"Куда уходит любовь" - читать интересную книгу автора (Роббинс Гарольд)

5

Шла вторая неделя июля, когда я узнал, что Нора выиграла приз Элиофхайма, увидев ее портрет на обложке «Лайфа».

С февраля, когда меня сбили, пять недель я провел в госпитале на Новой Гвинее, потом еще семь недель в больнице для ветеранов Сан-Диего, откуда меня выпустили заштопанным, но в добром здравии. Мне был предписан месячный отпуск, после которого я должен был явиться за новым назначением, и я поехал в Ла Джоллу, где взял напрокат маленькое суденышко, на котором мог есть, спать и загорать.

Я дремал в кресле на палубе, когда кто-то спрыгнул на нее, и я открыл глаза. Проморгавшись, я увидел какого-то мальчишку, который, улыбаясь мне, стоял на палубе. Я взял себе за правило не читать ежедневных газет, пока идет война. Но попросил владельца киоска подкидывать мне еженедельные журналы.

Порывшись в кармане, я нашел полдоллара и подкинул их в воздух. Он поймал их с ловкостью Ди Маджио, который берет верхний мяч.

Склонившись, я взял пачку журналов и развязал стягивающую их веревочку. Журналы рассыпались по палубе, и я взял первый, что попался мне под руку.

С обложки на меня смотрело странно знакомое лицо темноволосой девушки, и я невольно подумал, как хорошо, что, несмотря на все потрясения войны, еще существуют такие девушки. И тут только вспомнил, почему она показалась мне знакомой.

Да, маленькими белыми буквами было написано: «Нора Хайден – обладательница приза Фонда Элиофхайма за скульптуру».

Я снова посмотрела на ее фото и ко мне вернулось нетерпеливое желание. Лучистые темные глаза и странно чувственный рот, который лишь подчеркивался гордым, почти надменным подбородком. Она выглядела, словно мы расстались с ней вчера, хотя прошло не менее года, когда я в последний раз видел ее.

Я открыл журнал. Снимков там было достаточно. Нора – в маленькой мастерской на задах дома своей матери. Нора курит, набрасывая замысел идеи. Четкий, подсвеченный сзади силуэт Норы на фоне окна. Или она лежит, растянувшись на паласе, слушая музыку. Я начал читать текст.

«Стройная мисс Хайден, которая походит скорее на манекенщицу, чем на скульптора, всецело подчиняет вас себе, когда вы в восхищении стоите перед ее работами.

Скульптура – это единственное правдивое изображение жизни в искусстве, – утверждает она. – Она обладает всеми тремя измерениями. Вы можете обходить вокруг нее, рассматривать ее под любым углом, трогать и чувствовать ее как живое существо. У нее есть объем, форма, и она существует в реальной жизни вокруг нас. Вы можете увидеть скульптурные очертания в любом камне, в изгибах цветущего поля, в любом куске дерева, в растянутой до предела, напряженной полоске металла.

И художнику остается лишь воплотить в грубом сыром материале свои видения, придать им очертания, вдохнуть в них жизнь…» Я слышал ее голос.

Закрыв журнал, я снова уставился на обложку. Значит, она это сделала. Я бросил журнал на палубу и встал. Теперь я изменил свою точку зрения. И какая разница, что я сделал это год спустя?

Забившись в тесную душную телефонную будку на краю пирса, я слышал, как на другом конце линии в Сан-Франциско раздаются телефонные гудки. Мне ответила ее мать.

– Это Люк Кэри, – сказал я. – Вы еще помните меня? У старой леди был ясный и четкий голос.

– Конечно, помню, полковник. Как вы поживаете?

– Прекрасно, миссис Хайден. А вы?

– Я никогда в жизни и дня не болела, – ответила она. – Я читала о вас в назетах. Вы совершили настоящий подвиг.

– Газеты слишком преувеличили мои заслуги. Просто у меня не было выбора. И мне ничего не оставалось делать.

