Владимир Бондаренко ЛИТЕРАТУРА ПЯТОЙ ИМПЕРИИ КАК МОСТ В НАШЕ ВРЕМЯ

Литература Пятой империи — это уже реальность существующего дня, от которой никуда не уйти. Это понятие мистически, подсознательно уже давит на всех литераторов, издателей, членов всевозможных жюри, политиков. Думаю, на присуждение второй национальной премии "ПОЭТ", явно позиционированной РАО "ЕЭС России" как премии государственного звучания, христианской поэтессе с имперскими мотивами Олесе Николаевой, вместо предсказываемых Сосноры, Лиснянской или Чухонцева, тоже сказалось реально действующее имперское сознание общества. По-моему, жюри само от себя не ожидало такого подвига. Кем-то всемогущим в нашем жёстком отечественном либерально-интеллигентском кругу, тоталитарность которого вне всяких сомнений, уже был составлен, санкционирован свыше тайный список ведущих русских поэтов: Белла Ахмадулина, Сергей Гандлевский, Тимур Кибиров, Инна Лиснянская, Лев Лосев, Евгений Рейн, Виктор Соснора, Олег Чухонцев, Елена Шварц, Александр Кушнер… Можно смеяться над этим списком, но ведь действует же на всех любителей литературы приоритетность знаковой магической четверки: Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Ахматова, в которой нет ни Блока, ни Есенина, ни Маяковского — поэтов, как минимум, не меньшей силы. Вне её и Клюев, и Хлебников. Совсем неузнанным остаётся замолчанный гений Заболоцкого. Так и сейчас наша интеллигентская элита составила для всех чиновников и всех будущих премий свой железный список. Считаю долгом заметить: в списке не было случайных, мнимых величин. Но он осознанно "мимогосударственен", "миморелигиозен" — список крупных частных величин. В нём нет предпочтения ни возрасту — от Лиснянской до Гандлевского перепад на поколение, ни столичности; главный принцип: лучшие поэты — те, кто внегосударственен. И потому в этот тайный список национальных "ПОЭТОВ" не попали даже Евтушенко и Вознесенский — вот кому должно быть обидно. Либералы испугались — вдруг они начнут опять присягать новому государству, новому путинскому отечеству? Писал же Вознесенский недавно, после вручения ему ордена Отечества третьей степени:

Не бывает Отечества третьей степени.

Медведь вам на ухо наступил.

Моё Отечество — вне всякой степени.

Как Бога данность —

К нему, точно к песне, всегда не спетой,

Испытываю благодарность.

И верно же подметил насчёт орденов Отечества третьей степени. Я вообще презираю статусность подобных тайных списков лучших писателей, кем бы они ни составлялись, ибо в литературе он может меняться каждый год по самым объективным причинам. Хотя охотно добавил бы и свой личный список, начиная с Глеба Горбовского и Геннадия Русакова, и заканчивая Дианой Кан и Татьяной Ребровой. Думаю, представленные мною поэты и на высшем суде выглядели бы никак не хуже вышеперечисленной, утвержденной в либеральной прессе обоймы.

Но кто-то вдруг сдвинул рычажок в государственной культурной политике, и вместо явно аполитичных частных лиц на место национального "ПОЭТА" предложил иное дарование, дав иную, гораздо более справедливую трактовку самому понятию "Национальный поэт". Вдруг лауреатом этой весомой премии стал поэт из другого ряда, другой судьбы — Олеся Николаева, когда-то моя сокурсница по Литературному институту, бывшая смиренная послушница хорошо мне знакомого по поездкам в Эстонию Пюхтицкого монастыря, а ныне просто, по-русски говоря, — попадья. Да ещё из окружения нашего Патриарха. Да еще, судя по телепередачам и совместным выступлениям, настроенная на классическое имперское понимание русской поэзии.

Никогда душа не отыщет краше

Языка родного, где столько вещиц священных

И корней, уводящих в небо, и мёда в чаше

Для его херувимов плененных.

Думаю, нечто подобное будет происходить и с широко пропагандируемой премией "Большая книга". Вряд ли лауреатом её станет Александр Проханов (хотя знаки какие-то появляются повышенного внимания), но уж точно не сделают лауреатом ни Пригова, ни Ерофеева, ни Кабакова. Их время уходит прямо по часам. Никто не будет их преследовать или запрещать, но интерес к ним будет минимализироваться.

Пространство Пятой империи само уже дает о себе знать.

