Глава восьмая "Время прощаний"

И опять, как и год назад, скорый одесский поезд везёт Северного в Питер. Но если в тот приезд у Аркадия ещё были какие-то надежды на "светлое будущее", то сейчас, похоже, они близки к нулю. Всё вернулось на круги своя. По воспоминаниям людей, близко знавших его, он всё чаще и чаще говорит о смерти. Несмотря на свою бешеную популярность, Северный так же одинок, как и раньше. "Но сдаётся, что был и в толпе ты один." — напишет позже о нём Владимир Шандриков. Аркадий глубоко переживает своё одиночество, прекрасно понимая, что большинству "друзей" нужен не столько он, сколько его записи; а вернее — те деньги, которые можно за них выручить. Все любят артиста Северного, но никому нет дела до человека Аркадия Звездина. И, мучимый этой двойственностью, он продолжает искать выход, — даже уже и не просто выход, а забвение, — в вине.

Ему опять негде жить. Но выручают товарищи, и на этот раз не из музыкального, а из "делового" мира. Вячеслав Андреев, один из "руководителей" питерского подпольно-обойного бизнеса тех лет, вспоминал: "В 1979 году кто-то из компании попросил устроить Аркадия где- то жить. У меня он почти не жил. Разве что — неделю, другую. Так я его пристроил к одному из моих, к Кривому. В миру — Валерка Шорин, внук изобретателя звукового кино". Шорин к этому времени уже был знаком с Северным. Пару лет назад их познакомили братья Евгений и Гарик Кадниковы, время от времени посещавшие различные мероприятия с участием Аркадия. Но предоставим слово самому Валерию Шорину: "Весной 1979 года Аркадий стал жить у меня, на Анниковом проспекте (ныне Блюхера). Пригласил я его сам, говорю: "Поехали, Аркадий, поживёшь, хоть гардеробчик обновишь". Я тогда заколачивал по паре сотен в день. Правда, Аркаше я денег не давал. Он сразу с деньгами исчезал, и мог попасть во всякие истории. Я ему так и сказал: "Зачем тебе бабки? Ты прекрасно знаешь, что на кухне два холодильника постоянно забиты под завязку — один бухаловом, другой дефицитнейшей жратвой. Оба всегда в твоём распоряжении". Правда, второй холодильник ему не шибко-то и нужен был. Кормили мы его чуть ли не силком".

Что ж, на таком "пансионе" почему бы и не пожить? Тем более — "обновить гардеробчик". Мы уже приводили слова Натальи Звездиной об особом отношении её отца к своему внешнему виду. Да и Елена Раменская вспоминала: "… Всегда опрятен, аккуратен, отутюжен, при галстучке. Не опускался даже при своём бродячем образе жизни". Но ведь совершенно понятно, что при его-то образе жизни поддерживать приличный вид получается далеко не всегда. Так что вопрос одежды для Аркадия тоже весьма актуален. И он надолго обосновывается на этой квартире, платя хозяевам за гостеприимство единственным своим достоянием — песнями. "Дома у меня Аркадий пел часто, но записывался редко. Всё руки не доходили купить нормальную технику…" — рассказывал Валерий. К сожалению, сохранилась только одна из этих записей, весьма примечательная тем, что была сделана 12 марта 1979 года, в день сорокалетия Аркадия. Кстати, несколько домашних записей Северного сделал в том же 1979 году и Вячеслав Андреев. Но из них сохранилась тоже только одна. Все остальные домашние записи того периода, по словам Валерия Шорина, были растащены сразу после смерти Аркадия и бесследно сгинули где-то на просторах Союза.

Впрочем, если собрать все апокрифические рассказы о когда-то существовавших записях Северного, то получится неутешительный вывод, что сохранившееся наследие певца куда меньше пропавшего. Вспомним хотя бы рассказы Рудольфа Фукса о попытке переправить ленты с ранними записями Аркадия за рубеж контрабандой через Афганистан, где они и пропали в огне афганской войны; рассказы Калятина о коллекционере Андрее Андреевиче, постоянно писавшем Северного за бутылку. Были домашние записи и у Виктора Кингисеппа, но он их продал, даже не сделав себе копий, а последующий владелец поступил точно так же! И это только в Питере. Что ж, нельзя, конечно же, полностью отрицать принципиальную возможность существования этих записей. Аркадий очень много пел на разных квартирах, а магнитофоны были у всех. И сделать хотя бы кустарную запись труда не представляло. Но увы! Из них сохранились только считанные единицы. К примеру, вышеупомянутые у Славы Андреева и Валерия Шорина[21], у Александра Терца со Славой Масловым… А ещё — у Юры Давыдова, того самого таксиста, который подружился с Аркадием на первом концерте с "Братьями Жемчужными".

К сожалению, нам не удалось установить точную датировку "давыдовской" записи. Поэтому разговор о нем мы посчитали уместным начать здесь, — может быть, несколько погрешив против хронологии. Но обойти эту запись вниманием никак нельзя! Хотя, на первый взгляд она кажется ничем особо не примечательной. Если бы не одна фраза, сказанная в самом начале…

Но прежде чем предложить её вашему вниманию, нам хотелось бы напомнить читателю одну историю. В 1997 году был снят фильм Дмитрия Завильгельского об Аркадии Северном — "Он был почти что знаменит". Многие обратили внимание на прозвучавшие в этом фильме слова Владимира Тихомирова о том, что Аркадий является автором песни "Здравствуй, чужая милая.". Этот момент вызвал самые различные мнения и суждения. Но большинство людей, знавших Аркадия, с которыми нам приходилось разговаривать на эту тему, высказывали глубокие сомнения в авторстве Северного. Николай Серафимович Резанов, так тот вообще выразился, что "Это бред. Эта песня была известна ещё давно. Когда я был совсем мальчишкой — её пели. Дворовая, очень старая, времён "Сиреневого тумана". Нет, это абсолютная неправда и Тихомиров здесь ошибается". А в последнее время в печати появились доказательства того, что автором этой песни является Анатолий Горчинский. Так что версия о том, что Северный написал "Чужую милую", скорее всего — очередная красивая легенда. Ну, а теперь мы, наконец, приведём ту самую фразу из концерта "У Юры-таксиста", которую обещали. Итак, Северный говорит буквально следующее: "Я хочу вам спеть песню, которую я написал своей Наташке." После чего поёт "Наташенька, глотая пыль дорог." "Ну вот, — скажете вы, — только что авторы сами развенчивали легенду, а теперь новую создают". Нет, ещё раз оговоримся, что мы совсем не намерены создавать очередную легенду, а просто хотим поделиться с читателями некоторыми своими мыслями по поводу. Прослушав огромный массив записей Северного, мы не нашли больше ни одной, на которой Аркадий говорил бы подобные слова. Да, было неоднократно — "моя песня", "мои песни". Но в контексте такие слова однозначно воспринимаются как "песни, мною спетые". Здесь же — чётко: "я написал". Есть, правда, в домашней записи у В. Шорина заявление Аркадия, что он сочинил "Вешние воды", однако там он сразу говорит, что сочинил её "в 1951 году, когда пчёл на даче разводил". Как будто нарочно, чтобы ни у кого уже не оставалось сомнений в шутливом характере такого заявления. Да ведь и он сам неоднократно говорил, что никогда не присваивал чужих песен. Кроме того, мы так и не нашли в доступных нам источниках никаких сведений ни о других, хотя бы предполагаемых, авторах песни, ни об исполнении её кем-либо кроме Аркадия. Но не будем ставить на этом точку, так как всё-таки надеемся, что со временем будут найдены какие-то дополнительные материалы, позволяющие однозначно сказать — кто написал эту песню.

