"Последняя аристократка" - читать интересную книгу автора (Шкатула Лариса Олеговна)

Глава тринадцатая

В конце ноября выпал первый снег и пролежал несколько дней, словно пограничная полоса между осенью и зимой.

Все вздохнули с облегчением, потому что нет ничего хуже промозглых ноябрьских дней, без солнца, без синего неба, когда вокруг никаких других красок, кроме серой.

От моросящих монотонных дождей все переполняется влагой. Ее уже не принимает ни земля, ни вплотную подошедшие к берегам реки. Кажется, даже оконные стекла устают струить по своим гладким поверхностям эти капли, струи, водопады.

Катя, а следом за нею Головин, Наташа, и все их дети, стали называть эту пору коротко: моква.

Казалось бы, снег — вестник наступающих холодов, чего ему радоваться, но день от него сразу посветлел, улицы стали выглядеть шире и просторней, а небо, прежде низкое, хмурое, нависшее над землей, опять поднялось вверх.

В загс шли вчетвером: Головины, Наташа и Борис. Катерина настояла, чтобы Федор ради такого случая отпросился с работы.

После случившегося срыва отношения между ними восстановились. Но только внешне. На самом деле — и это понимали оба — невидимая глазу трещина, расколовшая семейный пласт, с каждым днем расходилась все больше.

Оба пытались что-то делать; но Федор продолжал чувствовать себя обиженным — ему казалось, что Катерина не понимает, как ему тяжело, как он трудится почти без выходных, а она что-то ещё требует от него. Скорей всего, потому, что она никогда не любила его по-настоящему. Просто вышла замуж, чтобы не оставаться одной с ребенком, побоялась женского одиночества, в то время как он со всей душой к ней, любил, и Пашку воспитывал, как собственного сына…

Катерина ничего такого не думала. Она лишь поняла, что в свое время не дала себе труда получше приглядеться к Федору, купилась на его внешнее обаяние. И тут кое в чем Федор был прав: побоялась, что осталась одна.

Головин идти на свадьбу не хотел ещё и потому, что в глубине души Наташу он недолюбливал. Ее подлинно аристократические манеры он считал жеманством. И, в отличие от Бориса, верил в то, что она мещанка, вышла из приюта, потому глупо строить из себя принцессу на горошине.

Несмотря на любовь к Катерине, он всегда помнил, что она — крестьянка, и когда ему казалось, что жена к нему несправедлива, объяснял для себя: что с неё взять, с деревни!

Однако, с работы его отпустили неожиданно легко, и этого от Катерины он не смог скрыть. Похвастался, что Фельцман — Федор понимал, что Семен Израилевич только числится его замом, на самом деле, он — его начальник, и начальник бдительный — пошел ему навстречу, потому что на работе его уважают и как ученого, и как организатора исследовательского центра…

— Надо отдыхать, Федор Арсентьевич, надо! — мягко грассировал Фельцман, шутливо подталкивая Головина к выходу. — А уж такой повод, как свадьба, должен быть на первом месте. Создается новая ячейка общества.

Головин ходил теперь на работу в форме подполковника внутренних войск, которая, и Федор это понимал, необычайно шла к его голубым глазам и черной с проседью шапке волос. Ему выдали личное оружие — пистолет системы "наган" и он с удовольствием стал похаживать в тир, расположенный на территории возглавляемого им исследовательского комплекса.

Фельцман, как бы между прочим, сообщил ему, что Поплавский получил восемь лет за антисоветскую деятельность и отправлен в лагерь особого назначения, для политзаключенных.

Татьяна Поплавская в Москве не объявлялась, потому Федор стал потихоньку писать диссертацию по материалам её исследований.

Совесть его не мучила. Чего ж зря добру пропадать? Он даже признался своему заму, что "вынужден продолжать работу Поплавской", потому что как ученый не может допустить, чтобы серьезная тема осталась недоработанной.

— Не только продолжать, Федор Арсентьевич, идти вперед, взяв её методики за основу. В конце концов, это не частная лавочка, и Татьяна Григорьевна использовала государственный материалы, государственное помещение, за что регулярно получала довольно высокую зарплату!

Получив "добро", Федор больше назад не оглядывался. Стоит ли говорить о какой-то там этике, когда он работает на государство? Разве ему лично нужны эти исследования?

Итак, они вчетвером шли в загс.

