"Степень вины" - читать интересную книгу автора (Паттерсон Ричард Норт)3Мария ждала в комнате свидетелей на седьмом этаже Дворца правосудия. Комната была неуютной: пустой стол, белесая стена из шлакоблоков, серый линолеум на полу. Сидевшая за дверью женщина-коп[5] смотрела в стеклянное окошко – следила, чтобы задержанная не покусилась на самоубийство. Мария повернулась к охраннице спиной. В монастырской простоте обстановки легче думалось. Он захочет узнать, что произошло. Годы вряд ли изменили его подход к делу – мелочей для него не было. В ней он не заметит ни отчаяния, ни растерянности, решила она. Для него очень важно знать, что делала полиция. Надо буквально по минутам вспомнить четыре часа, что прошли с того момента, когда она с телефонной трубкой в руке стояла у тела Ренсома. – …Что случилось? – спрашивал полицейский. Она, как зачарованная, слушала его слова, звук его голоса, а перед ее мысленным взором была перематывающаяся лента магнитофона. – Здесь произошел несчастный случай. – Какой несчастный случай? Она помедлила в нерешительности. – Пистолет выстрелил. – Кто-то убит? – Да. – Пятно расплывалось по ковру. – Думаю, он мертв. Это прозвучало глуповато, а дрожание собственного голоса ее поразило. – Где вы? – спросил полицейский. – Отель "Флуд"… – Но память изменила ей. – Номер я не могу вспомнить. – Кто это? – Номер снят на имя Марка Ренсома. Номер люкс. – Кто это? – повторил голос. – Приезжайте, – сказала она. Когда в распахнувшуюся дверь вошли двое полицейских и три медика, они увидели ее сидящей перед магнитофоном, закинув ногу на ногу. Неподвижный взгляд устремлен мимо мертвого тела на зашторенное окно. Медики бросились к трупу. Опрокинули на спину, задрали рубашку с кровавым пятном, щупали его грудь. Их почти неистовая расторопность казалась ей пантомимой, тренировкой врачей "скорой помощи". Наверное, так принято делать всегда, подумала Мария; только она-то знала, как безвозвратно он мертв. – Случай для коронера[6], – сказал один из медиков. Другой кивнул. Они перевернули, теперь уже медленно, Ренсома на живот, положили его так, как он лежал раньше. Когда они поднялись и отступили от тела, Мария увидела, что глаза Ренсома все еще открыты. С отвращением и страхом вспомнила, как он смотрел на нее в свой последний миг. И снова почувствовала ненависть к нему. – Что случилось? – спросил ее полицейский. Это был огромный детина с мятым лицом, по которому совершенно невозможно было определить его возраст, и выцветшими голубыми глазами, смотревшими с безмерным унынием. Похоже, он узнал ее. Ей вдруг захотелось рассказать ему все, от начала до конца. Но она удержала себя от этого – как и запись ее звонка по 911, все, что она скажет, будет тщательно анализироваться полицейскими, прокурором, журналистами. – Он хотел изнасиловать меня, – сказала Мария. Коп смерил ее взглядом с головы до ног, посмотрел на синяк под глазом. Она отметила про себя, что его напарник, невысокий крепыш в очках, с желтыми усами, внимательно смотрит на магнитофон. – И удалось ему? – поинтересовался первый коп. – Что? – Изнасиловать вас? – Нет. – Она непроизвольно скрестила руки на груди. – Вам нужен доктор? – Нет. Пожалуйста, не надо. Меньше всего мне хочется, чтобы ко мне кто-то сейчас прикасался. Помедлив, он кивнул: – Пожалуйста, назовите нам свое имя, мэм. В почтительном "мэм" определенно сквозила ирония. – Мария Карелли. – Я видел вас по телевидению. – Коп поколебался. – А ого имя Ренсом? – Да, – безжизненным голосом сказала она. – Марк О'Мелли Ренсом. Он замолчал – то ли ему было известно имя Ренсома, то ли не знал, вправе ли расспрашивать ее подробно. Он был в нерешительности – боялся ошибиться. – Чей это пистолет? – спросил наконец. – Мой. Он быстро взглянул на второго копа. Потом сказал: – Спасибо, мэм. Она кивнула. Бросив взгляд на тело, первый коп добавил: – К сожалению, мы вынуждены будем задержать вас здесь на какое-то время. Второй коп пошел к двери и занял пост снаружи. Первый направился к телефону. Следующий час царила суета, смысл которой Мария понимала с трудом. Прибыли несколько человек – полицейские в штатском. Снимали видеокамерой, фотографировали тело. Щурясь от фотовспышки, она увидела, как маленькая блондинка (должно быть, из аппарата коронера – решила она) быстро взглянула на нее и склонилась над Ренсомом. Женщина согнула Ренсому руки, пощупала у него лоб, под мышками. Потом долго разглядывала место на рубашке, где было пулевое отверстие, осмотрела его ладони, совала под ногти какой-то инструмент, приложила к члену небольшой тампон. Марию тошнило от ее безучастной дотошности. В горле было сухо. Появились еще двое полицейских, чернокожий и белый. У чернокожего были короткие седые волосы, довольно