"Мертвые возвращаются?.." - читать интересную книгу автора (Френч Тана)

Глава 22

Фрэнк, гад ползучий, бросил меня томиться в комнате для допросов. (К вам сейчас кто-нибудь подойдет, мисс Мэдисон.) Причем на целых два часа. Если уж на то пошло, сама комната для допросов была не из лучших — ни охладителя воды, ни удобных кресел. Иными словами, затрапезная, обшарпанная комнатенка, мало чем отличающаяся от камеры предварительного заключения. В таких допрашиваемые обычно начинают жутко нервничать. Что безотказно сработало и на сей раз. Буквально каждую минуту я подскакивала как ужаленная. Ведь Фрэнк в это время мог отмочить что угодно. Ему ничего не стоило разнести к чертовой матери мою легенду — например рассказать остальным про «мою» беременность или о том, что нам известно про Неда, — да что угодно!

Я понимала, что нервы мои сдают и что именно этого поганец Фрэнк и добивался: чтобы я ощутила себя подозреваемой. Я готова была прибить его на месте. Я даже не могла сказать в камеру, что думаю по этому поводу, потому что знала: за мной наверняка кто-то наблюдает. Фрэнк явно ждал, что я вот-вот взорвусь.

Я поменяла стул. Фрэнк нарочно посадил меня на колченогий, у которого на одной ножке отсутствовал колпачок. На такие специально сажали подозреваемых, чтобы те нервничали. Меня так и подмывало заорать в камеру: «Я здесь работала, ты, идиот, это мое жизненное пространство, мой газон, так что не пытайся меня достать». Я нашарила в кармане жакета шариковую ручку и позабавилась тем, что причудливыми буквами вывела на стене: «Здесь была Лекси». Правда, это не привлекло внимания. Впрочем, чему удивляться — стены здесь и без того исписаны каракулями. Тут и имена, и рисунки, и анатомические малопонятные намеки. Пару имен я узнала.

Боже, как все это было мне ненавистно! Сколько раз мне приходилось бывать в этой комнате, сколько раз мы с Робом обрабатывали здесь подозреваемых при помощи нашей безупречной, прямо-таки телепатической согласованности действий — как те два охотника, что кругами ходят вокруг зверя, выжидая нужный момент. Оказавшись здесь одна, я поймала себя на странном ощущении — будто кто-то вытащил из меня все жизненно важные органы и я вот-вот рухну от образовавшейся внутри меня пустоты. В конце концов я вогнала ручку в стену с такой силой, что у нее отломался кончик. Остаток через всю комнату швырнула прямо в камеру. Стекло треснуло, но это отнюдь не прибавило мне хорошего настроения.

К моменту, когда Фрэнк решил вновь почтить меня своим присутствием, я была уже готова лопнуть от злости.

— Ну и ну, — произнес он, отключая камеру. — Кто бы мог предположить, что мы встретимся здесь? Присаживайся.

Я осталась стоять.

— Знаешь, кончай свои долбаные игры!

Фрэнк недоуменно выгнул брови.

— Вообще-то я допрашиваю подозреваемых. А что, разве я должен просить у тебя разрешения?

— Ты должен был поговорить со мной, прежде чем подставлять мою голову под удар. Извини, Фрэнк, я там не в бирюльки играла, работала. А из-за тебя могло полететь псу под хвост все, что я пытаюсь сделать.

— Работала? Вот как, значит, это теперь называется?

— Я делала то, ради чего меня туда послали, и в конце концов что-то нащупала. Так какого черта ты начал совать мне палки в колеса?

Фрэнк прислонился к стене и сложил на груди руки.

— Если ты намерена жульничать, Кэсси, то и я имею на это право. Знаешь, часами просиживать на том конце микрофона та еще работенка.

Дело в том, что мне было доподлинно известно: Фрэнк не жульничает, по крайней мере не взаправду. Поставить — вернее, посадить — меня в угол, чтобы я подумала о том, что я наделала — это одно. Понимаю, он рвал и метал — причем небезосновательно. Его так и подмывало всыпать мне по первое число. Я знала: если в ближайшую пару минут не придумаю чего-то такого, что меня бы спасло, гореть мне на следующий день ярким пламенем. Правда, он никогда, даже выйдя из себя от злости, не допустит ничего такого, что поставило бы под удар расследование. И ничто не мешало мне этим воспользоваться. А Фрэнк пусть злится, если ему так нравится.

— Отлично, — сказала я, переводя дыхание, и пробежала пальцами по волосам. — Я это заслужила. И что теперь?

Фрэнк рассмеялся коротким, лающим смешком.