В своей первой статье о нынешней литературной имперскости я сосредоточился на авторах утопий и антиутопий, исторической прозы и фэнтези, им-то, от Сергея Алексеева до Алексея Иванова, от Ника Перумова до Павла Крусанова, — от имперскости никуда не деться, она — составляющая их творчества.

Статья разошлась по Интернету, было много откликов. Один из них, наш уважаемый автор Валерий Рыбаков, искренне писал: "Где уж нам до империи… и где нам взять императора? Мальчика Гогенцоллерна, что ли, позовём? Или — в страшном сне не приснится! — Никиту Михалкова? Император ведь, по первоначальному смыслу — полководец-победитель. А кто у нас победитель, и где его победы?.."

Но нужен ли современной империи император? И где он в США, к примеру, несомненно, имперской стране? А вот имперская культура какая-никакая в США есть, и культурная политика в этом плане жестко соблюдается и Голливудом, и телевизионными компаниями, и крупнейшими издательствами. Конечно, там всегда можно найти частное троцкистское или расистское издательство, которое издаст за деньги что угодно, но никто эти книги в массовую продажу не запустит, ни по какому телеканалу ты проповедников антигосударственной и антинациональной политики не услышишь.

Думаю, в этом направлении движется и государственная культурная политика России. До пропаганды расистских книг телевидение точно не дойдет, но вот отказываться от антинациональных и антипатриотических программ им с неохотою, но придется. И Швыдкого менять тоже придется.

Тем более, иное время на дворе, и настрой у народа уже иной. Оплакали всё, что могли, постонали на развалинах, зарылись в свои землянки, но дальше-то строить надо, хотя бы для того, чтобы выжить.

Вот и в литературе нашей явно наступает другое время. Время новой государственности. Во-первых, определяет нынешнюю ситуацию в литературе в основном уже послевоенное поколение. Это заметно и по присуждаемым премиям. Национальную премию "ПОЭТ", как я уже писал, присудили москвичке, рожденной в 1955 году, — Олесе Николаевой. Не менее известную и принципиально важную премию для развития отечественной литературы — Солженицынскую, присудили еще более молодому 42-летнему прозаику Алексею Варламову "за тонкое исслеживание в художественной прозе силы и хрупкости человеческой души" — писателю, не скрывающему своих учителей в литературе: Василия Белова и Валентина Распутина. Этим премия определила свою стратегию развития на будущие годы, перешагнув рубеж, разделяющий литературу ХХ и ХХI веков. На месте Алексея Варламова в следующий раз может оказаться Олег Павлов, Михаил Тарковский, Светлана Василенко… Силы есть и немалые. Оренбургский прозаик Петр Краснов получил премию "России верные сыны". В том же направлении движется и Букер, и "Национальный бестселлер". Михаил Шишкин, Олег Павлов, Павел Крусанов, Юрий Поляков, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов — заметные имена уже в литературе нового тысячелетия. Да и случайным ли в этом имперском мистическом понимании литературной ситуации оказалось присуждение Букеровской премии молодому прозаику Денису Гуцко за явно проимперский роман "Русскоговорящий"? То-то взвыл от огорчения председатель жюри Василий Аксенов, даже постыдившись назвать имя нового лауреата. За играми и интригами разных литературных групп внимательно следило само время, слегка корректируя результаты в нужном направлении. Случайно ли все ведущие либеральные литературные премии за прошлый год были отданы национально мыслящим писателям нового поколения?

Кстати, это тоже тенденция: в литературе ярко заявили о себе писатели, вынужденно выехавшие из национальных окраин Советского Союза. Андрей Волос с романом "Хуммарабад", Михаил Веллер, Денис Гуцко, Дина Рубина…

Мы перешагнули мост между тысячелетиями, почти не заметив его. Но этот мост оказался не только между той и этой эпохой, тем или другим поколением. Этот мост — между разными имперскими культурами. В нарастающей как вал новой литературе третьего тысячелетия отодвигается в сторону катастрофичность мышления, ностальгия по утерянному. Русские писатели никак не могут сосредоточиться, замкнуться на своей региональности, стать еще одним "малым народом" мира. Сначала в литературе возникла пауза сиюминутности, "лови момент", "то, что сегодня, то и твое". Серия полубезумных книжек Ирины Денежкиной, Анны Козловой, Дмитрия Бортникова, Арсена Ревазова, Александра Гарроса и других молодых пофигистов. Это безвременье создало свою литературную моду на Евгения Гришковца и Дмитрия Быкова. Они и пишут осознанно "вместо жизни". Но пауза проходит, безвременье вытекает, никакие прокладки не спасут. Поразительно, что эти несчастные писатели промежутка ссылаются, как на учителей, сплошь на Дэна Брауна, Чарлза Маклина или Бриджит Джонс — модных пустышек западного мира. Для них не существует ни значимая русская литература, ни серьезная западная литература. Думаю, они обречены быть бабочками-однодневками. Это поколение "пепси", поколение однодневок уже в свои 20-30 лет отжило свою жизнь, они уже сейчас стали "отжившим поколением". Такое случалось в истории России, вспомним Лермонтова: "Богаты мы, едва из колыбели, Ошибками отцов и поздним их умом, И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели, Как пир на празднике чужом".

