"Седьмая пещера Кумрана" - читать интересную книгу автора (Дэвидсон Грэйм)

ГЛАВА 6 ПЕРЕЛЕТ В ТЕГЕРАН, ФЕВРАЛЬ 1973 года

Как только самолет оторвался от земли, Рубену показалось, что туман окутал жаркий летний день. Всего за несколько часов он чуть не погиб от пули, нашел и потерял любовь.

Рубен убеждал себя, что это лишь увлечение, отпускной роман, мимолетная страсть, но сердце оставалось глухо к доводам разума. Оно оплакивало расставание с Мириам.

Рубен снял очки и хлопнул себя по лбу.

«Какой же я дурак! — взвыл он про себя. — Мы не обменялись адресами».

От его злости на собственную глупость туман сгустился и отсырел.

Чтобы отогнать невеселые мысли, Рубен заговорил с соседом — продавцом древних персидских ковров. А дальше вполуха слушал о применении шелка и шерсти, мотивах и орнаментах различных племен и семей, количестве узелков на сантиметр, которые вручную завязывают маленькие девочки, неминуемо портя себе глаза.

«Продает ковры, а летает самолетом. Забавно», — думал Рубен, а сосед продолжал объяснять, как некоторые бессовестные торговцы подделывают древние ковры: вывешивают на солнце, чтобы полиняли, затем на несколько месяцев раскладывают на тегеранском рынке, чтобы выглядели старыми и вытертыми.

И вдруг Рубена осенило. Он судорожно вцепился в подлокотники кресла.

«О, господи… там бомба. Мы обречены!» — беззвучно вскричал он.

Мысли полетели вскачь. В его багаже бомба. Точно. Милый обед с гостеприимными палестинцами в Иерихоне, они заговаривали ему зубы своими синоптическими проблемами, лишали бдительности. Всего-навсего уловка, чтобы заставить его пронести на борт взрывчатку под видом сувенира.

Что у них сейчас в ходу? Пластиковые супервзрывчатки — СЗ, С4 и недавно изобретенный семтекс? Форму можно придать любую. Рубен вспомнил, что СЗ менее стабильна при очень низких температурах, скажем, в багажном отделении самолета.

Нет, террористам больше нравится семтекс, потому что его легче достать, на родном заводе «Семтин-эксплозия» в коммунистической Чехословакии, где Станислав Бребера разработал его для сноса зданий и расчистки шахт. Семтекс безопасно хранить в холодильнике и бросать в огонь. Он не издает запаха и не обнаруживается рентгеном в аэропорту. Хуже того, для порядочного взрыва нужно совсем немного. Огромному авиалайнеру хватит двухсот пятидесяти граммов. Столько помещается в маленьком коробке, который легко спрятать в модели кувшина из-под свитков.

Неудивительно, что они так пеклись о подарке, называли его важной фамильной реликвией, просили заботиться о нем и никому не отдавать. И, конечно, ни слова не говорить сотрудникам аэропорта.

«Где была моя голова?» — сокрушался Рубен, снимая очки и во второй раз за несколько минут хлопая себя по лбу.

А все дурацкий будильник. Из-за него Мириам так и не заглянула внутрь.

Продавец ковров умолк на полуслове. Заметил, как дергается Рубен.

— Что с вами?

— Ничего, просто кое-что вспомнил.

Если он скажет правду, это лишь вызовет панику. Рубен быстро придумал безобидный вопрос, чтобы занять соседа:

— Какого размера ковры чаще всего покупают?

Продавец завел песню по новой.

Что спровоцирует взрыв? Есть ли в бомбе таймер? Возможно. Или там высотная бомба? Они уже поднялись на нужную высоту. Когда самолет зайдет на посадку? Вряд ли. Может, детонатор не сработал?