Наташа не ответила согласием на предложение Бориса, сделанное ей месяц назад. Напрасно он объяснял, что лучше им пожениться, чтобы поехать вместе в Туркмению, как супружеской паре.

"Хватит обстоятельствам тащить меня за собой! Десять лет я плыла по течению, не желая что-то в своей жизни менять, а теперь в одночасье меня вынуждают принять решение, которое больше других нуждается именно в неспешном подходе. Фестина ленте [6], как говорили древние греки".

Борис попробовал гнуть ту же линию.

— Нам надо торопиться!

На что Наташа хладнокровно отвечала:

— Я так не думаю. Но если торопишься ты, я не хочу быть камнем преткновения на твоем пути.

Ему оставалось лишь беспомощно разводить руками. Если честно, Борису вовсе не требовалась такая спешка. Скорее наоборот, в этом случае он мог спокойно доделать в наркомфине начатую работу и как следует подготовить свой переход. По-крайней мере, договориться, чтобы ему с будущей женой — уговорит же он Наташу в конце концов! — зарезервировали жилье…

Взять Наташу с наскока у него не получилось. А жаль, Борис видел, что в какой-то момент она заколебалась. Еще немного, и она бы сказала "да". Но…

Все дело в том, что он боялся Наташу потерять. Он ещё не встречал женщину, которая с первого взгляда настолько бы пленила его. Борис не считал её редкой красавицей, но думал, что если есть на свете его половинка, то это именно она, Наташа Романова. И фамилия — Бессонова подходит ей куда больше…

Борис убедил себя в том, что по закону подлости может появиться ещё какой-нибудь претендент на руку Наташи, потому на всякий случай весь этот месяц он дежурил возле её дома.

Отъезд в Туркмению был отложен, а Борис теперь использовал каждую возможность, чтобы ненадолго зайти к Наташе в гости, или пригласить на ужин в ресторан, или просто погулять, хотя царившая на улице моква к пешим прогулкам никак не располагала.

Как бы то ни было, Наташу он все-таки "дожал". Можно сказать, вырвал положительный ответ, когда держал в объятиях в своей небольшой комнатке, находящейся в одном из домов Обыденного переулка.

Но к тому времени она и сама все больше склонялась к мысли, что Борис — именно тот человек, с которым она хотела бы связать свою жизнь.

Теперь уже Наташа уговаривала саму себя: и Олька к Борису привыкла, и обстоятельство новое открылось…

Дело в том, что как они ни береглись, а Наташа забеременела. Она все ещё не сказала об этом своему возлюбленному, но когда в стране запрещены аборты, а любимый мужчина на коленях умоляет тебя стать его женой… Какое женское сердце не дрогнет!

Зарегистрировали их быстро, без особых церемоний. Был обычный день обычной поздней осени, в ресторане был заказан столик на шестерых — Аврора со своим кавалером собиралась подойти попозже, с кем-то она менялась сменами.

Катерина шумно радовалась за подругу. Как-то получилось, что Борис вел под руки обеих женщин, а Головин шел чуть позади, будто конвоировал веселую троицу.

— Я уж было подумала, что Наташка никогда замуж не выйдет, — говорила Катерина, которая сразу нашла с Борисом общий язык; они не сговариваясь перешли на "ты" и стали добрыми приятелями. — Все оказывалось, что никто ей не нравится. Теперь понимаю: она ждала тебя. Наталья Сергеевна у нас ясновидящая, ты знаешь?

— Знаю, — кивнул он. — Наташа талантливая, только себя целиком никак не осознает.

— Как это? — чуть ли не в унисон спросили его подруги.

— Так. Думает, будто непременно щи отдельно, а мухи отдельно.

Женщины расхохотались.

— То есть, вроде, Наташа — сама по себе, а её способности — некая съемная деталь: захотел — надел, захотел — снял. Я понимаю, быть не такой, как все, очень трудно, но если уж природа тебя такой создала… Как говорили древние, желающего судьба ведет, нежелающего тащит…

Для Наташи этот вопрос был слишком серьезен, чтобы обсуждать его вот так, на ходу, потому она сделала вид, что не расслышала, и обернулась на идущего позади Головина.

— А что это у нас Федя идет один, как бедный родственник?

— Может, он великую думу думает? — пошутил Борис.

