Старший лейтенант Петр Логичев любил летать, но хорошо выспаться любил не меньше. Именно поэтому он был страшно зол, когда в полтретьего утра его разбудило что-то непонятное. Неужели опять что-то сотворил хозяин квартиры?..
Но до Петра быстро дошло, что вокруг, если не считать шепота за стенкой, где спали хозяева, все тихо и обыденно. Он уже собирался уснуть снова, когда расслышал отдаленный рев сирены. Дом, в котором Петр снимал комнату, стоял практически на окраине городка, недалеко от гарнизона и аэродрома, поэтому ночью, когда звуки разносятся далеко, тревожные гудки сирены слышались вполне отчетливо. Еще раз выругавшись, Петр вскочил с кровати, плеснул в ладони воды из кувшина на столе, ополоснул лицо. Умываться некогда, сирена гудит уже наверное больше минуты, а такой гудок означает, что тревога боевая. Боевая… Петр приостановился. Неужели опять война. Всего то восемь лет прошло с той, страшной и тяжелой, только начали жить по нормальному, и снова. Мысли приходили и уходили, а руки между тем продолжали делать привычную, вбитую несколько лет назад до автоматизма, работу — одеться, нацепить портупею, кобуру, пистолет проверить, тревожный чемоданчик в руку, фуражку на голову. Все, посыльного ждать некогда, пора бежать. В коридор из соседней комнатушки выглянули полуодетые испуганные хозяева.
— Что-то случилось Петр Петрович? Что-то сирена долго гудит, а перед ней что грохнуло — спросил хозяин.
— Да что, вы обычная учебная тревога, — соврал Петр — Нас предупреждали.
Хозяева, по лицам видно не убежденные, но слегка успокоенные, покивали, соглашаясь.
— Счастливо! Побежал! — сказал Петр, просачиваясь в дверь.
Он бежал к месту сбора, приветствуя знакомых летчиков и техников, бежавших в одном с ним направлении и на ходу пытавшихся разобраться, что случилось. Никто ничего не знал. Большинство, так же как и Петр, проснулись от непонятных ощущений за несколько минут до тревоги и теперь были готовы ко всему. Понятно, что империалисты никак не успокоятся, война в Корее полыхает вовсю, возрождается западногерманская армия, американцы грозят атомной бомбой. Но все это уже успело стать привычным и никак не верилось, что кровавая, но победоносная война ничему никого не научила.
Трясясь в битком набитом офицерами автобусе Петр вспоминал чью-то фразу о том, что история повторяется дважды — сначала как трагедия, а потом как фарс. На что надеется агрессор? Атомное оружие есть и у нас, наши сухопутные войска сильны и могут дойти до Ла-Манша. Надеются отсидеться за океаном? Нет уж, не получится. Рассказывают, у нас теперь появились и проходят испытания сверхдальние и сверхтяжелые бомбардировщики, ничуть не хуже их «Миротворцев» Б-36.
Автобус подъехал к высотке, прервав размышления Петра. Вместе с другими летчиками он побежал переодеваться в летный комбинезон и получать кислородную маску.
Но, только оказавшись в кабине, Петр окончательно успокоился. Как всегда, стоило закрыть фонарь и подключиться к радиостанции, время замедлило свой бег. По полученным указаниям выходило, что через границу на высоте восемь… девять тысяч метров пытались пролететь винтовые бомбардировщики в сопровождении таких же истребителей. Теперь первые из них атакованы летчиками дежурного звена, несколько сбито, а первая эскадрилья должна добить наглого агрессора. Интересно, что бомбардировщики летят с очень малой скоростью, а их оборонительное вооружение составляют вроде бы только пулеметы. Ладно, взлетим, увидим…
В полку всего лишь треть летчиков имела достаточный налет для ночного боя и почти все они служили в первой эскадрилье. Именно поэтому командир полка, полковник Нестеренко, успевший хлебнуть боев конца Великой Отечественной, поднял в воздух только первую.
Заняв свое место в строю эскадрильи, Петр и его ведомый, лейтенант Звягинцев, услышали привычный голос бати, необычно злой и отрывистый. Командир, оставшийся на КП, передал, что сбит старший лейтенант Кулаков, самолет капитана Мисюркина поврежден и он был вынужден выброситься с парашютом.
— Поэтому приказываю в бой на горизонталях не ввязываться, нанести «соколиный удар» и действовать строго по схеме 3. — Закончил командир.
Несколько томительных минут полета и вот на фоне земли видны подсвеченные Луной силуэты огрызающихся огнем вражеских бомбардировщиков. Засмотревшись, Петр чуть было не пропустил команду на атаку.
Первый бой, он трудный самый. Может это и так, но для Логичева в происшедшем не оказалось практически ничего нового. Спикировав на отворачивавшие назад самолеты врага, он привычно, как на тренировках дождался совпадения метки прицела с целью — силуэтом бомбардировщика и слегка нажал на гашетку. Короткая очередь из 23 и 37 мм снарядов, выдавая себя мелькнувшими огоньками трассеров, воткнулась в цель, вызвав вспышку взрыва. Все это очень напоминало привычные стрельбы по буксируемой мишени, разве что мишень была побольше и пыталась огрызаться пулеметным огнем. Впрочем, рассмотреть все подробнее он уже не успел, услышав в рации крик ведомого — «Слева!». Спасла его небольшая ошибка и выполняемый им выход из пике. Так как двигатель стоял на крейсерском режиме, Петр для набора высоты вынужден был резко перевести его на максимум, самолет просел и очередь противника проскочила впереди и чуть выше МиГа. Тут же свалив самолет влево, Петр чуть не напоролся на очередь ведомого. Почти невидимый в темноте силуэт вражеского винтового истребителя скрылся в огненном шаре взрыва — видимо в него попал 37 мм снаряд, а может и несколько. МиГ Петра вздрогнул от столкновения с несколькими обломками, но продолжал слушаться рулей, да и движок несколько раз чихнув продолжил свой ровный гул. Перейдя в набор высоты и дождавшись кусочка тишины в рации, Петр передал напарнику:
— Спасибо.
