"Сумерки" - читать интересную книгу автора (Майер Стефани)

2. Открытая книга

На следующий день было лучше… и одновременно хуже.

Было лучше, потому что не дождь кончился, хотя тучи сгустились и потемнели. Было легче, потому что я знала, чего ожидать от этого дня. На английском со мной сел Майк, потом, под яростными взглядами Эрика, провожал меня на следующий урок (отличный повод для сплетен).

Народ уже не разглядывал меня так пристально, как вчера. На ленче я присоединилась к большой компании, где кроме Майка, Эрика, Джессики были еще несколько ребят, чьи имена и лица я постепенно начинала различать. Казалось, я уже не тону во всем этом, я уже почти хожу по воде…

Было хуже, потому что я совершенно не выспалась — просто не смогла заснуть под непрекращающийся вой ветра за окном. Было хуже, потому что мистер Ворнер на тригонометрии спросил меня — руки я не поднимала — и мой ответ был невпопад. Было стыдно, потому что мне пришлось играть в волейбол, и я, не справившись с мячом, залепила им по голове девушке из моей команды. А хуже всего было то, что Эдвард Каллен так и не появился в школе.

Все утро я с трепетом ожидала ленча, страшась этих странно-необъяснимых взглядов. Какая-то часть меня жаждала встретиться с ним лицом к лицу и немедленно все выяснить, поставив вопрос ребром: в чём его проблема?! Ворочаясь в своей постели без сна, я даже придумывала, что именно скажу ему. Впрочем, я знала себя слишком хорошо — для такого поступка у меня кишка тонка. Трусливому Льву не стать Терминатором.

Но когда я, вслед за Джессикой, входила в столовую — всеми силами стараясь не косить взглядом в интересующем меня направлении, и полностью провалив эту миссию, — я увидела, что все четверо его так называемых родственников сидят за тем же столом, а его среди них нет.

Майк перехватил нас и увлек к своему столику. Джессика от такого внимания расцвела. Вскоре к нам присоединились её друзья. Но, пытаясь следить за их незамысловатой беседой, я чувствовала себя ужасно неуютно, тревожно ожидая момента его появления. И очень надеялась, что он просто не заметит меня, когда придет, и тем самым докажет несостоятельность моих опасений.

Он не приходил, и мне с каждой минутой становилось всё тревожнее.

На биологию я возлагала большие надежды, потому что до конца ленча он так и не показался. Майк, перенявший все повадки золотистого ретривера, преданно следовал за мной по пятам. Входя в класс, я затаила дыхание… Эдварда Каллена не было. Я выдохнула и направилась на свое место. Майк следом, рассказывая о предстоящей поездке на побережье. До самого звонка на урок он проторчал у моей парты. Потом тоскливо улыбнулся и поплелся на своё место рядом с девушкой, у которой были брекеты и неудачный перманент. Похоже, в отношении Майка пора было принимать меры, но вот какие именно… В городках, подобных этому, где все друг у друга на виду, дипломатия жизненно необходима. Тактичность никогда не была моим сильным качеством. Практики общения с чересчур дружелюбными парнями у меня не было.

Я уговаривала себя, что парта в моем полном распоряжении, раз уж Эдвард не появился. Я настойчиво повторяла это себе. Но никак не могла избавиться от навязчивой идеи, что именно я являюсь причиной его отсутствия. Так смешно и самонадеянно — возомнить, что я способна в ком-то вызвать настолько сильное чувство. Просто невозможно! Тем не менее, я почти не сомневалась, что это правда.

Когда учебный день закончился, и краска стыда после волейбольного инцидента уже не заливала моих щёк, я быстро переоделась в джинсы, темно-синий свитер и поспешила из раздевалки, радуясь тому, как удачно на этот раз получилось ускользнуть от приятеля-«ретривера». Заторопилась к парковке. Там сейчас было очень людно из-за студентов, спешащих разъехаться по своим делам. Усевшись в грузовик, я порылась в сумке — проверить, всё ли на месте.

Вчера выяснилось, что Чарли не готовит ничего, кроме яичницы с беконом. Поэтому все обязанности по кухне на время моего пребывания в Форксе я брала на себя. Чарли проникся идеей настолько, что вручил бы мне ключи даже от банкетного зала. Еще я обнаружила в доме тотальное отсутствие каких-либо запасов еды. Поэтому, составив список покупок и взяв наличные из ёмкости с надписью ДЕНЬГИ НА ЕДУ, решила сегодня после школы отправиться прямиком в Thriftway.

