"Мертвые возвращаются?.." - читать интересную книгу автора (Френч Тана)

Глава 20

Остальные вернулись с теми же опухшими веками, головной болью и в прежнем настроении. Фильм оказался дерьмовый. Герой то и дело попадал в комичные, по мнению его создателей, ситуации вследствие взаимного непонимания с одной девицей, похожей Тери Хэтчер, только это была не она. В зале оказалось полно подростков, которые явно были младше положенного возраста и на протяжении всего сеанса, а это полных два часа, обменивались эсэмэсками, хрустели чипсами и попкорном и пихали ногами спинку сиденья Джастина. Раф и Джастин по-прежнему не разговаривали друг с другом, а в придачу Раф, похоже, не разговаривал и с Эбби. Ужин состоял из вчерашней лазаньи — с сырой верхней коркой и подгоревшей нижней, — которая была съедена в напряженном молчании. Никто не удосужился приготовить салат и разжечь камин.

И как раз в тот момент, когда я уже была готова закричать, Дэниел поднял глаза и спокойным тоном произнес:

— Кстати, Лекси, давно хотел спросить у тебя кое-что. Я подумал, не затронуть ли мне на утреннем семинаре творчество Анны Финч, но что-то в голову ничего не приходит. Ты не поможешь мне после ужина немного освежить память?

Анна Финч написала стихотворение от имени птицы. Ее имя постоянно мелькало в черновиках диссертации Лекси, но поскольку в сутках только двадцать четыре часа, это все, что мне было о ней известно. Раф наверняка попросил бы меня о чем-то таком из чистого желания досадить, дернуть за поводок. Дэниел никогда не открывал рта, если на то не было веских причин. Наш странный короткий союз, какой имел место в саду, испустил дух. Дэниел демонстрировал мне, начав с мелочей, что, если я настаиваю на том, чтобы оставаться здесь, ему ничего не стоит порядком попортить мне кровь.

В мои намерения не входило выставлять себя полной дурой. На счастье, Лекси была особа непредсказуемая. Впрочем, вполне возможно, к счастью это не имеет ровным счетом никакого отношения. Подозреваю, что она нарочно сконструировала эту часть своей персоны как раз для подобных моментов.

— Я сегодня не в настроении, — ответила я, не поднимая головы от тарелки и ковыряя вилкой подгоревшую лазанью.

Мгновенно воцарилась тишина.

— С тобой все в порядке? — участливо спросил Джастин.

Я пожала плечами, не поднимая глаз.

— Вроде бы да.

И в этот момент меня словно ударило током. Было видно, что все мгновенно переполошились. Я потратила столько времени, пытаясь заставить их успокоиться, потерять бдительность. Мне и в голову не приходило, с какой быстротой я способна подтолкнуть их в прямо противоположном направлении и каким серьезным оружием это может стать в моих руках, если правильно им воспользоваться.

— Я ведь помог тебе с Овидием, когда ты попросила, — напомнил Дэниел. — Или забыла? Я потратил несколько дней, пытаясь разыскать нужную тебе цитату.

Похоже, из этого капкана мне не выпутаться.

— Боюсь, я все перепутаю и вместо Анны Финч начну рассказывать тебе про Мери Барбер или кого-то еще. Такая каша у меня в голове. Я только и делаю, что… — Я с отрешенным видом передвигала вилкой кусочки лазаньи. — Ладно, сейчас не об этом.

Все, как по команде, перестали жевать и навострили уши.

— И что же ты делаешь? — поинтересовалась Эбби.

— Прекрати! — рявкнул на нее Раф. — Не хватало еще, чтобы сегодня вечером меня, на хрен, грузили какой-то там Анной Финч. И если она не в настроении…

— С тобой что-то не так? — участливо поинтересовался Дэниел.

— Да оставьте вы ее в покое!

— Разумеется, — произнес Дэниел. — Иди спать, Лекси, ты устала. Как-нибудь в другой раз, когда ты будешь лучше себя чувствовать.

Я рискнула оторвать взгляд от тарелки. Дэниел снова взял в руки нож и вилку и задумчиво поглощал наш скромный ужин. Его план дал явную осечку, и теперь он напряженно обдумывал следующий шаг.