А в рации и то и дело слышны были короткие возгласы:
— Справа!.. Прикрой атакую!.. Семь, семь, семь!
Последнее означало, что кого-то подбили и он пытается выйти из боя и выброситься с парашютом. Да, уроки бати, жестко требовавшего в мирное время соблюдать радиомолчание и дисциплину переговоров, на что часто обижались молодые лейтенанты, здорово выручало сейчас.
Набрав высоту и сориентировавшись, Логичев с напарником устремились вслед медленно отходящему на запад остатку эскадрильи противника. Догнав ее, они снова спикировали, обстреляв и сбив еще один бомбардировщик. Перейдя в набор высоты, Петр услышал команду на прекращение боя и развернулся в сторону аэродрома.
Краткость боя и стремительное отступление противника удивили Петра, но только позднее он узнал причины. Для первого удара по аэродромам немцы выделили всего 639 бомбардировщиков и 231 истребитель, которые должны были на большой высоте, незаметно для средств наблюдения сорок первого года перелететь границу и нанести внезапный удар по спящим аэродромам. Внезапное же столкновение с истребителями, большие потери привели к беспорядочному сбросу бомб и возвращению. В тоже время советское командование понимая трудности ведения боя ночью при первых же признаках отступления атакующих вернуло истребители на аэродромы.
Только зарулив свой «бортовой пятнадцать» на стоянку, Петр понял как он устал. С трудом выбравшись из кабины с помощью техника, Логичев, дожидавшись ведомого, с трудом переставляя ноги, отправился к поджидающему летчиков тягачу. Там их уже ждали севшие раньше комэска и несколько летчиков второго звена. Все были усталы и в тоже время возбуждены прошедшим боем. Подобрав всех летчиков, автобус отъехал к высотке, а на стоянке остались техники, поспешно готовившие самолеты к новому вылету, перезаряжая пушки, ремонтируя и заправляя самолеты. Полк готовился к любым неожиданностям войны…
Повторный налет, уже днем, полк встретил во всеоружии. Поднятые по сигналу эскадрильи одна за другой поднимались в небо и занимали место в строю. Вторая— ударная, третья — прикрытия, первая — резерв. Четвертая, самолеты которой стояли в дежурном звене, сегодня играла роль главного резерва, оставаясь пока на аэродроме. С противником ясности так и не прибавилось. Многие летчики успели засечь знакомые по фильмам кресты, самолеты напоминали виденные с детства на рисунках, в кино, а многими и вживую немецкие Хейнкели, Мессеры и Юнкерсы. Но откуда они взялись сейчас, да еще в таком количестве? Впрочем, особо над этим никто не задумывался — есть коварный враг, неведомым путем прорвавшийся через группы войск и союзников и его надо бить.
Во второй вылет Петр пошел уже на другом самолете. Выяснилось, что двигатель, чудом донесший «пятнадцатый» до аэродрома, наглотался обломков и сейчас бригада техников меняла его на новый. Вообще, потери были на удивление малы — несколько самолетов и два погибших летчика. Первым погиб летчик дежурного звена старший лейтенант Кулаков, уравнявший скорости в попытке идентификации встреченных самолетов. Поэтому командир еще раз напомнил, что винтовые самолеты имеют лучшую маневренность и бить их надо только на вертикалях.
Над равнинами Белоруссии развернулись ожесточенные воздушные схватки. Неведомый враг, которого уже многие начали называть привычно фрицами, стремился прорваться к аэродромам, городам и военным городкам. Ему противостояли истребители ВВС и ПВО, а так же зенитчики.
927 истребительный столкнулся с вражескими самолетами практически над Кобриным. Шедшие строем троек бомбардировщики и не менее эскадрильи истребителей. Теперь, при дневном свете ясно было видно, что летят именно Мессеры и Юнкерсы. Характерные силуэты, а позднее увиденные опознавательные кресты не оставляли никакого места для сомнений. Атака второй эскадрильи, фрицы пытаются прикрыть бомбардировщики своими истребителями и тут на них обрушивается третья… Пришлось принять участие в бою и первой, фрицы вызвали подмогу и со стороны Кобрина появилась новая эскадрилья истребителей. С ней и столкнулась первая эскадрилья. Петр, уже привычно свалил МиГ в пике, атакуя пару «Мессеров» с тыла. Те попытались ускользнуть и попали под огонь второй пары звена. Один самолет сразу развалился в воздухе, второй, поврежденный, задымил и ушел куда-то вниз. Опять набор высоты, новая атака. Промах. Черт, сколько же можно? Эти летчики сразу видно, поопытней, маневрируют вовсю, стараясь ускользнуть от огня МиГов. Впрочем, это им помогает мало. Все таки летящий на скорости 700–800 км/ч МиГ и пытающийся маневром уйти от него на скорости всего 350–400 км/ч Мессер — огромная разница. Вот сейчас, спикировав третий раз, Петр все таки смог спрогнозировать, куда рванет фриц и нанес ему точный удар. Огненное облако… и черт возьми, патроны кончились. Увлекшись атаками, Петр не заметил как расстрелял весь боекомплект. Пришлось выходить из боя, причем второй истребитель, который ускользнул от него, получил очередь ведомого. Так что и второй бой закончился для пары Логичева с прибавлением в счете. Хотя вернувшиеся на аэродром Петр с напарниками отнеслись к этому довольно равнодушно. Второй боевой вылет, физические нагрузки, потери друзей съели столько психических и физических сил, что летчики почти не реагировали даже на налет тройки вражеских бомбардировщиков, на малой высоте прорвавшихся к аэродрому и попытавшихся бомбить полосу и стоянки эскадрилий. Один был сразу же сбит зенитчиками прикрытия, остальные сбросили бомбы неточно, повредив пару самолетов, и были сбиты поднявшимися летчиками дежурного звена, когда уходили от аэродрома.
Интерлюдия.