большой живот, очки в золотой оправе и бесстрастное лицо, которое, казалось, никогда ничего не выражало. Он посмотрел на Ренсома, оглядел комнату. Женщина, перевернув убитого на живот, осматривала его спину. – Насквозь не прошла, – сказала она чернокожему мужчине. Ее голос прозвучал слегка разочарованно – видимо, это создавало для них какую-то проблему. Полицейский кивнул, и она продолжала осмотр тела. Ягодицы Ренсома привлекли внимание блондинки, глаза ее сузились. Она провела по царапинам кончиком пальца. Чернокожий полицейский заговорил с Марией. – Инспектор Монк, – представился он. – Убийства. Она подняла на него глаза, вздрогнула. Он кивнул на женщину. – Нам необходимо кое-что тут сделать. Как и всё вокруг, его роскошный баритон, размеренный и методичный, казался механическим. Сколько мне придется еще пробыть здесь? Вопрос был готов сорваться с языка Марии, но она удержалась. Поняла: для нее сейчас самое лучшее – оставаться там, где она есть. Попросила только: – Можно воды? Монк прошел в ванную и вернулся со стаканом воды. Когда передавал ей стакан, к нему подошла женщина. – Это доктор Шелтон, – пояснил Монк. – Медэксперт. У женщины были спокойные голубые глаза, косметикой она не пользовалась. – Элизабет Шелтон, – уточнила она. Мы – сестры, сказал ее ясный голос, я понимаю вас, сочувствую вам. Когда женщина опустилась перед диваном на колени, Мария преисполнилась благодарности к ней. – Он не изнасиловал вас? – спросила ее новая подруга. – Нет. – Вам нужен врач? – Нет. Я не хочу, чтобы ко мне прикасались. Шелтон помедлила. – Можно мне осмотреть вашу шею? – спросила она. Лицо ее выражало сочувствие, сочувствующим был и тон ее голоса. Мария молча наклонилась вперед. Кончиками пальцев женщина бережно подняла ее подбородок. – Как появились эти царапины? – спросила она. Мария сглотнула. – Он сделал это. – После паузы добавила: – Когда был на мне. – Где-нибудь еще есть ушибы? Мария коснулась щеки: – Здесь. – Как появился этот ушиб? – Он ударил меня. Шелтон посмотрела ей в глаза: – Открытой ладонью? – Да, – сказала Мария упавшим голосом. – Он все бил и бил. – Сколько раз он ударил? – Не знаю. Шелтон помолчала. – Есть еще ушибы? – спросила она. Мария посмотрела на свои ноги. – Да. – Где? – На бедре. – Можно посмотреть? Мария не ответила. Шелтон взглянула на Монка. Не говоря ни слова, тот отошел в другой угол комнаты. Шелтон мягко сказала: – Это поможет нам. Мария огляделась. Монк отдергивал шторы. Партнер Монка – бледный лысеющий человек, чем-то напоминавший священника, – стоял над ее черным пистолетом. Коп в форме – тот, что допрашивал ее, – смотрел на коллегу с выражением безмерного уныния. Мария медленно задрала подол юбки. Царапина как будто даже увеличилась – алела выступающей полосой под колготками. Шелтон наклонила голову: – А здесь что? – Он стягивал с меня колготки. Шелтон рассматривала рану. – Колготки были на вас? – Да. Конечно. Почти заботливо Шелтон опустила подол ее юбки. Только мгновение спустя Мария заметила, что она внимательно разглядывает ткань. – Можно посмотреть ваши руки? Мария кивнула. Шелтон взяла обе ее руки в свои, и тон ее стал холодно-вежливым. – Я хотела бы взять пробы. Из-под ногтей. Быстро подойдя к черной сумке, открыла ее. Вернулась, снова опустилась на колени, держа в руках тонкий металлический инструмент и белый конвертик. – Можно? Дождавшись ответного кивка, Шелтон скользнула инструментом под ноготь указательного пальца правой руки. В этот момент Мария увидела золотые дужки ее серег. Палец за пальцем женщина брала пробы. Неожиданно у Марии появилось странное ощущение, что она голая. – Я устала, – прошептала она. – Только три осталось, – ответила Шелтон голосом педиатра, разговаривающего с ребенком. – Заканчиваю. Мария едва сидела. Она уже ни на что не была способна. – Спасибо. – Медэксперт поднялась. И замерла, глядя на магнитофон. По ее глазам было видно, что она уже обдумывает вопрос, собираясь что-то выяснить. Мария представила себе, как удивится Шелтон, услышав магнитофонную запись. Но та отошла к Монку, так ни о чем и не спросив. Стоя возле Ренсома, они о чем-то говорили, но так тихо, что ничего не было слышно. Мария почувствовала, что совершенно одинока. Монк кивнул Шелтон и подошел к ней. – Мы вынуждены взять вас с собой, в отдел убийств. Надо разобраться в том, что случилось. У нее возникло ощущение, что все тело одеревенело. – Долго мне придется там пробыть? – спросила она. – Несколько часов. Пока мы не разберемся со всем этим. Мария отметила про себя, что он никогда не извиняется перед ней, будто бы имеет депо с неодушевленным предметом, подлежащим обработке. – Он оскорбил меня, – сказала она. – Расскажете. – Голос не был ни равнодушным, ни участливым. – Вы нам