.

– Почему ты говоришь «все считали, что то несчастный случай»? И таким странным тоном! Как будто ты сам так не думаешь? – Кэтрин внимательно смотрела на меня.

Я промолчал и отвел глаза.

– Ты думаешь, ее убили?

– Я никогда не знал, что думать, – ответил я наконец, поворачиваясь к ней. – Странно, что она пошла в подвал. Рано утром. Но если ее толкнули, кто мог это сделать? Кому это понадобилось? Себастьян был в Нью-Йорке. По делам. На ферме был Элдред. Дворецкий. Мы были здесь. Люциана и я. И ее нянька. И экономка. Себастьян приехал около семи. Из Нью-Йорка. Он сказал, что хотел приехать пораньше, чтобы покататься с Антуанеттой верхом. Я часто думал обо всем этом.

– Ты полагаешь, что это Себастьян толкнул ее?

– Не знаю. Я раньше никому не признавался в своих сомнениях. – Я глубоко вздохнул. Потом сказал, словно в воду бросился: – Он мог.

– Но почему?

– Не знаю.

Кэтрин покачала головой.

– Тень Эми Робсарт.

– Кто эта Эми Робсарт?

– Она была замужем за лордом Робертом Дадли, и восьмого сентября 1560 года ее тело нашли у подножия лестницы в Камнор Холле, где она жила. Ее смерть вызвала ужасный шум в те времена, стала чем-то вроде притчи во языцех и потрясла всю Англию. Видишь ли, Роберт Дадли был очень близким другом английской королевы Елизаветы. Они были знакомы с детства, он был ее любимым товарищем, всегда рядом с ней. Став королевой Англии, она осыпала его всяческими милостями, она занимал должность при дворе и был шталмейстером…

– И говорили, что он был любовником королевы. Если я верно помню историю Англии, – вмешался я.

Кэтрин кивнула.

– Эта так. Смерть Эми таинственна, и ко-кто попытался обвинить Роберта Дадли. Подозревали даже королеву. Но поскольку в тот день сэр Роберт был при дворе, лично он не мог быть замешан в преступлении.

– Но он мог нанять кого-то… ты это хочешь сказать?

– В общем, да. Ставка была слишком велика.

– В каком смысле?

– После смерти жены Роберт Дадли стал свободен. Он мог жениться на королеве.

– А разве это возможно?

– По конституции, да. И королева любила его. Также как и он ее. Но Елизавета Тюдор не хотела выходить замуж. Они ни с кем не хотела делиться властью. Во всяком случае, я думаю, что он не имел отношения к смерти своей жены. Как и королева. елизавета была слишком умна, чтобы участвовать в таких делах. Ты, конечно, знаешь, что у меня докторская степень по истории Англии, но я никогда не говорила тебе, что моя специальность – эпоха Тюдоров. Я пришла к заключению, что Эми Робсарт Дадли убила себя сама. У меня об этом была большая статья.

– потому, что ее муж был любовником королевы?

– Нет. Известно, что у нее был рак груди. Она была смертельно больна и, должно быть, осознавала это. Во всяком случае, я так полагаю. Она покончила с собой, бросившись с лестницы.

– Но Антуанетта не была больна, – заметил я, размышляя вслух. – Вскрытие это показало бы. Поэтому, скорее всего, ее смерть все-таки всего лишь несчастный случай.

– Наверное. Я не знала твоего отца, но я очень сомневаюсь, что он мог совершить такое преступление. Или нанять кого-то, кто сделал бы это. Зачем? Какие у него могли быть мотивы? Женат на Антуанетте он не был, если бы он захотел с ней порвать, он мог сделать это достаточно легко – просто расстаться с ней. И не было нужды прибегать к преступлению.

– Ты права, дорогая.

Кэтрин придвинулась ко мне, обняла и прижалась ко мне.

– Ты, наверное, с тех пор только и думал об этом? Не надо, перестань.

– Постоянно думал, ты угадала, – согласился я.

Тут Кэтрин выбралась из постели и пошла в ванную.

Я лежал и размышлял о своем отце. Лучше бы она не вспоминала о нем, по крайней мере ночью. Мы ведь обсуждали это дело полдня с тех самых пор, как позвонила Вивьен.