В общем, все складывалось очень плохо. Пропавшая группа армий «Север», создавала такую брешь на левом фланге, едва прикрытую уцелевшими остатками резервов, что пришлось остановить наступление 3-й танковой группы и 9-й армии, поспешно перебрасывая часть их сил на левый фланг. Но хуже всего сложились дела в воздухе — понесшие огромные потери люфтваффе ничем не могли помочь сухопутным войскам. Самое скверное, что начали появляться случаи отказа от полетов. Летчики говорили, что полет против русских — это хуже чем русская рулетка. Русская рулетка еще давала шанс выжить, а вот встреча с новыми истребителями русских, получивших уже кличку «Флигендесрор» [5] — почти никаких шансов. Кроме того, 1-й Воздушный флот потерял 400 самолетов, расквартированных в Восточной Пруссии. Геринг вынужден был приказать перебрасывать самолеты ПВО рейха на Восток, но и эта мера не могла переломить ситуацию.
5 марта. Подмосковье. Ближняя дача
Булганин с Хрущевым несли свое дежурство на даче Сталина. Если не считать каких-то непонятных эффектов среди ночи, все остальное было спокойно. Немного поговорив о необычных ощущениях, но так и не разобравшись, что же это было, они продолжили разговоры о ожидавшихся перспективах. В это время охранники вызвали Булганина к телефону. Вернувшись, взволнованный Булганин сообщил о налете по всей западной границе самолетов неизвестного противника и пропадании связи с группами войск и посольствами за границей. Поэтому он уезжает в Военное министерство, а на дачу собираются приехать Маленков, Берия, Молотов, Каганович и Ворошилов. В этот же момент дежурный врач вбежал в комнату и сказал, что товарищу Сталину стало хуже. Действительно, Сталин был в плохом состоянии. Булганин не стал уезжать, перезвонил в Военное министерство и отдав указание действовать по обстановке, остался ждать остальных. Пока все собрались, Сталину стало еще хуже. Медики сказали, что началась агония. Прекратилось дыхание, попытки искусственного дыхания и стимуляции сердца не помогали. Хрущев, уверявший всех, что ему жалко Сталина, сказал:
— Послушайте, бросьте это, пожалуйста. Умер же человек. Чего вы хотите? К жизни его не вернуть.
Как только Сталин умер, Берия и Булганин сели в машины и уехали в Москву. Оставшиеся, обсудив ситуацию, решили собрать всех членов Бюро. Тем временем Хрущев попробовал поговорить с Маленковым:
— Егор, надо побеседовать.
— О чем? — холодно спросил Маленков.
— Сталин умер. Опять война. Как дальше будем жить?
— А что сейчас говорить? Съедутся все, и будем говорить. Для этого и собираемся.
— Ну, ладно, — ответил Хрущев, мысленно занося Маленкова в список сторонников Берии, — поговорим потом.
Хрущев исподволь, с момента болезни Сталина, пытался собрать команду сторонников, чтобы не допустить прихода к власти Л.П. Берии, которого он ненавидел и боялся. А заодно естественно и самому занять вершину властной пирамиды. Эх, как же он тогда отомстит всем, кто видел его унижение перед Сталиным, за страх перед арестом, за постоянное нервное напряжение…
Необычная обстановка, ожидаемое, но все равно внезапное известие о смерти Сталина, слухи о новой войне, заставили всех членов Бюро поспешить. Встретив и проводив Светлану, и простившись с покойным, они собрались в столовой дачи для заседания. Инициативу взял в руки Берия, предложивший назначить председателем заседания Бюро Маленкова, который сразу же снова передал слово Лаврентию Павловичу. Берия тут же выступил с предложением назначить Маленкова Председателем Совета Министров СССР с одновременным назначением его председателем воссозданного Государственного Комитета Обороны и с освобождением его от обязанностей секретаря ЦК партии. После единогласного утверждения, Маленков выдвинул два предложения — утвердить его первым заместителем в обоих случаях Л.П. Берию, назначив его же министром государственной безопасности. Тут же Берия внес предложение из-за сложившейся чрезвычайной ситуации объединить МВД и МГБ. Все эти предложения прошли единогласно. Хрущев и Булганин молча переглядывались, чувствуя, что власть буквально ускользает между пальцев.
Дальше дележка портфелей пошла еще быстрее. Молотова тоже назначили первым замом предсовмина и министром иностранных дел. Кагановича — просто заместителем. Ворошилова предложили избрать председателем Президиума Верховного Совета СССР, освободив от этой должности Шверника, которого, как сказал Берия никто в стране не знает. В ГКО вошли Берия, Булганин, Ворошилов, Маленков, Молотов, Микоян, Хрущев. Хрущев же стал одним из секретарей ЦК, а вот должность секретаря Московского ЦК ему не оставили.
В конце заседания приняли порядок извещения о происшедшем. Было решено, что с сообщением о смерти Сталина и нападении выступит Председатель Совета Министров Маленков, а похороны будут проведены позднее. Берия предложил вернуться в Москву и провести заседание ГКО, вызвав на него начальника Генштаба маршала Соколовского.
Оставив ответственным за подготовку к похоронам Хрущева, члены ГКО уехали в Москву. Перед этим Берия, собрав свободных охранников, провел с ними какой-то инструктаж.
Москва. Кремль
Заседание ГКО под председательством Маленкова собрали в бывшем кабинете Сталина. Известное всему миру по фотографиям и фильмам, помещение предназначалось именно для такого рода заседаний. Военный министр СССР Булганин и начальник Генерального штаба Соколовский сидели в соседней комнате, пытаясь с помощью операторов Генштаба собрать и отразить имеющиеся данные. Булганин, бывший отнюдь не военным, а политиком, старательно делал вид, что все понимает и помалкивал, пока Соколовский с несколькими офицерами готовили докладную записку и карты.
А в это время в кабинете Берия, Маленков, Молотов и Ворошилов пытались осознать все что им было известно. Набор фактов отнюдь не радовал. Неведомый враг, которого Ворошилов сразу назвал англо-американскими империалистами, сумел уничтожить группы войск за границей, продвинуться до границ страны и неведомым путем прервать связи с заграницей. Согласно полученным от МГБ данным, в иностранных посольствах также царила тихая паника из-за пропажи связи. Отмечено также невероятное потепление воздуха над всей территорией СССР, в результате чего началось резкое таяние снегов и в некоторых районах возможны наводнения. Пропали все советские самолеты, находившиеся ночью в воздухе, в том числе и совершавшие пассажирские рейсы, и военные.