Стараясь не обращать внимания на оборачивающихся мне вслед, я завела яростно взревевший двигатель пикапа, и стала осторожно продвигаться в общей веренице покидающих парковку. Ожидая своей очереди на выезд и старательно делая вид, что оглушительный рёв раздается совершенно из другой машины, я увидела двоих Калленов и близнецов Хейлов, усаживающихся в свою машину. Тот самый сияющий новенький вольво. Конечно. До этого момента я, слишком завороженная их лицами, не обращала внимания на их одежду. Сейчас же — это было так очевидно — рассмотрела, что все они одеты исключительно хорошо: просто, но не без дизайнерских изысков. То, как они замечательно выглядели, манера, с которой они себя преподносили — все это нисколько не помешало бы им ходить в обносках и смотреться величественно. Казалось, это уже слишком — иметь и деньги, и внешность одновременно. Но насколько я знаю, в жизни обычно так и бывает. И потом, не похоже, чтобы им это помогло заработать здесь хоть какую-то популярность.

Нет, мне трудно в это поверить. Скорее всего, они сами предпочитают держаться от всех на расстоянии; невозможно представить дверь, не распахивающуюся добровольно перед такой красотой.

Мой ревущий грузовик они рассматривали точно так же, как и все остальные. Я же старалась смотреть только вперёд и вздохнула с облегчением, когда, наконец, покинула территорию школы.

Thriftway находился совсем рядом, всего в паре улиц южнее. Было приятно бродить по супермаркету, это казалось таким естественным делом. Дома покупками тоже занималась я, и сейчас привычное занятие приносило мне удовольствие. Магазин был достаточно велик изнутри; не было слышно дождя, барабанящего по крыше и не дающего забыть, где я.

Вернувшись домой, я разобралась с покупками, заполнив ими всё свободное пространство. Решила, что Чарли не будет возражать. Завернула картофель в фольгу и отправила в печь, стейк замариновала и упрятала в холодильник, разместив на картонной упаковке с яйцами.

Закончив с этим, я взяла книгу и отправилась наверх. Перед тем, как сесть за домашнюю работу, переоделась в сухие брюки, собрала влажные волосы в хвост и впервые проверила электронную почту. Там было три сообщения.

«Белла, — писала мама, — ответь мне сразу же, как доберешься. Расскажи, как долетела. У вас там дождь? Я уже по тебе скучаю. Я почти закончила паковать вещи во Флориду, но никак не могу найти свою розовую кофточку. Не знаешь, куда я ее дела? Фил передает привет. Мама».

Вздохнув, я перешла к следующему, отправленному через восемь часов после первого.

«Белла, — говорилось в нем, — почему ты до сих пор не ответила мне? Чего ты ждешь? Мама».

Последнее пришло сегодня утром.

«Изабелла!

Если ничего не услышу от тебя сегодня до 17:30, то позвоню Чарли».

Я посмотрела на будильник. В запасе был целый час, но мама хорошо известна своим умением рубить сгоряча.

«Мама.

Успокойся. Я уже пишу. Не поступай опрометчиво.

Белла».

Это письмо я отправила и сразу начала следующее.

«Мама.

Всё замечательно. Конечно, у нас дождь. Я просто ждала, когда произойдёт что-нибудь, о чём можно написать. В школе всё хорошо, совсем немного повторений в программе. Я познакомилась с несколькими симпатичными ребятами, на ленче мы сидим за одним столиком. Кофточка в химчистке — тебе нужно забрать её в пятницу. Представляешь, Чарли купил мне машину! Грузовик мне понравился. Старый, но очень прочный, что, как ты понимаешь, мне особенно подходит.

Я тоже по тебе скучаю. Скоро напишу снова, но проверять свой е-мэйл каждые пять минут не буду. Расслабься, дыши. Люблю тебя.

Белла».

Я решила перечитать «Грозовой перевал» — этот роман мы как раз изучали на английском — просто ради удовольствия. За этим занятием меня и застал вернувшийся с работы Чарли. Я потеряла счёт времени, мне срочно нужно было мчаться вниз, вынимать из духовки картофель, менять его на стейк.

— Белла? — позвал отец, услышав мой топот на лестнице.

«Кто же ещё?», — мысленно съехидничала я.

— Привет, пап! С возвращением!

— Спасибо, — он отстегнул кобуру и разулся, пока я суетилась на кухне.

Насколько я знаю, ему ни разу не довелось использовать оружие на работе. Но пистолет всегда был наготове. Когда я приезжала сюда ребёнком, папа старался снимать кобуру сразу, как только переступал порог дома. Пора бы ему, наконец, понять — я достаточно взрослая, чтобы не подстрелить себя случайно. И не настолько депрессивная, чтобы подстрелить себя специально.