Однако, вернёмся в начало 1979 года, на квартиру В. Шорина. О работе Аркадия Северного в сфере нелегального обойного бизнеса рассказывает сам Валерий:

Ну что ж, двери обивать — занятие непыльное, но довольно-таки прибыльное по тем временам. Хотя и не такое, конечно, интеллигентное, как музыка. Но самому Северному здесь, как видите, молотком махать не приходится, хотя, по словам Шорина, спецовочку ему тоже подобрали. На всякий случай. А Аркадию хватает крыши над головой, и весёлой дружеской компании.

Мы, конечно, не будем перечислять всех, с кем тогда довелось общаться Аркадию в стенах этой гостеприимной квартиры. Тем более, что даже и самому её хозяину не всех теперь удаётся вспомнить! И это неудивительно — уж очень многим хотелось посмотреть на легендарного певца, выпить с ним, ну, и конечно же, послушать. И вот об одном таком "слушателе" мы хотим сказать пару слов, — очень уж неординарная история тогда приключилась! Однажды, по словам

Лидия Валентиновна Иванова, мать Елены Раменской вспоминала в 1994 году, что Владимир Раменский написал по просьбе Аркадия стихотворение, посвящённое его дочери — "Наташенька". Однако, тогда же она называла в числе песен, написанных Раменским, "Поручика Голицына" и "Сладку ягоду". Что, к сожалению, не придаёт особой достоверности её словам.

Валерия Шорина, к нему на квартиру заявился официант по кличке "Бегемот", из гостиницы "Ленинград", и"… Попросил Аркадия исполнить за стольник "Господа офицеры". Аркашка ему спел на кухне, тот дал сто рублей и говорит: "Ещё". Северный ему эту песню сделал три раза! Но у того денег больше не было, и он сказал: "Приходите в кабак, там всё отдам". Пришли мы в кабак…" Но здесь, для того, чтобы не рвать ткань повествования, нам всё-таки придётся остановить рассказ Шорина. Да простят нас читатели за такой "детективный" ход, но всё, произошедшее далее, действительно очень странно и загадочно, и затрагивает одну из самых таинственных сторон жизни Аркадия Северного. Так что окончание этой истории мы изложим, когда доберёмся в своём повествовании до соответствующего места.

Пока же вернёмся к Аркадию, который, как видите, по-прежнему готов петь кому угодно, и сколько угодно. И на квартире, и в ресторане.

Валерий Шорин вспоминал о подобных случаях:

Шорин вспоминал ещё и о том, как Аркадий порывался выступить, да так и не выступил в ресторане "Восток", в Приморском парке Победы. "Мы с Аркашей пришли туда просто посидеть. А кто-то привёл за наш столик шведов, один из которых был русского происхождения, звали его Борис. Занимался тут фарцовкой. Он и говорит: "Нам сказали, что здесь Аркадий Северный. Мы вообще не верили, что он ещё жив, и, по крайней мере, думали, что ему лет семьдесят". В общем, они не поверили, что Аркаша — это Аркаша, и пришлось ему, как всегда, петь.

В "Востоке " по каким-то дням недели выступало цыганское варьете "Монисто", а по другим дням — обычный ансамбль. Так было и в этот день, и в составе того ансамбля был Коля Резанов. И он всё Аркаше знаки делал, чтоб тот молчал. И на сцену пускать его не хотел. Но Аркаша таки дорвался к микрофону и стал петь "С добрым утром, тётя Хая". Однако вышел скандал, и микрофон отключили…"

Эта история, кстати, подтверждается и рассказом Елены Раменской. Но что ещё интересно! История эта почти один к одному похожа на ту, про которую рассказывали в Киеве! О том, как в мае 1977 года Аркадию не удалось "выступить" в ресторане "Спорт" с Гришей Бальбером. Мы писали об этом в главе "1977-й год". Случайное ли это совпадение, или нечто другое — мы судить не берёмся. Но это не так уж и важно, наверное. Гораздо примечательнее всё-таки то, что Аркадий Северный, как видите, начал уже приобретать и международную известность! От которой ему, по правде-то говоря, — ни жарко, ни холодно. Да и известность эта какая-то "кривая", как и вся его жизнь. Всё время приходится доказывать, что Северный — это он, Аркадий Звездин. Иногда — получается, иногда — не совсем.

Ведь шальная ресторанная жизнь, закрутившая Аркадия с его новыми "деловыми" знакомыми — это не только брызги шампанского. И истории в ней случаются всякие. Владимир Тихомиров и Валерий Шорин вспоминали об одном случае, едва не закончившемся для Аркадия трагически. Однажды вся компания: Северный, Тихомиров, Андреев и Шорин, гуляла в ресторане "Приморский", что на Петроградской. И "вступила в конфликт" с компанией каких-то военнослужащих. Так, увы, часто бывает в нашей жизни. До драки в ресторане дело, к счастью не дошло. Но потом Аркадий почему-то решил покинуть товарищей, и в одиночку пойти домой к Раменским. В итоге его нашли утром в парадной их дома, сильно избитого, со сломанной рукой. Как оказалось, по роковой случайности Аркадий ушёл из ресторана в дублёнке Славы Андреева, которого доблестные советские офицеры считали своим главным обидчиком. И вот они, приняв Аркадия за хозяина этой злополучной дублёнки, отвели свою пьяную душу. С одной стороны — история самая что ни на есть житейская. А с другой, слишком часто такие истории заканчивались трагически. Но, видимо, был у Аркадия ангел-хранитель, и потому обошлось ему это приключение "малой кровью". Хотя продолжение у него тоже было достаточно "весёлое".

Аркадия поместили в больницу имени Ленина (ныне — Покровская), на Большом проспекте Васильевского острова. И уже через день всё та же компания заявилась к нему с коньяком и закуской. Думаем, что не надо объяснять, чем это закончилось! Но если в этот день друзья уговорили дежурную медсестру не поднимать шум из-за "концерта", устроенного Аркадием Северным для своей палаты, то на следующий день подобный "концерт" был дан уже для всего отделения. Замять это не удалось, и Аркадий за нарушение режима был досрочно выписан из больницы.