В общем «туман войны» был так густ, что руководители СССР не видели в нем даже кончика носа. Своего, ибо враг сунул свой через границу и естественно огреб по нему хороший удар.
Наконец-то, подготовив доклад, вошел Соколовский. Он начал с того, что ночью противник силами от 500 до 800 винтовых бомбардировщиков под прикрытием неизвестного количества винтовых истребителей попытался бомбить наши приграничные аэродромы и города, но был встречен истребителями ВВС и ПВО округов и, потеряв до 400 самолетов, ретировался за границу. Реактивных бомбардировщиков и истребителей не замечено, ядерные удары не наносились. И это уже радовало, но в тоже время заставляло задуматься — что за коварный ход придуман противником?
Дальнейшие действия противника представлялись еще менее логичными. На большей части западной границе он повторил авианалет большими силами бомбардировщиков и истребителей, одновременно начав обстреливать артиллерией приграничные районы с последующей атакой сухопутными силами. При этом почему-то не наносился удар по границе от Гродно до Бреста и от Равы-Русской до Дрогобыча. Пограничники же на этих участках задержали уже несколько неустановленных лиц, называющих себя делегатами связи, причем в нашей предвоенной форме. При задержании они пытались применять оружие.
Спокойно также в Прибалтике. Кроме нескольких попыток перелета границы и задержания нарушителей границы в униформе вермахта никаких других инцидентов не отмечено.
На севере, в районе Петсамо границу попытались пересечь в походных порядках воинские части в форме егерей вермахта. Они явно не ожидали сопротивления и были отогнаны огнем пограничников. Имеются пленные. По получении результатов допросов обобщенные данные будут доложены.
На финской границе пока все спокойно, но пограничники отмечают признаки сосредоточения войск. Командующие Северным и Ленинградским округами запросили разрешение на проведение воздушной разведки за линией границы. Потеряна связь с военными базами в Поркалла-Удд и Ханко, туда отправлены самолеты связи.
Непонятна обстановка на Дальнем Востоке. Также потеряна связь с Порт-Артуром и 64 авиакорпусом в Китае. Отмечено присутствие на границе вместо китайских пограничников японских воинских частей. Одновременно произошли столкновения на японо-советской границе в районе Курильских островов и Сахалина. Самолеты и катера с японскими опознавательными знаками пытались пересечь границу, но были отогнаны или сбиты советскими пограничниками и частями ПВО.
— Обобщая сказанное можно утверждать, что вероятный противник сумел уничтожить наши группы войск за рубежом и захватить территорию союзных соцстран за одну ночь. При этом атакующие войска используют технику и форму немецко-фашистского вермахта. На Дальнем Востоке им проведена аналогичная операция силами японских войск в форме и с техникой начала Великой Отечественной. Одновременно он полностью прервал все линии связи между СССР и другими странами, а попытки радиосвязи и радиоперехваты дают абсурдную картину — используемые диапазоны частот и содержание передач относятся к сорок первому году, — закончил Соколовский.
Невероятные события требовали дополнительного и длительного изучения, но шла война и долго раздумывать значило ее проиграть. Поэтому решено было собрать для тщательного изучения межведомственную комиссию при ЦК с привлечением ведущих ученых. А пока — объявить мобилизацию войск и промышленности, начать усиленную разведку ситуации и связаться с посольствами и разведывательной сетью за рубежом.
Уже перед концом заседания, Л.П. Берия неожиданно спросил Соколовского.
— Как вы считаете, кто из наших командующих мог бы стать военным министром?
Все, кроме Маленкова, с недоумением посмотрели на Берию, который еще раз посмотрев на Булганина, добавил:
— Товарищ Булганин, не будучи профессиональным военным, вряд ли справится с управлением вооруженными силами в ходе войны. А вот заняться военной промышленностью и снабжением войск он сможет.
— Поддерживаю, — сказали одновременно Молотов и Ворошилов.
— Надо подумать, — дипломатично ответил Соколовский.
— Хорошо. Думайте до завтрашнего утра. Передадите свои соображения товарищу Маленкову и мне к 9-00 завтра, — жестко закончил Берия.
На этом заседание закончилось, все разошлись. И только оставшиеся вдвоем Маленков с Берией перешли в соседнюю комнату.
Интерлюдия
Вашингтон. Всю неделю, начиная с 23 июня, ситуация по меткому определению адмирала Хелси напоминала «пожар в бардаке во время наводнения». Мало того, что полностью прервалась связь с посольством в СССР, так еще и сообщения разведки, нейтралов и журналистов становились невероятнее и невероятнее. Гарри Гопкинс, приходя утром к Рузвельту, начинал свои доклады присловьем из «Алисы в стране чудес» — «Все чудесатее и чудесатее…»
При попытке анализа и выстраивания непротиворечивой картины происходящего несколько аналитиков Госдепа, Военного и Военно-морского министерств получили сильнейшие психологические травмы, а нескольким даже пришлось вызывать врача..
Картина складывалась парадоксальная. Русские в очередной раз удивили весь мир. Их войска сумели одним ударом овладеть Восточной Пруссией и районом Петсамо (Печенги), Южным Сахалином и, по некоторым данным, даже Курильскими островами, причем с невиданной скоростью — практически за одну ночь. Они сумели в полной тайне перевооружить свои ВВС на невиданные ранее самолеты. Их армия в боях показала такой уровень боевой эффективности, который никто не мог даже предвидеть, особенно если учитывать опыт сравнительно недавно прошедшей финской войны. И еще они зачем-то прервали связь со всем миром, причем именно в день нападения немцев и так эффективно, что, по имеющимся сведениям, даже их посольства не могли связаться с Москвой практически всю неделю.
А самые парадоксальные факты вытекали из радиоперехватов. Пойманные передачи от посольств США, Англии, Японии и Франции были подписаны неизвестными лицами, именовавшими себя послами. Открытым текстом в них сообщалось об отсутствии связи, о смерти Сталина, а самое главное — они были датированы мартом 1953 года. По мнению многих компетентных лиц это была явная и неуклюжая провокация русского ГПУ. Непонятно было одно — для чего она была нужна. Неужели они считали всех полными недоумками?