— Давай, киска, не будем говорить о том, что ты заслужила, а что нет. Уж поверь мне.

— Можешь не объяснять, — сказала я. — Как-нибудь в другой раз я дам тебе возможность высказать мне все, что ты обо мне думаешь, но только не сегодня. Кстати, а что ты делаешь с остальными?

— А что я могу с ними делать? — пожал он плечами.

— Иными словами, ничего нового ты не узнал.

— Ты так считаешь?

— Представь себе. Потому что знаю их как свои пять пальцев. Ты можешь пытаться вытащить из них признание хоть до скончания века, и все равно ничего не добьешься.

— Что ж, может, и так, — согласился он как ни в чем не бывало. — Придется подождать, а вдруг? Думаю, я еще поживу пару годков.

— Да ладно тебе. Ведь кто, как не ты, сам сказал в самом начале: эти четверо держатся заодно словно склеенные. Пытаться давить на них — дохлый номер. Иначе почему тебе понадобилось внедрять меня в их ряды? — Уклончивый кивок. — Ты лучше меня знаешь, что ничего из них не вытянуть. Тебе просто хочется слегка их припугнуть, верно я говорю? Тогда давай делать это вместе. Знаю, ты на меня злишься, но давай отложим разговор на завтра. А пока мы с тобой на одной стороне.

Одна бровь удивленно поползла вверх.

— Вот как?

— Представь себе, что да. Вдвоем мы с тобой можем припугнуть их куда эффективнее, нежели в одиночку.

— Звучит заманчиво, — согласился Фрэнк. Он стоял, прислонившись к стене. Руки в карманах, веки лениво полуопущены, чтобы спрятать пронзительный, буравящий взгляд. — И чем ты собираешься их припугнуть?

Я обошла вокруг стола и присела на край, а сама подалась вперед, как можно ближе к собеседнику.

— Допроси меня и дай возможность остальным подслушать. Всем, кроме Дэниела, этим его не проймешь. Станем на него давить, он просто поднимется со стула и уйдет. А вот остальные — пожалуйста. Включи в их комнате селектор, усади рядом с мониторами. Если со стороны покажется, что это по чистой случайности, что ж, оно и к лучшему. Если нет, ничего страшного. Если тебе хочется проследить за их реакцией, пусть допрос ведет Сэм.

— И что ты намерена поведать нам?

— Я намекну, что память постепенно возвращается ко мне. Постараюсь не вдаваться в подробности. Так, скажу что-то такое расплывчатое, что в принципе соответствует действительности — мол, как я бегу к домику, как истекаю кровью. Если это на них не подействует, на другое даже нечего надеяться.

— Ясно, — произнес Фрэнк с кислой усмешкой. — Вот что, значит, ты замышляла. Теперь мне понятно все: и твое дурное настроение, и твои бзики, и весь этот спектакль. Черт, как я сразу не догадался, болван.

— Ну да. — Я пожала плечами. — Надо было ведь что-то делать. К тому же сработало. Как я уже сказала, вдвоем мы сможем прижать их куда эффективнее. Я сделаю вид, что у меня сдают нервы, что мне известно нечто такое, чего я недоговариваю. Если хочешь, можешь сочинить для меня шпаргалку, я не возражаю. Я скажу все, что ты мне велишь. Ну давай, Фрэнки. Не тяни резину, говори, что думаешь по этому поводу. Заодно мы с тобой или нет?

Мой собеседник задумался.

— А что ты хочешь взамен? — поинтересовался он. — Ну, чтобы я был в курсе.

Я одарила его свой самой хитрой улыбкой.

— Успокойся. Ничего такого, что поставило бы под удар твою полицейскую душеньку. Просто хотелось бы знать, сколько ты уже им рассказал, чтобы мне, не дай Бог, не ляпнуть лишнего. Ведь ты все равно, как я понимаю, собирался поделиться со мной тем, что узнал. Как-никак мы с тобой на одной стороне. Ведь верно?

— Верно, — сухо согласился Фрэнк. — Но твое оружие все равно при тебе. И я был бы тебе весьма благодарен, если бы ты наконец им воспользовалась.

— А я что, по-твоему, собираюсь сделать? Кстати, коль об этом зашел разговор, — добавила я спустя секунду, — мне нужно еще кое-что: ты не мог бы на какое-то время изолировать Дэниела? Мне все равно, когда ты закончишь допрос, главное — отошли остальных домой. Только ему не говори, что мы уехали, иначе сам не заметишь, как он сделает ноги. А мне дай час, если можно, два, прежде чем его выпустить. Только смотри не спугни его, соблюдай все правила предосторожности, и чтобы он все время говорил. Идет?