Но, несмотря ни на что, музыкальная деятельность артиста потихоньку продолжается. В апреле 1979 года происходит довольно-таки неординарное событие. На квартире Шорина Аркадия находит. его первый импресарио Рудольф Фукс! Которому приходит в голову, как всегда, очень оригинальная идея. Вот, что он сам рассказывает об этом: "В начале 1979 года ко мне обратился лидер рок-группы "Россияне" Жора Ордановский — с просьбой написать либретто рок- оперы. Жора был парень отчаянный, он решил сделать рок-оперу не о чём-нибудь, а об исходе евреев из Египта! И название у неё было запланировано — "Пророк Моисей". Я написал либретто, Жора стал прикидывать мелодии, и уже начались даже репетиции… И в это время я узнал, что Аркадий находится в Ленинграде. Я уже его не записывал в то время, а тут подумал: а не попробовать ли Аркадию спеть с "Россиянами"? И вот мы организовали это мероприятие — в котельной, где рядом размещался какой-то подростковый клуб, и… управление МВД! Северный спел с "Россиянами" пару песен, и получилось это настолько великолепно — мурашки по коже! Но запись не удалась, акустики в этой котельной не было никакой. Я пригласил на эту запись Сергея Маклакова, так он просто плюнул на всё, и уехал. Я ещё побился немного, но ничего не получилось…"

Присутствовал на этой записи и Валерий Шорин: "Эту запись я отлично помню — около "Универсама" на Анниковом, угол Энергетиков. Там был клуб жилконторы, или что-то в этом роде… И вот, в этот клуб для того, чтобы сыграть вместе с Северным, приехал ансамбль "Россияне", на "ПАЗике". Пел с ними Аркадий в основном свои старые вещи. В этом клубе были какие-то странные стены, звук отдавал очень сильно. Рудольф говорит: "Не пошла запись, надо переписывать по новой". Но Аркашауже не захотел".

Однако, несмотря на то, что пение Аркадия производит на Фукса такое впечатление, работать вместе им уже не придётся. Рудольфу становится просто не до того: опера "Пророк Моисей" обращает на себя внимание соответствующих органов, и в июне того же, 1979 года, Фукс, от греха подальше, покидает советскую Родину. Распрощавшись с Аркадием навсегда. И не продираясь лесами Карельского перешейка через пограничные кордоны и контрольно-следовые полосы в Финляндию, как нафантазировали про Рудольфа Израилевича С. И. Маклаков и В. П. Коцишевский, а обычным путём, по израильской визе и почти по тому же маршруту, который выбрал для себя во время записи "Серии А" сам Северный.

Отчаянному же парню Жоре Ордановскому судьба через несколько лет выкинет и вовсе черную карту… В один прекрасный день он выйдет из дому и больше уже не вернётся. Есть ли тут связь с историей несостоявшейся рок-оперы? Одному Богу ведомо. Но ходит с той поры и до наших дней одна легенда об исчезновении Георгия Ордановского: что ушёл он не куда-то там, а. в монастырь. Где и пребывает сейчас в полном здравии и душевном покое. Неисповедимы пути Господни! Как объяснить, что вскоре после этой неудавшейся постановки оперы с библейским сюжетом Северный записывается с ансамблем, которому по чьей-то. воле? прихоти?.. дали название "Божья обитель"? Со вступительным словом о днях, проведённых в монастыре… Только ли это простое совпадение? Кто знает.

И это тем более непонятно потому, что ансамбль с таким оригинальным именем на сто процентов состоит из. "Братьев Жемчужных" во главе с Резановым! Только теперь почему-то им хочется называться по-новому. Как это произошло — никто уже толком и вспомнить не может. Николай Резанов, которого, по его собственному признанию, до сих пор коробит от названия "Братья Жемчужные", говорил только, что"… имя "Братья Жемчужные" стало лейблом, и менять его уже как-то не получалось… Правда, мы иногда назывались по-другому… "Святые братья" там какие-то…" Из слов Резанова всё равно неясно — почему. Но догадаться нетрудно — это, скорее всего, просто режиссёрская задумка. Ведь концерт предназначался "на рынок", и ему, соответственно, нужен был товарный вид. С ореолом "романтики" и всего такого прочего. Да это и не особенно ново: именно для той же высокой цели у наших коллекционеров и повелась традиция сочинять всякие залепухи в виде "художественных вступлений" к концертам. Но здесь эта традиция развёрнута аж до гротеска. Правда, создать иллюзию, что Северный вновь кочует на гастролях — мысль тоже не оригинальная; и поскольку тема Байкало-Амурской магистрали уже затаскана до неприличия, Северного на этот раз "отправляют" в горы. Где он попадает. впрочем, не будем ещё раз пересказывать эту душераздирающую историю про монастырь…

О казусах, случавшихся с Аркадием Северным в лечебных учреждениях, существует немало историй. Например, история, напечатанная подпольным рок-журналом "Ухо" в № 3 за 1983-й год: "Однажды лечился А.С. от хронического алкоголизма. Рассказ врача: "Так, вроде, мужик в пижаме и мужик в пижаме, но есть какой-то шарм, его и не знали сначала, а потом… ну вот, курить он выходит, и через десять минут все, кто был в курилке — его друзья, и не просто, а закадычные, он весь был подкупающе хорошим, что ли, располагал к себе не только алкашей, но и врачей, персонал, говорил красиво, просто и умно, закругляя этак, вроде с прибаутками. Но они не замечались. Весёлый был и умный. Но вот не везло ему, что ли, т. к. в больнице он умудрился сломать ногу. Как сказать? Он не был в центре событий, но вокруг него обязательно что-то происходило. Тут один псих сказал, что он излучает энергию и она материализуется. Ну так. Сломал он ногу, а уже была договорённость, что он будет петь, ну что-то типа концерта. Сломанная нога, ругань врачей, так он разрешил, больные его на руках перенесли на сцену, соорудили ему спец-стул, и он пел и играл на гитаре. Ну, чудесный концерт. Артист, понимаешь, от Бога, да и человек хороший. Жалко его. Очень жалко".

Теперь уже невозможно сказать, — исходят ли эти истории из одного реального случая, или из разных, и каков этот случай был на самом деле. И остаётся только фиксировать вариации Легенды, неизбежно возникающие при изустной передаче.

Внимательный читатель не может не заметить, что в рассказах Фукса и Шорина есть некоторые расхождения относительно места проведения записи. Нам кажется, что это — всё те же игры времени и памяти, на которые нам уже не раз приходилось сетовать на страницах этой книги…

Остановимся на другом занятном моменте — имени ансамбля. Аркадий вполне определённо называет его — "Божья обитель", но. часть коллекционеров, — видимо, ошарашенная монастырской историей, — присвоила ансамблю из этого концерта совсем другое название! "Святые братья" — о котором как раз и упоминал Н. Резанов, в приведённой выше цитате. В общем, нормальная российская путаница. А некоторые не поддались на провокации и записали этот концерт всё-таки за "Братьями Жемчужными". Это и понятно: даже малоискушённый слушатель сразу легко узнавал их по неповторимому голосу Резанова. Да и джазовый стиль "Жемчужных" никуда не делся. Он, конечно, стал сильно электрифицирован, но не будем сейчас зацикливаться на таких тонкостях. Стилистическое разнообразие музыки "Жемчужных" — это предмет для отдельного разговора.

