"Хочу ребенка!" - читать интересную книгу автора (Грин Джейн)

16

Как это произошло? Прошло три недели со дня моего первого ланча с Марком, три недели с тех пор, как я сказала ему, что не готова ждать дольше недели, что бы сделать аборт, крайний срок – двенадцатая неделя. К тому времени ребенка не будет.

И вот, пожалуйста. Я на двенадцатой неделе. И решимость моя слабеет с каждой минутой.

Как это произошло?

Я расскажу вам, как это произошло.

В пятницу днем, через день после того, как я поведала Марку новость, я сидела за столом и составляла окончательное расписание «Влюбленных поневоле». В офисе было тихо, как обычно в пятницу днем. Мои журналисты отправились на разведку и брать интервью, шумной волной исчезнув из офиса к трем часам. Я-то знаю, что на самом деле они пошли в паб. Но что бы тебя любили, нужно быть терпимой, этому я давно научилась. А мне сейчас так нужно, чтобы меня любили.

Я закончила с расписанием и откинулась в кресле, на несколько минут закрыв глаза. Усталость накатывает волнами, и, хотя все, о чем я могу думать, – это сон, я знаю, что достаточно дать глазам отдых на пару минут, и я смогу продержаться до конца дня.

Теперь я уже не принимаю участия в попойках в местном баре. В эти дни единственное, что держит меня на плаву после работы, – огромная тарелка спагетти, большая плитка шоколада, горячая ванна и теплая постель. Вчера вечером я перетащила телевизор в спальню. Вы и не представляете, как приятно было забраться в постель в десять минут девятого и свернуться калачиком под одеялом под сладкие звуки голоса Джеки Коркхилл.

Итак, в пятницу вечером я сидела в офисе, закрыв глаза и предаваясь фантазиям о сливочном мороженом с кусочками печенья и одеяле с электрическим подогревом, когда мои грезы прервал стук в открытую дверь. Я открыла глаза и увидела Марка, который сто ял у входа с большим пакетом из книжного магазина.

– Привет, – он неловко топтался в дверях, пока я не улыбнулась и не показала ему жестом на кресло.

Прежде чем сесть, он захлопнул за собой дверь, чтобы нам никто не помешал.

– И тебе привет, – я с изумлением заметила, что рада его видеть.

Как и Стелле, мне казалось, что в его присутствии было и есть что-то очень успокаивающее и ободряющее. Хотя в ту ночь в «Обалденных говяжьих ребрышках» я бы никогда не подумала, что он такой заботливый. В ночь зачатия.

Господи. Я над этим и не задумывалась. Представь те, что я все-таки решила родить ребенка. И ребенок спрашивает, где был зачат. Мне придется объяснить, что это произошло не в отеле «Киприани» в Венеции, и не в роскошном «Георге V» в Париже, а в грязной, темной подворотне в Сохо. И на все про все ушло пять минут. Пять минут блаженства, но все же.

Еще одна причина избавиться от этого ребенка.

– Я просто хотел узнать, как ты себя чувствуешь. – Марк положил пакет на стол, и я с любопытством в него заглянула. – Хотя мне кажется, что сейчас ты немного расстроишься, – он нахмурился, увидев, что я подозрительно оглядываю пакет. – Вообще-то, по-моему, я сделал большую глупость, и, может, мне лучше забрать эти книги и уйти прямо сейчас, – он подвинул руку, чтобы взять пакет, но я схватила его первой и вытащила две книги.

«Беременность: сто вопросов и ответов» и «Как сегодня выглядит мой ребенок?»

– Ой-ой-ой.

– Черт. Извини, – настороженно произнес Марк. – Я подумал, что раз мы пока не приняли окончательного решения, мало ли, вдруг ты согласишься оставить ребенка… Тогда тебе нужно кое о чем знать.

– Например?

– Например, как правильно питаться.

– И как же? – не знаю, зачем утруждаю себя этим разговором.

– Тебе нужно есть суши. Непастеризованное мясо и сыр. Печенку…

– Я смотрю, ты у нас стал экспертом.