— Что на ужин? — осторожно спросил Чарли.

Моя мать в процессе готовки включала всю свою безудержную фантазию, результаты этих экспериментов не всегда были съедобны. Удивительно и печально, что Чарли всё ещё вспоминал те давние времена.

— Стейк и картофель, — ответила я, явно обрадовав отца.

Ему, казалось, было неуютно вот так стоять посреди кухни и ничего не делать; он ретировался в гостиную к своему телевизору, оставив меня хозяйничать. Так нам обоим было проще. Пока готовился стейк, я сделала салат и накрыла на стол.

Чарли я позвала, когда всё было готово. Войдя, он с наслаждением принюхался.

— Пахнет вкусно, Белл.

— Спасибо.

Несколько минут мы ели в полной тишине. Особой неловкости от этого не возникало. Молчание никогда не напрягало ни одного из нас. В некотором смысле нам было легко ужиться под одной крышей.

— Как тебе школа? Уже подружилась с кем-нибудь? — выждав момент, спросил Чарли.

— Ну, у меня было несколько совместных уроков с девочкой по имени Джессика. На ленче я сидела с ее друзьями. И еще есть один парень, Майк, он очень дружелюбный. Вообще, все достаточно приятные ребята.

«За одним очень существенным исключением».

— Это должно быть Майк Ньютон. Хороший парень, хорошая семья. У его отца магазин спорттоваров на окраине города. Он делает большие деньги на туристах, приезжающих в наши места.

— А Калленов ты знаешь? — решилась я.

— Семью доктора Каллена? Конечно. Доктор замечательный человек.

— Они… ну, дети… немного странные. Кажется, их не очень-то любят в школе.

Чарли, кажется, рассердился, чем немало меня удивил.

— Ну и народ у нас… — проворчал он, — Доктор Каллен отличный хирург, он запросто мог выбрать для работы любую клинику мира и получать в десять раз больше, чем тут. Мы должны быть благодарны, что у нас такой врач — счастье, что жена его согласилась жить в маленьком городе. Доктор Каллен городское достояние! А его дети хорошо воспитанные и вежливые ребята. Когда они впервые тут появились, у меня были опасения. Все эти приёмыши… Я думал, у нас будут с ними проблемы. Но они все оказались очень серьёзными и ответственными — ни разу у нас не было из-за них неприятностей. Хотел бы я сказать то же самое про детей некоторых горожан, чьи семьи проживают здесь не одно поколение… А эти очень друг к другу привязаны, как настоящая семья — чуть ли не каждый выходной все вместе отправляются за город на природу! Просто они новички, а народу лишь бы болтать.

Это была самая долгая из речей, которые я когда-либо слышала от Чарли. Должно быть, его и правда крепко задевало, что люди что-то там болтают.

Я дала задний ход:

— Мне лично они показались симпатичными. Просто, кажется, что они держатся особняком. А так, очень даже милые, — добавила я, стараясь звучать максимально искренне.

— Это ты ещё доктора не видела, — оттаял Чарли, — хорошо, что он женат. Медсестрам очень сложно сосредоточиться на работе, когда он рядом.

До конца ужина мы больше не разговаривали. Убрав со стола, отец вернулся к своему телевизору, а я, закончив с мытьем посуды (посудомоечной машины у Чарли не было), поднялась наверх и нехотя принялась за домашнюю по математике. Чувствовалось, что отныне все наши вечера будут такими.

Ночь наступила на удивление тихая, и устав за день, я моментально уснула.

Остаток недели не был богат на события. Я свыкалась с размеренностью школьной жизни. К пятнице могла различить почти всех учеников в школе пусть пока и не по именам. На физкультуре ребята из моей команды старались лишний раз не пасовать в мою сторону и прикрывали, когда противник пытался воспользоваться моей неумелостью. Мне же оставалось только вовремя уворачиваться, чтобы не мешать.

Эдвард Каллен в школе так и не появился.

Каждый день я с беспокойством наблюдала, как остальные Каллены входят в столовую, все, кроме него. Тогда я слегка расслаблялась и могла поучаствовать в общем разговоре, который крутился в основном вокруг поездки на побережье Ла Пуш через пару недель, которую организовывал Майк. Я была приглашена, и даже приняла приглашение, больше из вежливости, чем из желания поехать. На пляжах вообще-то должно быть тепло и сухо.