И вся эта головоломка никак не хотела складываться…
Аэродром Береза, 927 истребительный авиаполк.
За несколько дней войны Петр Логичев понял одно — спокойно поспать, это такая огромная радость. Увы, спать-то как раз и приходилось урывками. Немцы (теперь уже никто не сомневался в принадлежности противника), беспощадно избиваемые днем, перешли на преимущественно ночные налеты на малых высотах. Трудности обнаружения низколетящих самолетов радарами заставляли постоянно держать в воздухе дежурные звенья, патрулирующие в районах вероятных налетов.
Интересное происшествие случилось на второй день войны — в воздухе был перехвачен и посажен на аэродроме самолет Як-4 с советскими опознавательными знаками. Экипаж его, в советском довоенном обмундировании, безропотно сдал оружие и в сопровождении начальника особого отдела убыл в Минск. Перехватившие его летчики получили личные благодарности командующего ВВС фронта.
Да, да, на третий день все округа были преобразованы во фронты, из тыла в сторону передовой начали выдвигаться колонны войск, что тоже добавило работы истребителям. Правда было одно весьма существенное отличие от той войны — колонны двигались днем под прикрытием зениток и истребителей, а на ночь рассредоточивались для уменьшения потерь от налетов фрицев. Война можно сказать перешла в нормальное русло, если это слово вообще применимо к войне.
26 июня/9 марта всем довели постановление ГКО о назначении военным министром А.М. Василевского вместо Булганина. А членам партии на собрании зачитали секретное письмо о смерти товарища И.В. Сталина и происках империалистов Запада, в результате действий которых произошла военная катастрофа, и СССР снова придется оборонять свои рубежи от войск немецко-фашистских агрессоров.
А еще через несколько дней по радио выступил с речью Председатель Совета Министров. К сожалению, Петр не мог ее услышать, так как вместе со всей эскадрильей был в небе, расчищая воздух для пролета советских тяжелых бомбардировщиков. Несколько полков бомбардировщиков Ту-4 и Ил-28 в сопровождении истребителей Ла-11 нанесли удар по крупнейшему транспортному узлу — Варшаве. Для того чтобы немцы не могли перехватить их на маршруте (что, впрочем, казалось советским летчикам почти невероятным) и были подняты истребители всех прифронтовых полков.
Кроме воздушных боев, летчикам полка пришлось вспоминать и бомбометание по земле. Несколько раз полк вылетал вместе с Илами на штурмовку немецких войск и аэродромов. В одном из боев над линией фронта зенитки подбили самолет Петра и сбили самолет лейтенанта Звягинцева. Петру повезло, он сумел перелететь фронт и выброситься с парашютом уже над нашими войсками. Навсегда запомнилось ему это чувство бессилия, когда некогда грозная боевая машина перестает тебя слушаться, мотор глохнет и самолет, изредка выбрасывая клубы дыма и струйки пламени, топором падает вниз…
На земле его встретили пехотинцы из 48 гвардейской стрелковой дивизии. После короткого застолья у командира полка полковника Иванюты, его посадили в «козлик» и отвезли до аэродрома. По дороге старший машины лейтенант Петров рассказывал ему, что белорусы, узнав о повторном появлении фашистов, толпами осаждают все штабы, прося зачислить в войска. Никто из них еще не забыл ни Хатыни, ни айнзатцгрупп. Несколько не выявленных ранее немецких пособников были приведены соседями в особый отдел полка, а один так и вовсе был забит насмерть, когда не смог скрыть радости при известии о новом нападении. И совсем уже тихим голосом, почти шепотом, он сообщил о том, что налажена связь с войсками на той стороне границы. Оказывается, за границей от Гродно почти до Бреста существует довоенный Белостокский выступ и в нем дерутся с немцами части войск бывшей РККА. Теперь наше командование планирует использовать их для контрудара по врагу и из дивизии уже несколько офицеров получили назначения и отправились туда для передачи опыта войны. В ответ Логичев рассказал лейтенанту о самолете, посаженном в Березе и его экипаже. Оба они сошлись на том, что теперь фрицам станет хреново.
Интерлюдия.
Генеральный штаб, Кремль, да и все правительственные учреждения в эти дни напоминали растревоженный муравейник. Многочисленные курьеры, звонки, пакеты и просто устные распоряжения отнюдь не добавляли порядка в этот хаос. Все было абсолютно непонятно — ни сам агрессор, ни его действия, ни международное положение.
Конечно, в мирных условиях попытки проанализировать и понять происшедшее потребовали бы очень большого времени, но в условиях войны пришлось воспринимать все как данность. Да, пришлось списать со счетов все группы войск за границей, вооруженные большим количеством современной техники, но она была и во внутренних округах, хотя и в меньшем количестве. Например, освоение танков Т-54 начиналось именно в Белорусском округе и теперь все танковые дивизии 5 Механизированной Армии были оснащены только этими машинами. Кроме того, немцы столкнулись отнюдь не с РККА образца 41-го года, а с Советской Армией — победительницей в закончившейся всего лишь 8 лет назад войне, еще не растерявшей опыт, имевшей среди командиров и запасников множество обстрелянных ветеранов. Еще большим плюсом ситуации была постоянная готовность к ядерной войне — напряженная международная обстановка заставляла держать порох сухим и быть готовым к любым неожиданностям. В те времена Руст был бы сбит уже при пересечении границы, попытка захватить остров на Амуре закончилась бы, едва начавшись, после огневого налета и атаки ближайшей войсковой части…
К концу недели удалось связаться и с войсками в Белостокском и Черновицком выступах и принять их под свое командование. Немцы и их союзники затормозились в 20..80 км от границы. Особенно неудачно для нас шли бои на южном направлении. Слишком уж большим был перевес в силах над войсками Одесского округа. Дальнейшее их продвижение остановилось как из-за удара советских войск из Прибалтики и Прикарпатья, так и из-за упорного сопротивления войск и пограничников на остальных направлениях, да и начавшаяся распутица отнюдь не добавляла им скорости.