– Уверена, что вы могли поступить и по-иному. Но мы поговорим об этом в другой раз. – Я почувствовал, что голос ее стал мягче. – Мне искренне жаль, что Норы нет на месте. Я знаю, что она будет очень огорчена.

– Вот как, – сказал я. – А мне так хотелось поздравить ее с премией Элиофхайма.

– Из-за нее-то она и уехала. С тех пор, как появилось это сообщение, у бедного ребенка нет ни минуты отдыха. И я убедила ее отправиться в Ла Джоллу, подальше от этого шума.

– Вы сказали в «Ла Джоллу»?

– Да. – И вдруг ее озарило – Откуда вы говорите?

– Из Ла Джоллы. Я провожу тут свой отпуск.

– Ну, разве это не счастливое совпадение, полковник? Конечно же, теперь я вспоминаю, какие-то упоминания в газетах о том, где вы находитесь. Нора в Серф-клубе.

– Я позвоню ей.

– Если вы ее там не застанете, полковник, свяжитесь с Сэмом Корвином. Он знает, где найти ее.

– С Сэмом Корвином?

– Да, – ответила она. – Вы должны его помнить. Он журналист, друг профессора Белла. Он занимается делами моей дочери. Бедная девочка совершенно не разбирается в бизнесе.

– И я очень надеюсь, что нам не придется ждать еще год, чтобы увидеть вас, полковник. Мне все еще кажется, что нам есть о чем поговорить. И я уверена, что «Хайден и Каррузерс» будут прекрасным местом для начала вашей карьеры.

– Спасибо, что помните обо мне, миссис Хайден. Мы в самом деле скоро поговорим и об этом.

– Вас тут всегда ждут, молодой человек. Всего хорошего.

В трубке щелкнуло, и я помедлил несколько секунд, прежде чем опустить очередной никель. На этот раз ответил Корвин.

– Здесь ли мисс Хайден? – спросил я.

– Кто ее просит?

– Люк Кэри.

Мне показалось, что в его голосе появились дружелюбные нотки.

– Полковник Кэри?

– Да.

– Минутку, прошу вас. Посмотрю, удастся ли мне найти ее. Через несколько секунд ожидания в трубке раздался ее голос.

– Полковник Кэри! Вот это сюрприз. Как вы узнали, где найти меня?

Я засмеялся.

– От вашей матери. Думаю, мы могли бы встретиться и выпить на пару.

– Вы в Ла Джолле?

– Примерно в трех милях от вас, – уточнил я. – Так как насчет моего предложения?

– Оно мне нравится. Но мой агент Аарон Скааси каждую минуту может прибыть из Нью-Йорка. На пять часов у нас обговорена пресс-конференция с коктейлями для журналистов.

Я предполагал, что она предложит другое время для встречи, но она этого не сделала. Достаточно честно, подумал я, с какой это стати. В последний раз, когда мы виделись, я был с ней не очень-то вежлив.

– Я еще раз попытаюсь, – сказал я.

– Буду рада, – вежливо ответила она и повесила трубку. Возвращаясь на пирс, я, прищурившись, посмотрел на небо. Оно было прекрасным. Синее, как на почтовых открытках, лишь с несколькими высокими кучевыми облачками. Солнце припекало уже как следует, немного погодя настанет тяжелая духота, но к тому времени она уже не будет меня беспокоить – я буду на воде.

Вот и пришел конец всему, подумал я. Но в то время я еще не знал, что сказал ей Сэм после того, как я повесил трубку.

– Не очень-то сердечно ты его встречаешь, – попенял ей Сэм, когда она окончила разговор.

– Черт возьми! Целый год прошел. Кем он себя считает?

Сэм подошел к ее блокноту для набросков и заглянул в него. На листе был изображен молодой человек, готовый нырнуть. Он был обнажен. Сэм узнал его лицо. Это был мальчик-студент, который работал в клубе спасателем.

– Во всяком случае, он не из этих мальчишек, – сухо сказал он.

– У тебя прямо зуд ставить на всем ярлыки. Есть какие-то возражения?