Я решила нанести превентивный удар. После ужина все собрались в гостиной, чтобы почитать — или, по крайней мере, притворились, потому что никто не предложил всем вместе сыграть, например, в карты. В камине серой кучкой по-прежнему лежала неубранная зола предыдущего вечера. В самой гостиной было сыро и холодно. Где-то в глубинах дома раздавался какой-то скрип или даже зловещие стоны, отчего мы то и дело вздрагивали. Раф носком ботинка ритмично постукивал по каминной решетке, чем жутко действовал мне на нервы. Я каждые несколько секунд ерзала на стуле, не в состоянии найти удобное положение, чем, насколько могла судить, страшно раздражала Эбби и Джастина. Дэниел склонил голову над страницей, внизу которой было просто ужасающее количество сносок, и вроде бы ничего не замечал.

Ближе к одиннадцати, как обычно, я вышла в холл и накинула плащ, собираясь выйти на улицу. После чего вернулась в гостиную и пару минут в нерешительности постояла в дверном проеме.

— Собралась на прогулку? — спросил Дэниел.

— Угу, — ответила я. — Надеюсь, это поможет мне расслабиться. Джастин, не хочешь составить мне компанию?

Тот испуганно вздрогнул и посмотрел на меня как тот кролик, на которого упал свет автомобильных фар.

— Я? Почему я?

— Почему вообще кто-то? — поинтересовался Дэниел.

Я пожала плечами:

— Да так, сама не знаю почему. В голове какой-то сумбур. Я вот все думаю и думаю. — Я обмотала шарф вокруг пальца и закусила губу. — Может, прошлой ночью мне приснился дурной сон.

— Кошмары, — произнес Раф, не поднимая глаз, — дурные сны. Нас ведь не шестеро.

— А какой такой дурной сон? — поинтересовалась Эбби и слегка насупила брови.

Я покачала головой:

— Не помню. По крайней мере не все. Просто… мне страшновато одной гулять по темной дороге.

— Вот и мне тоже, — ответил Джастин. — Терпеть не могу выходить из дома в такое время. По-настоящему ненавижу, а не просто… Это ужасно. Жутко. Может, пусть кто-то пойдет вместо меня?

— Лекси, — подал голос Дэниел, — если тебе страшно выходить из дому, то почему бы просто не остаться здесь, с нами?

— Потому что если я посижу здесь еще пару минут, то точно сойду с ума.

— Я пойду с тобой, — вызвалась Эбби. — Затеем девичий разговор.

— Ты только не обижайся, — произнес Дэниел и тепло улыбнулся Эбби, — но, по-моему, какой-нибудь там маньяк вряд ли испугается вас двоих, если вы на это рассчитываете. Если тебе страшно, Лекси, возьми с собой кого-нибудь более крупных габаритов. Например меня. Что скажешь?

Тут поднял голову Раф.

— Если ты идешь, — сказал он Дэниелу, — то и я тоже.

На секунду воцарилось напряженное молчание. Раф колючим, немигающим взглядом уставился на Дэниела. Тот по-прежнему сохранял внешнее спокойствие.

— Почему? — спросил он.

— Потому что он идиот, — ответила Эбби, глядя в свою книгу. — Не обращай на него внимания, и, может, он уйдет или по крайней мере заткнется. Вот было бы весело на это взглянуть.

— Нет, двое — это слишком много, — сказала я. У меня были опасения, что Дэниел попытается прилипнуть к нашей компании, но я никак не могла предполагать, что у Джастина окажется патологический страх перед ночными прогулками. — Вы только и делаете, что грызетесь между собой, а я не в настроении слушать вашу грызню. Мне нужен Джастин. Последнее время я его почти не вижу.

— Ты видишь его целыми днями, — фыркнул Раф. — Как вообще можно терпеть его так долго?

— Я не это имею в виду. Мы с ним не разговаривали по-настоящему целую вечность.

— Лекси, пойми, я не могу выйти из дома на ночь глядя, — упирался Джастин. Было видно, что он не притворяется. — Честное слово, я бы с удовольствием, но не могу.

— Что ж, — произнес Дэниел, обращаясь ко мне и к Рафу, и отложил в сторону книгу. В его глазах я заметила блеск, что-то вроде усталого и не совсем веселого триумфа. — Так мы идем?