В пятницу я уже совершенно спокойно шла на биологию, больше не опасаясь, что столкнусь там с Эдвардом. Насколько я поняла, со школой он завязал. Я старалась о нем не вспоминать, но полностью избавиться от мысли, что являюсь причиной его отсутствия, никак не получалось. Хотя это просто смешно, если подумать.

Итак, моя первая неделя в Форксе закончилась без единого происшествия. Чарли, отвыкший проводить много времени в обычно пустом доме, большую часть выходных работал. Я же навела всюду чистоту, переделала все задания на дом и отправила маме обманчиво жизнерадостное письмо. В субботу я поехала в местную библиотеку, но она оказалась такой скудной, что абонемент заводить не имело смысла. Выбрать бы время и съездить в Олимпию или Сиэтл, там должны быть неплохие книжные магазины. Я прикинула примерное расстояние, которое должен будет преодолеть мой грузовик, деньги, необходимые на бензин… и мысленно содрогнулась.

Все выходные шёл легкий дождик, под который хорошо спалось.

В понедельник утром на парковке народ уже приветствовал меня. Всех имён я не знала, но улыбалась и махала каждому. Утро выдалось холоднее обычного, зато не было дождя. На английском Майк по обыкновению сел со мной рядом. Мы писали тест по «Грозовому перевалу». Очень легкий тест.

В общем, всё было гораздо проще, чем я думала вначале. Честно говоря, не ожидала, что может быть настолько просто.

После английского мы вышли на улицу, воздух побелел от кружащихся в нем снежинок. Я слышала, как повсюду перекликаются радостно-возбуждённые голоса. Холодный ветер кусал мои щёки, нос.

— Ух ты! — сказал Майк, — Снег пошел.

Я смотрела на крохотные пушистые хлопья, что беспорядочно мельтешили перед моим лицом и оседали сугробами на тротуарах.

— Эх…

Снег. А как хорошо всё начиналось.

Майк выглядел удивлённым:

— Не любишь снег?

— Нет. Потому что это значит, что для дождя уже слишком холодно.

«Это же ясно».

— А потом, я всегда думала, что снег должен выпадать в виде снежинок — ну, знаешь, каждая отдельная и неповторимая, и всё такое. А эти выглядят как вата на палочках для ушей.

— Так ты никогда раньше не видела снегопада? — недоверчиво поинтересовался он.

— Конечно, видела, — я сделала паузу, — По телевизору.

Майк засмеялся. А потом большой, рыхлый комок мокрого снега шмякнулся об его затылок. Мы оба обернулись посмотреть, откуда он прилетел. У меня были подозрения насчет Эрика, который как раз удалялся от нас совершенно не в том направлении, в каком ему следовало бы идти, учитывая расписание его занятий. Майк, очевидно, думал так же. Он наклонился и стал лепить из кучки белого месива снежок.

— Увидимся за ленчем, ок? — не сбавляя шага, сказала я, — Как только люди начинают бросаться мокрыми предметами, я стараюсь укрыться в помещении.

Он кивнул, не сводя глаз с удаляющейся фигуры Эрика.

Все утро только и разговоров было что о снеге; похоже, это был первый снегопад в нынешнем году. Мне же сказать было нечего. Несомненно, снег суше дождя. До тех пор пока не растает у тебя в носках.

После испанского, я, стараясь быть максимально бдительной, продвигалась в столовую вслед за Джессикой. Рыхлые снежки так и мелькали повсюду. Я держала папку наготове, предполагая прикрыться ей, как щитом, если понадобится. Джессика находила меня уморительно-смешной, но что-то в моём взгляде сдерживало её явное желание запустить в меня снежком.

Хохочущий Майк поймал нас у входа в столовую. Лёд поблескивал на пёрышках его прически. Пока мы стояли в очереди, они с Джессикой оживлённо болтали о снежной битве. Я по привычке скользнула взглядом в направлении столика в углу. И замерла на месте. За столом сидели пятеро.

Джессика подергала меня за руку.

— Ау? Белла? Что тебе взять?

Я потупилась; уши горели. Нет причин для стыда, напомнила я себе, ничего дурного ты не сделала.

— Что взять для Беллы? — спросил у Джессики Майк.

— Ничего, — ответила я, — сегодня я ограничусь содовой.

Я направилась в конец очереди.

— Не хочешь есть? — поинтересовалась Джессика.

— Если честно, мне что-то нездоровится, — ответила я, не поднимая глаз.

Я дождалась, пока ребята возьмут свой обед, и последовала за ними к нашему столику, не отрывая взгляда от собственных ботинок. Потом я медленно пила содовую. В животе было нехорошо. Майк дважды, с излишней озабоченностью, спросил, как я себя чувствую.