все об этом расскажете. По его тону было ясно: в полицейском ведомстве ей предстоит провести долгие и долгие часы. Встав, Мария поняла, что ноги плохо держат ее. Я в порядке, сказала она себе Просто долго сидела. – Ди Стефано проводит вас, – сказал Монк. Полицейский с унылым лицом взял ее под руку. Нетвердо ступая, поддерживаемая и направляемая им, она пошла к двери. Сколько часов, подумалось ей, прошло с того времени, когда она впервые вошла сюда, взяла бокал из его рук? Слушала женский голос с магнитофонной ленты, говоривший ей, чего хочет от нее Ренсом? Оборачиваясь, Мария почти надеялась, что увидит пустую комнату. Магнитофон все еще стоял на кофейном столике. Второй коп складывал бокалы в сумку. Слева от него Шелтон переворачивала Ренсома на спину. Ренсом уставился в потолок пустым и пристальным взглядом, а в это время она рассматривала его рубашку, пальцы. Натянула пластиковые пакеты на его руки. Мария почувствовала – и это было неожиданно и совершенно непостижимо, – что не может, совершенно не может оставить их здесь с Ренсомом. – Идемте, мисс Карелли. Дверь закрылась за ними. Коридор этажом ниже почуял чрезвычайное происшествие. Консьержка, несколько туристов, мужчина средних лот, обнимавший за плечи некое существо, похожее на дорогостоящую проститутку. И больше никого. Та часть сознания Марии, что сохранила способность к здравым рассуждениям, отметила: пресса пока не знает. Снаружи было холодно. Пока они шли к патрульному автомобилю, она окидывала взглядом городской пейзаж вокруг Ноб-Хилла, но не видела ничего. Потом за ней захлопнулась дверца автомобиля, стало тесно и темно. Оказавшись на заднем сиденье, Мария увидела перед собой металлическую решетку, отделявшую ее от Ди Стефано. Тот запустил двигатель. – Подождите немного, – попросила она. – Откройте, пожалуйста, окно. Дворец правосудия был огромным монолитом – длиннее футбольного поля и совершенно безликим. Коридор уныл, как отделение "Скорой помощи": свет матовых лампочек, голые стены, на полу – зеленая виниловая плитка, стертая ногами бесчисленных посетителей. Ренегаты городского дна сновали по коридорам, обделывая свои делишки с полицией. У Марии было фантастическое ощущение человека, попавшего в иной мир. Ее провели на седьмой этаж, через дверь с надписью черными буквами: "Убийства", и поместили в комнату без окон под номером 8-11. Кто-то принес кофе с порошковыми сливками и палочкой для размешивания. Она осмотрелась: длинный стол, жесткие деревянные стулья, желтые стены, пол с зеленым ковровым покрытием. Кофе был некрепкий и на вкус горький. Она ждала два часа. Что они там делают? Глядя на голую стену, Мария мысленно повторяла вместе с Шелтон все стадии экспертизы: вот та дюйм за дюймом[7] осматривает тело, вот ее палец скользит по царапинам на ягодицах Ренсома, вот она застыла над раной. Что она там увидела? Мария задумчиво потрогала синяк под глазом. Синяк набух и отозвался на прикосновение болью. А стоило повернуть голову – болела расцарапанная шея. Ногти. Шелтон их осматривала. Посмотрела и у Ренсома. После этого снова осмотрела рану. Потом Марию увезли. В дверях появился Монк. – Жалоб нет? – Нет. – Вы готовы отвечать на вопросы? – Да. – Она почувствовала прилив энергии. – Мне хотелось бы поскорее покончить с этим. Он вышел и через некоторое время вернулся с магнитофоном. Поставил его на стол между ними. Мария, как зачарованная, смотрела на аппарат. – Что здесь записано? – наконец спросила она. Монк посмотрел на нее оценивающим взглядом. – Чистая кассета, – ответил он. – У нас записываются все допросы. Это почему-то оказалось для нее неожиданностью. Не сводя глаз с магнитофона, она кивнула. Монк нажал кнопку. Мария смотрела, как катушки стали медленно вращаться. – Это предварительное следствие по делу об убийстве. – Полицейский говорил нарочито монотонным голосом. – Тринадцатое января, четыре часа пять минут пополудни. Потерпевший – Марк Ренсом. Допрашивается Мария Карелли. Допрос веду я – инспектор Чарльз Монк. Из внутреннего кармана пиджака он вынул небольшую белую карточку. – Мисс Карелли, мы обязаны поставить вас в известность о ваших правах. С этой карточки я буду зачитывать вам соответствующие положения. Отвечайте, пожалуйста, отчетливо и ясно. – Хорошо. – Вы имеете право на молчание. Это означает, что вы можете не отвечать на какие-либо вопросы. Вам это понятно? – Да. – Все, что вы говорите, может быть использовано против вас в суде. Это понятно? Мария смотрела, как катушка сделала один оборот, потом другой… – Мисс Карелли? – Да. Мне понятно. – По вашей просьбе на допросе может присутствовать адвокат. Если вы не в состоянии нанять адвоката, его помощь будет вам обеспечена. Это вы понимаете? – Да. Конечно. – Есть