— Ладно, проехали, — сказала я презрительно. — Можете не брать в голову. Если хотите, оставайтесь здесь, продолжайте грызться и жаловаться на жизнь. Я пойду одна, и если меня снова пырнут, думаю, вы будете только рады.

За мгновение до того как с силой захлопнуть кухонную дверь, отчего задрожали окна, я услышала, как Раф попытался что-то сказать, но Эбби перебила его, негромко, но яростно: «Заткнись!» Когда я, дойдя до конца сада, повернула обратно, все четверо продолжали сидеть, уткнув носы в книги; каждый возле свой лампы — сияющие, отгороженные от мира, недосягаемые.

Фрэнку я позвонила с сельской дороги. Мне было не по себе от одной только мысли о том, что нужно взобраться на дерево или оставаться на одном месте.

— Наконец-то! — воскликнул он. — Чем занималась? Принимала участие в марафонском забеге?

Я тяжело прислонилась к стволу дерева и попыталась отдышаться.

— Пыталась быстрой ходьбой разогнать похмелье. Прояснить голову.

— Что ж, разумно, — согласился Фрэнк, — Прежде всего, киска, спасибо за вчерашний вечер. Ты молодчина. С меня причитается коктейль, когда вернешься. По-моему, нам всем давно пора сделать передышку.

— Может быть, и так, но я не занимаюсь подсчетом цыплят перед осенью. Может, Нед навешал мне на уши лапши, откуда нам знать. Он пытается купить долю Лекси в доме, она его динамит, он решает сделать еще одну попытку, я притворяюсь, будто мне отшибло память, он, в свою очередь, пытается убедить меня, будто наш договор — дело решенное… Наш Нед, конечно, не Эйнштейн, но и не полный идиот, особенно когда речь идет о деньгах.

— Что ж, может, ты и права, — согласился Фрэнк, — а может, и нет. Кстати, как тебе удалось выйти с ним на связь?

На это у меня имелся ответ.

— Я держала сторожку в поле зрения, наведывалась туда каждый вечер. Мне казалось, коль Лекси ходила туда, у нее имелись на то причины, а если она с кем-то встречалась, то это идеальное место для встреч. Я подумала, что если следовать ее примеру, то, глядишь, кто-нибудь да объявится.

— И объявился Тугодум Эдди, — подвел итог Фрэнк, — причем как раз в тот момент, когда я рассказал тебе про дом и у вас нашлась общая тема для разговора. Как, однако, удачно он выбрал время. Кстати, почему ты не позвонила мне после того, как он ушел?

— У меня гудело в голове, Фрэнки. Не давала покоя мысль, как это меняет дело, как мне использовать то, что стало известно, какой следующий шаг предпринять, как проверить, что Нед не врет… Честное слово, я собиралась тебе позвонить.

— Лучше поздно, чем никогда. А сегодня что нового? Каков был денек?

Говорил он приветливо, нейтральным тоном, но кто знает, что там у него на уме.

— Только ничего не говори мне. Сама знаю, что я ленивая буйволица, — произнесла я, изобразив искреннее раскаяние. — Я попыталась выудить кое-что у Дэниела, когда заполучила его в свое полное распоряжение, но не смогла — у меня раскалывалась голова. Что же касается Дэниела — что мне тебе объяснять, ты сам знаешь, какой он. С таким шуточками не отделаешься.

— Гм, — хмыкнул Фрэнк в трубку, что, как вы понимаете, отнюдь не воодушевляло. — А как насчет номера, который ты отколола сегодня вечером — мол, смотрите, какая я несговорчивая?

— Хотелось немного попугать. До сих пор мы пытались их успокоить в надежде, что заговорят. Эта тактика не сработала. Вот я и, поскольку разжилась новой информацией, решила испробовать другую.

— А тебе не приходило в голову, что, прежде чем что-то предпринимать, желательно проконсультироваться со мной?

— Мне казалось, ты в курсе того, что я делаю.

— Ну ладно, — произнес Фрэнк с таким спокойствием, что у меня в голове тотчас завыла сирена воздушной тревоги. — Ты отлично поработала, Кэсси. Я знаю, тебя вынудили взяться за это дело, и ценю, что ты тем не менее за него взялась. Ты классный полицейский.

У меня было такое чувство, будто мне только что дали под дых.

