"Так далеко, так близко..." - читать интересную книгу автора (Брэдфорд Барбара Тейлор)

4

Совершенно ясно, что Джек пребывает в своем обычном настроении. Я увидела это по его лицу прежде, чем он успел дойти до середины кухни.

– Доброе утро, – сказала я, поставив кофейник на стол. Когда в ответ раздалось невнятное урчание, я резко добавила: – Значит, сегодня мы люди супротивные, да?

Он немедленно отреагировал на это слово и глянул на меня.

– Супротивные? Это что?

– Ты не в первый раз слышишь это слово, так что не притворяйся. Это словечко моей Ба. Она часто называла тебя супротивником, когда ты был еще сопливым мальчишкой в коротких штанишках.

Не обращая внимания на мою резкость, он сказал спокойно:

– Я не понимаю, – и, плюхнувшись на ближайший стул, добавил: – Я не знаю, что это значит.

– Тогда я тебе объясню, – ответила я, облокотившись о стол и глядя ему в лицо. – Это значит: брюзгливый, раздражительный, надутый: это слово йоркширское, мой прадед оттуда. – И помолчав, добавила уже помягче: – Ты ведь не забыл замечательные рассказы Ба о ее отце? Помнишь, как мы хохотали, слушая их?

– Джордж Спенси. Вот как его звали, – сказал Джек, сострив гримасу. – Но сейчас мою жизнь может спасти только глоток горячего кофе. И немедленно, лапочка. – Он схватил кофейник, налил нам кофе и тут же отхлебнул из своей чашки.

– Джек, не нужно начинать день с этого – не зови меня лапочкой. Пожалуйста. У тебя что, похмелье? Ты выпивал?

– Классно. Приложился, что надо. Вчера вечером. Как только вернулся на ферму.

Он время от времени напивался, это было не ново. Меня это тревожило, но я уже не пыталась ни исправить его, ни делать ему выговоров, потому что это совершенно бесполезная трата времени. И на этот раз я воздержалась от замечаний. Я просто села напротив него, чтобы просмотреть газеты.

– Тут что, Джек, все очень плохо?

– Не так плохо, как мы ждали. Полно похвал. Почти никакого перемывания грязного белья. Тебя упоминают. Как одну из его пяти жен. Это на первой странице. Некрологи внутри.

Я придвинула к себе пачку газет. Джек привез «Нью-Йорк Пост», «Нью-Йорк Таймз» и «Дейли Ньюз», и разложив их перед собой, я увидела, что они говорят примерно одно и то же на разный манер. Великий и добрый человек найден мертвым: подозрительные обстоятельства. Все три газеты сожалели, пели ему хвалу, оплакивали его. Публиковали фотографии Себастьяна, довольно свежие, сделанные за последние два года. Он выглядел удивительно – ни на кого не похожий, красивый и полный обаяния, опасного обаяния. Но теперь это уже не имело значения.

Проглядывая мельком «Пост» и «Ньюз», я углубилась в «Таймз». На первой странице – статья того репортера, который беседовал со мной вчера по телефону, написанная неплохо, с добросовестно и аккуратно собранными деталями: сам тон статьи был осторожен. Больше того, мои слова цитировались дословно, и ни одно из них не было искажено или пересказано своими словами. И то хорошо. Никакими сенсациями там и не пахло.

Я перешла к разделу некрологов в «Нью-Йорк Таймз». Целая полоса здесь посвящалась Себастьяну Лайону Локу, отпрыску великой американской династии, промышленному магнату-миллиардеру, главе «Лок Индастриз», президенту «Фонда Лока» и величайшему филантропу мира. Приводилась краткая биография, в которой перечислялись по порядку его добрые деяния, благотворительные акции, которые он проводил в Америке: обширная информация о его благотворительной деятельности заграницей, особенно, в странах третьего мира. Явно написано несколько лет тому назад, как обычно пишутся некрологи известных людей – без первого и последнего абзаца, чтобы их можно было добавить сразу же после смерти данного лица.

Глянув в конец статьи, я с удивлением увидела только четыре имени. Упоминали меня как его бывшую подопечную и бывшую жену – как будто других жен не имелось, – Джека и Люциану, его детей, и Сиреса Лайона Лока, его отца, о котором я не вспоминала до этой минуты.

– О Господи! Сирес! – воскликнула я, глядя на Джека поверх газеты. – Ты связался со своим дедом?

– С этим старым дурнем? Да он скорее мертв, чем жив. Гниет себе в Бар Харбор. В этой усыпальнице. Должно быть…

– Но ты говорил с ним? – перебила я. – Он знает о смерти Себастьяна?

– Я говорил с Мадлен. Вчера. Все ей рассказал. Старый дурень спал.