Репертуар концерта "Божьей обители" получился весьма разнообразным, можно даже сказать — "пёстрым", как и большинство предыдущих маклаковских концертов: тут есть и классический блат, и новая песня на белогвардейскую тему, и лирика, и песни в современных ритмах. Многие — опять же, на стихи Раменского. Вот только со словами песен у Аркадия опять идёт сплошная импровизация. Которая восхищала далеко не всех. Как раз про этот концерт вспоминал Валентин Мироновский: "… Так безбожно врал текст, что за голову схватишься. Например, "друг будто врач" вместо "враг". Потому что не вдумывался, ему лень было хоть раз перед исполнением по тексту пробежаться. Спел — и ладно, никаких дублей". Кстати, дублей Аркадий вообще не любил. В таких случаях, как вспоминала Елена Раменская, "Аркадий злился в шутку: "Чёрт бы побрал — надоело петь. Я эту песню почти наизусть выучил". Он же всегда по листочку, редко на память пел. Спел песню — и сразу про неё забыл, Володя даже иногда обижался".

Однако, надо заметить, что уж каким-каким, а "весёлым" этот концерт назвать никак не получается. Несмотря на то, что в нём всё-таки есть и "шуточные" песни. Но — увы! как бывало уже не раз, в их исполнении у Аркадия не чувствуется никакого искреннего веселья. А о причинах этого мы уж не будем повторяться. Но эта "мрачность", по-видимому, осталась незамеченной организаторами концерта, — все слишком хорошо помнили весёлого парня с гитарой — Аркашу Северного, и поэтому вновь поспешили украсить программу разными хохмочками. Да и про тот же "товарный вид" им надо было помнить; ведь чистая тоска — она на любителя. Что ж, Аркадий делает эти хохмочки. используя свой, уже немалый опыт в их подаче; но заметно, что ему самому при этом нисколько не весело. Впрочем, и шуточные песни тут не ахти какие; например, тот же "Курятник" производит совершенно удручающее впечатление, как вымученным весельем исполнения, так и вымученным юмором текста. Всё-таки для Раменского это был, судя по всему, вовсе "не его" жанр. Вспомнить хотя бы достаточно заунывную "Балладу о тринадцатом номере" из концерта "Листья жёлтые". Наверное, это понимал и сам Владимир Николаевич, потому что никогда особо и не налегал на юморной жанр, и в историю советской неподцензурной песни он всё-таки вошёл как автор совершенно другого плана.

Это был последний в этом году концерт Северного, в котором принимали участие музыканты "Братьев Жемчужных". Аркадий вскоре в очередной раз надолго покинет Ленинград, а "Братья" потихоньку начинают сворачивать свою концертную деятельность. Была, правда, ещё их совместная запись с Евгением Абдрахмановым, но особого успеха она не имела, и сейчас представляет интерес разве только для совсем уж "продвинутых" коллекционеров. Многие тексты этого автора-исполнителя были откровенно слабы, и не дотягивали даже до улично- дворового уровня. К тому же и вокальными данными Бог его не сподобил. А ведь именно по этой причине С. И. Маклаков отказал в записи гораздо более талантливому автору — Игорю Эренбургу, который, как и Абдрахманов, специально для этого приехал из Москвы. Сейчас Эренбург почти никому неизвестен, хотя и является автором целого пласта песен, которые стали воистину народными и пелись как Аркадием Северным, так и многими другими исполнителями. Один только "Мой приятель студент." чего стоит! Но Абдрахманова рекомендовал Сергею Ивановичу Г. С. Ивановский, которому он не мог и не хотел отказать. А Игорь, судя по всему, нашёл Маклакова то ли сам, то ли взяв адрес у. Северного. По словам самого Аркадия, он был знаком с Эренбургом. Игорь непонятным образом нашёл Северного на одной из "конспиративных" московских квартир, где тот обретался в какой-то из своих приездов. Аркадий рассказывал потом, что Эренбург разрешил ему петь все свои песни. Впрочем, в те времена, как, кстати, и сейчас, отношение к авторским правам было довольно своеобразное, и разрешение Эренбурга было чисто формальным: ведь Северный пел его песни и до того. А концерт Эренбурга в Питере всё-таки состоялся. Раменский у себя дома записал его под две гитары с Резановым, сохранив тем самым для истории авторское исполнение многих и многих известных песен.

А Аркадий, переждав весеннюю непогоду, с первым летним солнышком вновь собирается "на юга". Это у него уже стало традицией — проводить лето на берегу Чёрного моря (жаль только, что эта традиция не продлилась хотя бы на несколько лет дольше.). В этот раз на квартире Шорина его находят эмиссары с Кубани. Причём длинными и окольными путями. С. И. Маклаков вспоминал, что к нему обратились с просьбой о "наведении контакта" с Аркадием музыкальные деятели из Краснодарского края. Одним из них был Станислав Сафонов, — один из тех людей, для которых в нашем повествовании уже сложилось традиционное определение "коллекционер и продюсер". В то время он возглавлял студию звукозаписи в комбинате бытового обслуживания города Тихорецка, то есть, работал под вполне официальной крышей. Правда, записями каких-либо исполнителей "вживую" Сафонов до той поры не занимался. Но, что немаловажно, был знаком с также проживающим в Тихорецке Анатолием Мезенцевым — музыкальным руководителем того самого ансамбля "Магаданцы", чьи оркестровые записи блатных песен разошлись по всей стране ещё в начале 70-х годов. Мы уже несколько раз упоминали об этом в предыдущих главах. Закончив свои трудовые подвиги в столице Колымского края, Мезенцев перебрался на родные просторы Кубанщины, и работал в то время клавишником в привокзальном ресторане станции Тихорецкая.

Но, судя по всему, у "кубанских" не было прямого выхода на питерское окружение Аркадия. Станислав Сафонов с помощью Мезенцева связался сначала с его знакомым — Леонидом Павловым, питерским коллекционером, по "заказу" которого как раз и была произведена та легендарная магаданская запись. Павлов вывел на Маклакова, а там и до Северного рукой подать. От знакомого к знакомому, от адреса к адресу — по цепочке, в конце которой дом номер 9 по Анникову проспекту, явочная квартира Валеры "Кривого".

В общем, нам приходится в очередной раз обратиться к воспоминаниям Валерия Шорина, потому как именно он в данный промежуток времени наиболее тесно общался с Аркадием Северным. И даже ездил вместе с ним в Тихорецк. По словам Валерия, к нему в начале лета этого, 1979 года, в поисках Аркадия Северного зашёл "толстенький мужичок", представившийся Анатолием. Судя по всему, организаторам визита показалось недостаточным просто передать Аркадию приглашение через Павлова и Маклакова, и "курьер" от Станислава Сафонова лично прибыл с этой миссией на берега Невы. И, как оказалось, не зря.

"Толик пригласил Аркашку на записи в Тихорецк, и сразу забашлял ему 300рублей авансом, — вспоминает В. Шорин. — И Аркадий тут же загулял. Появился он только тогда, когда бабки кончились, и говорит: "Кривой, на хрена мне в такую даль тащиться?" Но я его уговорил: "Аркаша, капусту обещают хорошую, поехали". Аркадий тогда и говорит: "Ну, вместе — поехали". После этого мы ещё две недели собирались, и, наконец, поехали. Толик к тому времени уже уехал".