— В чем дело, Фрэнк? — спросила я, хотя могла этого не делать, так как и без того уже все было ясно.

— Успокойся, — рассмеялся он. — Все в порядке. Пора закругляться, киска. Давай сделаем так: ты вернешься домой и начнешь жаловаться: мол, кружится голова, трясет, во всем теле ломота — наверное, грипп. Только не надо говорить, будто у тебя болит рана, — им наверняка захочется проверить. Просто говори, что тебе хреново, и все. Можешь разбудить кого-нибудь посреди ночи — например, Джастина, его легче других испугать — и сказать, что тебе все хуже и хуже. Если они к утру не доставят тебя в больницу, заставь их это сделать. А дальше моя забота.

Я впилась ногтями в мякоть ладони.

— Но зачем?

— А я-то думал, ты будешь только рада, — сказал Фрэнк. По голосу было слышно, что он слегка обижен.

— Начнем с того, что я с самого начала не хотела вписываться в их компанию. И вот теперь я вписалась и почти подобралась к разгадке. С какой стати ты вдруг решил убрать меня, так сказать, из кадра? Лишь потому, что я не посоветовалась с тобой, прежде чем пощекотать им нервы.

— Господи, конечно же, нет, — возразил Фрэнк, по-прежнему пребывая в легком замешательстве. — При чем здесь это? Тебя послали найти направление расследования, и ты прекрасно справилась с задачей. Так что прими мои поздравления, киска. Ты сделала свое дело.

— Нет, — возразила я, — ничего я не сделала. Ты послал меня найти подозреваемого, это твои собственные слова, а пока если я что-то и нашла, то лишь предполагаемый мотив для целой четверки потенциальных подозреваемых — вернее, пятерки, если к ним прибавить еще и Неда. И каким, скажи на милость, образом наше расследование хоть как-то придвинулось к развязке? Все четверо будут петь старую песню, как ты сказал в самом начале, а значит, мы толком даже не сдвинулись с места. Так что раз ты поручил мне дело, позволь довести его до конца.

— Я просто пытаюсь обеспечить твою безопасность. Судя по тому, что мне стало известно, ты сильно рискуешь. Я не могу делать вид, будто…

— Чушь, Фрэнк. Если ее убил кто-то из четверки, я подвергала себя риску с самого первого дня, но тогда это тебя почему-то не волновало. С какой стати ты теперь…

— Пожалуйста, говори тише, не нужно кричать. Неужели ты окрысилась на меня только из-за того, что я раньше плохо тебя оберегал? Что-то с трудом верится.

Я буквально видела, как он от злости машет руками, глаза вспыхнули обидой.

— Прекрати, Фрэнк. Я взрослая девушка и могу сама о себе позаботиться. Да и тебе раньше это было до лампочки. Давай колись, какого черта тебе понадобилось выводить меня из игры?

На том конце линии воцарилось молчание. Наконец до меня донесся вздох.

— Ну хорошо, уговорила, — произнес Фрэнк. — Если ты так настаиваешь, я скажу тебе почему. У меня сложилось впечатление, что ты больше не в состоянии сохранять объективность, необходимую для проведения операции.

— Так вот ты о чем…

Сердце бешено колотилось в груди. А если он и впрямь держит дом под наблюдением? Или догадался, что я снимала микрофон? И зачем только я его сняла так надолго? Нужно было каждые пять минут бегать назад в дом и производить какой-нибудь шум.

— Ты слишком вовлечена эмоционально. Я не дурак, Кэсси, и могу представить себе, что случилось прошлой ночью. Готов спорить, что ты ой как много недоговариваешь. А это для меня сигнал. И я не могу его игнорировать.

Все понятно, его ввел в заблуждение Форе. Фрэнк даже не догадывался о том, что меня разоблачили. Я перевела дух, а он продолжал:

— Ты переходишь за границы. Что ж, может, с самого начала не стоило втягивать тебя в это дело. Я не знаю подробностей того, что случилось с тобой в убойном, но это явно сказалось на твоей голове, и ты была не готова к такого рода заданию.

Характер у меня не подарок, и если я проиграю спор, спорить будет уже не о чем. Я бы только подтвердила правоту Фрэнка. Кто знает, может, именно на это он и рассчитывал. Так что я, вместо того чтобы затевать спор, со злостью пнула ствол и на мгновение испугалась, что сломаю палец на ноге.