необходимость присутствия на данном допросе адвоката? – Нет. – Готовы ли вы отвечать на мои вопросы? – Да. – Оторвав взгляд от магнитофонной ленты, она выпрямилась. – Он изнасиловать меня пытался. Это кого-нибудь здесь волнует? Минутное замешательство, и Монк невозмутимо приступил к допросу. – Вы были знакомы с Марком Ренсомом? – Как и все, я знала его. – Она уточнила: – Марк Ренсом был знаменитостью. Но я никогда не встречалась с ним до сегодняшнего дня. – Как вы оказались в его номере? – Это связано с моей работой. – Помедлив, она сказала: – Сколько раз мне объяснять одно и то же? Минуту Монк рассматривал ее. – Лично я все это знаю, – ответил он. – Но идет магнитофонная запись. – Ну хорошо. – Она пожала плечами. – Я – тележурналистка, из Эй-би-си. С осени участвую в программе "Дидлайн", готовлю интервью. Неожиданно Марии захотелось, чтобы Монк подтвердил, что была у нее жизнь и вне этой комнаты. – Вы смотрели – по вторникам, вечером? Инспектор молчал, не желая, чтобы тон допроса изменился. – Жена смотрит, – наконец буркнул он. – Продолжайте. – Вот почему я встретилась с ним. Собиралась обсудить будущее интервью. – Кто организовал встречу? – Это была его идея. – Мария уловила горечь в собственных словах. – Он позвонил мне. – Куда? – Он разговаривал с моими сотрудниками в офисе. В Манхэттене. – Она помолчала. – А я позвонила ему из дома. – Что он сказал? – Сказал, что, по его мнению, мне будет интересна книга, которую он только что закончил. – Он говорил, о чем эта книга? – О Лауре Чейз. Монк не спросил, кто она; но все-таки, подумала Мария, на магнитофонной кассете надежней, чем в головах людей, хранится память о богине киноэкрана, которая, сунув себе в рог револьверный ствол, нажала на спусковой крючок. – Ренсом уверял, что располагает новыми сведениями о ее самоубийстве. Монк был слегка озадачен. – Когда умерла Лаура Чейз? – Почти двадцать лет назад. – Какого рода сведения были у Ренсома? Выдерживая тон, Мария помедлила: – О ее связи с сенатором Джеймсом Кольтом. После минутного замешательства Монк спросил: – Джеймсом Кольтом? Он произнес имя тихо, как будто для себя. Казалось, он потерял нить разговора. – Джеймсом Кольтом, – повторила Мария. – Столько слухов, сплетен, разной мистики связанно с ее самоубийством! Помните – "Кто убил Лауру Чейз?" Говорили о таинственной женщине, позвонившей в полицию и сообщившей, что Лаура застрелилась. Это событие, наверное, будет бесконечно обрастать домыслами: не далее как в прошлом месяце на вечеринке один человек уверял меня, что Лауру Чейз убило семейство Кольтов – эта связь лишала его шансов на президентский пост, – и что неизвестная женщина, позвонившая в полицию, была не кто иная, как жена Кольта. – В голосе Марии зазвучала горечь. – Но Ренсом сказал, что у него есть кое-что новенькое, никому не известное. Собирался сообщить это мне. – И что это было? – Ренсом утверждал, что Джеймс Кольт встречался с ней в Палм-Спрингс за неделю до ее смерти. Она была пьяна, одурела от наркотинов. – Мария сделала паузу. – Когда сенатор Кольт закончил с ней, сказал мне Ренсом, он передал ее двум своим друзьям. Монк, казалось, с трудом сохранял свою невозмутимость. – Передал ее? – тихо переспросил он. – Видимо, Кольт наблюдал, как они делали это с ней. – Мария уставилась в подол юбки. – Лаура Чейз вспоминает, что видела его как в тумане – он сидел в кресле у кровати, потягивая мартини, в то время как его друзья по очереди занимались ею. Некоторое время Монк молчал. – Я не понимаю, – наконец вымолвил он. – Как может погибшая что-то "вспоминать"? Мария поймала себя на том, что смотрит на магнитофон. – У Ренсома была кассета с записью рассказа Лауры Чейз. Ее рассказ психотерапевту. – Она снова помедлила. – Марк Ренсом и приглашал меня к себе, чтобы дать послушать ее. Впервые у инспектора изменилась интонация голоса: – Вы говорили, что она вспоминала… – Это на кассете. Монк зачарованно наблюдал за работой магнитофона, как будто впервые видя его. Мария поняла, что он думает о той записи: хрипловатый голос знаменитой актрисы, рассказывающий, как надругался над ней сенатор от Калифорнии – тот, кого миллионы людей хотели видеть президентом и о чьей гибели в авиационной катастрофе до сих пор скорбели многие. Человек, сын которого намеревался теперь стать губернатором. – Подобной записью, – мягко заметил Монк, – вы можете причинить людям боль и нанести моральный ущерб. Слова были отзвуком его чувств, напоминавшим, что жизнь Монка протекает вне этой комнаты и что некий образ Джеймса Кольта, конечно же, часть этой жизни. И у Марии было свое представление об образе этого человека: Джеймс Кольт шагает в колонне сезонных рабочих; выступает в сенате с пламенной речью о трагедии Вьетнама, о