Уезжали Аркадий с Шориным под шикарные проводы, только что без оркестра. На Московский вокзал к фирменному поезду № 11 "Северная пальмира" (Ленинград — Адлер) явилось множество народа. Как вспоминал Шорин: "Сергей Петрович Соколов привёл своих знакомых — больших милицейских чинов, моя жена Галина, работающая в системе МПС, — кучу железнодорожного начальства… Да и все остальные товарищи провожающие пришли со своими знакомыми и "знакомыми знакомых". Проводница просто обалдела, всё спрашивала: "Кто ж вы такие?". У нас было отдельное купе. В дорогу нам друзья дали столько… Поэтому я дорогу почти и не запомнил".

Однако проводники знали своё дело, и позаботились, чтоб наши друзья не проехали станцию Тихорецкую, на которую адлеровский поезд приходит глубокой ночью. Итак, летняя ночь, пустой перрон. "В Тихорецк Аркашка прибыл!" А что же делать дальше? — "Долго мы ещё искали дом этого Толика, спросить-то ночью не у кого. Наконец, нашли. Дом у него был — хибара голимая. И Толик прямо ночью побежал к Славе, докладывать, что приехал Аркадий".

На следующий же день и сам Аркадий является к Славе — то есть, к Станиславу Сафонову, — который проживал в роскошной вилле на окраине Тихорецка. По крайней мере, так характеризовал жилище Сафонова Валерий Шорин. Хотя, конечно, понятия о роскоши в те времена были совершенно не такие, как сейчас. А так как Аркадий оказывается в Тихорецке довольно неожиданно и ничего ещё толком не готово, то Северному с Шориным остаётся пока только развлекаться. Но как развлечёшься в маленьком южном городе? Уже отдано должное щедротам Краснодарского края, где что вишня, что раки — всё продаётся и меряется только вёдрами. Такова здесь, наверное, основная мера измерения "сыпучих товаров". "Обследованы" все увеселительные заведения, которых, правда, — раз, два и обчёлся. И Аркадий понемногу начинает куролесить.

"Слава сразу сказал Аркадию: "Не светись тут, не говори никому, что ты Северный!" — вспоминает Валерий Шорин. — "Но Аркашку разве удержишь! Там в Тихорецке была какая-то речка, полтора метра шириной, а за ней кусты, где собирались и выпивали местные компании. И вот Аркадий устроил на этом "городском пляже" своё выступление под гитару. Местные были в восторге!"… В отличие от Станислава Сафонова, которому такая "реклама" совершенно не нужна. Он спешит поскорее начать работу. Поисками ансамбля, который будет аккомпанировать Аркадию, особенно утруждаться не приходится — хоть Тихорецк и небольшой городишко, но в нём всё-таки есть несколько ресторанов. А соответственно — и музыкальных коллективов, не чуждых Жанру. Но самое главное, как мы уже говорили, это то, что в Тихорецке живёт и работает Анатолий Мезенцев — высококлассный музыкант, и личность, уже достаточно известная в Жанре…

Вот что вспоминает об этом сам Анатолий Иванович: "Естественно, Славик. пришёл ко мне. Звонит мне: "Так, мол, и так, мол, приехал Аркадий, ты не мог бы организовать что- нибудь типа оркестрика, чтобы записать его программу?"…Я сколотил оркестр очень быстро, буквально за сутки я собрал музыкантов. Барабанщик был из Туапсе, Савельев Петя, он у меня в Магадане, кстати, работал. Монахов Володя был, гитарист очень приличный, Куртуков Олег с Тамани… Ну, вот и всё. И я…Все работали в ресторанах, только в разных."

Итак, ансамбль собран, экспромтом ему придумано название, в котором заложена как бы сама суть мероприятия — "Встреча"… Впрочем, так назывался и ресторан, в котором работал сам Анатолий Мезенцев! В те времена это было самое обычное, можно сказать — стандартное название для привокзальных кабаков Юга. И вот 3-его июня, когда в Тихорецке празднуют День города, начинается запись.

Производилась она, разумеется, в "вотчине" Станислава Сафонова, в здании комбината бытового обслуживания. Правда, не в самой студии звукозаписи, слишком тесной для такого мероприятия, а в смежном помещении фотоателье. Оно размещалось в полуподвале, и духота там была изрядная, так что Аркадию пришлось выступать в одних трусах. И так не один день, потому что записывалось всё это в несколько приёмов. В результате чего получилась запись совершенно немыслимой длины и невразумительного состава, но с весьма приличным техническим уровнем — как игры, так и звукорежиссуры. Что же касается музыкальной стилистики. С одной стороны, оригинальной её, конечно, не назовёшь. Как мы помним, Анатолий Мезенцев когда-то выступил одним из пионеров записи блатных песен в электромузыкальной ВИА-аранжировке. И, судя по записи "Встречи", можно было бы сделать вывод, что он так и остался верным адептом этого стиля — не особо замысловатого и, на наш взгляд, достаточно шаблонного… Но, на самом деле, у Анатолия Мезенцева вообще не было никакого "стилистического" подхода. По его собственным словам, к тому времени он уже совершенно не увлекался этим жанром, и всерьёз занимался только джазом. Но джазовая оркестровка — дело весьма сложное, поэтому и решили, особо не мудрствуя, обратиться к простому и обкатанному стилю ресторанного ВИА. Именно в самом шаблонном варианте… "Никакой репетиции не было совершенно, всё было спонтанно, экспромтом. Раз, два, три и — вперёд, поехали. Аккорд — прощупали, что там… Да какая там гармония?! Три аккорда" — так рассказывает об этом сам Анатолий Иванович… Впрочем, для сегодняшних дней как раз всем этим и интересна музыка того концерта. Когда её слушаешь, можно вновь представить себя в третьеразрядном ресторане семидесятых, ощутить вкус наполовину пригорелого, наполовину недожаренного цыплёнка, разбавленной водки, и аромат дешёвых духов дежурной "подруги". Да, иногда накатывает "ностальгия" и по таким вещам. и по такому музыкальному сопровождению, которое устроил ансамбль "Встреча" Аркадию Северному.

Очевидно, что Станислав Сафонов не ставил себе задачу — сделать какой-то оригинальный концерт Северного. Он просто решает ещё раз записать самые популярные песни из репертуара Аркадия, в таком стандартном сопровождении. Ну, в самом деле, не всем же углубляться в джазовые тонкости "Жемчужных" или "староэстрадные" пассажи "Черноморской чайки"! Тем более, именно стиль электроВИА звучал тогда в подавляющем большинстве провинциальных ресторанов нашей Родины, о чём мы уже вскользь упоминали в рассказе про "Аэлиту". Что ж, тогда была сделана ставка на классику, теперь — на ширпотреб. Но мы не знаем, конечно, каковы были задумки организаторов. Сделали ли они такую музыку только лишь потому, что так получилось само по себе; или, как и положено по законам рынка, всё-таки учитывали и вкус потенциального потребителя. Но, по крайней мере, история показала, что в этом они не промахнулись. Тихорецкие записи стали в народе любимы и популярны.