Из речи Председателя Совета Министров СССР товарища Г.М. Маленкова:
Граждане и гражданки Советского Союза! Дорогие товарищи, к вам обращаюсь я, друзья мои! Весь советский народ, партия и правительство СССР, все прогрессивное человечество понесло тягчайшую утрату — после продолжительной болезни вчера скончался секретарь ЦК КПСС, вождь и учитель советского народа — товарищ Иосиф Виссарионович Сталин…
Пользуясь смертью товарища И.В. Сталина, западные империалисты развязали новую войну против нашей страны. В результате наша Родина снова вынуждена отбивать нападение империалистических орд… Но ни империалисты, ни немецкие реваншисты, ни примкнувшие к ним японские милитаристы не смогли и не могут учесть главного — величия духа великого советского народа, его готовности отдать все без исключения, даже жизнь, для защиты своей Советской Родины, для защиты завоеваний Октября.
Закончу свое выступление бессмертными словами Великого Вождя Советского народа товарища Сталина, уже однажды предсказавшего закономерный итог любой агрессии, покусившейся на свободу нашей Советской Родины. Наше дело правое! Враг будет разбит, победа будет за нами!
Из выступления по радио местоблюстителя Патриарха Московского и всея Руси Сергия:
Помните же братия и сестры — не в силе Бог, а в правде! Выступим же дружно на защиту Родины, против сатанинского, человеконенавистнического агрессора! Несть больше счастия, чем душу положить за други своя, за свободу своей Родины!
Аэродром Береза, 927 истребительный авиаполк
Петр Логичев, с его счетом в 7 сбитых самолетов, считался теперь одним из асов полка. Поэтому, когда командир четвертой эскадрильи был ранен при очередной штурмовке немецких войск, других кандидатов у командира полка не нашлось. Документы на повышение и на внеочередное звание «ушли на верх» одновременно. Понятно, что Петр радовался, но радость эта была с печалью пополам. Он-то жив, идет на повышение, а Лева Звягинцев как был, так и останется навечно лейтенантом. Да и не он один…
Хотя надо заметить, времени на рефлексии у летчика на войне не так уж и много. Два три вылета в день выматывают не только физически, но и психологически, до последней степени, оставляя только простейшие желания. Летать же приходилось все больше и больше, в том числе и на прикрытие войск в Белостокском выступе. В отличие от войск пятьдесят третьего года, войска сорок первого практически не имели зенитного «зонтика» и их приходилось непрерывно прикрывать истребителями до перебазирования к ним современных частей зенитной артиллерии.
Линия фронта постепенно, медленно, но неумолимо сдвигалась на восток. Наши войска, имея качественное превосходство, уступали немцам в численности, а подошедшие резервы были небольшими, так как мобилизация только разворачивалась. Распутица и климатические пертурбации в виде внезапных похолоданий и потеплений, сменявших друг друга, внезапный паводок на реках — все это затрудняло ведение боев как авиации, так и наземным войскам, но не могло остановить боев. Летчики радовались периодам такого ненастья, приковавшим немецкую, а часто и нашу авиацию к аэродромам, как радуются люди, несущие тяжелый груз, возможности немного передохнуть.
В конце месяца Логичев вместе с несколькими опытными пилотами погрузился в старенький Ли-2, который отвез их на тыловой аэродром. Там они получили новые, прямо с завода, МиГи пятнадцать бис. В отличие от старых, эти самолеты сразу шли в камуфляжной окраске. Более мощный двигатель и возможность установки подвесных баков сразу понравились Петру. А после выполнения облета он влюбился в свою ласточку крепче, чем в любую из девушек, за которыми ухаживал за всю свою жизнь. По прилету в полк из этих самолетов была переформирована новая четвертая эскадрилья. Летали они над аэродромом, в бои их пока не пускали, но несколько раз заставили ночью слетать всей эскадрильей на полную дальность с подвесными баками. В одном из ночных тренировочных полетов Петр опять пополнил свой счет. Привычно осматривая воздух он на грани восприятия заметил летящую на малой высоте пару «новейших» немецких истребителей Фоккер и спикировав с левого полупереворота на них вместе с ведомым, сбил один. Ведомый смог догнать и расстрелять второй. Вместо благодарности за сбитых Логичев получил выговор от командира дивизии за срыв учебного полета. При атаке он и ведомый конечно же сбросили подвесные баки и выработали топливо быстрее всех остальных самолетов, поэтому эскадрилье пришлось прервать полет и вернуться на аэродром.
Вскоре особое положение четвертой эскадрильи отменили и Логичев с друзьями окунулся в уже привычный ритм боевых вылетов.
Москва. Кремль. Зал для совещаний
Совместное заседание ГКО и Государственной комиссии по Чрезвычайной Ситуации (ГКЧС) при ЦК КПСС началось с доклада академика Курчатова. Сведенные воедино факты и гипотезы, приведенные в докладе, смотрелись абсолютно абсурдно и не раз вызывали недоверчивые перешептывания присутствующих. Наконец академик начал зачитывать заключительную часть доклада:
— Кроме прочего, при исследовании имеющейся англоязычной литературы был обнаружен небольшой рассказ о создании машины, перебрасывающей в прошлое как отдельных лиц, так и участки местности. Возможно, это была утечка информации аналогичная вышеприведенному примеру с описанием атомной бомбы в художественном рассказе.
Следовательно, можно сделать вывод о причастности иностранных, вероятнее всего, англо-американских ученых к созданию данной ситуации. Исходя из анализа имеющихся данных и соответствия их приведенным выше гипотезам следует считать установленным факт о хронологической катастрофе или опыте, перенесшем территорию Советского Союза из 1953 г. в 1941-й год.
После этих слов в зале наступила оглушительная тишина. Затем поднялся Маленков и спросил:
— Есть вопросы? Нет? Тогда будем считать, что выводы ГКЧС верны и будем исходить из них при дальнейшем планировании. Благодарю вас, товарищ Курчатов. Сделаем перерыв.