— С моей головой все в порядке, Фрэнк, — с ледяным спокойствием ответила я, — и я отдаю себе отчет в том, где проходит граница. Мои действия, все до единого, были нацелены на то, чтобы расследование достигло своей цели, а именно: вычислить убийцу Лекси Мэдисон. И мне хотелось бы довести это дело до конца.

— Извини, Кэсси, — негромко, но твердо ответил Фрэнк, — как-нибудь в другой раз.

Есть в работе тайных агентов один нюанс, о котором не принято говорить. Правило гласит: кто держит руль, тот и нажимает на тормоз. Именно он решает, кому и когда выходить из игры. Потому что ему на водительском кресле виднее. Потому что он наверняка располагает информацией, которой не располагаете вы, и вы делаете то, что он вам говорит, если вам дорога жизнь или карьера. Но есть еще кое-что, о чем не принято распространяться: он не может заставить вас выбросить гранату, которую вы всегда носите при себе. Если вы вдруг скажете «нет», то на какое-то время, хотя и его вам может оказаться достаточно, ваш босс будет бессилен что-либо предпринять, но после этого вы навсегда лишитесь его доверия. В это мгновение я как наяву увидела коды аэропортов в записной книжке Лекси — ее твердый, безжалостный почерк.

— Я остаюсь, — сказала я.

Откуда-то из леса долетел пронизывающий порыв ветра, я почувствовала, как задрожало мое дерево, и дрожь передалась мне, пронзила до костей.

— Нет, — возразил Фрэнк, — и еще раз нет. И давай не будем спорить, Кэсси. Рещение принято и обсуждению не подлежит. Возвращайся в дом, собери вещи и притворись больной. Увидимся завтра.

— Ты дал мне поручение, — сказала я. — И я не сдвинусь с места, пока его не выполню. Это не упрямство и не спор. Я просто ставлю тебя в известность.

Кажется, до Фрэнка дошло. Голос не стал резче, просто в нем зазвучали нотки, вынудившие меня насторожиться.

— Значит, тебя просто остановят на улице, подбросят наркотики и упекут в каталажку. Я это сделаю, клянусь тебе.

— А вот и нет. Потому что Лекси не принимает наркотиков, и если ее посадят по фальшивому обвинению, а потом она еще, не дай Бог, отдаст концы в камере, наша четверка поднимет такой шум, что вся операция полетит к чертовой матери. Потом ты еще долгие годы будешь разгребать дерьмо.

На том конце линии воцарилось молчание. Фрэнк явно оценивал ситуацию.

— Надеюсь, ты понимаешь, что это может означать конец твоей карьеры, — произнес он. — Ты отказываешься выполнить приказ. Ты лучше меня знаешь, что я в любую минуту могу убрать тебя со сцены, привести в участок, отобрать полицейский жетон и табельное оружие и без лишних разговоров выгнать из полиции.

— Еще бы мне не знать.

Как и то, что он этого никогда не сделает, и потому все преимущества были на моей стороне, так что грех не воспользоваться ими. Известно мне было и еще кое-что. Не знаю, как и откуда, возможно, подсказкой мне послужило отсутствие удивления в его голосе. Однажды Фрэнк сделал то же самое.

— Кстати, из-за тебя я пропущу уик-энд с Холли. У нее завтра день рождения. Как прикажешь объяснить ей, почему папа в этот день пропадает на работе?

Я поморщилась, но тут же напомнила себе, что до дня рождения Холли еще несколько месяцев.

— Ну и поезжай, а у микрофона оставь вместо себя кого-то еще.

— Не надейся. Даже если бы я очень захотел, у меня никого нет. По этому делу мы давно уже исчерпали бюджет. Начальство, сама понимаешь, не очень-то горит желанием платить офицерам, которые слушают, как ты пьешь вино и обдираешь обои.

— Как я их понимаю! Микрофон — твоя затея. Пусть он сам себя контролирует, если он так тебе нужен. В конце концов, это твоя часть работы. Я делаю свою.

— Ну ладно, — согласился Фрэнк и страдальчески вздохнул. — Уговорила. А теперь выслушай, что делать дальше. Чтобы довести дело до конца, даю тебе сорок восемь часов.