– Не лично к нему, – ответил Сэм. – Мне плевать, с кем ты ложишься в постель. Но когда это становится известно, это уже касается наших дел.

– Где ты об этом наслушался? – холодно спросила она.

– Да по всем окрестным пляжам ходят эти разговоры. Для мальчишки ты слишком заманчивая добыча, чтобы держать язык за зубами. Он все и выболтал своим приятелям, все до мелочей. Тебя разложили по косточкам.

Она сердито вырвала лист с наброском и скомкала его.

– Маленький подонок!

– Я говорил тебе, чтобы ты была разборчивее в знакомствах, – терпеливо заметил он.

– Что же, по-твоему, мне делать? – закричала она, бросая скомканную бумагу на пол. – Монахиней стать?

Он машинально подобрал бумагу с пола и бросил ее в мусорную корзину. Затем вытащил трубку из кармана.

– Избавился бы от этой чертовой трубки! Терпеть не могу, как она воняет! – вышла из себя Нора.

Молча сунув трубку в карман, он направился к дверям. Она остановила его.

– Сэм, – мягко окликнула она, сразу же став юной и беззащитной. – Сэм, что, по-твоему, мне надо делать?

– Не знаю. Но я бы начал с того, что бросил этого мальчишку.

– Так я и сделаю, Сэм, – быстро согласилась она.

– И еще одно, – добавил он. – Не помешает, если тебя будут видеть с кем-то вроде твоего парнишки-летчика, с которым ты только что разговаривала. Это поможет пресечь все сплетни.

Когда я вернулся, дряхлый охранник, сидевший на скамейке перед зданием конторы, махнул мне вялой рукой.

– Привет, полковник.

– Привет.

– Слышал разговоры, что на течении Коронадо видели здоровых марлинов. Стоит пойти туда и взглянуть на них.

– Может, так и сделаю, – сказал я, подкидывая ему на кусок хлеба, что я делал каждый день.

Он сунул полдоллара себе в карман.

– Спасибо, полковник. – Его водянистые глаза уставились на меня. – Кстати, к тебе на лодку лазила какая-то девчонка. Я сказал ей, что ты будешь к ленчу.

Я направился к катеру. Нора, должно быть, услышала мои шаги, потому что, когда я приблизился, она появилась на палубе. На ней были лишь синие шорты и лифчик; с черными волосами, стянутыми в хвостик на затылке, она походила на мальчика.

– Привет, – махнула рукой она.

– Привет.

Прищурившись, она посмотрела на солнце.

– Теперь моя очередь извиняться, полковник.

Несколько секунд я изучающе смотрел на нее, а потом спрыгнул на палубу, оказавшись рядом с ней.

– Только ряди этого вам не стоило проделывать весь этот путь, Нора. Она взяла меня за руку. Кожа у нее была сухой и теплой.

– Но я хотела это сделать, полковник. Я хотела дать вам знать, что чувствую себя виноватой перед вами.

Она стояла так близко, что я чувствовал запах ее волос. Они пахли чистотой и свежестью, как сосны на холмах, и сегодня на ней почти не было косметики, только слабый след губной помады. Я посмотрел ей в глаза. Такими я их и запомнил. Затем я поцеловал ее.

Губы ее были теплыми и нежными, и за их мягкостью крылись острые твердые зубы. Она закинула мне руки на шею и всем телом прижалась ко мне. Опуская руки ей на талию, я мог пересчитать едва ли не все ребра; как я и думал, все было так, как должно было однажды произойти между нами.

Еще раз поцеловав ее, я внезапно отстранил Нору и потянулся за сигаретами. Несколько раз чиркнув колесиком зажигалки, я убедился, что эта чертова штучка не работает.

– Слушай, меня прямо колотит.

– Меня тоже, – тихо призналась она.

Закурив наконец, я глубоко затянулся и протянул пачку ей. Отвернувшись от меня, она выпустила клуб дыма.

– Как только я увидела тебя в первый раз, мне захотелось, чтобы ты поцеловал меня.

– Мне тоже этого хотелось.

