"Повседневная жизнь Европы в 1000 году" - читать интересную книгу автора (Поньон Эдмон)

Глава VIII  ВРЕМЯ

Обычное время и его измерения

Течение времени отмечалось по дневному пути Солнца на небе или при помощи солнечного света. Само собой разумеется, никто не носил ничего похожего на наручные часы и ни у кого дома не было настенных часов с маятником.

Наступление дня возвещалось естественным звуком — криком петуха. Это «кукареку» было столь знакомо всем, что превратилось в символ раннего утра, утренней зари. Когда Рауль хотел сказать, что комета, появившаяся на небе осенью около 1000 года, была видна всю ночь, он, как мы видели, написал, что она не исчезала «ранее, чем начинали петь петухи».

Объявив таким образом о возвращении дневного света, природа уже не отбивала других часов. Люди же пытались более или менее восполнить этот пробел. В первую очередь этим занимались монахи. Крестьяне, жившие по соседству с монастырями, могли слышать звон колоколов, который, подавая сигнал к началу ежедневных богослужений, звучал каждый день в одни и те же часы. Видимо, за исключением колокольного звона, созывавшего всех верующих на воскресную мессу, в остальных случаях колокола звучали только для самих монахов. В XII веке стали также отзванивать начало Angelus[76] на восходе, затем звонили в полдень и с наступлением сумерек. Однако во времена 1000 года, похоже, не было принято призывать мирян молиться в определенные часы дня.

Каким образом монахи отслеживали повседневное течение времени? О монахах Клюни, начиная со второй половины XI века, мы знаем точно: у них были часы, отбивавшие время. Об этом свидетельствуют два свода монастырских правил того времени. Говоря о ризничем, ответственном за звон колоколов, автор первого из них, монах Бернар, пишет, что тот «отвечает за часы и с усердием следит за их исправностью». В тексте, автор которого называет себя Ульрихом, подчеркивается, что ризничий должен звонить в колокольчик к полунощнице «после того, как прозвонят часы».

Эти звонящие часы не могли быть механическими часами с колесиками, отвесом и маятником, то есть теми, которые мы представляем себе сегодня, услышав слово «часы». Вплоть до XIII века инструментами измерения времени служили только солнечные часы и клепсидры, то есть часы, в которых время определялось по уровню воды, вытекавшей капля за каплей из сосуда. Песочные часы, принцип действия которых аналогичен клепсидре, служили лишь для измерения коротких промежутков времени.

И солнечные часы, и клепсидра были известны с Античности. Изобретательные александрийцы снабдили эти изначально весьма простые машины устройствами, звонившими в определенные моменты. Арабы, в результате завоеваний унаследовавшие эллинистические премудрости, в свою очередь усовершенствовали их: именно клепсидру со звоном халиф Гарун-аль-Рашид[77] прислал из Багдада в подарок Карлу Великому. Ее описание, сделанное Эйнгардом в биографии великого императора, не оставляет в этом никаких сомнений. Искусство создавать такие часы перешло к христианам Запада, и уже в XIII веке король Кастилии Альфонс Мудрый, прославившийся знанием астрономии, описал их в своих трудах. Если бы ему были известны часы с колесиками, он наверняка хотя бы упомянул о них. Впрочем, до их создания было уже недалеко. В описи мебели, принадлежавшей королю Филиппу Красивому, который скончался в 1314 году, упоминаются «часы серебряные, совсем без железных частей, с двумя серебряными противовесами, наполненными свинцом». Если не ошибаюсь, это первое в истории упоминание о часах с гирями.

Герберт Орильякский, с которым читатель этой книги уже встречался и еще неоднократно встретится, не мог, познакомившись с различными часами, не сделать сам такие же. Немецкий хронист Титмар Мерзебургский пишет, что, находясь в Магдебурге вместе с юным Оттоном III (значит, это был 996 год), Герберт сделал часы, которые наладил, наблюдая через трубу за известной звездой, указывающей путь морякам». Здесь перед нами кажущееся затруднение, поскольку всегда считалось, что телескоп был изобретен Галилеем только в начале XVII века… Впрочем, читатель может не волноваться: эта труба не была телескопом. В ней отсутствовали линзы. Она служила Герберту лишь для того, чтобы видеть самую неподвижную звезду неба — Полярную. И это астрономическое действие показывает, что его часы следовало ориентировать по небесным светилам, то есть речь идет об обычных солнечных часах.