Через пятнадцать минут члены ГКО, включая военного министра Василевского, опять собрались в душноватом от летней жары зале. Вопросов было много, все они были срочными и практически по всем высказывались разные, порой прямо противоположные мнения. Серьезный спор разгорелся по применению атомных бомб. Соколовский, Булганин, Хрущев, Молотов были за бомбардировки. Первым выступил Булганин:
— Слишком большими были потери в Великой Отечественной войне. Теперь, после Катаклизма, мы можем ответить. Выпал второй шанс переиграть все. И единственный шанс стать сверхдержавой. А то и просто единственной сверхдержавой. За такое дерутся до последнего. Имея 165 боеприпасов старого типа и учитывая поступление до нового года еще 20 боеприпасов нового типа, можно решится на расход как минимум 10–20 штук.
На его выступление откликнулся Берия:
— И в результате мы откроем всему миру секрет возможности создания такого оружия, ускорим принятие американцами решения о начале Манхетенского проекта, немцы тоже пересмотрят отношение к своему проекту. Считаю невозможным применение спецбоеприпасов до решения вопросов с американцами и немцами. МВД совместно с ГРУ уже разрабатывает план мероприятий по данному вопросу. До его выполнения применение данного оружия недопустимо. А к тому же мы получаем много проблем с последствиями применения оружия, с остаточным заражением местности.
Тогда эстафету переняли Молотов и Хрущев:
— Мы не выдержим второй Отечественной войны. Народное хозяйство с трудом оправилось от последствий первой, внезапный переход от весны к лету оставляет нас в этом году без сельхоззаготовок. Результатом может быть нехватка продовольствия и резкое падение производства. Необходимо закончить войну в короткий срок! — сказал Молотов.
— Мы не готовы, мы многое потеряли в первой войне. К тому же у нас нет поддержки США, Англии, нет никаких союзников, кроме Монголии. А ведь мы можем показать Кузькину мать Гитлеру и его присным, — добавил Хрущев.
Маленков предложил выслушать начальника Генштаба.
— Применение спецбоеприпасов позволит нанести поражение противнику с наименьшими потерями своих войск. Вполне логичным представляется план нанесения ударов по наиболее важным точкам противника и скоплениям его войск на фронте. Согласно доклада Главнокомандующего ВВС главного маршала авиации Жигарева, кроме полков Ту-4, мы можем нанести удары несколькими современными бомбардировщиками: двумя Ту-85, двумя Ту-16, двумя М-4, одним Ту-95. Все они проходят испытания, но вполне могут быть привлечены для ведения боевых действий. Их характеристики позволяют не опасаться существующих средств ПВО противника. Зная историю развития средств ПВО противника, Генштаб считает неприемлемым затягивание с применением, уменьшающее неуязвимость наших бомбардировщиков. План нанесения ударов разработан, он включает несколько первоочередных целей — Цоссен, Пенемюнде, Бертехсгаден, Берлин, города Рура, группы немецких войск на левом фланге и в центре фронта, — доложил Соколовский.
— А ракеты? Мы можем их применить? — спросил Хрущев, — Насколько я помню, они вообще неуязвимы и позволят нанести внезапный удар.
— В настоящее время ни одна из ракет не приспособлена для несения спецбоеприпасов. Формируемые сейчас две первые инженерные бригады РГК могут применять только старые, неэффективные изделия, — ответил Соколовский.
А. И. Микоян, с внимательным видом слушавший все эти выступления, попросил слова и предложил компромиссное решение:
— Подготовку к нанесению ударов спецсредствами провести в полном объеме, но пока не наносить. Применение спецсредств — только по личному разрешению товарища Маленкова и его заместителя, товарища Берии. Мое мнение— применять только в самом крайнем случае. Цоссен и Пенемюнде разбомбить необходимо, но обычными бомбами.
— А применять спецзаряды на своей территории считаю вообще нет никакой необходимости. Не забудьте, что при этом пострадают и наши советские люди, — добавил Берия.
Маленков поставил вопрос на голосование. Неожиданно на сторону Берии встал Василевский.
— Считаю, что необходимо сохранить в тайне наличие у нас спецбоеприпасов. Вспомните, как вели себя англо-американцы после победы. Вот для них и надо подготовить сюрприз, — сказал он. Эти слова оказались решающими. С неприменением атомного оружия согласились все. Сразу обсудили вопросы о продолжении работ по созданию сверхбомбы и новых носителей оружия. С учетом возможности получения решающего превосходства было решено ускорить создание сверхбомбы, а также новых бомбардировщиков и ракет. Особое внимание планировалось уделить бомбардировщикам межконтинентального радиуса действия.
Затем обсудили положение на южном участке советско-германского фронта. По предложению Хрущева на 2-й Украинский фронт назначили Г.К. Жукова.
Не меньше времени заняло и обсуждение дальневосточных вопросов. Решено было поставить Главнокомандующим войск Дальнего Востока Р.Я. Малиновского. Как заметил при этом Маленков:
— Опыт действий на этом участке и с этим противником у него есть. Вот пусть и вспомнит.
На этом заседание ГКО и закончилось.
Аэродром Жуковский. ГЛИЦ
Генерал Молодчий был счастлив. Прошедший всю войну, знаменитый летчик Дальней Авиации получил в свое распоряжение группу таких самолетов, о которых мог раньше только мечтать. В его распоряжение перевели лучших летчиков из тяжелых бомбардировочных полков и теперь они осваивали сверхновые, сверхскоростные и сверхдальние машины. А еще ему было обещано пополнение из спешно достраиваемых нескольких бомбардировщиков Туполева Ту-85, заканчивающего испытания туполевского же изделия 95 и нового варианта мясищевского реактивного сверхбомбовоза. Радости добавлял и выполненный самостоятельный полет на Ту-85. Огромная серебристая машина, способная долететь до Америки со скоростью, превосходящей максимальную у самолетов времен войны и на недосягаемой ранее высоте, способная нести до цели вагон бомб и защищенная пушечными установками была лебединой песней советских тяжелых бомбардировщиков с поршневыми двигателями. Именно это и стало причиной прекращения выпуска вполне готового к серийному производству бомбардировщика, по опыту войны в Корее устаревшего с появлением реактивных истребителей. В нынешней же ситуации он оказался вполне востребован и на заводе в Казани поспешно восстанавливали его производство.