Я уверила его, что всё в порядке, но уже подумывала, как бы обыграть ситуацию и на часок укрыться в медпункте.

Смешно. С чего мне куда-то бежать?

Я решила, что могу позволить себе один раз взглянуть на столик, за которым расположилось семейство Калленов. И если он зыркнет на меня, то прогуляю биологию. Как и положено трусихе, каковой я и являлась.

Я наклонила голову и взглянула на них сквозь ресницы. В нашу сторону никто из их компании не смотрел. Тогда я чуть приподняла голову. Они смеялись. У Эдварда, Джаспера и Эмметa волосы были влажными от тающего снега.

Эммет встряхивал мокрой головой, пытаясь обрызгать Элис и Розали, те уклонялись от брызг. Они радовались снегу не меньше остальных — разве что выглядели при этом как герои какого-нибудь художественного фильма.

Но кроме смеха и игривости было ещё что-то, и я никак не могла понять, что именно. Как можно осторожнее я принялась рассматривать Эдварда. Кожа его не была такой бледной, как раньше — я решила, что после игры в снежки у него легкий румянец; тёмные тени вокруг глаз стали менее заметны. Но было ещё что-то. Я замерла, разглядывая его и пытаясь уловить перемену.

— Белла, куда ты уставилась? — застала меня врасплох Джессика, проследив за моим взглядом.

В этот самый момент он посмотрел на меня.

Я уронила голову, позволив волосам занавесом упасть на лицо. Я была уверена — он взглянул на меня, и в этот раз в его глазах не было неприятия или враждебности, как в нашу последнюю встречу. Скорее, он выглядел слегка удивлённым и как будто озадаченным.

— На тебя смотрит Эдвард Каллен, — затараторила мне прямо в ухо Джессика.

— Он же не выглядит рассерженным, нет? — не смогла удержаться от уточнения я.

— Нет, — сказала Джесс, мой вопрос её явно смутил, — а должен?

— Мне кажется, я ему не нравлюсь, — призналась я. Мне всё ещё было не по себе. Я сложила голову на руки.

— Калленам никто не нравится… ну, или, скажем, они не замечают никого, кто недостоин их… Он продолжает на тебя смотреть.

— Прекрати на него пялиться! — зашипела я на Джессику. Та фыркнула, но отвернулась. Я приподняла голову, чтобы убедиться, что она точно это сделала. Я даже готова была применить силу в случае чего.

Майк прервал нас — он планировал устроить на стоянке грандиозно-эпическую снеговую баталию после окончания уроков и хотел, чтобы мы присоединились. Джессика радостно согласилась. То, как она смотрела на Майка, не оставляло сомнений — она приняла бы любое его предложение. Я предпочла промолчать. Отсижусь в спортзале, пока стоянка не опустеет.

До самого конца ленча я старательно рассматривала поверхность нашего столика. Я заключила сама с собой сделку и намеревалась во что бы то ни стало соблюсти её условия — раз он не рассержен, значит, я должна идти на биологию. От одной только мысли, что придется сидеть с ним рядом, у меня что-то сжималось внутри.

Мне совершенно не хотелось в этот раз идти в сопровождении Майка — он был слишком желанной мишенью для снежных снарядов — но мы вышли наружу, и раздался дружный возглас всеобщего разочарования. Шёл дождь, смывающий всякие следы снега с чистых, обледенелых лент тротуаров. Слегка злорадствуя, я накинула капюшон. После физкультуры можно смело отправляться прямиком домой.

Пока мы шли к четвёртому корпусу, Майк, не переставая, ныл…

Как только я вошла в класс, то сразу с облегчением отметила, что моя парта всё ещё никем не занята. По рядам бродил мистер Беннер и ставил на каждый стол по микроскопу и коробке с образцами. Урок никак не мог начаться вот уже несколько минут, в классе стоял гул голосов. На дверь я старалась не смотреть, рассеянно разрисовывая обложку тетради.

Я отчетливо различила звук отодвигаемого рядом со мной стула, но не оторвала взгляда от своего рисунка.

— Здравствуй, — произнес спокойный мелодичный голос.

Я подняла глаза только чтобы убедиться, что говорит он именно со мной. От меня он сидел настолько далеко, насколько позволяла длина парты, но стул при этом развернул в мою сторону. Мокрая взъерошенная шевелюра — но даже теперь он выглядел так, словно заявился в класс прямо со съёмок рекламы геля для укладки волос. Его великолепное лицо светилось дружелюбием, открытостью, на чётко очерченных губах — лёгкая улыбка. Но глаза оставались настороженными.