Надо ещё сказать, что вдобавок к песням "в сопровождении" был записан ещё и небольшой концерт Северного с Мезенцевым под гитару, на котором прозвучали вещи, по каким-либо причинам не исполненные вместе со "Встречей". Но это было уже "сверхплановое", можно даже сказать — экспромтное мероприятие. "Мы с ним сидели вечера два, наверное, в студии у Славика, писали. Две гитары даже. Я взял гитару, и он… Просто сели и записали, безо всякого… Даже и не преследовали цель, чтобы именно под гитару записать концерт " — так вспоминал об этом Анатолий Мезенцев.

Но километры магнитной ленты, намотанные сафоновским "АКАІ-650" и лёгшие в основу бесчисленных вариантов "Тихорецких концертов", оказываются не единственным итогом этой марафонской записи! Валерий Шорин привёл ещё одну, очень интересную деталь: кроме магнитных записей были сделаны ещё и гибкие пластинки с песнями из этого концерта; правда, не совсем понятно — какие именно пластинки. По словам Шорина, они были сделаны фабричным способом, с настоящей матрицы, — что нам представляется весьма сомнительным. Вряд ли это было возможно в условиях обычной провинциальной студии. Вероятней всего, пластинки там делали методом самой обычной нарезки — по той самой, старой доброй рентгениздатовской технологии… В конце 70-х годов этот вид промысла, практически уже забытый в Питере, ещё вполне процветал как раз таки в маленьких студиях звукозаписи Южных краёв. Так что ничего сверхъестественного в этой истории нет. Вот только ни нам, ни нашим знакомым, такие пластинки, к сожалению, не попадались. А примечательность этой истории состоит в том, что Аркадий как будто вновь возвращался в свою бедовую молодость, когда его дебют в "студии звукозаписи" в 1963 году тоже завершился выпуском нарезанных пластинок…

Но, на самом деле, Северному от этого уже ни горячо, ни холодно. Что ему — записи сделаны, деньги отработаны. Пора уже и в дорогу. Тем более, что Шорин давно уже, плюнув на надоевший провинциальный быт, вернулся в Питер. А новым тихорецким знакомым общество Аркадия понемногу начинает становиться в тягость… Анатолий Мезенцев, довольно близко сошедшийся с Аркадием после записи, вспоминал: "Ну, вот мы с ним покуролесили, с Аркадием… Он ко мне так прирос… Почему прирос? Потому что я сам любил выпить по жизни… А он — страстный любитель этих вещей. Он пил всё, что льется, и закусывал, чем придётся, это не принципиально для него было. И когда мы с ним приезжали сюда, ко мне, Татьяна начинает хлопотать, закусить чего-нибудь, а он: "Танечка! Я ж тебе не Вовка Высоцкий! Это тому сервис подавай, а мне огурчика солёного хватит!". И его уже, честно говоря, не могли выпроводить отсюда, от так забухал, загулял, уже начал шататься где-то на турбазу. Там с какими-то такими распальцованными познакомился. На гитаре им играл на берегу, пел. Потом мы стали уже оббегать его… Он меня начинал доставать просто." И, конечно, Станислава Сафонова, который с самого начала не хотел никакой подобной "рекламы", все это тоже отнюдь не восхищает. И потому, Аркаша, будь добр. А куда ехать-то? Но тут, ко всеобщему удовлетворению, Аркадия приглашают продолжить "гастроли по Кубани". Делает это коллекционер Николай Пушкарский, знакомый Станислава Сафонова, лично присутствовавший на записях "Встречи". Сам он живет в станице Кущёвской — довольно крупном райцентре, что в 90 километрах к северу от Тихорецка. Сюда он и увозит на своей машине Аркадия Северного.

Но, конечно же, сам Аркадий постарался представить все это дело в более "романтическом" свете. Вероятно, все любители творчества Северного помнят рассказанную им весёлую байку, о том, как он вновь "отстал от поезда", и очутился, стало быть, в этой самой "ЭсТэ Кущёвке"… Кстати говоря, железнодорожная станция в станице Кущёвской действительно так и называется — Кущёвка, что является довольно обычным делом для тех мест. Если уж на то пошло, то "отстав от поезда" в предыдущий раз, Аркадий должен был увидеть не "ой, а зохен вэй, город Тихорецк", а, соответственно, "ЭсТэ Тихорецкую"… Впрочем, оставим географические изыски, и обратимся уже непосредственно к записи, навсегда прославившей мало кому в России известную станицу Кущёвскую, — по крайней мере, в глазах всех любителей творчества Северного.

Николай Пушкарский сразу же берется за организацию, в которой ему помогают друзья — причём, вовсе не "крутые" коллекционеры, а простые любители жанра: Александр Федорович — начальник кущёвского "Межколхозстроя", и Жора — прораб из той же организации. Аркадий несколько раз помянет их на записи, тем самым запечатлев для истории имена скромных тружеников советского строительства, оказавших финансовую и организационную поддержку этому мероприятию… Ну, а Пушкарский тем временем довольно быстро собирает ансамбль, который будет аккомпанировать Северному. К сожалению, имена всех музыкантов сейчас уже вспомнить никому не удалось, и известно только, что на рояле играл Александр Слобко, а на гитаре — Нариман. Но надо сказать, что состав этого ансамбля, получившего стандартное для местной самодеятельности название "Казачок", оказался весьма удачным! И вот в одну из ночей, в помещении Дома культуры Степнянского зерносовхоза, начинается запись концерта…

Итак, звучит вступление — бессмертная мелодия Василия Павловича Соловьёва-Седого про город над вольной Невой, до которого Аркадий "никак не может добраться". И как звучит! С первых аккордов ясно, что на этот раз Аркадия сопровождает самый что ни на есть "классический" аккомпанемент, построенный на изысканном сочетании фортепиано и аккордеона. Похоже, что подход организаторов концерта к "музыкальной концепции" оказался совершенно противоположным тому, что был в Тихорецке! Хотя, на самом деле, здесь тоже не было вовсе никакого "подхода"… Просто собрали тех музыкантов, что оказались под рукой, а получилось вдруг неожиданно для всех очень удачно. И вот в таком камерном, но всё же богатом по звучанию, сопровождении Аркадий Северный начинает концерт:

Конечно, всем слушателям сразу запомнилась эта песня, моментально вошедшая в золотой фонд блатной классики. Но и все остальные тоже — были на уровне. Жаль вот только, что получилось совсем немного — всего час звучания. Сколько песен было тогда спето — никто уже не помнит, а сохранившаяся фонограмма неоднородна как по звуку, так и по аккомпанементу, с явными следами монтажа. Впрочем, и то хорошо, потому что остальные записи, сделанные в станице Кущёвской, похоже, вообще не сохранились. А по воспоминаниям Николая Пушкарского, за те пять дней, что Аркадий провёл в Кущёвской, была сделана даже не одна, а несколько домашних записей под гитару. И, кроме них, было ещё одно, весьма примечательное мероприятие — концерт "для бомжей". В то время в Кущёвской работали на стройках тунеядцы, сосланные "на 101 километрик", — то есть, уже даже не любители, а почти что прямые герои Жанра. И конечно, Аркадий не мог не порадовать их своим пением…