Отжившее поколение уже сейчас поражает пустотой и бессмысленностью своего существования, животной жестокостью в борьбе за выживание. Никаких нравственных, духовных или религиозных целей. Таким оно будет и через 20 лет, и через 40. Властям новой империи в будущем придётся его выкорчёвывать, как Сталин выкорчевывал революционизм в 1937 году, который мешал построению могучей советской империи.

К счастью, говорить о целом поколении отживших нельзя. Это лишь часть продвинутых идеями либерализма и антигосударственности московских и питерских бездельников, увлеченных глобализмом и западнизацией. Даже среди москвичей в более традиционных семьях выросли совсем иные дети. К примеру, чем объяснить идеологичность и нацеленность на героя у Сергея Шаргунова? Иные его противники объясняют это стремлением к карьере и чрезмерным честолюбием. Но неужели нет честолюбия у той же Денежкиной или Кати Метелицы? Да и карьеризма хватает у отжившего поколения. Карьеризм заменяет им идеологию. Нет, у Шаргунова всё по-иному. Он с детства обрел религиозное сознание, воспитан в традициях высших духовных ценностей. И даже уйдя от священника-отца, отойдя от традиционной православности, он не смог избавиться от своего религиозного сознания. Так, кстати, случилось и с рокером Пауком, его выход на патриотическое поле культуры я объясняю всё тем же религиозным воспитанием в детстве, не смог он далеко уйти от заветов своего отца — известного православного мыслителя В.Троицкого. Так и в девятнадцатом веке нигилисты из недоучившихся семинаристов писаревско-чернышевского круга вместо религиозных идеалов поставили революционные, но остались внутри всё того же религиозно-традиционного сознания. Так и у Иосифа Сталина, тоже семинариста, поначалу отказавшегося от Православия, сохранилось стремление к величию замыслов, осознание первичности духовных идеалов. "В начале было Слово…"

Традиционализм, к счастью, не так легко истребляется из душ. Отжившее поколение, пропагандируемое Львом Данилкиным в "Афише", Дмитрием Быковым в "Огоньке" и на других пока ещё либеральных площадках, хоть и на виду, но не столь уже и многочисленно.

Уцелели, не попали под его влияние (не продали дьяволу душу за бутылку "пепси") и почти все провинциалы, к счастью, оторванные от безумного московского бомонда, существующие в режиме выживания и скорее ненавидящие всё то, что им демонстрируют по телевидению. Из провинции вышли в литературу и Захар Прилепин, и Михаил Тарковский. Как ни покажется парадоксальным, но и армия при всех своих нынешних проблемах тоже спасла от идеологии отжившего поколения многих писателей поколения нового: Олега Павлова, Аркадия Бабченко и других. Для будущего не всё оказалось потеряно.

Приходит время новой жизни: буднично, без излишнего пафоса (хотя, как пишут, у Олеси Николаевой гражданского пафоса на сто очков больше, чем у Евтушенко — дай-то Бог) новая литература — поэзия ли, проза, драматургия — становится на новые имперские рельсы. И поезд медленно набирает ход, напевая свою "чу-чу", (как писал обо мне когда-то Пол Хлебников в "Известиях": "со Сталиным под мышкой, в толстых очках и напевающий джазовые мелодии"). Вот так и новое поколение умело совмещает авангардность поисков, национальное и религиозное мышление и сталинский державный замах.

Сталин уже не мешает молодым уверенно смотреть вперед и планировать, к примеру, газовую магистраль между Сибирью и Китаем, чем не сталинский замах в будущее?

Но такой же по силе замах должен быть и в литературе?! Как бы ни самодостаточны были наши нынешние неувядающие аксакалы, но как писал Фёдор Тютчев:

Когда дряхлеющие силы

Нам начинают изменять

И мы должны, как старожилы,

Пришельцам новым место дать, —

Спаси тогда нас, добрый гений,

От малодушных укоризн,

От клеветы, от озлоблений

На изменяющую жизнь…

Пора уже по-чеховски сказать: "Здравствуй, новая жизнь!" Новая, изменяющая жизнь, дающая новые всходы и в державной политике, и в литературе.