— Интересно, — произнес Фрэнк. — А почему?

— Хочу, пока его не будет с нами, пообщаться с остальными.

— Понятно. Но зачем?

— Потому что это сработает, вот зачем. Не мне тебе объяснять, что он там у них главный. Он решает, что им говорить, а что нет. Если остальных припугнуть, а его, чтобы заткнуть им рты, рядом не будет, вдруг они что-то скажут?

Фрэнк выковырял что-то, что застряло у него между передними зубами, и придирчиво рассмотрел на ногте большого пальца.

— Признайся честно, чего ты добиваешься?

— Узнаю, только когда услышу все, что мне нужно. Мы всегда говорили, что эти четверо что-то скрывают, и я не хотела бы поставить в деле точку, не приложив все усилия к тому, чтобы это что-то из них вытянуть. Я поведу на них атаку во всеоружии — хочешь, закачу истерику, хочешь, припугну, хочешь, упомяну Тугодума Эдди. Глядишь, кто-нибудь не выдержит и признается…

— Хотя, как я сказал еще в самом начале, — перебил меня Фрэнк, — это совсем не то, что нам от тебя нужно. Сама знаешь, такие вещи недопустимы.

— То есть ты хочешь сказать, что тебе не нужно признание? Даже если такие вещи недопустимы, это еще не значит, что от них нет пользы. Ты приглашаешь их к себе, прокручиваешь пленку, загоняешь их в угол. Джастин и без того вот-вот расколется. Один хороший удар, и он как миленький выложит все как на духу.

Мне потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, откуда у меня чувство, что этот разговор уже происходил. Дело в том, что спор с Фрэнком был как две капли воды похож на мой разговор с Дэниелом.

— И пусть ты не заказывал у Санта-Клауса признание, на данном этапе мы лишены возможности привередничать.

— Что ж, согласен: это лучше, нежели то, что мы имеем. А имеем мы большую кучу дерьма, которую еще разгребать и разгребать.

— Вот видишь. Я могу предложить тебе куда более приятные вещи. И кто знает, вдруг мы получим оружие, место преступления… да что угодно.

— А-а-а, принцип кетчупа, — отозвался Фрэнк, по-прежнему с интересом рассматривая большой палец. — Переверни их вверх задницей, как следует встряхни, авось что-нибудь да выскочит.

— Фрэнк! — укоризненно воскликнула я и подождала, пока он удостоит меня взглядом. — Это мой последний шанс. Завтра я возвращаюсь. Так дай мне его.

Фрэнк вздохнул, прислонился к стене и обвел комнату неторопливым взглядом. Разумеется, он тотчас заметил новую надпись на стенке и сломанную ручку в углу.

— Знаешь, мне не дает покоя один вопрос, — произнес он в конце концов. — Откуда в тебе такая уверенность, что это сделал один из них?

На мгновение кровь застыла в моих жилах. Фрэнку нужно лишь одно — твердая зацепка. И будь она у него сейчас — считай, моя песенка спета. Меня отстранят от расследования, после чего не заставят себя ждать и другие неприятности. Не успеешь и глазом моргнуть. Мне уже не позволят вернуться в Гленскехи.

— При чем тут уверенность? — игриво ответила я. — Как ты сам сказал, у них есть мотив.

— Верно. Мотив у них есть. Или вроде того. С тем же успехом он есть у Нейлора и Эдди, у целого десятка других людей, которых мы пока даже не вычислили. Пойми, Кэсс, эта барышня регулярно нарывалась на неприятности. И пусть даже она никого не ограбила… хотя и с этим можно поспорить. Например, заявить, что она получила свою долю в доме обманным путем. Ей скорее нравилось обкрадывать людей в эмоциональном плане. А это опасное дело. Она всегда ходила по лезвию бритвы. Признавайся, откуда в тебе уверенность?

Вместо ответа я пожала плечами.

— У меня в запасе всего один день. И я не намерена сбросить с себя расследование, не приложив к нему максимум усилий. К тому же ты сам сказал, что на моем радаре больше никто не засветился. Ума не приложу: почему ты такой упертый? Ведь наша четверка всегда пользовалась твоей особой симпатией.

— И ты намерена этим воспользоваться? Черт, киска, я тебя недооценивал. Точно, они всегда мне нравились. В отличие от тебя. Тогда почему буквально пару дней назад ты утверждала, что они такие белые, пушистые и не обидят даже мухи? И вот теперь ты почему-то взъелась на них и готова слопать с потрохами. У меня возникает резонное подозрение, что ты мне что-то недоговариваешь.