Тем временем летчики проходили переучивание по ускоренной программе, изучая самолеты и инструкции по их эксплуатации. Порой казалось что летчики ночуют прямо в самолетах, столько времени проводили они в кабинах, насиживая и осваивая их. Прошло немного времени и начались полеты над советской территорией на предельной высоте, тренировки в ночных и дневных сверхдальних перелетах.
Большой потерей для всех стала авария новейшего 95-го[6], разбившегося в очередном испытательном полете из-за отказа двигателей. Несколько дней лихорадило весь ГЛИЦ и даже группу Молодчего. Представители МВД, армейские комиссии, представители КБ и заводов изучали, осматривали и как бы даже не вынюхивали все бумаги, состояние всех самолетов и двигателей, опрашивали всех причастных и непричастных. Происшествие оказалась для Александра Молодчего вдвойне печальным — вместе с летчиками и испытателями ГЛИЦ погиб и его старый друг, полковник Журавлев. Он должен был получить этот самолет после испытаний и с разрешения командования знакомился с особенностями пилотирования, летая вместе с бригадой испытателей.
Это печальное событие ненадолго задержало подготовку и уже к концу месяца специальная авиагруппа Молодчего вылетела на разведку и бомбежку целей в Германии. Боевые полеты оказались немногим сложнее тренировочных. Огонь зенитной артиллерии практически не доставал до самолетов, летевших на большой высоте, а истребители, если и поднимались до них, на практическом потолке маневрировали, как сонные мухи. Да и вооружение их не могло сравниться с оборонительным вооружением Туполевых. А уж мясищевские реактивные четверки вообще никого не боялись, уходя от немцев как от черепах, на крейсерской скорости.
Увы, авария опытного 95 привела к замедлению программы его строительства — решено было сначала довести двигатели. Молодчий был за этот самолет, понравившийся ему свой дальностью и высотностью. Да и привычные винты, хотя и вращаемые не поршневым, а турбовинтовым двигателем, казались надежнее. Но его мнение было всего лишь «принято во внимание». Впрочем, возможно оно, вместе с мнением Хрущева и оказалось решающим при изучении вопроса о закрытии программы 95. Решено было продолжать постройку второго опытного экземпляра, но уже во вторую очередь работ завода. Первоочередным стал запуск в серию Ту-85.
Группа Молодчего тем временем провела тренировочные полеты на сброс специзделий и испытания системы дозаправки в воздухе для самолетов Ту-85. Адаптированная для них система дозаправки, спроектированная изначально для Ту-4, давала восемьдесят пятым возможность достичь практически любой точки на земном шаре. И летчики группы активно готовились к этому.
Прибалтика. Район обороны 12 пехотной дивизии (Лифляндский котел)
До дивизии Винцер добирался довольно долго. Оказалось что она вместе с несколькими другими дивизиями 9 армии и 3-й танковой группы обороняет так называемый Лифляндский котел. Полуотрезанная группировка немецких войск сдерживала атаки русских из северной части Восточной Пруссии и Прибалтике. По рассказам попутчиков Бруно узнал, что командует русскими какой-то маршал Баграмян, кавказец и что они воюют они грамотно и упорно. А вот группировка с правого фланга оказалось послабее и даже была в свою очередь полуокружена немцами.
Прибыв в дивизию Бруно получил под командование противотанковый батальон, состоявший правда всего из двух рот — созданных на базе остатков его роты и рот 6-й пехотной дивизии, уцелевших во время катаклизма 22 июня. Вооружение батальона было очень сильным, обе роты имели по 12 5 см противотанковых пушек. Командовавший 1-й ротой лейтенант Штейнберг рассказал, что часть пушек были из 6 дивизии, а часть из разбитого эшелона с пополнением для 26 дивизии.
Рассказал Штейнберг и о русских танках. Большинство из них имели пушку в 8,5 см и броню корпуса в 5 см, расположенную под рациональным углом наклона. Но самыми опасными были тяжелые танки двух образцов — одни имели 12 см пушку и броню до 20 см, но их скорость была ниже, чем у немецких троек. Другие, встречающиеся в небольших количествах, вооруженные пушкой не менее 10 см в плоской, хорошо защищенной башне, имели еще и большую скорость. В ответ на рассказ Винцера о сверхточной стрельбе русских танкистов и стабилизированных орудиях, Штейнберг только рассмеялся и объяснил, это все это ерунда и никаких стабилизированных орудий у русских нет. У страха глаза велики, поэтому и появились такие рассказы.
Он вместе с несколькими офицерами дивизии осматривал подбитый зениткой русский танк и слышал допрос русского танкиста. Тот назвал марку танка: Т-34/85 и свое подразделение, а затем замолчал. Штейнбергу он напомнил англичан, взятых в плен в Бельгии. Но в отличие от последних русский отнюдь не был спокоен, а наоборот, смотрел на всех с ненавистью и только когда имитировали его расстрел, выкрикнул, что один раз они фашистов разбили и второй раз разобьют.
Дольше всего они обсуждали русскую авиацию. Вездесущие русские бомбардировщики «Фляйшер» гонялись за целями в тылу и сильно досаждали на фронте. Даже без сопровождения они не боялись немецких истребителей, впрочем весьма немногочисленных и убывающих с каждым днем. Единственной защитой от них был огонь зениток. Винцер пересказал разговор с офицером люфтваффе, встреченным в дороге. Оказывается русские неустанно и целеустремленно бомбили аэродромы, уничтожая самолеты и повреждая взлетные полосы. В итоге потери люфтваффе на земле превосходили потери в воздухе. Штейнберг, в свою очередь, рассказал о русских штурмовиках «Шварцетодт»[7], поддерживающих любое наступление русских. Бронированные одномоторные самолеты засыпали позиции артиллерии мелкими бомбами и реактивными снарядами, нанося большие потери. В конце разговора оба согласились, что русские оказались неожиданно трудным противником и война наверняка затянется.
Засыпали они под грохот дежурной русской бомбардировки — пролетавшие над линией обороны «Фляйшеры» сбросили несколько десятков мелких бомб на какую-то цель.