бессмысленности военных потерь; требует от студентов, чтобы они не отказывались от "борьбы против войны, считая ее менее важной, чем борьба за их собственные интересы". Глядя на Монка, Мария вспомнила, что Джеймс Кольт отводил особое место неграм: он был последним претендентом на пост президента, который всерьез говорил о социальной справедливости. Не только семейство Джеймса Кольта, многие люди были бы оскорблены кассетой Ренсома, пусти ее кто-нибудь в оборот. – Да. – Она подняла глаза. – Подобные кассеты способны причинить людям боль. Инспектор как-то притих в своем кресле; что-то с ним произошло, подумала Мария, он кажется более усталым, чем раньше. – Ренсом говорил, как он достал кассету? – наконец спросил он. – Он купил ее. – Мария уловила раздражение в собственном голосе. – У дочери доктора Стайнгардта. Ей нужны были деньги. – Доктор Стайнгардт? – Психотерапевт. Он умер. – Но разве на этот счет нет правил? В случае, когда речь идет о пациентах психиатров, есть особые положения. Мария снова пожала плечами. – И Лаура Чейз, и Стайнгардт мертвы. Кто остался? Лишь дочь Стайнгардта и… – И Ренсом, хотела она сказать. – С вами все в порядке? – Да. – Она поймала себя на том, что провела кончиками пальцев по глазам. – Просто я смотрела на него в тот момент. – На кого? – На Ренсома. Когда он умирал, он очень пристально смотрел на меня. – До этого мы дойдем, – сказал Монк. – В свое время. Она услышала тихий, тише его голоса, шелест магнитофона. – Давайте сейчас. Я устала. – К этому надо подойти. Она открыла глаза: – Можно воды? – Конечно. Он встал, вышел, вернулся с пластмассовой чашкой холодной воды. Катушки магнитофона продолжали крутиться. Монк прислонился к стене. – Вы упоминали телефонные разговоры – он звонил вам на работу, вы звонили ему из дома. До интервью были еще разговоры? – Он звонил еще раз. Сказал, где и когда сможет со мной увидеться. – Он выбрал Сан-Франциско? – Да. – Для вас это удобно? – Нет. – Почему же вы поехали? Мария покраснела. – Он обещал, что даст мне прослушать кассету, – наконец проговорила она. – Если я приду одна. Глаза Монка едва заметно расширились. – И этого было достаточно, чтобы вы согласились? Попивая воду маленькими глотками, она подбирала слова для ответа. – Что касается памяти Джеймса Кольта или гибели Лауры Чейз, то я не собиралась выступать в роли разоблачителя. Меня интересовала этическая сторона вопроса. Как можно покупать и продавать интимнейшие секреты, те, которые люди никогда и ни за что не раскрыли бы постороннему! – Ну и что, как вы полагали, из этого могло получиться? – Я думала, что он не будет использовать кассету. – Мария помедлила. – Но ведь я – журналист. Ренсом говорил мне, что правда важнее врачебной тайны и всяких нежностей, что она нужна и мертвым, и живым. – И вы согласились с этим? – Нет. – Она рассматривала сломанный ноготь. – Но разве можно было не встретиться с ним? – Он объяснил, почему связался именно с вами? – Да. – И почему же? Она почувствовала, что тело ее окаменело. – Он сказал, что любит смотреть меня по телевизору. И что "предмет" заинтересует меня. – Он разъяснил, что имеет в виду? – Нет. – Ее голос снова стал спокойным. – Пока я не пришла к нему. Монк сел, посматривая на нее поверх магнитофона и потирая ладонью подбородок. – Что произошло, – наконец спросил он, – когда вы пришли к нему в номер? Мария смотрела мимо него в стену. Обдумывай каждую мелочь, говорила она себе, каждую фразу. – Я пришла около одиннадцати тридцати. – Хладнокровие вновь изменило ей. – Он был один. Я думала, у него будет еще кто-нибудь из журналистов. А он был один… Монк откинулся на спинку стула. – Вы мне все пытались задавать вопросы, вместо того чтобы самой рассказать со всеми подробностями. Ну что же, потом мы вернемся к некоторым деталям. – Выходя из задумчивости, Мария обнаружила, что опять молча смотрит на магнитофон. – Может быть, – предложил Монк, – начнете с того, как он выглядел, когда вы пришли. Мария подняла взгляд на инспектора: – Он был омерзителен. – В каком смысле? – В любом, – выдохнула она. – Чтобы понять это, надо быть женщиной. Монк улыбнулся одними глазами: – Постараюсь понять. Мария опустила взгляд: – Начну с того, что у него отталкивающая внешность. Он был довольно высоким и держался этаким патрицием – англо-ирландский акцент, манера стоять, как будто позируя портретисту. Но от этого он лишь походил на персонаж из музея восковых фигур. Даже кожа у него казалась холодной. И живот мягкий и белый… – Она прервала себя. – Но это было позже. Глаза Монка сузились. – Давайте с начала. Мария кивнула: – А началось с того, как он смотрел на меня. Он был ирландского происхождения, глаза у него были водянисто-голубые, и такие, знаете, славянские