Бессонов был счастлив — исполнилась мечта, Наташа стала его женой. Весь этот месяц он, будто в тяжелом походе, одно за другим преодолевал препятствия. Сначала Наташино недоверие, потом её неуверенность в себе, потом сомнение в необходимости заключать брак, и даже на последнем этапе, в целесообразности перемены фамилии:

— Что же это получится, Оля — Романова, а я — Бессонова?

— Если Оля захочет, я её удочерю!

В то смутное время, в какое им доводится жить, даже фамилия Романова вызывает у людей настороженность. Уговорил. Со временем он надеялся и падчерицу уговорить — так легче было бы осуществить Борису его план. А он не собирался от него отказываться: из страны надо уезжать…

Головин, по его мнению, выпендривался. Он — из того нелюбимого Борисом племени людей, которых вечно нужно уговаривать. Когда так ведет себя женщина, это воспринимается как само собой разумеющееся. А в исполнении мужчины это выглядит, пардон, просто смешно! Но женщины протянули Федору руки, и он тоже протянул свою.

Аристократ в Головине все-таки не умер, потому он спрятал подальше свое раздражение и расплылся в улыбке — само радушие, да и только! Но вот что удивительно, никого из их троицы он не смог обмануть.

Наташа невольно услышала его мысли: "Хочешь, не хочешь, а изображать рубаху-парня, видимо, придется. Неужели социализм — это строй, при котором тебе в друзья набивается всякий, кто захочет?"

От возмущения она чуть было не высказала вслух: "Да кому ты нужен со своей фанаберией! Только ради Катюши и терпим тебя, двуличного!"

Сказать, не сказала, но руку, уже ему протянутую, спрятала за спину.

Борис, как опытный чиновник, был хорошим физиономистом. Мыслей Головина он прочитать не мог, но скрываемое раздражение уловил. И тоже опустил руку.

Катя все поняла, потому что мужа знала, хотя и никак не могла разобраться, что с ним, по большому счету, происходит? Чего он боится? Чего от жизни хочет? Вроде, и признания от власти добился, и звание получил, и личное оружие… Сегодня не время с этим разбираться, но вот вернутся они домой… Дети сегодня к деду отпросились — завтра собираются с ним на дачу поехать. Никто их объяснению не помешает.

Она просто взяла Федора под руку и прошла чуть вперед. Так они и шли до ресторана парами.

Столик уже был накрыт на шестерых, но когда появилась Аврора со своим молодым человеком, Головин наклонился к уху жены:

— А эту-то вагоновожатую зачем позвали?

— Федя, она член семьи Романовых.

— Домработница — член семьи? А, понятно, пролетарии всех стран, объединяйтесь!

Катерина улыбнулась про себя, но вслух ничего не сказала. Она уже начинала тяготиться необходимостью прыгать перед мужем на задних лапках, но все-таки ему шепнула:

— Ты не мог бы… на сегодняшний вечер… ради меня сделать вид, что у тебя хорошее настроение и тебе здесь все нравится?

— Попробую, — нехотя согласился он.

Но, кажется, Головина в конце концов увлекла его собственная игра. Он снизошел даже к Авроре, пригласив её на танец, когда увидел, как ловко управляется она с ножом и вилкой, чего, кстати, нельзя было сказать о её приятеле.

Откуда было знать Головину, что Наташа, при своей страсти к учительствованию, не смогла когда-то пройти мимо того факта, что Олина нянька не знает правил этикета.

Она не догадывалась, что "ученая" вагоновожатая от её учебы ничуть не выиграла. Народная мудрость гласит: не в свои сани не садись, но Аврора все-таки села. И теперь мужчину своей мечты она искала совсем по другим меркам, оттого и выбрать не могла, и в девках засиделась. Где ж найдешь такого в трамвайном депо?

Аврора знать не могла, кто её хозяйка на самом деле, но за все десять лет жизни у Романовых она ни разу не попыталась перейти грань между служанкой и хозяйкой. Она нутром чуяла, что та хоть и в цирке работает, и в стране Советов всякий труд в почете, а Наталья Сергеевна сделана из другого теста.

Как и красавец Головин. Вот какого бы мужа Аврора хотела!