Я тяжело вздохнул: все это мне порядком осточертело. Хорошо, что Вивьен собирается на этой неделе в Нью-Йорк. Там она вцепится в кого-нибудь со своими расспросами и оставит меня в покое. По временам Вивьен доводит меня до бешенства.

Кэтрин вернулась, скользнула в постель, обвилась вокруг меня, чмокнула в щеку.

– Ведь тебе больше не хочется, милый? – она взяла из моих рук бутылку бренди и поставила ее на столик рядом с кроватью.

– Ну… – начал я, но она губами остановила поток моих слов.

Она начала целовать меня, сначала легко, потом ее поцелуи стали жарче, страстнее. Ее язык ласково и легко коснулся моего. Я поцеловал ее, сжал в объятиях и перекатил на себя. Ее лицо словно светилось надо мной. Так мы лежали какое-то время, мне было удивительно хорошо и покойно. Потом я чуть отодвинулся в сторону, обхватил рукой ее тяжелую грудь и прижался губами к соску. Кэтрин слегка застонала и откинулась назад.

Спустя минуту она приникла ко мне и начала медленное и упоительное путешествие по моей груди и животу. Она касалась меня губами, целовала, ласкала языком, опускаясь все ниже и ниже. Словно со стороны я услышал свои стоны. Кэтрин – удивительная любовница, воображение у нее богатейшее. Безмозглое траханье не в ее стиле, к счастью.

Ее длинные волосы рассыпались по моим ногам, теперь она целовала меня, совершая губами сладострастные круги. Я закрыл глаза, я погружался в ее тепло и нежность. Обычно я воспламенялся через несколько мгновений после того, как она начинала ласки. Сегодня этого не произошло. Я был бессилен.

Предварительная игра затянулась, я быстро понял это. Кэтрин устала. Вдруг, подавленный, злясь на себя самого, я остановил ее попытки помочь мне. Я ласково отстранил ее от себя.

Она посмотрела на меня удивленно.

– Я сейчас, – пробормотал я и направился в ванную.

Заперев дверь, я прислонился к ней.

Дышать было трудно. Ужасное, знакомое, мерзкое чувство охватило меня. Я хорошо его знал. С минуту мне казалось, что меня вырвет. Бренди. Я чувствовал дурноту, головокружение. Я старался побороть их. Наконец, все прошло, пока я стоял в темной ванной, схватившись за дверной косяк.

Я не могу. Опять. С Кэтрин у меня было такое только два раза до этой ночи. В начале нашей связи. С тех пор не повторялось. Я уже почти поверил, что все в порядке. Значит, нет. Дерьмо, пробормотал я. Закрыл глаза. Дерьмо, повторил я.

Наконец, паника прошла. Я немного успокоился. Зажег свет, подошел к умывальнику. Плеснул на лицо холодной воды, вытерся и уставился на себя в зеркало.

Лицо, отраженное в нем, не было моим. Это было бледное подобие Себастьяна Лока. Я был очень похож на него сейчас. Нечего и сомневаться, чей я сын. Но хотя черты лица были те же, они были не такими определенными. Да, глаза тоже голубые. Но какие-то прозрачные, водянистые. У него они были ослепительными. Сверкали на всегда загорелом лице. У меня кожа светлее, вид всегда какой-то вылинявший. У него волосы были темные, густые и волнистые. У меня они тоже темные. И прямые. Нет во мне той энергичности-динамичности. А в нем – были. И зовом пола, как у него, я тоже не обременен. Зовом, которому невозможно противостоять.

Уж он-то мог всегда, думал я, продолжая разглядывать себя с нескрываемым презрением. У него все всегда было наготове.

Отвратительно – быть бледной копией этого человека. Отвратительно быть его сыном. Ненавижу самую память о нем.

Выпив стакан холодной воды, я пришел в себя, заглушил свой гнев. Загнал его глубоко вовнутрь. еще раз схоронил. Совершенно овладев собой, я распахнул дверь и медленно вошел в спальню.

Кэтрин надела халат. Она лежала перед камином. Глядя на языки пламени. С задумчивым, растерянным видом. Я взял свой шелковый халат и накинул на плечи. Сел рядом с ней на ковер.