– Ты сказал, чтобы она привезла его сюда на похороны?

– Конечно, нет. Он слишком стар.

– А сколько ему? – Я вдруг забыла, сколько лет Сиресу, но никак не меньше восьмидесяти.

– Он родился в 1904 году. Значит, девяносто. Слишком стар для путешествий.

– Не знаю… послушай, Джек, он должен приехать. В конце концов, Себастьян его единственный сын.

– Его последний сын, – поправил меня Джек.

– так что же сказала Мадлен?

– Ничего. Как всегда. Принесла мне свои соболезнования. Говорила, что Сирес нервничает. Но что он совсем не дряхл. Я терпеть не могу ее. У нее голос, как у рока. даже, когда она желает тебе добра.

– Да, знаю, в ее голосе действительно слышится какое-то близкое несчастье. И я уверена, что все, что она говорит о Сиресе, правда, даже то, что он не дряхл. Сирес Лок всегда был человеком замечательным. Совершенно замечательным. Просто гений.

Тут зазвонил телефон, прервав наш разговор. Я подошла. Взяв трубку, я сказала «Алло?» – и, взглянув на Джека, прикрыла трубку рукой и прошептала:

– Легка на помине. Это тебя, Джек.

– Кто?

– Голос рока с ирландским акцентом.

– Привет, Мадлен, – говорил Джек в трубку мгновение спустя. – Мы как раз говорили о тебе. И о Сиресе. Вивьен хочет чтобы вы приехали на похороны, Мадлен.

Я посмотрела на него, состроив гримасу.

– Не я занимаюсь организацией похорон.

Не обратив на меня внимания, он минуты две слушал Мадлен, попрощался с ней, положил трубку и прислонился к дверному косяку с задумчивым видом.

– Я оставил на ферме твой телефон. У Кэрри, племянницы миссис Крейн. Она пришла помогать. Пока ее тетка не вернется сегодня вечером.

– Большое спасибо, – отозвалась я и, вздохнув, бросила на него укоризненный взгляд. – Скажи, Джек, почему ты почти всегда хочешь переложить бремя ваших семейных забот на меня? Ведь не я организую похороны. Это твоя обязанность. Твоя и Люцианы.

– Забудь о Люси. Единственное, чего ей хотелось, это удрать. обратно в Лондон. К этому хамлу – ее английскому муженьку.

– А он не приедет на похороны?

– Кто?

– Ее муж. Джеральд Кэмпер.

– Кто его знает. Зато хочет приехать этот. Старый дурень. Дедуся. – Джек скорчил гримасу. – На похороны сына, который его ненавидел. Ты можешь это объяснить?

– Он хочет при этом присутствовать, как я понимаю.

– Дерьмо, – пробормотал Джек себе под нос.

– Все будет нормально, мы все устроим, – пыталась я убедить его. – Это ведь так естественно, что он хочет присутствовать на похоронах сына.

– Естественно?! Не будь дурочкой. В Сиресе Локе нет ничего естественного. Так же, как ничего естественного не было в Себастьяне. Он не способен чувствовать. так же, как и Себастьян. Это, наверное, какой-то генетический дефект. И старый дурень – точно такое же чудовище, как его сын. Пусть сиди в своем Бар Харборе. Вместе со своей секретаршей-экономкой-любовницей-тюремщицей. Или черт ее знает, кто она ему. Я… – Джек остановился и ухмыльнулся своей самой ужасной, отвратительной ухмылкой. – На мне удастся удержать его дома. Сирес хочет убедиться.

– Убедиться? В чем?

– В том, что Себастьян действительно помер. Что упрятан на три фута под землю. И нюхает цветочки на том свете.

– Ох, Джек!

– Не охай так душераздирающе! Хотя бы сегодня утром. Ты вчера занималась этим весь день. И давай без слез. С меня хватит. Ты жутко сентиментальна, малышка.

– А ты – самый неприятный тип из всех, кого я имела несчастье знать. Ты мне противен, Джек Лок. Себастьян умер, а ты ведешь себя так, будто это ничего не значит. Как будто тебе наплевать на это.

– А мне, и впрямь, наплевать.

– Говоришь, что Себастьян – противоестественен. Да ты сам такой!

– Похож на своих предков, а? – вымученно засмеялся он.

– Меня тошнит от тебя. Себастьян был тебе замечательным отцом.

– Расскажи об этом кому-нибудь еще! Уж кто-кто, а ты-то должна знать: никогда Себастьян не был мне отцом. Никогда он не заботился обо мне.

– Заботился.

– Я уже сказал тебе. МОгу повторить еще раз: он никогда никого не мог любить.

– Он любил меня, заявила я, отступив на шаг.