– Я так и знал, что не нужно было этого делать, – вздохнул он. – Я верну все обратно в магазин.

– Нет. Подожди. Я хочу тебе кое-что показать, – я пролистала страницы опуса «Как сегодня выглядит мой ребенок?» и нашла именно то, что искала.

Снимок девятинедельного младенца. Пятно. Ничто.

– Вот эта клякса, – я перевернула книгу и подтолкнула ее к Марку, – и есть ребенок.

Но мои действия не возымели желаемого эффекта. Марк покачал головой.

– Невероятно, – восхищенно проговорил он.

Я вздохнула и задумалась: разве может ни на что не похожее бесформенное пятно показаться кому-то невероятным?

– Так ты посмотришь книги? – наконец произнес он. – Только первые главы, для твоего же здоровья. Так, на всякий случай.

– О'кей, – я кивнула, решив, что выброшу их в первую же помойку около метро. – Конечно. Так я и сделаю.

– Чем займешься на выходные? – он слишком усиленно пытался казаться незаинтересованным.

– Сегодня иду на вечеринку. Завтра вечером в паб с друзьями, ночью по клубам. В воскресенье можно расслабиться и оттянуться дома с парой пивка.

Он в ужасе вытаращился на меня.

– Ты серьезно?

– Конечно, нет, черт возьми. Я вымоталась. Теперь приятный вечер для меня – ванна с пузырьками, и в десять – на бочок, – я не сказала, что на самом деле ложусь в восемь. Слишком уж это жалко.

– Ты… хм-м. Я тут подумал… может, сходим куда-нибудь? Я бы мог завтра пригласить тебя на ужин.

– Марк, прекрати это дерьмо.

– Что такого?

– Марк, тебе необязательно опекать меня и делать вид, будто я тебе интересна только потому, что ношу твоего ребенка. И не надо тратить свое время и любезничать со мной, надеясь переубедить меня. Мне не нужны отношения и не нужны дети. И если ты пригласишь меня на ужин, ничего не изменится. Понимаешь?

– Да, – он выпрямился, лицо его напряглось. – Я все прекрасно понимаю.

И, не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из офиса, а я почувствовала себя полным дерьмом. В очередной раз.

Тем вечером курьер Сэм принес внутреннюю почту.

– Похоже, подарок от поклонника, – произнес он с хитрой ухмылкой и бросил мне на стол огромный тяжелый конверт.

Внутри я нашла два флакончика пены для ванны и записку.

«Мэйв. Я вовсе не пытался тебя опекать, Желаю приятной ванны с пузырьками. (Только не слишком горячей и никакого джина). Марк».

Слава богу, он не написал:

«С любовью, Марк».

Я бы этого не выдержала.

– Знаешь, о нас начнут ходить слухи, – сказала я Марку две недели спустя, когда согласилась встретиться с ним в баре в обеденный перерыв.

(Марк заказал полпинты пива. Я – минеральную воду).

Марк рассмеялся.

– Все подумают, что у нас роман.

– Все лучше, чем совместный ребенок.

Он резко поднял голову.

– Совместный ребенок? Ты готова об этом поговорить?

– Пока еще нет. Но скоро буду готова. Скоро мы сможем все обсудить, – я осеклась на полуслове.

Марк протянул руку и достал перышко из моих волос. Всего лишь кусочек пуха, но это растрогало меня: слишком интимный жест для коллег по работе. Внезапно я поняла, что мы оказались в странной ситуации.

Я сижу в баре с мужчиной, которого едва знаю, но с которым трахалась, хоть и всего пять минут. Я понятия не имею, что он за человек. Не знаю, что ему нравится, а что он ненавидит. Не знаю, ленивый ли он или спортивный, уверен ли в себе или робок.

И при этом ношу в себе его ребенка.

Я всегда гордилась тем, что могу угадать характер человека, и оценила бы Марка как типичного хорошего парня, хотя внешность у него посимпатичнее среднестатистической. Он действительно очень хорош собой, хотя мне это до лампочки.