Фрэнк буквально сверлил меня взглядом. Я вновь, словно гребнем, провела пальцами по волосам в надежде, что это поможет мне собраться с мыслями.

— Дело совсем в другом, — произнесла я в конце концов. — Просто у меня предчувствие, Фрэнк. Предчувствие.

Фрэнк еще с минуту не сводил с меня глаз. Я постаралась придать себе самый невинный и искренний вид.

— Ладно, — произнес он и моментально пришел в движение — шагнул прочь от стены и снова включил камеру. — Это наш с тобой уговор. Ваша копания приехала на двух машинах, или мне придется везти твоего красавчика Дэна в вашу деревню, после того как я с ним разделаюсь?

— На двух машинах, — сказала я. Уф-ф, слава Богу! От радости у меня закружилась голова, а мысли как оголтелые носились взад-вперед. Казалось, еще минута, и они фонтаном забрызжут наружу. — Спасибо, Фрэнк! Вот увидишь, ты не пожалеешь.

Он оставил меня в участке еще на пару часов — по всей видимости, чтобы окончательно добить остальных, — в надежде, что кто-то из них расколется и тогда я ему вообще не понадоблюсь. Я втихаря покуривала сигареты, что строжайше запрещено — к счастью, никому не было до меня дела, — и строила планы моих дальнейших действий. То, что Фрэнк вернется, я знала точно. Внешне наша четверка казалась непробиваемой, сплоченной. Даже Джастин, как бы Фрэнк на него ни давил, сохраняя присутствие духа. Вся их компания настолько обособлена от всего остального мира, что просто не реагирует на других людей. Они как средневековая крепость, укрепления которой возведены с таким тщанием, что взять ее можно лишь изнутри, путем предательства.

Наконец дверь распахнулась.

— Хочу подсоединить тебя к другим комнатам, так что давай-ка возвращайся в образ. Даю тебе пять минут. А потом поехали.

— Только не подсоединяй Дэниела.

— Не лезь с советами! — огрызнулся Фрэнк и вновь исчез.

Когда он вернулся, я сидела на столе и пыталась согнуть пластиковый стержень от шариковой ручки, чтобы выстрелить им в камеру.

— Эй, — сказала я и буквально расцвела при виде Фрэнка. — Я уже подумала, что обо мне забыли.

— Как я мог о вас забыть? — спросил Фрэнк и одарил меня своей коронной улыбкой. — Я даже принес вам кофе, с молоком и двумя пакетиками сахара. Кажется, вы любите послаще? Нет-нет, не беспокойтесь. — Это я соскочила со стола и взялась подбирать с пола осколки шариковой ручки. — Их уберут. Лучше давайте-ка присядем и поговорим. Кстати, как ваши дела?

Он взял стул и подвинул ко мне пластиковый стаканчик.

Он прямо-таки источал заботу о моей персоне — я уже порядком подзабыла, на какие штучки способен Фрэнк, если захочет. Вы сегодня прекрасно выглядите, мисс Мэдисон. Как там ваше боевое ранение? Я начала подыгрывать: потянулась, чтобы он убедился, что швы зажили, и одарила Фрэнка кокетливой улыбкой. Состроила глазки, легкомысленно хихикнула — едва заметно, но, думаю, Рафа и это задело.

Фрэнк обстоятельно поведал мне сагу про Джона Нейлора, точнее, одну из версий; во всяком случае, не ту, что описывала реальные события. Зато Нейлор представал в ней как потенциальный преступник. Это должно было притупить бдительность остальных, перед тем как мы их возьмем за жабры.

— Вот это да! Подумать только! — сказала я и, качнувшись на стуле, лукаво посмотрела в его сторону. — Мне казалось, вы сто лет назад поставили на нем крест.

Фрэнк покачал головой.

— Мы прорабатываем все версии, — произнес он. — Особенно когда речь идет о столь серьезном преступлении. Сколько бы ни тянулось расследование. И хотя мы вслух об этом не говорим, поисков не прекращаем, пока все кусочки мозаики не станут на место.

Прямо как в кино!

— Так что, думаю, мы близки к разгадке. А чтобы ее ускорить, нам понадобится ваша помощь, мисс Мэдисон.

— Пожалуйста, — сказала я и, приняв сосредоточенный вид, перестала качаться на стуле. — Вы хотите, чтобы я опять взглянула на Нейлора?

— Нет, кое-что другое. Сейчас нам нужен ваш мозг, а не ваши глаза. Вы ведь помните слова докторов о том, что по мере выздоровления память постепенно начнет возвращаться.

— Да, — неуверенно проговорила я после короткой паузы.