Джек резко засмеялся. На его лице появилась гримаса пренебрежения, когда он сказал:

– Опять двадцать пять! Он только о том и думал, как бы затащить тебя в постель. С этим я согласен. Трахнуть тебя ему очень хотелось. Даже когда ты была ребенком. Мечтал залезть тебе в трусики.

– Это неправда.

– Правда! Мы называли это «постепенным обольщением Вивьен». На манер названия пьесы.

– Кто «мы»?

– Люциана и я.

– Откуда ты это взял?

– Потому что мы много лет наблюдали, как он наблюдает за тобой. Забавно. Жирный кот выжидает, когда можно будет броситься. На маленькую мышку. Выжидает, когда ты подрастешь. Подлизывается. Угождает. Льнет к тебе. Осыпает подарками. Всячески расслабляет. Готовит для себя. Он очень хотел соблазнить тебя, Вив. Мы это знали. Люциана и я. И он сделал это, как только осмелился. Как только это стало безопасным. Когда, наконец, тебе исполнился двадцать один год. В ночь после празднования твоего дня рождения. Господи, не мог подождать хотя бы до следующего дня. В эту ночь должна была произойти грандиозная сцена обольщения.

– Джек, послушай, все было не так, честно говорю тебе. Себастьян не соблазнял меня.

Джек, запрокинув голову, захохотал.

– Защищать его – вот что он поручил тебе. Всегда и во всем.

– Но это правда, – протестовала я.

Мне было тошно, меня захлестывала ярость, и я вышла из кухни. Джек остался сидеть за столом, пил третью чашку кофе и курил. Значит, он опять вернулся к этой своей привычке.

Я пошла в библиотеку и, присев у окна, стала читать свой очерк для лондонской «Санди Таймз», надеясь успокоиться.

Потом машинально взяла карандаш и стала править свою рукопись. Это было нечто вроде точной доводки, необходимой в моей журналистской работе. Я была в такой ярости, что содержание адреналина в моей крови, наверное, подскочило выше всякой нормы, но это же придало мне силы и дало мне возможность отбросить в сторону все горести. По крайней мере, на время. Через два часа я кончила правку. Я откинулась на спинку кресла с облегчением, не говоря уж об удовлетворенности собой.

Когда, спустя несколько минут после этого, Белинда заглянула в дверь, я очень удивилась. Ее рабочий день должен был начаться не раньше, чем через час, и я, здороваясь, посмотрела на нее вопросительно.

– Я пришла пораньше, потому что подумала, что могу тебе понадобиться, – объяснила она, подходя ко мне и садясь в соседнее кресло. – Я привезла все газеты, но ты, вероятно, уже видела их.

Я кивнула.

– Джек привез три часа тому назад. Кстати, он все еще оккупирует кухню?

– Нет, он разбил лагерь у меня в конторе. Звонит по телефону, договаривается о похоронах и поминальной службе.

– Рада слышать это. У меня было ужасающее предчувствие, что он собирается порхать, как пушинка, – с ним это иногда случается, – что он улетит и оставит все на меня.

– Сейчас он говорит с пастором из Корнуэлла, – пояснила Белинда. – Договаривается о похоронах на пятницу.

– Насчет пятницы мы решили вчера вечером. А службу он хочет заказать на следующую неделю. Точнее, в среду.

Белинда вопросительно посмотрела на меня.

– А у нас хватит времени? Я имею в виду, оповестить всех?

– Конечно, Белинда. – Я покачала головой. – Время почтовых голубей и барабанов, разносящих вести по джунглям, давно миновало. Все это в прошлом. Нам потребуется всего лишь дать объявления на телевидение и в газеты. Или, вернее, позвонить в «Фонд Лока», и весь мир узнает об этом через двадцать минут.

Она любезно улыбнулась.

– Ты права. Я сказала глупость, да?

Пропустив мимо ушей это замечание, я быстро продолжила:

– Ты можешь сделать для меня одну вещь, Белинда, – отбивать все звонки из газет. Сейчас я, действительно, не в состоянии разговаривать с прессой. Мне нужно немного покоя и уединения. – Я посмотрела на часы. – Сегодня должна придти убираться Лайла, не так ли?

– да. Но не раньше часу. На одиннадцать у нее назначен визит к зубному. Вчера она позвонила мне предупредить, что немного опоздает.

– Это не имеет значения.

– А что качается прессы, Вивьен, не волнуйся, это я беру на себя. Если они уж очень будут настаивать на разговоре с тобой, могу я попросить их позвонить завтра.

– Конечно. Нет, постой, у меня прекрасная идея! Если Джек все еще здесь, посылай прессу к нему. А если уехал на ферму Лорел Крик, дай им телефон фермы. Он может побеседовать с ними не хуже, чем я.

С этими словами я ушла.