Но где логика? Рубен летит «Иранскими Авиалиниями». Зачем арабским террористам взрывать иранский лайнер, направляющийся в Иран? Незачем. Если только… если только они не хотят свалить вину на израильтян. Арабский мир разъярится, иранцы выступят против своего прозападного шаха — а значит, перейдут на сторону палестинцев. Израильтяне потеряют еще одну мусульманскую страну, богатую нефтью.

«О, черт, нас поджарят заживо ради великой цели. — Дэвис тщательно обдумывал это кошмарное предположение. — Нет, вряд ли. Диабы не такие. Они не выносят насилия, как Мириам».

Рубен вздохнул немного свободнее, зная, что расслабится, лишь когда они приземлятся и он целым и невредимым выйдет с багажом из терминала.

— С вами приятно поболтать, — торговец коврами предложил попутчику сигарету. Рубен не сказал ему и двух слов.

— Не курю. Спасибо.

— Я тоже. Только другим предлагаю. Где вы остановились?

— В «Америкэн».

Единственный скромный трехзвездочный отель рядом с центром города, который мог себе позволить Рубен.

— Там ничего, — заметил сосед. — Напротив — американское посольство. Настоящая крепость. Высокие стены, ров, охрана из американских морских пехотинцев.

Рубен томился от любви и недобрых предчувствий. Он не мешал торговцу рассказывать о Тегеране и о том, как в близлежащих горах мужчины и женщины катаются на лыжах по раздельным склонам.

Когда самолет заходил на посадку, Рубен буквально взмок. Уже в аэропорту миновал объявления, предупреждающие о смертной казни за ввоз наркотиков, и корзины, куда можно выложить запретные вещества, пока не поздно, сел в такси вместе с багажом и только тут расслабился — даже заметил, что попал в самую большую пробку на своем веку.

Позже, осмотрев кувшин, Рубен окончательно успокоился. Повертел сувенир в руках. Милый подарок на память и не более того — как говорила Мириам, имитация кувшина из-под кумранских свитков. Рубен заметил, что толщина глиняных стенок не везде одинакова — с боков они заметно выдаются. Типичный продукт современного массового производства. Рубен подавленно вздохнул: даже Кумран уступил тенденциям XX века.

Однако Диабы предупредили, что для них подарок очень важен. Рубен не хотел отказывать в уважении палестинской семье и оскорблять память о проведенном с ними времени.

Месяц спустя Мириам проверяла пешего туриста, который летел из Лода в турецкий аэропорт Анкара-Эсенбога. Она выпотрошила багаж, рассмотрела содержимое и подняла рюкзак. Немного тяжелее обычного. Мириам кивнула охраннику, и тот подтолкнул озадаченного американца в допросную.

Путешественник пропустил рейс в Турцию. Саперы обнаружили за подшивкой рюкзака пятьсот грамм похожего на шпаклевку яркого красно-оранжевого семтекса Н, свернутого вокруг миниатюрной батареи и альтиметра, подсоединенного к детонатору. Бомба взорвалась бы на высоте 500—1000 метров над Тель-Авивом.

В ходе тщательного допроса специалисты антитеррористического отдела «Шин-Бет» выяснили, что американец жил в небольшом отельчике арабского квартала в Восточном Иерусалиме, где и оставлял рюкзак на время экскурсий. Эти сведения проверили и пришли к выводу, что кто-то из персонала подменил рюкзак на идентичный, нашпигованный взрывчаткой, которой хватило бы на два авиалайнера. «Шин-Бет» напал на след сотрудника отеля в Иордании и проследил его путь до ливанской долины Бекаа.

Через несколько месяцев его убили во время карательной операции в Ливане. Инцидент не вызвал огласки, с работников безопасности аэропорта взяли клятву о молчании. Иначе туристы не смели бы сунуться в Израиль еще полгода, а террористы вдохновились бы на новые подвиги.