черты – широкое лицо с поднятыми уголками глаз, наверное, после пластической операции. И даже когда он улыбался, глаза не смеялись. – Она отвернулась. – Я тогда подумала: он похож не на интеллектуала, а на русского генерала во время первомайского парада. У которого дедушка изнасиловал бабушку во время какого-нибудь крестьянского восстания… Мария заметила, что непроизвольно сжимает запястье. Но закончила довольно спокойно: – Мне это сразу пришло в голову, я и сесть не успела. Я еще поздравила себя с этим тонким наблюдением. Монк подождал, давая ей время сосредоточиться. – Что он сказал, когда вы пришли? – Что я – красивая женщина. – Монк поднял на нее глаза. – Что телекамера не в состоянии передать всю мою прелесть. – Что сказали вы? – Я, конечно, поблагодарила его. – В ее голосе зазвучала ирония. – И перешла к другой теме. – К какой? – К его творчеству. О чем еще говорить с писателем, у которого уже приготовлен собственный некролог: "Больше, чем кто-либо иной, он понимал и писал правду своего времени…"? Инспектор промолчал. Мария знала, что он ждет, что он хочет слышать не эти слова и понимает: она пытается избежать разговора о происшедшем. – Когда мы разговаривали, – сказала ока, – я обратила внимание на магнитофон. – Об этом и расскажите. Мария снова кивнула. – Он был на кофейном столике. Так? – Я не поняла, для чего магнитофон, и, когда села, спросила его об этом. – Вы действительно не знали? Мария отвела пристальный взгляд от магнитофона. – Я подумала, что он собирается нас зачем-то записывать. – И что он сказал? – Что это кассета с Лаурой Чейз. И сказал, что даст мне уникальную возможность. – Что он имел в виду? – Сказал, что хочет, когда выйдет та книга, дать мне интервью первой. – Она вновь помедлила. – Все о Лауре и Джеймсе Кольте. Монк скрестил руки на груди. Помедлив, спросил: – Говорил Ренсом, зачем он принес кассету? – Как приманку. Сказал, что даст мне послушать. – Она задумчиво рассматривала запястье. – Он все время посматривал на магнитофон, как будто тот не давал ему покоя. – А что вы сказали? – Ничего. Он объявил, что вначале хочет поговорить о книге. И что мы позволим себе немного шампанского. – И вы позволили? – Я не хотела. Но такая была ситуация. Мне трудно было отказаться. Ему так хотелось быть элегантным – без шампанского он не мог! Да, я не возражала, и он распорядился, чтобы посыльный принес шампанского. Мы сидели на диване, разговаривали, и я выпила один бокал. Брови Монка поползли вверх. – Но бутылка была пуста, – заметил он. – Ренсом выпил остальное. – Мария закрыла глаза. – Пока мы слушали запись. Монк помолчал. – Вы слушали ее? – Да. Тогда я и поняла, зачем ему понадобилась. Он хотел поучаствовать в этом. – Она тихо добавила: – Он хотел, чтобы я знала, что Джеймс Кольт делал с Лаурой Чейз. Инспектор, казалось, затруднялся в поиске нового вопроса. Наконец он просто спросил: – Что произошло? Мария почувствовала озноб. – Это было ужасно. Мне приходилось слышать Лауру Чейз – в кино, в старых записях. Голос был ее, но без изображения. Я сидела не в кино, а в номере отеля, рядом с Марком Ренсомом, и актриса, погибшая двадцать лет назад, рассказывала, как сенатор, я уже говорила, наслаждался зрелищем – двое его друзей по очереди насилуют ее. – Усилием воли она пыталась заставить себя не смотреть на магнитофон, но то и дело возвращалась к нему взглядом. – Вначале я не была уверена, что чувствую его руку на своем колене. – Он ласкал вас, пока проигрывалась кассета? Она кивнула: – Сперва я думала, что мне это показалось. Он лишь робко притрагивался к моему колену, не рискуя положить всю ладонь. Я отодвинулась и посмотрела на него. А он смотрел на меня. Поймав мой взгляд, опустил глаза, сделал это нарочито медленно, чтобы я посмотрела туда же. – И? – У него была эрекция. Это он и хотел показать мне. За очками в золотой оправе глаза Монка казались огромными. – Он вынул член? – Нет. И без этого было видно. – Он что-нибудь сказал? – Он предложил мне "соглашение", по которому можно было бы использовать кассету в программе "Дидлайн". – Он сказал, что это за соглашение? – Вы это серьезно? – Но что-то он сказал? – Конечно. Он сказал буквально следующее: "Я люблю женщин, которых видел на экране. Появляется ощущение, будто я сам их имел". Монк тер подбородок. – А что вы сделали? – спросил он наконец. – Я сказала ему, что слишком уважаю себя, чтобы трахаться с ним, и убрала его руку. Потом, уже спокойней, добавила, что как сотрудник телевидения я готова иметь с ним дело, пусть будет и "соглашение", но иного рода. – А он что сказал? – Что его соглашение – это единственно возможное соглашение. Что мне это понравится. – Она помолчала. – И все это время прокручивалась запись с рассказом Лауры