– Тогда почему же ты?… – Ее глаза были темны, как вода между бортом катера и пирсом. – Ты же знал, что я ждала этого.

Я отвернулся.

– Я думал, что ты была… была с кем-то другим.

– Неужели это имело для тебя такое значение?

– Для меня имело. Я хотел, чтобы между нами все было как следует.

– Но ты ведь и сам не был невинной пташкой.

– Нет, – согласился я.

– И разве теперь это имеет значение?

Я снова привлек ее к себе.

– Теперь нет.

На глазах ее выступили слезы, смочившие мне щеки.

– Ох, Люк, Люк!

Я знал, о чем говорят женские слезы, но не хотел покупаться на них. Это самая изощренная наживка, на которую клюет мужское самолюбие. Я чувствовал, словно вырос на десять футов, пока осушал их поцелуями. Мне плевать было, в самом ли деле плещутся ли сегодня марлины в Коронадо. Вместо этого я натянул мундир, который валялся без дела с первого же дня моего появления здесь, и вместе с ней отправился на пресс-конференцию.

Я был рад, когда все кончилось. Я еле выдержал. Едва увидев нас, репортеры так и кинулись к нам. Они заставляли позировать для съемок. Они задавали непрестанные вопросы. Обручены ли мы? Когда мы собираемся пожениться? Как мы встретились? Отправится ли она в Вашингтон на церемонию награждения вместе со мной? Приехал ли я сюда, чтобы быть рядом с ней или по какому-то другому поводу?

Затем они утомились задавать вопросы, на которые у нас не было ответов, и прием пошел по тому руслу, ради которого он был организован. Предполагалось выслушать повествование Аарона Скааси, почему он, увидев работы Норы, решил, что она величайший скульптор Америки с тех времен, когда тут появились первые столбы с тотемами.

Должен признать – говорил он весьма убедительно. Он подкупил даже меня. Это был лысый коренастый человек, который походил, скорее, на мопса, чем на одного из самых знаменитых в стране торговцев произведениями искусства. Он постоянно вытирал потеющую лысину платком невинно-голубого цвета. Нора, сидевшая на диване рядом с ним, выглядела пай-девочкой.

Подошел и сел рядом Сэм Корвин.

– Он знает, о чем говорить, – сказал он, кивая на Скааси. – Он великолепный знаток своего дела.

Я посмотрел на Сэма. Он был худым и, можно сказать, даже хрупким человеком, чья внешность могла бы ввести вас в заблуждение, если не твердая линия рта и решительные очертания подбородка.

– Он меня убедил, – кивнул я, пытаясь понять, насколько глубок интерес Сэма к Норе.

Он словно бы догадался, о чем я думаю.

– Я знаю Нору еще с того времени, когда она ходила в школу. Я всегда верил в нее, и был очень рад, когда она и ее мать попросили меня заняться ее делами.

Его темные глаза внимательно изучали меня.

– Я должен поблагодарить вас.

– Ну?

– За то, что вы приехали на прием. – Нора была очень взволнована после разговора с вами и буквально поставила всех на уши из-за того, что не может дозвониться до вас и извиниться. В таких ситуациях она бывает очень эмоциональна, почти как ребенок.

Прием близился к концу, и Корвин ушел сказать газетчикам несколько слов на прощание. Возможно, бурбон обострил мое восприятие, но мне казалось, что я услышал больше того, что он хотел мне сказать.

Подошли Нора со Скааси, и я поймал себя на том, что мне не нравится, с какой фамильярностью он держит руку на ее плече.

– Не присоединитесь ли к нам за обедом?

Глядя на Нору, я заколебался, но затем принял решение.

– Нет, спасибо. Вам надо обговорить ваши дела, и я не хотел бы мешать вам.

– Вы и не будете мешать, – быстро отреагировала Нора. Я увидел разочарование в ее глазах.

В эту секунду я чуть было не изменил свое намерение, но все же решил стоять на своем. Я улыбнулся, принося свои извинения.