А тот, о ком она думала, после двух рюмок коньяка пришел в хорошее расположение духа. В самом деле, последнее время он начал слишком часто раздражаться. Наверное, от того, что нервозность замполита стала передаваться и ему. Семен Израилевич — битый волк, раньше ни бога, ни черта не боялся, а теперь, видно, керосином запахло…

Откинувшись на спинку стула, Федор поймал полный откровенного обожания взгляд Авроры. Он вспомнил юные годы, когда была у него короткая связь с горничной своей матери. Потом его на учебу отправили, но Федор ласки Милочки частенько вспоминал… Потом он женился на Матильде, после неё — на Катерине, и теперь с уверенностью мог сказать: то, каковы женщины в постели, никак не зависит от их общественного положения. Интимные отношения — вот где подлинное равенство людей!

Федор обычно не курил, но тут ему захотелось подымить, вспомнить годы молодые. Этот новый муж Натальи, похоже, не из простых, сигареты у него заграничные. Отечественным табаком брезгует? Головин не заметил, что, ничтоже сумняшеся, стал подводить под малознакомого человека статью, которая может привести его на скамью подсудимых.

Он дал себе слово повнимательнее присмотреться к Бессонову, а пока попросил у него сигарету и со смаком затянулся.

— Хочу рассказать вам, товарищи, случай, который произошел со мной лет десять назад в ресторане, очень похожем на этот.

Он обвел рукой с сигаретой зал.

— Разве что потолок был пониже, да портьеры похуже. Сидели мы с… с одним моим приятелем, и прислуживал нам официант, мягко говоря, подозрительный. Приятель мой на него внимания не обращал, а я — старый подпольщик — сразу понял: шпик! И сделал знак, мол, помалкивай, ничего этакого не говори, официант нас подслушивает. А приятель на него внимательно посмотрел и согласился: действительно, подслушивает. Да не просто кивнул, а вслух рассказал все, о чем тот думал. Как он нас красиво заложит. Подавальщик на колени перед ним упал: "Барин, не погуби!"

"Это же он про Яна рассказывает! — вдруг поняла Наташа. — Да так спокойно, словно анекдот, словно Янек не отправлен в лагеря, а где-нибудь на морском курорте отдыхает. Головин просто вычеркнул его из своей жизни, и если когда-нибудь вспомнит, то только рассказывая забавные случаи вроде этого…"

— Наташа, а ты могла бы так? — весело спросил её Борис.

— Как — так? — уточнила она, в невольной задумчивости пропустив часть рассказа.

— Так же, как приятель Федора — прочитать чьи-нибудь мысли.

— Могу попробовать, но с разрешения хозяина! — Наташа решила включиться в игру, которую предлагал Борис.

— Я могу отдать в ваше распоряжение себя, — вызвался кавалер Авроры. — Мне, как говорится, от товарищей скрывать нечего!

Наташа сосредоточилась, но сначала услышала почему-то мысли Федора. Мощнее оказались, что ли? "Товарищи! Этот недоумок считает, что здесь есть его товарищи!"

— Можно говорить все, что я услышу? — поинтересовалась Наташа.

— Все! — довольно кивнул этот, кажется, Юрий.

— "Ну, хохмачи! Куда меня Аврора привела? Корешам расскажу — не поверят! Скажут: брешешь! Вечно я вылезу со своим дурным языком!"

Наташа все это проговорила и спросила:

— Правильно я прочла?

— Правильно, — испуганно ответил тот и подумал: "Ну и влип! Теперь же она все обо мне расскажет, и как я у Васьки сотню затырил, и как у подруги Авроры, Таньки, ночевал…"

Но Наташа не стала добивать бедного парня. Это же игра, не допрос, а у неё сегодня праздник.

— Кто ещё хочет перед товарищами открыться? — спросила она голосом циркового шпрехшталмейстера.

Но желающих больше не оказалось.

— Как же это, Наташа, мы вас просмотрели? — покачал головой Федор. — Нам такие таланты очень даже нужны.

— Что вы, Федя, в таких закрытых заведениях, как ваше, талантам душно. Им свобода нужна…

"Ишь, свободы ей захотелось! Прав, однако, Фельцман: народ наш на язык очень несдержан, любого можно под статью подвести. Надо будет ему о сегодняшнем вечере рассказать, что да как, пока не называя фамилий. Пусть он помаракует".

Головин думал так, совсем забыв о том, что Наташа может читать мысли не только плебея-мастерового. А та, услышав их, даже растерялась: "Бедная Катя! Как же она столько лет прожила с Головиным, не догадываясь о его сущности? Он — страшный человек, потому что не только трус, но и эгоист, да ещё и с амбициями. Случись что, он же и через её труп перешагнет!"

Но сказать об этом Катерине у неё вряд ли повернется язык.