Я могла бы догадаться, что он живет в большом доме (я в курсе, сколько зарабатывают наши юристы), любит искусство, книги, что-нибудь коллекционирует – наверное, первоиздания комиксов, а может, карты. Но в его жизни все размеренно, чистенько, как на рекламной картинке.

Наверняка он ходил в небольшую частную школу и одновременно учился играть на музыкальном инструменте. Скорее всего на скрипке. Потом поступил в Бристоль или Дурхэм, и первой его покупкой по окончании колледжа была классическая спортивная машина.

– Ты что так улыбаешься? Сейчас на самом деле нас начнут обсуждать, – голос Марка прервал мою цепочку размышлений, и я поняла, что уставилась на него с полуулыбкой, пытаясь разгадать его сущность.

– Извини. Я просто подумала, что мы с тобой попали в идиотское положение. Я беременна твоим ребенком, но понятия не имею, что ты за человек.

– Вот что я тебе скажу, – с улыбкой произнес он. – Не подумай, что я тебя опекаю, но почему бы тебе не зайти ко мне в гости в воскресенье? Можем вместе провести день. И ты узнаешь… – он заговорил пугающим тоном, как супергерой комиксов, – …кто я на самом деле.

– О'кей, – со смехом ответила я, сама себе поражаясь. – Согласна.

– О'кей. – Марк допил остатки пива. – Отлично.

Тем вечером, когда я вошла в квартиру, зазвонил телефон.

– Как поживаешь, милая? – это была Вив.

– Нормально. Ты?

– Обо мне не беспокойся. Ты уже определилась?

– Вив, я же говорила тебе, как только решу, ты узнаешь первой. Как только мы решим. Не дави на меня. Пожалуйста, – но я была уже почти на двенадцатой неделе, срок неумолимо приближался, но я все оттягивала и оттягивала решающий момент. Почему я не покончила с этим одним махом? Потому что не хотела об этом думать, вот почему. Тут и говорить не о чем. Ни с Вив, ни с кем-либо еще. Я все еще надеялась, что все исчезнет само собой.

– Я на тебя не давлю. Я просто хотела проверить, все ли у тебя в порядке. Подумала, может, ты захочешь приехать и побыть со мной в воскресенье.

– Я не могу. Я занята.

– Занята? Ты? В воскресенье? Чем же?

У нее был столь изумленный тон, что я расхохоталась.

– Я скажу, куда собираюсь пойти, только обещай, что будешь визжать от восторга.

Вив затаила дыхание.

– Если у тебя интервью с Аланом Бейтсом, придется мне покончить с собой.

– Вив! Я иду к Марку в гости. На обед.

Она снова затаила дыхание, и на этот раз не притворялась.

– Марк – это тот самый Марк, отец!

– Нет, Вив. Марк – это мужчина, от которого я забеременела, – отец – слишком лично. – Я не воспринимала его как отца, и уж точно не хотела, чтобы Вив думала о нем, как об отце; вовсе необязательно причинять Вив больше боли, чем необходимо.

– Это я и имела в виду, – она несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, но по ее голосу было ясно, что она обрадована.

Я слышала в ее голосе надежду, предвкушение.

– Значит, он умеет готовить? – подразумевается: он будет хорошим мужем?

– Понятия не имею, – ответила я. – Но думаю, он будет угощать меня не бутербродами и чипсами.

– Подумаешь, чипсы и бутерброды, – быстро проговорила Вив. – Если мужчина умеет готовить, это бонус, а не необходимость.

– Мужчина вообще – не необходимость, и точка, – твердо отрезала я. – Он просто пытается пробиться ко мне, чтобы я оставила ребенка.

– А это возможно?

– Вив! Сколько тебе говорить? Я еще не надумала.

Мы прощаемся, и несколько минут я смотрю в пространство, потому что две недели назад я уже приняла решение. Две недели назад я собиралась сделать аборт и продолжать жить так, будто ничего не произошло. А теперь я не знаю.

Когда в мою голову прокрались сомнения? Как мне вообще пришло в голову, что может быть альтернатива? Почему я так и не назначила встречу с доктором в женской клинике?