Однако те из читателей Титмара, которые обладали богатым воображением, а именно некие Марло и Жак Александр, опубликовавшие в 1734 году статью в «Ученом журнале», поспешили признать в «orologium»[78] Герберта механические часы, созданные гением и опередившие свое время. В ответ появилось бесстрастное опровержение Александра Оллериса в предисловии к его изданию трудов Сильвестра II: «Если бы он (Сильвестр. — Э. П.) изобрел механические часы, то, наверное, этот хитроумный секрет, сохраненный его учениками, избавил бы Людовика IX[79] от необходимости прибегать к помощи горящей свечи для того, чтобы следить за ходом времени и не увлекаться чтением ночью». Оговоримся, что у Людовика Святого не было часов, и постараемся не забыть про эту свечу, когда вернемся в Клюни, к ризничему и его часам.

Из всего сказанного следует, что упомянутыми в Уставе часами могла быть только клепсидра. И поскольку этот вид часов существовал со времен Античности и стал известен на средневековом Западе не позднее эпохи Карла Великого, у нас нет оснований не доверять монахам — авторам приведенных выше Уставов. Мы можем не сомневаться в том, что в Клюни в 1000 году время дня и ночи отсчитывал ось клепсидрой со звоном. 

Свод правил Бернарда допускает случай, когда клепсидра неправильно отсчитывает время или даже портится (cum fieri possit ut aliquando fallatur[80]): в этом случае ризничий должен «обратиться к помощи восковой свечи и к движению звезд или даже луны, чтобы разбудить братьев в нужный час». Дело в том, что латинский текст данного отрывка можно перевести только весьма приблизительно. Нетрудно понять, что искусное наблюдение за звездами и луной позволяло определять час суток. Упоминание же свечи возвращает нас к горящей свече Людовика IX, но только в описании исповедника королевы Маргариты, супруги святого короля, мы, похоже, находим достойное разъяснение: «Каждый день он удаляется в свою комнату и зажигает там свечу определенной длины, приблизительно в три фута; и покуда она светит, он читает Библию либо какую-нибудь другую священную книгу; когда же вся свеча сгорает, он зовет одного из своих капелланов».

По свидетельству источников, вплоть до конца Средних веков время (особенно в ночные часы) измерялось по длине свечей. Этот обычай был так распространен, что стал основой естественного деления ночного времени.

Пользуясь солнечными часами днем — при хорошей погоде, и свечами ночью, а также клепсидрами в любое время суток (хотя они были далеко не у всех), люди 1000 года в большинстве своем не знали о равных друг другу 24 часах современных астрономических суток. Почти все они были далеки от мысли о некой неизменной единице, способной служить для измерения времени. Этим вопросом занимались лишь ученые, и результаты их чисто теоретических исследований не выходили за рамки интеллектуального курьеза. Так, грамматист Папиас в своем Латинском словаре (Vocabularium latinum), составленном в 1053 году, сообщает нам, что час состоит из 5 «точек», 15 «частей», 40 «мгновений», 60 «знамений» (ostenta) и 22 560 «атомов». В другом месте он пишет, что «точке» соответствуют две минуты, из чего следует, что час Папиаса состоит из 10 минут. Однако два века спустя в математической рукописи, которую цитирует Литтре, слово «минута» определяется так, что час состоит из 22 560 минут, «столь малых, что их невозможно отделить друг от друга»… Единственное, с чем согласны все, — это то, что в сутках 24 часа. Но поскольку, согласно римской традиции, было принято считать, что из них 12 приходится на день и 12 на ночь, то реальная длительность часа менялась в зависимости от времени года. На астролябиях, инструментах, использовавшихся для разного рода астрономических операций, сохранились надписи, отмечающие «неравные», или «косые»часы.

В монастырях не отзванивали все 12 часов дня и тем более 12 часов ночи. Ночь обычно делилась на четыре «стражи»: две до полуночи и две — после. Отмечались только часы богослужений, то есть «канонические часы». Как будет видно в дальнейшем, при подробном описании монастырской жизни, днем это были: час первый (Prima) — при восходе солнца; в середине утра — час третий (Tertia); в полдень — час шестой (Sexta); в середине дня — час девятый (Nona); при заходе солнца — вечерня. Кроме вечерни («vepres», от латинского слова «vesper» — «вечер»), остальные канонические часы назывались в соответствии с латинской нумерацией: prima hora, tertia, sexta, nona[81]. Когда наступала ночь, звонили к повечерию; в полночь — к полунощнице; вторая половина ночи была отмечена заутреней и хвалитнами.

Мы уже видели, что ризничий ограничивался тем, что звонил в колокольчик, давая сигнал к полунощнице. В другом источнике, напротив, колокольным звоном объявляется заутреня; так, во всяком случае, было заведено в аббатстве Сен-Жермен в Осере. Еще больше было оснований звонить к хвалитнам, а также в дневные часы. Таким образом, монастырь делился с окружающей сельской местностью знаниями о времени, измерения которого в нем проводились. Эти знания были более чем достаточны, если не сказать избыточны. Крестьянам не требовалось знать, какой час дня наступил: их деятельность не включала в себя ничего такого, что следовало делать точно по часам.