— Семьдесят два.

— Хорошо, семьдесят два, но на трех условиях. Ты не делаешь никаких глупостей, регулярно выходишь на связь и ни на минуту не снимаешь с себя микрофон. Что скажешь на это?

Я ощущала какой-то внутренний зуд. Неужели ему что-то стало известно? С Фрэнком ни в чем нельзя быть до конца уверенной.

— Я тебя поняла, — произнесла я наконец. — Обещаю.

— Даю тебе три дня, начиная с этой минуты. Ты выйдешь из игры и вернешься к нам, даже если от разгадки тебя будет отделять всего один сантиметр. Э-э-э… — он явно посмотрел на часы, — без четверти двенадцать ночи в понедельник ты должна покинуть дом. А до того момента я намерен сохранить запись. Если ты выполнишь условия и вернешься вовремя, я ее сотру и никто никогда не узнает о нашем разговоре, а если вдруг снова заартачишься, будь уверена: я возьму тебя за задницу и верну к нам, чего бы мне это ни стоило, и плевать на последствия. После чего с треском уволю. Надеюсь, я ясно выразился?

— Куда уж яснее, — отозвалась я. — Яснее не бывает. Честное слово, Фрэнк, у меня и в мыслях нет динамить тебя. Ты уж поверь.

— Надеюсь, ты понимаешь — это дорого тебе обойдется, — ответил Фрэнк.

В трубке раздался короткий щелчок, и разговор оборвался, лишь в ушах остался треск помех. Руки мои дрожали так, что я дважды выронила телефон, прежде чем пальцы нащупали кнопку отбоя.

Ирония судьбы состояла вот в чем: Фрэнк был буквально в паре миллиметров от правды. Даже двадцать четыре часа назад я не занималась расследованием. Я позволила расследованию работать на меня, а сама пребывала в свободном падении, нырнув в самую глубину, продолжая плыть, погружаясь все сильнее и сильнее. Существовали тысячи крошечных фраз, взглядов и предметов, разбросанных по расследованию. Словно хлебные крошки, незамеченные и никак не связанные между собой. А все потому, что мне все больше и больше хотелось — или же я думала, что мне хотелось, — быть Лекси Мэдисон, нежели вычислить ее убийцу. Фрэнку невдомек было: назад меня затащил — ну кто бы мог подумать? — Нед! Причем сам того не понимая. Мне хотелось закрыть дело, и я была готова — а такими заявлениями, как вы понимаете, не разбрасываются! — пойти на что угодно.

«Это моя работа», — заявила я тогда Дэниелу, не осознавая даже, что говорю. Мне хотелось найти отгадку, а может, я повела себя так потому, что провалившаяся операция «Весталка» настолько отравила воздух вокруг меня, что мне срочно потребовалось противоядие. А может, и то, и другое, и третье. Но от одного мне было не уйти: кем бы ни была эта женщина и что бы она ни сделала, мы начали проникать друг в друга, сливаясь воедино, с того самого момента, когда появились на свет. Мы обе привели нас к этой жизни, к этому месту. Мне было известно о ней то, чего не знал никто другой во всем мире. Так что взять и бросить ее прямо сейчас я никак не могла. Кто еще, кроме меня, способен смотреть на мир ее глазами, читать ее мысли, разгадывать серебряные линии рун, которые она оставила после себя? Кто еще сможет рассказать единственную историю, которую она довела до конца?

В общем, я знала одно: я обязана закончить эту историю. Я единственный человек, кому это по силам. Осознание наполняло меня страхом. В принципе меня не так-то легко испугать, но, как и Дэниел, я всегда знала — за все нужно платить. Чего Дэниел не знал или же просто не упомянул: цена — как лесной пожар, она способна меняться до неузнаваемости, и выбор не обязательно останется за вами. Не всегда дано знать заранее, что будет дальше.

Не давала мне покоя и еще одна вещь, при мысли о которой всякий раз становилось лихо, словно во время качки: именно по этой причине Лекси и искала меня, именно этого она и хотела с самого начала. Ей нужен был кто-то, кто занял бы ее место. Кто-то такой, кто был готов послать подальше свою собственную опостылевшую жизнь, чтобы она испарилась словно утренний туман над травой. Кто был готов слиться с колокольчиками и зелеными побегами, пока она набиралась сил, расцветала, вновь обретала плоть и кровь и жила.