Но вот уже закончена и кущёвская гастроль, и пора двигаться дальше… Но, к сожалению, нам так и не удалось точно узнать, как Аркадий покинул Кущёвку, и куда же он, собственно, отправился. Однако есть один весьма любопытный слух, который мы считаем нужным здесь привести. Рассказывают, что вскоре после кубанских записей Аркадия пригласили петь на пикничок к. партийному руководству Краснодарского края! Насколько это соответствовало действительности — трудно судить. Конечно, первый секретарь Краснодарского краевого комитета КПСС тов. С. Ф. Медунов, был именно тем человеком, от которого можно было этого ожидать. Удельный князь богатейшего южного края, причём (как позже про него писали), авторитет не только по партийной, но и по криминальной линии, живое олицетворение слияния партийной и уголовной элит… Но действительно ли пел Аркадий пред его сиятельным взором? Точных сведений нам, к сожалению, раздобыть не удалось. Может быть, так оно всё и было, а может, "партийное руководство", для которого пел тогда Аркадий, было не более чем каким-нибудь инструктором Тихорецкого или Кущёвского райкома КПСС. Которого позднее народная фантазия вполне могла превратить не только в Медунова, но и в дорогого и любимого Леонида Ильича Брежнева. Такие "былины" нам тоже доводилось слышать. И большинству из них, кстати, положил начало не кто иной, как сам Северный! Но об этом мы расскажем чуть позже, а пока вернёмся к Аркадию. Итак, нам не удалось получить информацию о его дальнейшем маршруте, однако предположения можно строить достаточно уверенно. Поскольку никто и никогда не вспоминал о том, чтоб Северный возвращался в Тихорецк, либо посещал иные города Краснодарского края или Черноморского побережья, — остается считать, что из Кущёвской Аркадий двигался всё в том же направлении. С гостеприимного Юга к родимому Северу. А всего в 70 километрах к северу от Кущёвской лежит город Ростов-на-Дону…

Ростов-папа! О пребывании Аркадия Северного в этом славном городе всегда ходили самые разнообразные слухи и рассказы. Правда, большинство из них было, конечно же, не более, чем мифами… Ведь визит на берега Дона полагался Аркадию просто-таки по закону жанра — ну как же легендарному шансонье после Одессы-мамы не побывать в Ростове-папе! И, вероятно, рассказы об этом должны были появиться в любом случае, независимо от того, что было на самом деле. Однако, сейчас о пребывании Северного в Ростове стала всплывать уже довольно конкретная информация — с адресами и фамилиями действующих лиц. Но, к сожалению, нам пока ещё не удалось установить точную датировку и последовательность этих событий. Поэтому мы и позволим себе привести их здесь, после рассказа о Кубани, в соответствии с географической логикой того гастрольного путешествия Аркадия Северного.

Ростовчанин Александр Олегович Кожин рассказал нам, что Северный приезжал в Донскую столицу по приглашению известного ростовского бизнесмена Александра Соболева, который познакомился с Аркадием в Москве. Но вот когда? Знакомство вполне могло состояться осенью 1978 года, — в тот период, о котором мы выше писали, как о "белом пятне" в биографии Северного; а сам визит в Ростов мог быть и той же осенью 1978-го, или… летом 1979-го, как раз после Тихорецка. И, скорее всего, напрашивается вывод, что Аркадий гостил в Ростове не один раз. У нас есть свидетельства о событиях, которые также могут быть совершенно неоднозначно истолкованы в части их датировки. Например, тот же А. О. Кожин приводит одну весьма интересную деталь: Северный жил тогда в гостинице "Интурист", а с ним была очень красивая женщина из куртизанок, которая его затем обобрала. Если считать, что это было в 1978 году, то эту историю возможно соотнести с рассказом о "Зине, укравшей деньги". Но ведь с не меньшим основанием можно считать, что здесь идёт речь о деньгах, пропавших после тихорецких гастролей, о чём вспоминали многие, знавшие Аркадия. Мы уже упоминали об этом в предыдущей главе. Впрочем, все эти рассуждения уже смахивают на "детективное расследование", которое мы не находим нужным здесь проводить. Скажем только, что если Северный и был в Ростове- на-Дону несколько раз, события этих визитов давно уже перепутались в людской памяти.

Тем не менее, мы считаем необходимым привести на этих страницах немногочисленные подробности о пребывании Аркадия Северного в Ростове, которые нам удалось узнать. Может, и найдётся ещё какой-нибудь свидетель тех давних событий. Итак, судя по всему, ростовские гастроли растянулись у Аркадия не на один день, потому что очевидцы рассказывали про многочисленные его выступления. Часть их состоялась в ресторане "Казачий курень" на левом берегу Дона, а часть — в пивбаре "Театральный" (сейчас его уже не существует). Там Северный пел в сопровождении местного ансамбля, о составе которого мы знаем пока довольно немного. Известно, что в него входили Григорий Кулишевский, Славик Сигида, некий Вадим по кличке "Ас", игравший на ударных, а также скрипач по кличке "Копа". Прямо в зале велась запись, разыскать которую пока, к большому сожалению, не удалось. Есть и воспоминания, что Аркадий выступал в ростовском ресторане "Тополя". А ещё одна история гласит о том, как однажды Аркадий оказался в гостях у известного ростовского футболиста Сергея Андреева. С некоторыми очень незначительными, но весьма характерными подробностями. О которых мы здесь умолчим, потому как нет у нас никаких дополнительных подтверждений того, что всё было именно так. Хотя рассказывают ещё, что на этой встрече присутствовал также и знаменитый нападающий Виктор Понедельник. Может быть, он когда-нибудь что-то поведает об этом.

И есть ещё один рассказ о достаточно оригинальной истории, также связанной с Ростовом- на-Дону… В 150-ти километрах к северу от Ростова лежит станция Лихая. Так вот, рассказывают, что однажды на этой самой станции Лихой Аркадия Северного таки выломили прямо с поезда, и увезли в Ростов, чтоб он там, значит, попел для какой-то компании… Достоверность этой истории проверить, по-видимому, уже невозможно, и, наверное, не стоило бы её тут и приводить… Если бы не одна, интригующая деталь! Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять, что снять Аркадия с поезда на Лихой — это значило вернуть его в Ростов! Ведь все поезда, прибывающие на Лихую с юга, идут из Ростова. А поезда, идущие с севера, дальше уже все равно не могут миновать Ростов, и в таком случае снимать Аркадия с поезда просто не имело бы никакого смысла! Что ж это — действительно "никак не доехать до Ленинграда"? Какая-то мистическая материализация его кубанских фантазий об отставаниях от поезда? Гадать об этом мы, конечно, не будем. Но скажем лишь, что по той или иной причине, но летом 1979 года Аркадий действительно так и не уехал из Ростова-на-Дону в сторону Питера. Потому что следующий пункт его гастрольного турне по южным краям достоверно известен — это город Николаев. Правда, о пребывании Северного в этом черноморском городе сохранились лишь немногочисленные документальные подтверждения: пара фотографий и фамилия человека, у которого он тогда жил — Сергей Захарченко.