— Нам поможет все, что вы помните; подчеркиваю: все, что угодно. Так что подумайте хорошенько и скажите: к вам вернулась хотя бы часть из того, что вы забыли?

Я выдержала короткую паузу, потом сказала, как мне кажется, вполне убедительно:

— Нет… ничего. Лишь то, что я вам уже рассказывала.

Фрэнк сцепил на столе пальцы и подался вперед. Ох уж эти голубые глаза, негромкий, вкрадчивый голос. Будь на моем месте кто-то другой, давно бы растаял как воск и растекся по стулу.

— Видите ли, я, конечно, до конца не уверен, но у меня почему-то сложилось впечатление, что вы, мисс Мэдисон, кое-что припомнили; другое дело, что по какой-то причине не решаетесь об этом сказать. Или вы считаете, что я вас неправильно пойму и в результате может пострадать невинный человек? Верно я говорю?

Я выразительно посмотрела ему в глаза, словно искала в них поддержки.

— Что-то вроде того.

Фрэнк улыбнулся, и в уголках его глаз собрались морщинки.

— Поверьте, мисс Мэдисон. Не в наших привычках обвинять людей в серьезных преступлениях, если мы не располагаем вескими уликами. Так что не волнуйтесь: на основании одних только ваших слов мы никого не арестуем.

Я пожала плечами и, глядя в свой кофейный стаканчик, поморщила нос.

— В принципе ничего особенного. Не имеет значения.

— Что конкретно? Это моей голове болеть, имеет или не имеет, — попытался он успокоить меня. Казалось, еще пара секунд, и Фрэнк ласково похлопает меня по руке и назовет милочкой. — Вы не поверите, как порой самые что ни на есть мелочи оказываются полезны. А если это действительно, как вы сказали, ничего не значит, то и вреда тоже никому не будет. Разве не так?

— Ну хорошо, — вздохнула я. — Просто… Как бы это сказать, я помню кровь у меня на руках. Вижу, как мои руки перемазаны кровью.

— Вот видите, — сказал Фрэнк, не выключая обаятельной улыбки. — А говорили, что не помните. Согласитесь, ведь это совсем не трудно.

Я качнула головой в знак несогласия.

— А теперь скажите, что вы в тот момент делали? Вы садились? Или вставали?

— Вставала, — ответила я.

Мне даже не пришлось добавлять дрожь в собственный голос. Потому что в считанных метрах от меня, в комнате для допросов, которую я знала буквально наизусть, Дэниел с нетерпением ждал, когда хотя бы кто-то из троих вернется, в то время как их с каждой минутой все сильнее и сильнее охватывал страх.

— Я прислонилась к живой изгороди — она такая колючая! И… — Я изобразила, как снимаю блузку, как прижимаю ее к ребрам. — Вот так. Я пыталась остановить кровь, но это не помогло.

— Вам было больно?

— Ужасно больно, — прошептала я. — А еще мне было страшно, я подумала, что могу умереть.

Мы с Фрэнком отлично разыграли спектакль, словно не раз его репетировали, действуя столь же слаженно, как мы с Эбби на кухне, когда готовили завтрак.

Помнится, Дэниел сказал мне: «Ты не можешь быть одновременно и той и другой. Ей была несвойственна жестокость».

— Что ж, все идет просто замечательно, — похвалил меня Фрэнк. — Раз кое-какие вещи уже начали к вам возвращаться, уверяю, в скором времени вы вспомните гораздо больше. Вот увидите. Ведь именно так и говорили врачи. Как только шлюзы откроются… — Он пролистал папку с документами — теми самыми, которыми мы пользовались во время тренировочной недели. — Вы не могли бы показать мне, в каком конкретно месте это было?

Я выдержала паузу, выбрала место примерно в трех четвертях пути от дома к домику и указала пальцем.

— Кажется, вот здесь. Но с уверенностью сказать не могу.

— Отлично, — произнес Фрэнк и принялся что-то записывать в блокноте. — А теперь я попросил бы вас сделать для меня кое-что еще. Итак, вы стоите, прислонившись к живой изгороди, и истекаете кровью. Вам страшно. Теперь вы не могли немного напрячься и припомнить, а что было до этого? Что вы делали до этого момента?

Я не сводила глаз с карты.

— Я задыхалась. От бега. Я бежала. Бежала со всех ног. Упала, ушибла коленку.

— Бежали, но откуда? Напрягите память и постарайтесь припомнить. От чего вы убегали?

— Я не… — Я выразительно покачала головой. — Нет. Ничего сказать вам не могу, потому что какие-то куски я вроде как помню, другие же… Как бы точнее сказать… приснились или что-то вроде того. Та же самая кровь.