— Меня зовут Эдвард Каллен, — продолжил он, — на прошлой неделе я не имел возможности представиться лично. Ты, должно быть, Белла Суон?

Мысли мои беспорядочно закружились. Я что-то упустила? Он сейчас был безупречно вежлив! Нужно что-нибудь сказать, он же ждет. Но на язык не шло ничего вразумительного.

— А… откуда ты знаешь, как меня зовут? — выпалила я.

Его мягкий смех очаровывал.

— Ну, я думаю, каждый тут знает, как тебя зовут. Все в городе ждали твоего приезда.

Я слегка поморщилась — примерно так и обстояли дела.

— Нет, — я продолжала глупо выяснять, — я имела в виду, почему ты назвал меня Беллой?

Он озадачился на секунду:

— Предпочитаешь, чтобы тебя называли Изабеллой?

— Нет, мне нравится Белла… но я подумала… ведь Чарли… то есть мой отец… ну, он обычно называет меня за глаза Изабеллой. Поэтому все именно так меня и зовут, — я попыталась объясниться, чувствуя себя при этом совершеннейшей идиоткой.

— О… — только и смог сказать он. В смущении, я отвела глаза.

К моему огромному облегчению, мистер Беннер наконец начал урок. Я попыталась сосредоточиться на пояснениях, которые он давал к сегодняшней лабораторной. Образцы в коробках были расположены не по порядку. Работая в паре, мы должны были упорядочить стёклышки с образцами клеток корня репчатого лука по фазам митоза и подкрепить это соответствующими записями. Учебником пользоваться было нельзя. Нам давалось двадцать минут, после чего мистер Беннер проверит, кто как справился с заданием.

— Начали, — скомандовал он.

— Дама первая? — спросил Эдвард. Я посмотрела на него. Он улыбался кривой улыбкой, но это было так красиво, что я уставилась на него завороженно, как ненормальная.

— Или я начну, если пожелаешь, — улыбка исчезла; очевидно, он засомневался в полноценности функций моего мозга.

— Нет, — сказала я, краснея, — я начну.

Я решила покрасоваться немного, совсем чуть-чуть. Эту лабораторную мне уже приходилось делать, так что я знала, что искать. Всё было довольно просто. Я поместила первое стёклышко в микроскоп и быстро сменила разрешение на x40. Секунду я рассматривала образец.

Мой вердикт был однозначен:

— Профаза.

— Не возражаешь, если я взгляну? — спросил он, когда я стала убирать стеклышко. Его рука перехватила мою, останавливая. Пальцы были ледяные, как если бы он подержал их в сугробе, прежде чем войти в класс. Но руку свою я отдёрнула не поэтому. Его прикосновение было подобно электрическому разряду.

— Извини, — пробормотал он, тут же убрав руку. Но потом потянулся к микроскопу. Я следила за ним, всё ещё потрясенная, пока он изучал образец, на что ему понадобилось гораздо меньше времени, чем мне.

— Профаза, — согласился он, аккуратно вписывая это в первую графу нашей лабораторной. Он быстро сменил стёклышко на следующее, бросил беглый взгляд в микроскоп.

— Анафаза, — проговорил, тут же вписывая это в тетрадь.

Я напустила на себя безразличный вид:

— Можно мне?

Он усмехнулся и подвинул ко мне микроскоп.

Я с нетерпением заглянула в окуляр. И только для того, чтобы разочароваться. Чёрт побери, он прав!

— Образец номер три?

Я, не взглянув на него, протянула руку.

Он вручил мне образец, тщательно следя за тем, чтобы не прикоснуться к моим пальцам. Я постаралась как можно быстрее рассмотреть срез.

— Интерфаза.

Микроскоп я подтолкнула к нему до того, как он сам попросил. Он бросил лишь краткий взгляд и стал записывать. Я могла бы записать результат первая, но меня устыдил его ровный изящный почерк. Не хотелось испортить страницу своими уродливыми каракулями.

Работу мы закончили раньше всех. Майк с соседкой сравнивали два образца снова и снова, некоторые искали ответ в тайно открытых под партой учебниках.

Мне ничего не оставалось, кроме как по возможности не смотреть на него… безуспешно. Я подняла глаза — он смотрел на меня, с тем же непостижимым выражением сожаления во взгляде. И тут мне стало понятно, что именно изменилось в его лице.

— Ты носишь линзы? — не задумываясь, ляпнула я.

Мой неожиданный вопрос озадачил его.

— Нет.

— А… — я смутилась, — Мне показалось, что что-то не так с твоими глазами.

Он пожал плечами и отвернулся.