Но, что примечательно: если, действительно, именно таким вот маршрутом двигался Аркадий с Кубани — через Ростов и Николаев, — то конечной точкой его пути должна была оказаться Одесса. Всё по той же самой географической логике. Или, разве что, как в песне: "Он шёл на Одессу, а вышел к Херсону".

Потому как последняя за эту поездку запись — концерт, во вступлении к которому Северный говорит следующую фразу: "…Мы специально приехали в Херсон с тем, чтобы сделать маленький концерт". И многие годы так и считалось: действительно в Херсоне, и действительно маленький. Со вторым утверждением, правда, получалась некоторая неувязка: если собрать песни со всех многочисленных копий, то набиралось их значительно больше, чем на один концерт, и не то, чтобы "маленький", а совсем наоборот. Но, как говорится, голь на выдумки хитра, и стали с чьей-то лёгкой руки считать, что концертов было два: один "маленький", минут на пятьдесят, а второй. В общем, всё, что в первый по времени звучания не лезло, считалось вторым. На самом же деле запись была одна, только нестандартной длины — на два часа. И лишь сравнительно недавно была найдена в полном виде. А то ли о находке, то ли о потере её оригинала рассказывают весьма туманную историю о внезапно нагрянувшем обыске на одну из одесских хат и о героическом побеге оттуда одного из присутствовавших вместе, значица, с этим самым оригиналом. Что-то, конечно, есть в этой истории. В начале восьмидесятых наши доблестные органы вплотную взялись за подпольную звукозаписывающую индустрию, и следы многих оригинальных записей теряются именно тогда. Но побег в те годы во время обыска, да ещё и с вещдоками. Это уж, извините, только в кино бывает.

Но вернёмся в Херсон, а, вернее, в Одессу. То, что Аркадий жил здесь всю вторую половину лета 1979 года, не вызывает сомнений. В конце июля Станислав Сафонов получил от Аркадия письмо, датированное 19-м числом (оно сохранилось). И в нем Аркадий сообщает, что живет у Владислава Коцишевского, на Чичерина, 111; пишет, что бросил пить; а потом просит прислать для Коцишевского тихорецкую запись, на обмен или за плату. И о том, что вышеупомянутый "херсонский" концерт был записан именно в Одессе, сейчас уже тоже известно достаточно достоверно. Ни Коцишевский, ни Ерусланов так и не смогли вспомнить ни об одной записи Северного с "Черноморской чайкой" в каком-либо другом городе, кроме Одессы. Можно ещё предположить, что в организации данного концерта они оба не принимали никакого участия, и Северного пригласил кто-либо другой. Вспоминал же Вячеслав Андреев, что именно летом 1979 года ему довелось присутствовать на какой-то записи Аркадия, организованной одесским скульптором Вячеславом Головановым. А производилась она в одном из пионерлагерей, под Одессой. Что это была за запись, и сохранилась ли она — это, увы, так и осталось неизвестным. И вряд ли можно спутать Херсон с пионерлагерем. Но, как видите, "конкуренты" у Коцишевского и Ерусланова могли быть. В том числе и в Херсоне. Но поверить в то, что вместе с Аркадием в Херсон был вывезен и ансамбль в полном составе. Это совсем уж из области фантастики! Кстати, и сам Северный косвенно подтверждал, что концерт был записан в Одессе. Во время встречи с Владимиром Криворогом на перроне железнодорожного вокзала в Киеве на вопрос о новых записях он перечисляет все города, в которых в этом году были концерты. Ленинград, Одесса, Тихорецк, Кущёвка ("Кущинская" — так звучит из уст самого Аркадия) — Херсона в этом коротком списке, как видите, нет. И ещё одна очень любопытная фраза Северного из этого разговора, имеющая непосредственное отношение к "Херсонскому": "Мы задумали сделать что-то типа "золотого диска".

И судьба распорядилась так, что последним концертом Аркадия Северного с "Черноморской чайкой", последней его записью в Одессе, оказался именно "золотой диск". Альбом из самой отборной одесской классики, совсем не похожий на всё, что до сих пор делалось с этим ансамблем! Но ведь не думали же организаторы концерта, что запись, которую они делают, — это финальный аккорд всех "одесских гастролей" Аркадия Северного! Что других уже просто не будет. Скорее, наоборот, — были планы на какой-то новый проект или "цикл". Ведь пора ж, наконец, было Аркадию Северному петь в Одессе за саму Одессу! Но. "Судьба во всём большую роль играет. И от судьбы далёко не уйдёшь" — как пел сам Аркадий. И если уж суждено ему было никогда больше не выступать в прекрасном городе у Чёрного моря, то, по крайней мере, "финал" получился действительно яркий.

Но если сравнивать этот "Херсонский" концерт с теми "одесскими концертами", которые Аркадий делал у Фукса. Кажется, будто не пять неполных лет прошло между ними, а все пятьдесят! И не только из-за разницы в оркестровках. Да, там была стилизация под чистый "одесский кабачок" начала века, а здесь "Черноморская чайка" делает "современное прочтение классики". Там была попытка максимально изобразить "старую Одессу", здесь — сегодняшнее воспоминание о той Одессе. И вот точно такая же разница слышится в самом исполнении песен Аркадием. Тогда весёлый и фартовый бродяга смачно делал под семиструнный звон одесские песенки, да так, чтоб нам там жить хотелось! Теперь — старый, потёртый жизнью одессит вспоминает, как это делалось в Одессе в безвозвратном тысяча девятьсот лохматом году:

Те же самые слова, но воспринимаются они совсем по-другому. Действительно — пропасть в пятьдесят лет. Как это было б красиво, если было бы правдой! Но Аркадий прожил всё это за пять.

И несётся вперёд скорый поезд "Одесса-Москва" — не удержать, не остановить. Разве что на несколько минут на какой-нибудь узловой станции. В Киеве, например. 30 августа 1979 года в последний раз Аркадий постоит на гостеприимной киевской земле. И даже не на земле, а на асфальте вокзальной платформы. Никто из встречавших Северного тогда не мог и представить, что видят они его в последний раз. Но кому-то вот пришла в голову идея взять с собой и фотоаппарат и магнитофон. Что можно успеть сказать за 10 минут стоянки? Ну, пусть не за десять — за пятнадцать, — по какой-то причине поезд ещё немного и задержали (на что Аркадий сказал свою коронную фразу "special for you"). Но всё равно — очень мало. И записывали ведь не для истории, а просто так, хохмы ради. Хотя и смеялись, что это всё "для программы "Время" делается. Каким-то чудом эта запись сохранилась — единственная в своём роде, на которой за- печатлён голос Северного не на концерте, а вот так — "как в жизни". Сначала — на перроне, а потом и в купе поезда. Приветы и поручения друзьям, какой-то пустой трёп, а потом вдруг очень зло: "Пошёл он к бениной маме!" — об одном из своих нынешних "побратимов". И опять — звон стаканов, куплет из одной песни, куплет из другой, конечно же — "Подол". И снова неожиданное, словно отзвук какой-то давней, но не забытой истории: "Я никогда не присваиваю то, что не моё!.." Но вот разговор обрывается на полуслове, поезд трогается и, набирая ход, мчится к своей конечной станции.