– Прости, – спокойно сказал я, взяв ее за руку. – Слишком много вина. А потом слишком много бренди.

Она молчала. Она только подняла голову и посмотрела на меня.

Я повторил:

– Прости.

– Все в порядке, Джек, правда, – проговорила она ласковым голосом. Она улыбнулась, и тут же тревога исчезла из ее глаз. Слегка пожав плечами, она добавила: – У нас с тобой много ночей впереди, я надеюсь… сотни ночей. Ведь правда, Джек?

– Да. Я больше не буду столько пить. Это не повторится, – пообещал я. Интересно, не бросаю ли я слов на ветер? Я сам не верил своим словам.

Она легко поцеловала меня в губы, коснулась моего лица.

– Не огорчайся и не тревожься. Это все несущественно.

Для меня очень даже существенно, подумал я. И сказал:

– Ты красивая женщина, Кэтрин, ты вызываешь желание…

Откинувшись назад, она посмотрела мне в лицо. Потом поцеловала. Я ответил ей поцелуем. Когда мы отодвинулись друг от друга, она коснулась моих губ, провела по ним пальцем. Потом легла, положив голову мне на колени, неотрывно глядя на меня.

Она не сводила глаз с моего лица. Я тоже смотрел на нее, спрашивая себя, что происходит там, внутри нее за этим красивым спокойным лицом.

Потом она сказала:

– Ты очень много значишь для меня, Джек. В эти месяцы ты дал мне столько всего… любовь, тепло, понимание, нежность, страсть. Ты должен знать, как я люблю тебя, – продолжала она низким дрожащим голосом, – ты должен знать, что я люблю тебя, Джек.

– Да, – только и смог выговорить я.

На ее губах порхала легкая улыбка, когда она, протянув обе руки, крепко обхватила меня за шею и притянула к себе. Я быстро поцеловал ее и высвободился из ее объятий. Я боялся. Боялся, что не смогу удовлетворить ее. Я лежал рядом с ней, опираясь на одно плечо и глядя на нее. Она была очаровательна.

– Что с тобой, Кэтрин? – прошептал я. – У тебя такой вид, будто ты скрываешь от меня важную тайну.

– Нет у меня никаких тайн.

– Но у тебя такая таинственная улыбка.

– Не таинственная. Скорее, самодовольная.

– Почему самодовольная?

– Потому что у меня есть ты. Потому что я с тобой. Потому что ты – лучший из всех моих любовников. Джек, дорогой мой… – она не окончила. Потом, глубоко вздохнув, удовлетворенно проговорила: – Я никогда не испытывала ничего подобного раньше. Со мной такого еще не бывало. Никогда-никогда. Ни с кем. Ты возбуждаешь меня. Я тебя хочу. Я хочу, чтобы ты любил меня. Сейчас.

– Кэтрин… милая моя…

– Люби меня, Джек. Пожалуйста.

– Кэтрин, я не знаю…

– Не бойся, – прошептала она и, сев, скинула халат.

Освещенная пламенем, она казалась более неземной, чем когда-либо. Ее волосы, сбегающие по прекрасным белым плечам, напоминали блистающий поток расплавленной меди, пронизанный красным и золотым.

– Иди ко мне, – она протянула руки, – возьми меня. Владей мной. Я хочу отдаться тебе. Я хочу тебя. Только тебя.

Я почувствовал, как во мне разгорается жар. Она говорила, и желание охватывало меня. Скинув халат движением плеч, я почти упал в ее протянутые руки. Страх перед неудачей исчез. Я хотел взять ее. Любить ее так, как никогда не любил. Ни ее, ни какую-либо другую женщину.

Я лег на ее длинное, гибкое тело, накрыв его своим. Целовал ее шею и грудь. Погрузил дрожащие, жаркие руки в облако рыжих волос.

Я целовал ее шею, плечи, лицо, а она шептала мне любовные, мучительные слова. Слова подстегивали. Воспламеняли.

Я почувствовал, что возбужден. Что могу с ней соединиться.

Я забыл обо всем. Обо всех. Я думал только о Кэтрин.