— Не исключаю такой возможности, — согласился Фрэнк и кивнул. — Я буду иметь это в виду. Но на всякий случай мне хотелось бы, чтобы вы рассказали мне все — даже то, как вам кажется, вам приснилось. Мы попробуем разобраться, где явь, а где сон. Договорились?

И вновь театральная пауза.

— Но ведь я уже рассказала, — произнесла я жалобным тоном. — Я бегу, а потом падаю. А потом кровь. И это все.

— Вы уверены?

— Уверена. Больше ничего я не помню.

Фрэнк вздохнул.

— Извините, мисс Мэдисон, есть одна нестыковочка, — произнес он, и в его голосе зазвенели стальные нотки, причем с каждым мгновением все явственнее. — Всего пару минут назад вы сами мне сказали, что не хотели бы, чтобы из-за вас пострадал невинный человек. Но то, о чем вы мне только что поведали, вообще ни на кого конкретно не указывает. Из чего я делаю вывод, что вы мне чего-то недоговариваете.

Будучи верна образу, я буквально испепелила его взглядом.

— Вы ошибаетесь.

— Отнюдь. Но куда более интересным лично я нахожу другой вопрос: почему?

Он отодвинул стул и, засунув руки в карманы, принялся неспешно расхаживать по комнате.

— Можете называть меня безумцем, но мне казалось: мы с вами по одну сторону баррикад, вы и я, что мы оба пытаемся выяснить, кто все-таки ударил вас ножом, чтобы наказать этого человека. Скажете, я безумец? Вам кажутся безумными мои слова?

Я пожала плечами. Фрэнк продолжал расхаживать взад-вперед.

— Помнится, в больнице вы охотно отвечали на все мои вопросы — быстро и без запинки. И вот теперь, непонятно по какой причине, вам словно безразлично, чем завершится расследование. Из чего напрашиваются следующие выводы: либо вы решили подставить вторую щеку тому, кто едва не убил вас, хотя вы, уж простите мне эти слова, никак не похожи на святую, либо здесь замешано что-то другое, куда более важное.

Фрэнк прислонился к стене позади меня. Я оставила всякие попытки следить за его перемещениями, а вместо этого принялась отколупывать лак с ногтя большого пальца.

— Но тогда я вынужден спросить самого себя, — вкрадчиво продолжал Фрэнк, — что может быть для вас важнее, нежели посадить за решетку того, кто поднял на вас руку? Скажите мне, мисс Мэдисон, что для вас важно?

— Хороший шоколад, — буркнула я в ответ своему ногтю.

Фрэнк даже бровью не повел и продолжил с прежним спокойствием:

— Мне кажется, я вас неплохо изучил. Когда вы лежали в больнице, о чем вы меня спрашивали, как только я переступал порог вашей палаты? О чем вы меня постоянно просили, хотя и знали, что я не могу вам этого обещать? Что такое вам хотелось увидеть в самый первый день, после того как вас выпишут? Что приводило вас в такое волнение, что у вас едва не разошлись швы, потому что вы запрыгали от радости?

Не поднимая головы, я зубами отгрызла кусочек лака.

— Ваши друзья, — тихо произнес Фрэнк. — Ваши товарищи по дому. Вот кто важен для вас, мисс Мэдисон. Предполагаю, важны, как ничто другое. Важнее даже, чем арест того человека, кто нанес вам практически смертельную рану. Или я не прав?

— Конечно, важны, — ответила я и пожала плечами. — И что с того?

— Мисс Мэдисон, если бы вам пришлось делать выбор, если бы вдруг — поймите, я говорю это исключительно ради примера — вы вспомнили, что вас ударил ножом один из них, что бы вы сделали?

— Мне не пришлось бы делать выбор, потому что никто из них не притронулся ко мне даже пальцем. Никогда. Потому что они мои друзья.

— Вот и я о том же. Вы кого-то не желаете выдавать, и, насколько я могу судить, этот кто-то не Джон Нейлор. Так кого вы пытаетесь оградить, помимо ваших друзей?

— Никого я не пытаюсь…

Фрэнк отошел от стены и громко ударил обеими ладонями о стол, его лицо было в считанных сантиметрах от моего. Я вздрогнула и отшатнулась, и это была не игра.

— Вы лжете мне, мисс Мэдисон. Неужели вам и впрямь непонятно то, что видно даже слепому? Вам известно нечто важное, нечто такое, что способно мгновенно дать ключ к разгадке дела, тем не менее вы это нечто предпочитаете от меня скрывать. А значит, тем самым препятствуете расследованию, что, кстати, уже наказуемо. Так недолго угодить за решетку.