Чейз о половых актах на глазах у Джеймса Кольта. В комнате воцарилось молчание. Мария слышала шуршание магнитофонной ленты. – Что было дальше? – спросил инспектор. – Я встала, взяла свою сумочку с кофейного столика… – Ее голос прервался. – Так. – Он схватил меня за руку. Монк подождал минуту. – Не торопитесь, сосредоточьтесь. – Можно еще воды? – Конечно. – Он снова встал. – Как только что-нибудь потребуется еще, скажите мне. Мария выбрала пятно на стене. Не думай о Монке, сказала она себе, сосредоточься на том, что говоришь. И не оторвала взгляда от стены, когда он вернулся и протянул ей чашку с водой. – Продолжайте, – попросил инспектор. – Ренсом рванул меня к себе и схватил за другую руку. И я потеряла равновесие… – Так. – Он толкнул меня на пол. Это было так неожиданно… но сумку я не выпустила из рук. И он оказался на мне. – Она отпила воды. – Но я на самом деле не могу вспомнить все это. – Не можете вспомнить, что он делал? – Он едва ли не хрюкал, пытаясь удержать меня на месте. Он думал, что трахнет меня и никто не узнает. Его лицо было рядом с моим. Он обдавал меня теплом, запахами шампанского и мужского одеколона. – Она смолкла на мгновение. – Каким-то образом ему удалось задрать мне подол. Тогда, видимо, он и расцарапал мне бедро. – Продолжайте. – Меня как будто стремительно нокаутировали. Я почувствовала тошноту, в глазах потемнело, не смолкал лишь хрипловатый голос Лауры Чейз… – Магнитофон все еще был включен? – Да. Я почему-то слышала его очень отчетливо. Она в это время рассказывала о втором мужчине – тот выделывал с ней все, что ему заблагорассудится. Монк рассматривал галстучный зажим. – Что было потом? Мария дотронулась ладонью до своего лица. Холодно ответила: – Было то, что я стала защищаться. – Как? – Пустила в ход кулаки. Била его по лицу, по рунам, везде. – А потом? – Он уперся рукой мне в грудь, прижал к полу, навалился всем телом. Лицо красное, взгляд остановившийся, глаза дикие. Замер так – на какую-то секунду. Я попыталась оторвать голову от пола – увидеть его. – Она смолкла, перевела дух, закончила: – Он как-то очень медленно поднял руну и ударил меня по лицу. – Что было потом? – Я вскрикнула. – Мария помолчала. – Тогда он снова ударил меня. – А дальше? Она отвела взгляд в сторону: – Я перестала сопротивляться. – Это тот синяк? – Да. – Мария продолжала смотреть мимо него. Голос ее стал монотонным. – Я ударилась головой об пол. Неожиданно появилась резкая боль в шее, горле. На мгновение в глазах снова потемнело. Наверное, он душил меня. – Вы не уверены. – Нет. – Она сглотнула. – Потом мне помнится: подол моей юбки задран на грудь, ноги разведены в стороны, но колготки все еще на мне. – Что в это время делает Ренсом? – Стоит на коленях между моих ног, смотрит на меня. Брюки у него спущены до колен. – Она смолкла. – Это все так отвратительно, но больше всего мне почему-то показалось омерзительным то, что волосы на лобке у него рыжие. И рыжая родинка на бедре… Краем глаза она увидела, что Монк в нерешительности вдавил дужку очков в переносицу. – Что он делает потом? – Он останавливается на мгновение. – Голос Марии стал спокойнее. – Кажется, слушает Лауру Чейз. – А потом? – Я чувствую ремешок сумочки в левой руне. Удивительно: я так и не выпустила его из рук. – Ее голос стал совсем спокоен. – И вдруг я вспоминаю про пистолет. И голос Монка тоже обрел спокойствие: – Продолжайте. – До тех пор я ни слова не произносила. А тут говорю: "Я вам отдамся, будете иметь меня каким угодно способом". Его глаза оживляются. – Мария горько улыбнулась. – Потом добавляю: "Но только через резинку". Невозмутимый взгляд Монка оживился и стал пристальным. – А Ренсом что говорит? – Он смеется – как будто кашляет. "Нет, правда, – говорю я, – у меня есть резинка в сумочке". Кажется, это его сильно удивляет. И не успевает он ответить, как я поворачиваюсь и открываю сумочку… Он снова прижимает меня к полу, но пистолет уже у меня в руке. Он пытается схватить пистолет – я бью его коленом. Ренсом хватает меня обеими руками за запястье. Кричит, все его тело дергается… – Мария закрыла глаза. – Это когда пистолет уже выстрелил. – Что еще помните? Она подалась вперед. – Его лицо. Взгляд у него уже не такой жесткий, даже как бы огорченный, как будто я его чем-то обидела. Удерживаю его обеими руками, когда он уже в одном-двух дюймах от меня. У него зловонное дыхание. – Сделав еще одну паузу, она закончила: – В этот момент я обратила внимание на то, что Лаура смолкла. Наступила тишина. Мария почувствовала расслабленность всего тела. Кончено, сказала она себе. С этим покончено. Она открыла глаза. – Теперь мне можно идти? Монк посмотрел на нее: – Я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. По поводу того, что