Американскому путешественнику, которого наконец отпустили продолжать тур по восточному Средиземноморью, офицеры «Шин-Бет» объяснили, что контрабандисты использовали его рюкзак для вывоза наркотиков, но в аэропорту Анкары роль туриста сыграл израильский агент, и получателя «груза» арестовали. Однако банда все еще действует, и ради собственной безопасности американцу посоветовали держать рот на замке, чтобы не лезть под удар.

Перепуганный путешественник поверил в сказки «Шин-Бет». Да и не мог не поверить. Вернувшись домой в Августу, штат Мэн, он даже родителям и своей девушке ничего не сказал. Они бы непременно обсудили его приключение с друзьями. Американец соврал, будто потерял билет и ждал, пока выпишут новый.

Мириам наградили за усердие и быстро организовали ей стипендию в Еврейском университете. Узнав, что взрыв унес бы жизни тысяч людей, включая ее семью, она искренне вознесла благодарственную молитву:

— Встреча с вами, доктор Рубен Дэвис, доказала, что любовь побеждает зло. Мы так вам обязаны. Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас?

Через тридцать лет Мириам случайно найдет ответ на свой риторический вопрос.

Вскоре после возвращения в Новую Зеландию Рубен получил желанное место лектора по теософии в Новозеландском университете Доминион в Веллингтоне. Мысли о Мириам не покидали его несколько месяцев, Рубен слал ей письма в аэропорт Лод и армию Израиля. Мириам их так и не получила.

Она знала, что Рубен надеялся на должность в университете, но стеснялась писать едва знакомому мужчине. Писать — совсем не то что разговаривать. Рубен стал рыцарем в сверкающих доспехах, человеком, за которого она мечтала выйти замуж. Рушить этот образ не хотелось. Мириам уверила себя, что ее чувства безответны — так безопаснее.

Рубен написал Самиру и семье Диабов несколько писем — о возвращении домой и впечатлениях от прилета в Новую Зеландию. В третьем письме отослал фотографию кувшина из-под рукописей: в знак того, что с подарком все в порядке.

Самир написал в ответ размашистым неровным почерком: семья рада знакомству и счастлива, что Рубен устроился в Новой Зеландии вместе с подарком. Еще Самир обмолвился: «Я очень жду крещения моего правнука, сына Захи — я писал вам о нем в прошлый раз. Его назвали Самиром, в мою честь. Маленький Самир — славный мальчик. В следующее воскресенье, седьмого октября, в нашей церкви будет большой семейный праздник».

Рубен ответил: «Вы, наверное, гордитесь, что стали прадедушкой такой большой и замечательной семьи, а маленький Самир через много-много лет займет ваше место». И добавил: «Не могу поверить. Я познакомился с девушкой по имени Джейн — она не любит регби! Но заверяет, что родилась и выросла в Новой Зеландии. Похоже, ей не хватает одного-двух новозеландских генов. Футбол и пиво ей тоже не нравятся».

Самир так и не получил это письмо.

Крещение маленького Самира состоялось на обычной утренней службе в воскресенье 7 октября, как и планировалось, но радостное событие паства встретила уныло. После службы Самир, Язид, Самира и Хусам уселись в автомобиль Хусама, чтобы ехать домой к Самиру на семейное торжество.

— Случилось то, чего я боялся, — новая война. Не хотел я, чтобы маленькому Самиру довелось такое испытать, — печально произнес Самир, пока Хусам заводил двигатель.

— Может, она всего на несколько дней, как в прошлый раз, — подбодрила родных Самира. — Ну хоть не надо беспокоиться о нашем древнем сокровище.

— И слава Богу, — ответил Язид. — Думаю, война продлится дольше, чем Шестидневная. Схватились вчера около двух пополудни. Египтяне и сирийцы сбили большую часть израильских самолетов, жертв не счесть. Радио слушали? Объявили призыв всех израильских запасников.