Я резко отдернула голову назад и оттолкнула стул.

— Вы намерены меня арестовать? За что? Господи, меня? Я и без того пострадала. Мне хочется лишь одного — поскорее забыть про весь этот…

— Если вам хочется, чтобы вас каждый день резали ножом, а по воскресеньям даже дважды, что ж, ваше дело, мне плевать с высокой колокольни. Но когда вы понапрасну отнимаете драгоценное время у меня и моих коллег — это уже мое дело. Вам хотя бы известно, мисс Мэдисон, сколько людей за последние несколько месяцев трудились над расследованием? Вы отдаете себе хотя бы мало-мальский отчет в том, каких денег и какой энергии это стоило? Так что не надейтесь, что я позволю затраченным усилиям пойти псу под хвост лишь потому, что какая-то взбалмошная девчонка так зациклилась на своих так называемых друзьях, что все остальное ей до лампочки. Нет-нет, и не рассчитывайте.

Не пустая угроза. Лицо его было в считанных сантиметрах от моего. Я смотрела прямо в пылающие праведным гневом голубые глаза: Фрэнк был готов взорваться от злости, и каждое слово, которое он произносил в мой адрес — или же в адрес Лекси (думаю, он не видел между нами большой разницы), — било наотмашь. Лекси преломляла реальность вокруг себя, подобно тому, как линза преломляет солнечный луч. Она вплетала ее во множестве мерцающих слоев, и было невозможно сказать, на какой конкретно устремлен ваш взгляд, и чем дольше вы смотрели, тем сильнее у вас кружилась голова.

— Я докопаюсь до правды, — заявил Фрэнк. — Не знаю, сколько у меня уйдет времени, но обещаю вам: тот, на чьей совести преступление, не останется безнаказанным. И если вы не вытащите голову из собственной задницы, если откажетесь уразуметь, как это важно, если вы и дальше намерены играть со мной в ваши дурацкие игры, то составите ему компанию. Вы меня поняли?

— Да пошел ты! — взорвалась я и, словно барьером, отгородилась от него согнутой в локте рукой.

Лишь в следующее мгновение я осознала, что пальцы мои сжаты в кулак и что меня, как и моего собеседника, душит злость.

— Так кто же, мисс Мэдисон, все-таки ударил вас ножом? Вы готовы посмотреть мне в глаза и сказать, что не знаете? Давайте проверим. Скажите мне, что вы не знаете. Ну давайте же!

— Я не обязана ничего доказывать. Я уже сказала, что помню, как бежала, что на моих руках была кровь, а как вы поступите дальше, меня не касается, это уже ваше дело. Главное — оставьте меня в покое.

Я развалилась на стуле, засунула руки в карманы и демонстративно уставилась в стену.

Даже сидя к Фрэнку вполоборота, я по-прежнему ощущала на себе его взгляд, его учащенное дыхание.

— Ну хорошо, — произнес он наконец и постепенно отстранился от стола. — Пока поставим точку. Повторяю, пока.

И вышел вон.

Вернулся он примерно через час. Я перестала следить за временем. Вместо этого я собрала осколки шариковой ручки и аккуратно разложила на краю стола — получился своего рода орнамент.

— Что ж, — произнес Фрэнк, когда наконец решил вновь проведать мою персону. — Ты была права. Кайф еще тот.

— Поэзия в движении, — ответила я. — Ну и каков результат?

Фрэнк пожал плечами:

— Они здорово перетрухнули, но раскалываться пока не намерены. Еще пара часов в том же духе, и кто-то не выдержит и запоет. Это мое предположение. Очевидно одно — Дэниел явно встревожен. Нет, конечно, манеры его остаются при нем, но он только и делал, что спрашивал меня, сколько еще времени ждать. Думаю, тебе неплохо бы потусоваться с остальными тремя до того, как я его отпущу. Можешь заняться ими прямо сейчас.

— Спасибо. Фрэнк, — поблагодарила я, причем от души. — Спасибо.

— Постараюсь задержать его как можно дольше, хотя ничего не гарантирую.

Фрэнк снял с крючка на двери мое пальто и подал мне его.

— Пойми, Кэсси, у меня и в мыслях нет водить тебя за нос. Я играю лишь в честные игры. Надеюсь, ты тоже.

Остальные ждали в вестибюле. Вид у них был незавидный — все трое какие-то понурые, под глазами мешки. Раф сидел у окна, подергивая коленкой. Джастин сгорбился на стуле, словно чем-то обиженный аист. Лишь Эбби сидела с почти безмятежным видом — спина прямая, руки сложены на коленях.