О чем я только думаю?

Воскресенье – один из тех удивительно холодных, морозных дней, когда солнце ярко светит посреди ледяного голубого неба и когда выглядываешь в окно, чувствуешь, что весна уже близко, и не понимаешь, почему зиму считают депрессивным временем года.

Стелла все время справляется, как я себя чувствую. Мы со Стеллой стали пугающе близки за пугающе короткий промежуток времени.

Она приходила вчера вечером. Заглянула после похода по магазинам в Вест-Энде, просто проверить, все ли у меня в порядке. Принесла с собой половину супермаркета «Маркс и Спенсер» и в конце концов осталась почти на весь вечер.

Мы ели чипсы с соусом и рассказывали истории. Делились секретами. Хохотали за тарелкой мороженого и сплетничали, уминая бананово-карамельный пирог.

– Мне так этого не хватает, – задумчиво произнесла Стелла.

Мы провели пальцами по тарелке, соскребая последние капельки банана и ириски.

– Чего? Сидеть дома в воскресенье вечером, обжираться, как бегемот, и чувствовать себя, как кит, выброшенный на берег?

– Да, и этого тоже, – мы расхохотались. – Но я имею в виду женскую дружбу, как у нас с тобой. Мне не хватает непосредственности общения с подругой. Чтобы можно было прийти в гости, как сейчас, и не волноваться о том, как выглядишь и о чем разговариваешь. Я не хочу сказать, что ты моя лучшая подруга…

– Осторожно, – предупредила я с улыбкой, потому что чувствовала то же самое. – Не влюбись в меня.

– Но теперь ты точно не станешь моей лучшей подругой. Я уже влюблена, – фыркнула она. – Но тяжело жить без лучшей подруги. Понимаешь, о чем я?

– Моей лучшей подругой всегда была мама.

– Господи, ты серьезно? Я свою мать терпеть не могу. Мы не можем находиться в одной комнате.

– У меня потрясающая мама. И она действительно моя лучшая подруга. И наверное, единственный настоящий друг женского пола. Я имею в виду близкий друг, конечно, у меня есть подруги, – поспешно добавила я, зная, что говорю неправду, – но мне некому довериться, по крайней мере здесь, в Лондоне. До сегодняшнего вечера я и не понимала, как мне этого не хватает.

– Хорошо быть женщиной, – засмеялась Стелла, поднимая бокал. – За женскую солидарность.

– За женскую солидарность. И дружбу.

Я засыпала с улыбкой на лице, ощущая тепло и благодать, чувствуя, что, может, беременность – и не самое худшее в жизни, что могло произойти. Чувствуя, что, в конце концов, моя жизнь не так уж ужасна.

И вот сегодня светит солнце, и мне здорово. Я предвкушаю, что день будет интересным, хоть и не уверена, хорошая ли это мысль – провести его с Марком. Что, если окажется, что у нас нет ничего общего? Что, если нам не о чем будет поговорить?

Ну и что! Я одергиваю сама себя. Я же не проверяю его на предмет пригодности на роль супруга. Я просто пытаюсь узнать его поближе, прежде чем он и я примем самое важное решение в моей жизни.

Вот и все.

– Ты не заблудилась?

Марк открыл дверь, и я расхохоталась, потому что на нем был фартук! Можете представить, на нем действительно был фартук! Но он отказался его снять, и мне понравилось, что он даже не стесняется такого идиотского предмета, как фартук, пусть и мужского, в темно-синюю и черную полоску.

– У тебя чудесный дом, – сказала я, делая вид, что не поражена его размерами.

Но это был один из самых огромных домов, в котором я только была в жизни. Так что я притворилась, будто меня не впечатлила громадная квадратная прихожая и ступени в светлую, просторную кухню. Притворилась, будто мой дом не очень-то отличается от этого. Только он меньше. На много, намного меньше.

– Хочешь пить? – спросил он, наливая в стакан что-то, подозрительно напоминающее морковный сок.

– Это выглядит отвратительно. Думаю, обойдусь без питья, – я робко понюхала содержимое.