Но если серьёзно, то я была уверена, что с его глазами что-то не так. Я чётко помнила совершенно чёрный оттенок в последнюю нашу встречу — уж очень цвет радужки контрастировал с бледностью его кожи и рыжиной волос. Сегодня это был абсолютно другой цвет: необычно охряной, темнее жжёного сахара, но с похожим золотистым отливом. Мне было непонятно, как подобное возможно, если только по какой-то причине он не соврал про линзы. Или, может быть, это Форкс сводит меня с ума в буквальном смысле этого слова.

Я посмотрела на его руки. Они снова были сжаты в кулаки.

К нашей парте подошел мистер Беннер, выяснить, почему мы не работаем. Он увидел полностью выполненную лабораторную, потом стал вчитываться в ответы более внимательно.

— Эдвард, не кажется ли вам, что Изабелла имела полное право поработать с микроскопом? — поинтересовался мистер Беннер.

— Белла, — машинально поправил Эдвард. — Вообще-то, она определила три из пяти.

Теперь мистер Беннер смотрел на меня, правда, довольно скептически.

— Вы выполняли эту лабораторную раньше? — задал он мне простой вопрос.

Я робко улыбнулась:

— Не с корнем репчатого лука.

— С зародышем трески?

— Верно.

Мистер Беннер кивнул.

— Программа в Финиксе опережает нашу?

— Да.

— Ну что же, — произнес он через секунду, — это даже хорошо, что вы сели вместе.

Отходя, он бормотал себе под нос что-то ещё. Он ушёл, и я снова стала разрисовывать тетрадку.

— Так жаль, что снег кончился, правда? — спросил Эдвард. Кажется, ему приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы поддерживать светскую беседу. Паранойя овладела мной снова. Это как если бы он подслушал наш с Джессикой разговор за ленчем и пытался доказать мне, что я была не права.

— Не думаю, — честно ответила я, вместо того, чтобы притвориться нормальной, как все другие люди. Я старалась освободиться от глупой подозрительности и не могла сконцентрироваться.

— Тебе не нравится холод, — это не звучало как вопрос.

— И сырость.

— Форкс, должно быть, не слишком подходящее для тебя место, — заключил он.

— Не представляешь, насколько, — мрачно буркнула я.

То, что я сказала, привело его в некоторое подобие ступора, мне сложно было даже представить — по какой причине.

Его лицо отвлекало, я попыталась больше не смотреть ему в глаза, даже если того требовала обычная вежливость.

— Так зачем же ты сюда приехала?

Никто ещё ни разу не задавал мне этого вопроса — вот так напрямик.

— Сложно объяснить…

— Я попытаюсь понять, — настаивал он.

Я выдержала долгую паузу, а потом снова совершила ошибку, встретившись с ним взглядом. Его тёмно-золотистые глаза смутили меня, и я ответила, не задумываясь:

— Моя мама снова вышла замуж.

— Это не звучит как-то по-особенному сложно, — заметил он, однако, с внезапной симпатией — Когда это произошло?

— В прошлом сентябре, — голос мой исполнился грусти, неожиданной для меня самой.

— И он тебе не нравится? — предположил Эдвард, по-прежнему вполне миролюбиво.

— Нет, Фил хороший. Немного молод для мамы, но вполне милый.

— Тогда почему ты не осталась с ними?

Мне была не ясна причина такого интереса, но он продолжал смотреть на меня и глаза его были внимательны, как если бы скучнейшая история моей жизни являлась чем-то жизненно важным.

— Филу приходится много ездить. Он зарабатывает на жизнь бейсболом, — добавила я с полуулыбкой.

— Я должен был слышать о нем? — спросил он, улыбнувшись в ответ.

— Скорее всего, нет. Он не настолько хорош. Всего лишь младшая лига. Но разъезжать приходится много.

— И твоя мать отправила тебя сюда, чтобы путешествовать вместе с мужем, — это снова прозвучало как утверждение, а не вопрос.

Я вскинула подбородок.

— Нет. Она не отправляла меня сюда. Это добровольная ссылка.

Его брови сошлись в одну линию.

— Не понимаю, — сознался он, и этот факт, казалось, очень его удручал.

Я вздохнула. Зачем я всё это ему объясняю? Он продолжал озадаченно смотреть на меня.

— Она поначалу оставалась со мной, но скучала по мужу. И чувствовала себя несчастной… Поэтому я решила, что настало время отправиться к Чарли, — закончила я угрюмо.

— А теперь несчастна ты сама, — замечание было очень точным.

— И? — с вызовом спросила я.

— Это несправедливо, — он пожал плечами, но глаза оставались напряжёнными.