Думается, только в это мгновение мне казалось, что она мертва — девушка, которую я никогда не видела живой. Мне никогда не освободиться от нее. У меня ее лицо, и по мере того как я буду стареть, оно станет зеркалом, отражающим все те годы, которые она так и не прожила. Я жила ее жизнью, пусть всего несколько ярких недель. Ее кровь сделала меня той, кто я сейчас, точно так же, как она сотворила колокольчики и боярышник. Увы, когда я получила возможность сделать последний шаг, отделявший меня от нее, чтобы слиться в объятиях с Дэниелом посреди побегов плюща под звуки журчашей воды, стряхнуть с себя оковы прежнего «я» со всеми набитыми шишками и начать новую жизнь, я ее упустила.

Воздух был недвижим. Пора вернуться в Уайтторн-Хаус и сделать все для того, чтобы разрушить его мирок.

Неожиданно мне захотелось срочно поговорить с Сэмом. У меня даже живот свело. Казалось, сейчас для меня самое главное во всем мире — сказать ему, пока не поздно, что я возвращаюсь домой, что в некотором роде я уже, можно сказать, вернулась, что я напугана, трясусь от страха, словно ребенок в темноте, и что мне хочется услышать его голос.

Телефон Сэма был отключен. Так что я услышала только женский голос, предлагавший оставить сообщение для голосовой почты. Сэм был на работе: сегодня его очередь вести наблюдение за домом Неда или он в сотый раз перечитывает отчеты, на случай если вдруг что-то упустил. Будь у меня глаза на мокром месте, я бы непременно разревелась.

Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я установила телефон на режим личных звонков и набрала номер мобильника Роба. Свободной рукой прикрыла микрофон, чувствуя, как под ладонью бьется сердце. Я понимала, что наверняка совершаю ужасную глупость — может, даже самую большую за всю мою жизнь, но ничего не могла с собой поделать.

— Райан, — сказал он после второго гудка бодрым голосом — наверняка еще не ложился. У него всегда были с этим проблемы. Когда я не ответила, добавил с явной тревогой в голосе: — Алло?

Я отключилась. За мгновение до того, как мой большой палец нажал на кнопку отбоя, мне показалось, будто я услышала, как он спросил: «Кэсси, это ты?» Я соскользнула с дерева, села, обхватив себя руками, и сидела так долго-долго.

Помнится, когда мы с ним расследовали наше последнее совместное дело, была одна ночь. В три часа я села на свой мотороллер и покатила на место преступления, чтобы забрать Роба домой. По пути назад все дороги были наши, и я неслась на полной скорости. На поворотах Роб наклонялся вместе со мной, и мотороллер почти не ощущал лишнего веса, пока на одном повороте нас не встретили два мощных луча фар. Яркие и ослепительные, они росли, пока не загородили собой всю дорогу: навстречу по разделительной полосе мчался грузовик. Мой мотороллер проворно юркнул в сторону, легкий как травинка, и грузовик пронесся мимо, обдав нас мощным порывом ветра и ослепив фарами. По рукам Роба, что лежали на моей талии, время от времени пробегала дрожь, и я уже мечтала, как вернусь в дом, в тепло, и хорошо бы в холодильнике не оказалось пусто.

Ни он, ни я не подозревали тогда, что несемся сквозь наши последние мгновения вместе. Я привыкла не раздумывая полагаться на дружбу. Для меня она была чем-то вроде стены толщиной два метра, но не прошло и дня, как она стала рушиться буквально на глазах, и ничто в этом мире не могло удержать нас вместе. После я, бывало, просыпалась по ночам, и перед глазами стоял тот свет фар. Он с каждым мгновением становился все ярче и ярке, слепил и резал глаза словно солнце. Я видела его даже с закрытыми глазами — два слепящих луча посреди ночного шоссе. И я поняла, что в принципе могла бы нестись им навстречу. Что могла поступить как Лекси. Могла бы нажать на газ, чтобы нас унесло с дороги в небесную высь, в безграничное всепоглощающее безмолвие в самом сердце этого света, а потом и по другую его сторону, где нам уже ничто бы не грозило.