– Это не отвратительно. Это вкусно. И подходит по цвету к твоим волосам. Домашний витаминный коктейль из манго и банана. Вкусно и питательно. Попробуй.

Я попробовала. Коктейль действительно оказался вкусным. (И питательным.)

– М-м-м. Какой приятный запах, – я взглянула на разные кастрюльки на плите и поняла, что аромат явно исходит из духовки. – Кто бы мог подумать, что юрист Лондонского Дневного Телевидения – прекрасный повар.

– Единственное, что доставляет мне больше удовольствия, чем удачный судебный процесс, – корпеть над горячей духовкой. Вот, садись, – он отодвинул стол от кухонного стола, и я села, поблагодарив его за заботу.

– Видишь, какие у меня хорошие манеры? – он взял у меня пальто и пошел повесить его в прихожую.

– Неплохие для юриста, – улыбнулась я, и он предложил мне закуски.

– Что? А где же орешки? – я не смогла удержаться.

Я заглядывала в книжки, которые он мне купил, и знала, что у женщин, которых во время беременности тянет на орехи, часто рождаются дети с тяжелой аллергией на арахис. И я знала, что он тоже это знает.

– Хм-м, боюсь, орехов у меня нет. Ты же не объедаешься орехами? – у Марка был такой обеспокоенный вид, что я начала смеяться.

Его можно читать, как раскрытую книгу.

– Расслабься, – я потягивала свой коктейль. – За последние три месяца ни одного орешка не съела.

Он громко вздохнул с облегчением.

Я встала и прошла в гостиную, посмотрела расставленные повсюду фотографии, книжные полки, рассеянно перебрала компакт-диски. И вдруг до меня дошло: если бы я не знала, что Джулия уехала всего несколько недель назад, я бы в жизни не догадалась, что Марк живет с девушкой. Здесь не было ни одного признака женского присутствия. Ни одного.

На фотографиях были незнакомые мне люди. Но ни одного снимка Джулии. Книги на полках – в основном труды по юриспруденции, или биографии, или документальные романы, типично мужское чтиво. Но ничего, что могло бы принадлежать женщине.

– Почему здесь нет вещей Джулии? – спросила я, предположив, что, возможно, ему было слишком больно и он убрал все следы ее присутствия.

Марк вошел в гостиную и подлил мне еще коктейля.

– Понимаю, звучит странно, но на прошлой неделе мне в голову пришла та же мысль. Она никогда не чувствовала себя здесь как дома. Ей всегда казалось, что это мой дом. Что он для нее слишком огромный. Я никогда не замечал, чтобы она хранила здесь свои вещи, здесь не было ничего ее.

– Тогда зачем ты купил этот дом?

– Мне он понравился. И до сих пор нравится. На верное, я вел себя как эгоист. Я знал, что Джулия любила свой маленький домик, что она обожает маленькие уютные комнаты, но мне казалось, она привыкнет. Я думал: она обязательно влюбится в этот дом. Но теперь понимаю, что его величина всегда подавляла ее. Только когда она уехала, я осознал, что в доме нет ее вещей. Вот каким я был эгоистом.

– Не похоже, что ты был эгоистом. Скорее у вас не было ничего общего.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – он грустно улыбается.

– Может, мне не стоит спрашивать, влезать не в свое дело, но что произойдет, когда она вернется из Нью-Йорка?

– Она не вернется.

– Что?

– Она позвонила два дня назад. Ей предложили работу на Би-си-эй, и она согласилась.

– Боже. Она предупредила начальство?

– Нет. Прошу тебя, никому не говори.

– Конечно. Буду молчать как рыба, – я внимательно взглянула на него. – И как ты себя чувствуешь?

– Мне жаль, что отношения потеряны, но вместе с тем я испытываю облегчение. Огромное чувство облегчения. Уверен, мне будет не хватать постоянных отношений, но даже это нелепо, ведь мы почти не видели друг друга. Ну ладно, хватит обо мне. – Было видно, что ему неприятно говорить об этом. – Проголодалась? Думаю, обед уже готов.