Я невесело рассмеялась.

— Разве тебе никто не говорил? Жизнь вообще несправедливая штука.

— Уверен, я где-то это уже слышал, — сухо промолвил он.

— Поэтому и говорить не о чем, — я всё ещё недоумевала, почему он на меня так смотрит.

Взгляд его сделался оценивающим.

— Держишься отлично, — медленно проговорил он. — Но готов поспорить, тебе гораздо хуже, чем ты хочешь показать.

Я состроила гримасу, еле удержавшись, чтобы вдобавок, как пятилетний ребенок, не показать ему язык, и отвернулась.

— Я не прав?

Я сделала вид, что пропустила вопрос мимо ушей.

— Сомневаюсь, — продолжал он самоуверенно.

— А тебе-то какое дело? — разозлилась я и уткнулась взглядом в курсирующего по классу мистера Беннера.

— Хороший вопрос, — сказал он тихо, словно бы самому себе.

Он замолчал, и я поняла, что иного ответа не получу. Вздохнув, я хмуро уставилась на доску.

— Я тебя раздражаю? — спросил он обеспокоенно.

Я обернулась к нему и снова, не задумываясь, сказала правду:

— Не ты. Я злюсь на себя. На моем лице ясно написаны все мои мысли. Мама всегда называла меня своей открытой книгой.

Я нахмурилась.

— Напротив, я считаю, тебя очень сложно прочесть, — и это после всего, что я выболтала, и о чём он сам догадался!

— Тогда, наверное, ты очень хороший чтец, — парировала я.

— Обычно так и есть, — он широко улыбнулся, сверкнув безупречными белоснежными зубами.

Мистер Баннер призвал класс к порядку, и я с облегчением свернула беседу. Мне просто не верилось — я только что расписывала свою унылую жизнь этому необычному, красивому юноше, который, вполне возможно, презирает меня. Он, казалось, был поглощён нашей беседой, но вот сейчас, когда я подсматривала за ним краем глаза, могла видеть — он снова отодвинулся от меня, руки его сжимали края парты с явным напряжением.

Я делала вид, что внимательно слушаю объяснения мистера Беннера, который при помощи диапроектора иллюстрировал то, что я без труда разглядела в микроскопе. Но мысли мои были мне неподвластны.

Когда прозвенел звонок, Эдвард сбежал так же быстро и так же грациозно, как и в прошлый понедельник. А я, как и в прошлый понедельник, изумлённо смотрела ему вслед.

Моментально обнаружившийся около меня Майк стал собирать с парты мои учебники. Так и представила его, виляющего хвостом.

— Ужасно, — возмущался он, — они все одинаковые! Твое счастье, что ты сидела рядом с Калленом.

— Я бы и сама справилась, — заметила я, уязвлённая его домыслами.

И тут же, устыдившись, добавила, чтобы не задеть его самолюбие:

— Я делала эту лабораторную раньше.

— Кажется, Каллен сегодня настроен дружелюбно, — прокомментировал Майк, пока мы дрожали в своих плащах. Похоже, он был не в восторге от увиденного.

Я ответила как можно равнодушнее:

— Не представляю, что с ним было в прошлый понедельник.

Я не могла сосредоточиться на болтовне Майка, пока мы шли на физкультуру, да я и не старалась.

Майк был сегодня в моей команде. Он рыцарски прикрывал мои позиции, как свои собственные, так что мои рассеянные мечтания прерывались только тогда, когда наступала моя очередь подавать; остальные члены команды на всякий случай предусмотрительно пригибались.

Когда я шла к парковке, дождь почти закончился, но в сухой кабине было всё же уютнее. Я включила обогрев, на этот раз не заботясь об оглушающем рёве двигателя. Расстегнула молнию на куртке, стянула капюшон, расправила по плечам влажные волосы — они высохнут, пока я еду домой.

Посмотрела вокруг — убедиться, что путь свободен.

Тогда-то я и заметила неподвижную белую фигуру. Прислонившись к передней дверце вольво, всего в трёх машинах от моей, стоял Эдвард Каллен и пристально смотрел в мою сторону. Я быстро отвернулась и дала задний ход, чуть не задев в спешке чью-то ржавую тойоту короллу. К счастью для тойоты, я успела ударить по тормозам. Мой пикап от такой машины запросто может оставить лишь груду железа. Я глубоко вдохнула, и, следя за краем пикапа, осторожно повторила манёвр, на этот раз с большим успехом. Я уставилась перед собой и миновала вольво, но краем глаза — могу поклясться! — увидела, что Эдвард смеялся.