– Я дал себе слово, что выловлю самого большого марлина. Так что сегодня вечером мне надо вывести катер и двинуться к течению Коронадо. К моменту восхода солнца я должен быть готов к встрече с ним.

– Когда вы собираетесь завтра вернуться? – спросила она.

– Поздно.

– Тогда значит, мы не увидимся. Завтра утром мне надо возвращаться в Сан-Франциско.

– Очень жаль.

Сэм отозвал Скааси в сторону, оставив нас наедине.

– Ты позвонишь мне? – спросила она.

– Конечно.

– Нет, ты не будешь звонить. Я знаю, ты этого не сделаешь. Будет, как в прошлый раз. Ты уедешь, и я ничего не услышу о тебе. И ничего не буду знать, кроме того, что удастся прочитать в газетах.

– Не будь дурочкой. Я же сказал, что позвоню тебе.

– Когда?

– Как только окажусь в Сан-Франциско.

– То есть, может быть, и никогда, – грустно сказала она.

Я взял ее за руку. Она была теплой, мягкой и беспомощной.

– Я позвоню тебе. Обещаю.

Она как-то странно посмотрела на меня.

– А что, если с тобой что-нибудь случится? Как я узнаю?

– Ничего со мной не случится. Теперь я в этом убежден. Ты же знаешь старую пословицу: «Кому суждено быть повешенным…»?

Ушли последние из репортеров. Пришло время прощаться. Я пожимал руки всем окружающим.

– Я провожу тебя до дверей, – сказала Нора.

Мы вышли в патио. Стояла непроглядная тьма, которую рассеивали лишь тысячи крохотных звездочек, повисших в ночном небе. Я закрыл за нами створки дверей.

– А я думал, тебе не нравятся прощания.

Я знал, что могу поцеловать ее, но решил этого не делать. Будь у меня такая возможность, я бы не ушел. Думаю, и она это понимала.

– Это на прощание, – шепнула она, легко коснувшись меня рукой. Когда за ней закрылась дверь, я пошел к машине.

Скааси отправился к себе принять ванну, так что Сэм был один, когда вернулась Нора. Он вопросительно взглянул на нее.

– Налей мне, – попросила она.

Молча встав из кресла, он протянул ей виски с содовой. Она выпила напиток одним глотком.

– Я выйду за него замуж, – почти вызывающе сказала она.

Корвин по-прежнему молчал.

– Ну, ты так ничего и не скажешь? Ведь это то, чего вы с матерью хотели, верно?

Он удивился.

– Откуда ты это взяла?

– Не такая я дура. – Нора снова налила себе виски. – Я поняла это сразу же, как только ты велел мне перезвонить ему. И когда он сообщил мне, что мой номер ему дала мать. Тут я уж не сомневалась.

Теперь, выпалив все это, она уже не была уверена, что ему нравится все это слушать.

– Женитьба – дело серьезное. Покончив с виски, она поставила стакан.

– Знаю.

– Он вроде бы хороший парень.

– Что в твоих устах означает отсутствие у меня таких качеств!

– Я этого не говорил.

– Знаю, что не говорил. Но ты так думаешь, верно? И потому, что я такая, как есть, я не смогу стать для него хорошей женой?

Он промолчал.

– Почему не смогу? – потребовала она у него ответа. – Возраст у меня подходящий. Общаться со мной несложно. Денег у меня хватит на нас обоих, и после войны я сделаю так, что он сможет заниматься тем, чем ему захочется. Разве плохо?

– Ты говоришь мне или спрашиваешь?

– Говорю! – гневно выпалила она.

Он вытащил свою неизменную трубку.

– В таком случае у меня тебе только один вопрос. Ты его любишь? Она уставилась на него. Вот уж это она меньше всего ожидала от него услышать.

– Конечно.

– Тогда все в порядке. – Он улыбнулся. – Когда вы намечаете свадьбу?

Она увидела его улыбку, и гневный напор покинул ее. Она улыбнулась в ответ.

– Как только я заставлю его сделать мне предложение.