И пусть судорожно либералы держатся за обойму пофигистов, отрицающих значимость и самой литературы, и жизни как таковой. Никого не спрашивая, в литературе всё-таки на первый ряд выходят не рекламируемые бульварной "Афишей" попсовые развлекатели, творцы однодневной моды, а социально значимые писатели, такие как Захар Прилепин и Сергей Шаргунов, самые последние произведения которых радикально смелы и рисуют нам совсем другое поколение, нежели пропагандируемое литературной попсой.

Роман молодого нижегородского прозаика Захара Прилепина "Санькя" может стать для поколения своеобразным манифестом социального поведения, новым вариантом "Как закалялась сталь" в новых условиях, с новыми общественными проблемами, но с проповедью всё того же отчаянно русского героического максимализма. Сумеют ли заметить наши коррумпированные власти этот поворот в умонастроениях общества, изменят ли свою линию поведения или заведут общество в тупик, безнадежный и кровавый, устроив всероссийскую Чечню, — покажет ближайшее будущее. Для меня Захар Прилепин чем-то напоминает нового русского Максима Горького, даром что земляки. В таком случае, Сергею Шаргунову остается роль Владимира Маяковского, авось и сдюжит.

Я бы назвал их книги новой партийной литературой. Вдруг оказалось, что самая преследуемая партия, партия лимоновцев, национал-большевиков, нигде не регистрируемая и изгоняемая, дала русскому миру новую партийную литературу, а значит, является единственно живой, органично выросшей из недр народа, органично существующей в условиях едва скрываемого народного протеста партией. Сначала мы читали прозу самого Лимонова и художественно-научные трактаты Дугина, потом пошла поэзия Алины Витухновской, Сергея Яшина, Олега Бородкина и других. И, наконец, появилась проза Сергея Шаргунова и Захара Прилепина. Это не художественное подражание своему кумиру, к которому иные из них давно уже относятся скептически. Берусь утверждать, что поколение "Лимонки" — это не поколение подражателей таланту Лимонова. Скорее, его подражатели в стане отжившего поколения. Это и не заказная литература, это книги, возникшие изнутри живой боевой идеологии, изнутри её образа действий. Так в конце девятнадцатого-начале двадцатого века возникла такая же живая революционная партийная литература, и она развивалась, пока в сердцах горел красный огонь. Это литература от Максима Горького до Владимира Маяковского, от Николая Островского до молодых поэтов-ифлийцев "из племени большевиков". Своя живая культура возникла и из недр эсеровской партии, от мистических произведений Бориса Савинкова до эсеровских рассказов Александра Грина. Никто им не приказывал воспевать или творить во имя партии, книги рождались сами, из живой жизни живого движения. Была своя литература и у "Союза русского народа". Это нынешние партчиновники из КПРФ, увы, кроме букваря ничего в жизни не читавшие, отвернулись от живого литературного творчества, не пожелали своим художественным знаменем сделать красные эпопеи Проханова. Лишь живая партия способна вызывать к жизни живую литературу. Вольные партийные художники могли воспевать и сомневаться в тех или иных идеях, проклинать или петь гимны. В большинстве своем была партийной левая промарксистская художественная культура Европы, от Брехта до Камю, от Сартра до Элюара, от Пикассо до Гарсиа Лорки… Живые цветы искусства возникали из недр живых идеологий.

Вот и в живую силу единороссов я поверю лишь тогда, когда их идеи вызовут к жизни настоящую литературу. А пока я вижу красивые лозунги и купленных за большие деньги звёзд шоу-бизнеса, которыми прикрываются коррумпированные чиновные слои.

Вне живой литературы нет и живой партии!

Может быть, по сути партийная, живая имперская литература возникла из импульсов самого народа ещё до возникновения своей проимперской партии, повторив библейское "В начале было Слово…". Думаю, новая имперская литература выведет нас и в мировую культуру. Запад и Восток давно уже морщатся, переваривая предложенных славистами в роли знаковых русских писателей всё ту же кем-то оформленную и финансово раскрученную пятерку — Сорокин, Пригов, Ерофеев, Акунин, Толстая. Никак не годятся они на роль традиционно русских пророков от Достоевского до Солженицына, от Маяковского до Пастернака. А других от России и не ждут, ущербных гениев у них своих хватает. Может быть, даже больше, чем нефти и газа, давно уже ждут от России её нового слова о человеке, новой надежды, озаряющей мир.