— Благодарю, что приехали, — бодро произнес Фрэнк. — Вы все до единого нам здорово помогли. Ваш приятель Дэниел еще занят, должен нам кое-что рассказать до конца. Кстати, велел передать, чтобы вы его не ждали. Он догонит вас по дороге.

Джастин тотчас вскочил со стула, словно его только что разбудили.

— Но почему?.. — начал было он, но Эбби не дала ему договорить, цепко схватив за руку.

— Спасибо вам, детектив. Звоните, если что-то понадобится.

— Всенепременно, — ответил Фрэнк и подмигнул.

Он велел выпустить нас и даже придержал дверь, а чтобы никто не вздумал возражать, протянул на прощание руку.

— До скорого, — сказал он каждому.

— Ты зачем это сделала? — потребовал ответа Джастин, как только дверь за нами закрылась. — Я не хочу уезжать без Дэниела.

— Заткнись! — рявкнула Эбби. — Давай вперед. И не вздумай оборачиваться. Мэки наверняка наблюдает за нами.

Мы сели в машину. Никто не проронил ни слова.

— Итак, — произнес наконец Раф, нарушая молчание, от которого у меня уже свело зубы. — О чем вы разговаривали с ним на этот раз?

От меня не скрылось, как он весь напрягся, прежде чем обернуться ко мне.

— Не заводись, — осадила его Эбби.

— Но почему Дэниел? — не унимался Джастин. Он вел машину как какая-нибудь выжившая из ума старушенция: то летел сломя голову — оставалось лишь молить Господа, чтобы нас не остановил патрульный, — то тащился на черепашьей скорости. Голос звучал так, будто он вот-вот расплачется. — Что им нужно? Вдруг его арестовали?

— Нет, — твердо успокоила его Эбби. Разумеется, точно знать она никак не могла, однако плечи Джастина поникли еще больше. — С ним все в порядке. Можешь не волноваться.

— С ним всегда все в порядке, — произнес Раф, обращаясь к окну.

— Он знал, что рано или поздно так и будет, — заявила Эбби. — Единственное, чего он не знал, к кому конкретно прицепятся в полиции. Он предполагал, что скорее всего к Лекси, или Джастину, или к обоим сразу, но был уверен, что нас постараются расколоть.

— Ко мне? Почему именно ко мне? — Казалось, с Джастином вот-вот случится истерика.

— Ради всего святого, Джастин, угомонись! — огрызнулся Раф.

— Да успокойтесь вы, — прикрикнула Эбби, — а не то нас сейчас остановят! Просто нас решили на всякий случай хорошенько встряхнуть в надежде на то, что мы что-нибудь расскажем.

— Но почему они считают?..

— Кому сказано, немедленно прекрати! Потому что именно этого они и добиваются: чтобы мы ломали головы над тем, зачем им все это понадобилось. Они хотят, чтобы мы психанули и все выложили. Не надо играть им на руку.

— Если мы позволим легавым перехитрить нас, — заявил Раф, — нас тотчас упекут за решетку. Что ж, в таком случае нам там и место. Но клянусь, мы не такие тупые, как…

— Прекратите! — заорала я и со всей силы стукнула кулаком по спинке переднего сиденья. Джастин ахнул и с испугу так крутанул руль, что мы едва не слетели с дороги. — Довольно, кому говорят, тут вам не соревнования! Речь идет о моей жизни, так что никакая это не игра. Господи, как я вас всех ненавижу!

В довершение спектакля я закатила истерику со слезами. Я не плакала вот уже несколько месяцев, не проронила и слезинки, когда рассталась с Робом. И вот сейчас я ревела, но не по своей загубленной карьере в убойном отделе, не по провалившейся операции «Весталка». Прижав рукав джемпера ко рту, я лила горькие слезы, оплакивая Лекси во всех ее ипостасях. Оплакивала младенца, которому не суждено было появиться на свет; Эбби, танцующую на залитой лунным светом лужайке; Дэниела, любующегося ею; пальцы Рафа, пробегающие по клавишам рояля; Джастина, целующего меня в лоб. Оплакивала все то, что я сделала ради них и что еще намеревалась сделать, и еще целый миллион других вещей, даже бешеную скорость машины, которая везла нас.

Спустя какое-то время Эбби полезла в бардачок и передала мне упаковку бумажных салфеток. Окно рядом с ней было открыто, в него, словно играя верхушками деревьев, с ревом врывался ветер, и все вокруг поражало такой умиротворенностью, что я все плакала и плакала.