"Повседневная жизнь Европы в 1000 году" - читать интересную книгу автора (Поньон Эдмон)

Образование «вульгарных языков»

После того как латинский язык еще в античную эпоху вытеснил разнообразные италийские диалекты, он стал внедряться также в завоеванные Галлию и Испанию. Конечно, это не был язык Цицерона, Тита Ливия и Сенеки[54]. На языке, который мы находим у этих авторов, возможно, народ вообще никогда не разговаривал, в том числе в самой Италии. Разговорный латинский, должно быть, был сильно изменен местными диалектами, почти все из которых, в том числе и в Галлии, принадлежали, как и латынь, к индоевропейской семье языков и не только походили на нее синтаксическими и грамматическими конструкциями, но и, конечно же, имели в своем словаре огромное количество общих корней. Достаточно одного примера: слог «рикс» (rix), на который оканчивается множество галльских имен, например Верцингеторикс, означает то же, что и латинское «rex» — царь.

Мы специально останавливаемся здесь на родственных связях языков наиболее западной части Европы с латинским, даже рискуя при этом несколько отвлечься от непосредственного предмета нашей книги. Французский язык, язык «ос»[55], на котором долгое время говорили на юге Франции, испанский, каталанский, до сих пор остающийся независимым живым языком, португальский — все эти языки, которые, по-видимому, произошли от латинского, относятся к так называемой романской группе. Эти прекрасные национальные языки проходили в своем развитии — с первых веков нашей эры до XI-XII веков — такой этап, на котором они представляли собой всего лишь «вульгарные языки», как их презрительно называли интеллектуалы того времени, относившиеся к ним как к жаргону необразованных людей. Этими языками пользовались практически все, но при этом считалось, что они ведут свое происхождение от латинского языка, задолго до того изуродованного просторечьем деревенщины, неспособной соблюдать правила и четко произносить слова. Это означало бы, что все крестьяне Галлии и Иберии принялись бормотать что-то на латыни только потому, что несколько тысяч легионеров и местные «романизированные» хозяева обрабатываемой ими земли не говорили больше ни на каком языке. Другими словами, пример и давление, оказываемое слабым меньшинством завоевателей и землевладельцев, были достаточны для того, чтобы заставить местное население в течение жизни нескольких поколений забыть языки предков.

Удивительное явление… Тем временем Рейнская область, которую римляне занимали столь же долго и осваивали столь же интенсивно, как и Галлию (Трир даже был имперской столицей), сохранила собственные германские наречия. В то же время в Галлии и в Испании не осталось и следа от языков германских завоевателей. Нормандцы, говорившие на романском диалекте, в конце XI века стали хозяевами Англии, но не сумели заставить население Британских островов заговорить по-французски: они сами в конце концов заговорили по-английски.

Потому и кажется заманчивой мысль, что галлы и испанцы худо ли, бедно ли, но стали осваивать латынь именно из-за того, что к этому их подтолкнули собственные языки. Тогда романские языки — это не законные потомки самого по себе латинского языка, а скорее плоды его свободных связей — пусть даже «кровосмесительных» — с различными языками и диалектами той же языковой семьи.

Впрочем, не следует забывать, что романские языки Средневековья известны нам — понятно почему — только по письменным источникам, то есть по текстам, написанным образованными людьми, а они могут стараться приукрасить или привести в порядок «вульгарные языки», которыми сами пользовались, чтобы быть понятными окружающим. Вероятно, они пытались по возможности приблизить эти языки к латинскому, который преданно изучали и который, как все в то время, считали единственным достойным языком. Если бы читатель 29 стихов «Песни о святой Евлалии», наиболее раннего из известных нам литературных текстов на французском языке, написанного в конце IX века, или поэмы «Страсти Христовы» и «Житие святого Леодегария», относящихся к X веку, чудом услышал, как разговаривали между собой крестьяне того времени, он скорее всего был бы изрядно удивлен.

Какое бы будущее ни ожидало эту не совсем принятую гипотезу, ясно, что устные наречия в 1000 году были донельзя разнообразны.

Существовала романская территория — Италия, территория современной Франции плюс валлонская Фландрия минус Эльзас, Испания, несмотря на арабское завоевание, — и существовала германская территория. Символом этого крупного разделения может служить двуязычный текст «Страсбургских клятв», которыми в 842 году обменялись король западных франков Карл Лысый и король восточных франков Людовик Немецкий, заключившие союз против своего брата императора Лотаря. Воины Карла, которого исторически считают первым королем собственно Франции, жившие и сражавшиеся вместе с ним и прошедшие всю Галлию, без сомнения пользовались романским языком, о чем свидетельствуют обращенные к ним строки; то же самое можно сказать о германском тексте, произнесенном для воинов Людовика[56].

Но не следует считать, что на этом романском и на этом германском наречиях разговаривали все на соответствующих территориях. Судя по сохранившимся источникам, на протяжении всего Средневековья и там и там возникали и существовали местные диалекты, каждый из которых можно было подразделить на говоры, имеющие еще более ограниченный ареал распространения. Однако мы имеем дело с письменными текстами, и, опять же, не значит ли это, что дошедшие до нас языки были в большей или меньшей степени изобретены представителями духовенства, которые эти тексты писали? Это всего лишь осколки тех до бесконечности разнообразных соседствующих языков, о существовании которых, вплоть до наших дней, свидетельствуют местные говоры.

Подобное устойчивое дробление бытовых говоров является всего лишь результатом и, соответственно, доказательством того, что повседневная жизнь различных районов в эпоху Средневековья протекала очень изолированно. Крепостной или свободный крестьянин обычно вращался только в непосредственно окружавшей его языковой среде, в которой имелись свои фонетические и семантические особенности, отличавшие его речь от речи тех, кто жил на соседних землях. Разумеется, различия между соседями были очень малы. Тем не менее эта языковая мозаика позволяет выделить во Франции три большие ограниченные друг от друга области: язык «oil» («oui») на севере вплоть до Берри и Пуату; язык «ос» на юге; «франко-провансальское» наречие вокруг Лиона, в Альпах вплоть до гор Фореза и северной части Юрского хребта. Следует добавить, что на всем полуострове Арморика[57] население говорило на кельтском наречии, сильно отличавшемся от древнего галльского: это было наречие островных бриттов[58], бежавших в V веке от нашествия англов и саксов и нашедших пристанище в краю, который с тех пор носит их имя: Бретань. Еще более отличным от других и загадочным является распространенный на крайнем юго-западе язык басков.

За исключением же мест распространения этих двух языков, паломники и другие путешественники легко осваивались в областях, где население говорило хотя и не совсем так, как они, но где их могли без труда понять; они приспосабливались к ним мало-помалу по мере прохождения различных этапов своих долгих пеших путешествий.