— Нападение в Йом-Кипур, священный день для евреев. Израильтяне такого не прощают, — добавил Хусам, стремительно выезжая с городской площади Иерихона на улицу Аль-Карамах. Он бросил взгляд на отца, сидевшего рядом. — США придут им на помощь. Похоже, назревает очередной Вьетнам, как считаешь?

— Осторожно!.. Хусам! О Боже!

Это были последние слова Язида.

Хусам ударил по тормозам, когда рядом с почтой перед ними очутился военный грузовик.

Водитель — запасник, которого призвали накануне, — еще не освоился с тяжелым грузовиком. Он полночи сочинял письмо своей невесте в Лос-Анджелесе, заверял ее в вечной любви на случай, если его убьют на войне, и только что отправил послание. Слишком поздно он услышал тошнотворный визг тормозов и заметил старую машину, вихляющую из стороны в сторону.

Водитель автоматически выжал педаль газа до пола в надежде проскочить перед носом и избежать столкновения. Будь он за рулем своего спортивного автомобиля, это удалось бы. Но не судьба. Тяжеловесный грузовик дернулся вперед, подрезал машину Хусама сзади, и ту занесло в сторону.

— Авария! — вскрикнул Хусам и попытался выровнять траекторию, крутя руль в противоположном направлении. Это было ошибкой. Лысые шины потеряли сцепление с дорогой, и машина перевернулась. Непристегнутых пассажиров подбросило, как тряпичных кукол.

Самир и Язид врезались головой в крышу и сломали шеи; смерть наступила мгновенно. Самира завизжала, ударившись о дверь, и потеряла сознание, когда машина завалилась набок.

Хусам глядел на разверзшийся ад, вбирая кадр за кадром, и бессмысленно продолжал рулить в отчаянной попытке справиться с управлением. Казалось, перевернутая машина скользила очень долго, хотя на самом деле прошло не более двух секунд. Затем она врезалась в столб, и Хусам потерял сознание. Бензин из бака пролился на горячий двигатель, автомобиль объяло пламенем.

Водитель грузовика с товарищем в ужасе наблюдали, затем выпрыгнули наружу. Схватили огнетушитель и направили на горящую машину, но тот лишь плюнул, зашипел, выпустил маленькое облачко пены и иссяк. Проверка и перезарядка огнетушителей предстояла в конце месяца.

Им оставалось лишь стоять и беспомощно смотреть, как подоспевшие местные пожарные гасят огонь и вытаскивают обугленные тела из автомобиля.

— Я увидел их в последний момент. Они возникли словно ниоткуда, — повторял молодой водитель снова и снова, всем, кто слушал. Приехал врач и объявил, что все пассажиры погибли на месте аварии — гражданские жертвы войны, которую уже окрестили войной Йом-Кипур.

Один из гостей опоздал на крещение — израильские солдаты искали у него оружие — и, проезжая по площади, наткнулся на место происшествия. Он узнал машину и жуткие останки пассажиров. Потрясенный, он с тяжелым сердцем отправился к Самиру домой, понимая, что роль скорбного вестника выпала ему.

Празднование обернулось поминками. Посеревший Захи со слезами на глазах сказал безутешным родственникам:

— Мы выбрали верное имя для нашего мальчика — оно будет напоминать об отце, дедушке, дяде и тете. Пусть же маленький Самир поднимется над их трагедией, вырастет таким, какими были они, и продолжит великую семейную традицию.

Когда закончился траур, семья Диабов решила сдать дом Самира беженцам-палестинцам. Съемщики не умели читать по-английски и отдавали письма Рубена брату Захи, который приходил за деньгами.

— Наверное, это один из старых знакомых Самира по археологическим раскопкам, — прикинул тот.

Брат не хотел беспокоить Захи, которому и так хватало забот из-за внезапного горя, рождения ребенка и последствий войны. Мучительно составлять ответ на английском ему тоже не улыбалось, а потому он отвез письма на иерихонскую почту, чтобы вернуть отправителю, и тем самым оборвал связь с величайшим сокровищем своей семьи.