Мы вернулись на кухню и сели за стол, где нас ждал суп из моркови и кориандра с горячим французским хлебом с хрустящей корочкой.

Я уплетала еду, умирая с голода, и с нетерпением ожидала главного блюда.

– Это так вкусно, – простонала я с полным ртом запеченного ягненка с хрустящим жареным картофелем и домашним мятным соусом. – Я так вкусно не ела с тех пор, как жила с мамой.

– Джулия говорила то же самое, когда мы только познакомились. Но потом, думаю, ей все надоело.

– Надоел жареный ягненок? Она с ума сошла?

– Надоело жить с человеком, который любит сидеть дома.

– Какая чушь. Что может быть лучше дома.

– Теперь ты меня удивляешь, – Марк поднял бровь, не веря своим ушам. – Ты же звезда вечеринок. Карьеристка. Ты уж точно не создана для домашней жизни.

– Именно потому, что я так тяжело работаю, дом так важен для меня. После работы мне меньше всего хочется выходить в свет и отрываться на всю катушку. Ш-ш-ш, – прошептала я, – не выдай мою тайну. Но дело в том, – продолжала я, – я обожаю сидеть дома одна, быть эгоисткой и думать только о себе. А ты – ты совсем другой человек.

– Что ты имеешь в виду?

– В один прекрасный день, Марк, ты станешь кому-нибудь идеальной женой.

– Только если в брачном контракте будет указано, что я не должен гладить.

– О, так, значит, есть хоть одна вещь, которую ты не умеешь делать?

– Я не говорил, что не умею гладить. У меня к этому прирожденный божий дар, – с улыбкой произнес он, – но я терпеть не могу это занятие, и заплачу любую сумму, лишь бы это делал кто-то другой.

– Чтобы содержать в чистоте этот дворец, тебе придется заплатить домработнице, садовнику и еще бог знает кому.

– Насчет домработницы согласен, У меня есть Лиззи, которая приходит дважды в неделю, но садовник? Ни в коем случае. Видишь эти руки?

Он вытянул пальцы, и я заметила, что у него на самом деле красивые руки. Большие руки. Сильные. О-о-о. Представь те, на что способны эти руки (ведь я уже забыла, что эти руки делали со мной). По спине пробежали мурашки. Нет, Мэйв. Еще этого не хватало.

Я кивнула, все еще глядя на его пальцы.

– Алан Титчмарш со мной не сравнится. Что касается сада, эти руки волшебные, от одних только их прикосновений все цветет.

Я засмеялась.

После обеда я задремала на чудесном мягком диване в гостиной. Тем временем Марк взбивал молочную пенку для моего капучино без кофеина. Потом я проснулась.

Он притушил свет. На улице было уже темно, и на минуту я потеряла ориентацию. Потом увидела Марка – он сидел на диване напротив и читал «Санди Тайм». Потрескивали дрова в камине, и я быстро выпрямилась, смущенная тем, что уснула. Я была в ужасе: как можно было быть такой бестактной, помять его подушки в бессознательном состоянии или еще чего похуже.

Марк взглянул на меня поверх газеты и улыбнулся.

– Привет, Соня. Или тебе больше нравится Ворчунья?

У меня не было настроения улыбаться в ответ. Я-то знаю, на что похожа моя прическа после того, как я поспала на диване.

– Хочешь чаю? – спросил он, и я благодарно кивнула, наблюдая, как он выходит из комнаты.

Интересно, почему такого золотого мужчину до сих пор никто не прибрал к рукам?

Не то чтобы я этого хотела. В тот вечер я ничего такого к нему не испытывала, как и утром. Я приятно провела день, и он оказался в точности таким, как я его представляла (только в школе он учился играть не на скрипке, а на кларнете). Но в этом смысле он меня не интересовал.

Но должна признать одно: когда тем вечером я ехала домой, борясь с усталостью, мне было очень приятно от мысли, что за мной весь день ухаживали. Раньше обо мне никто не заботился. Только Вив, но это не считается.

О, и еще одно. Я согласилась пойти на УЗИ.

Так, на всякий случай.