вы мне рассказали. Мария почувствовала, как в ней поднимается волна гнева. Она сидела напряженная, пытаясь разобраться в интонациях Монка. Его лицо не выражало ничего. – Пистолет, – произнес он. – Почему вы носили его с собой? Она откинулась на спинку стула, допила воду. – Мне несколько раз угрожали по телефону. – Когда это было? – Последние два месяца… В каких числах, не помню. – Мужчина, женщина? – Мужчина. – Звонили на работу? – Нет. Домой. – От вас требовали что-нибудь? – Нет. – Как вы думаете, этот человек знал, кто вы? – Не знаю. – Может быть, это был Ренсом? Мария поколебалась: – Не думаю. – Сколько раз звонили? – Два раза, кажется. – Что говорили? – Ничего особенного. Сказали, что следят за мной. – Вы записывали разговор? – Нет. – Кому-нибудь рассказывали об этом? – Нет. Насколько помню, нет. – Но купили пистолет. – Да. – Мария придала своему голосу интонацию усталого раздражения. – Я у всех на виду. Эти звонки напомнили мне, что есть люди чуждого мне мира и что я – женщина, которая живет одна. – Когда вы купили пистолет? Она пожала плечами: – Недели две назад. – Это было до или после первого разговора с Ренсомом? Мария внимательно посмотрела на инспектора: – После, мне кажется. Монк резко наклонился вперед: – Вы прилетели сюда из Нью-Йорка, верно? – Да. – Когда? – В воскресенье утром. Он по-петушиному наклонил голову, как бы разглядывая ее под новым углом. – Кто заказывал номер в отеле, билет на самолет? – Я. – Заказывали через "Дидлайн"? – Нет. – Мария помедлила. – Я платила за все сама. – В Эй-би-си не оплачивают деловые поездки своих сотрудников? – Конечно, оплачивают. – Раздражение в ее голосе росло. – Почему это так важно? Могут заранее оплатить, а могут и потом возместить расходы. – Вы говорили кому-нибудь в Эй-би-си о встрече с Ренсомом? – Нет. Я и не обязана была это делать. – О его звонках? Он не должен видеть, что ты защищаешься, сказала себе Мария. – Нет. – И привезли пистолет с собой? – Да. – Как вы провезли его сюда? – В багаже. Глаза Монка, похоже, всегда сохраняют неподвижность. – Вы говорили о нем сотрудникам аэропорта? – Нет. Он помолчал с минуту. – Сегодня кто-нибудь видел вас в коридоре? – Не знаю. Я сразу же прошла к нему в номер. – Когда вы были в номере, кто-нибудь заходил туда? – Нет, насколько я помню. – А посыльный? – Ах да… – Кто это был: мужчина, женщина? – Мужчина. – Не могли бы вы мне его описать? – Не знаю… невысокий. Латиноамериканец, по-моему. Она откинулась на спинку стула. – Когда вы вошли в комнату, – спросил Монк, – окна были зашторены? – Кажется, да. – Подумав, Мария добавила: – Да, я точно помню. – На ягодицах у Ренсома были царапины. Вы не можете сказать, откуда они? – Конечно, могу. Это когда я отбивалась от него. – Вы говорили, что у вас руки были сжаты в кулаки, и я что-то не припомню, когда вы его царапали. Мария вспомнила, как доктор Шелтон проводила пальцем по царапинам на ягодицах Ренсома. – Не знаю, – устало сказала она. – Может быть, когда я отталкивала его. После выстрела. Монк кивнул. – Когда вы отбивались с пистолетом в руке, Ренсом хватался за него? Шелтон осматривала руки трупа, потом укутала их в пластиковые пакеты… – Не помню. – Мисс Карелли, когда пистолет выстрелил, на каком расстоянии от груди Ренсома был ствол? Она ощупывала рану, пулевое отверстие на рубашке… – Очень близко. – Как близко? Ствол касался его? – Нет. – Мария услышала шуршание магнитофонной ленты. – Дюйма два… Монк опять подался вперед: – Ни два, ни три фута[8]? – Нет. – Царапины у вас на горле появились после того, как Ренсом ударил вас по лицу? Она брала пробы из-под ее ногтей, потом из-под его… – Да. – А потом он спустил штаны? – Да. Монк скрестил руки на груди. – У него была эрекция? Она брала мазок с его члена… – Мисс Карелли? Катушка магнитофона все крутилась и крутилась. – Да. – Она потянулась к пустой чашке. Лента по-прежнему перематывалась – медленно, нескончаемо. – Эрекция. – Голос инспектора наплывал откуда-то издалека. – Что вы можете вспомнить об этом? – Не знаю. Была эрекция, вот и все. Мне было не до его эрекции, не до ее особенностей. – После выстрела что вы делали? – Не знаю… Я была так потрясена. – Сколько времени прошло до вашего звонка по 911? Она залезала ему под мышки, щупала кожу… – Не знаю. Я постаралась позвонить как можно быстрей. Магнитофонная катушка сделала оборот, другой… – Вы уходили из номера на какое-то время? Мария подняла глаза. – Мисс Карелли? – Не могли бы вы на минутку выключить магнитофон? Пожалуйста! – Не имею права, – холодно произнес Монк. – Такова инструкция. Крутилась катушка, записывая молчание. Мария протянула руку и нажала кнопку. Раздался щелчок. – Мне нужно встретиться с адвокатом, – сказала она. – Немедленно. |
||
|