Лариса КОНДРАШОВА ЧУЖОЙ МУЖ

Глава первая

Есть женщины, которым не везет от рождения. Именно о них говорят: не родись красивой, а родись счастливой!

Вот и Наташа Рудина из этой породы. Вроде все при ней: и внешность, и ум, но поди ж ты… Другие, куда менее красивые, женщины имеют мужа, детей, уютный дом, а Наташа одна-одинешенька. Лишь ненадолго блеснуло ей солнце из-за туч, да тут же и спряталось…

Хоть бы кто остановил ее! Да что же это она все причитает, все плачет, жалуется на судьбу! Еще немного, и начнет биться головой об стену. И намыливать веревку, чтобы повеситься. Ха-ха-ха!

Нервный срыв. У нее просто стресс. В двадцать пять лет остаться одной, без любимого человека, вдалеке от родного города, среди людей, которым, мягко говоря, безразлично ее теперешнее состояние.

Почему, ну почему ее не было в той машине, в которой три года назад погиб Наташин муж Константин? Сейчас уже и кости бы ее истлели…

Вот себе Наташа поэтический образ придумала!.. Зато по крайней мере не тосковала бы сейчас одна, не причитала над своей разбитой жизнью, не в силах нанести на искривленное в трагической гримасе лицо хоть немного макияжа… Ведь на день рождения к друзьям идет, не на похороны…

Чего вообще ее потянуло на причитания о том, чему недавно минуло три года? Разве за это время она не привыкла к своему вдовству, к одиночеству? Неужели разволновалась оттого, что идет в дом к семейной паре, где опять будет чувствовать себя не слишком уютно? Был бы жив Костя, они бы на празднике веселились с ним вместе, так же как и остальные, и Наташа не чувствовала бы себя изгоем…

Одинокая женщина не нужна семейным друзьям. Она — как заноза в пальце, раздражает уже одним своим присутствием. Понятное дело, хозяйку дома. Особенно если та замотана приготовлениями к семейному торжеству, не успела ни накраситься, ни сделать маникюр. И вот является одинокая. Молодая и красивая. Все взгляды — на нее. Все внимание — ей…

Минуточку, разве Пальчевские давали хоть раз понять, что хотели бы видеть Наташу у себя непременно вдвоем с кем-нибудь? Ее друзья вполне чуткие люди. И к ней относятся даже лучше, чем друг к другу.

В другие семьи Наташа вообще старалась не ходить. Большинство жен таки встречали ее настороженно. Даже те, кто работал с ней на одной фабрике.

Многие, как ни странно, завидовали. Без желания немедленно поменяться с ней местами, а вообще.

Конечно, ведь ей не надо воспитывать детей, приглядывать за мужем, и стирать, и убирать, и готовить обед на всю ораву. Она может не торопясь сидеть перед зеркалом и макияж наносить, а не набрасывать.

Купила в магазине творожок или там йогурт какой, в холодильник положила, а утром у тебя есть завтрак.

И не надо по утрам мчаться как оголтелая, таща в садик хныкающего, невыспавшегося ребенка. При том, что сама порой и позавтракать не успеваешь, не то чтобы там маски делать или зарядку.

Иное дело Наталья Рудина. Не спеша поднялась, приняла душ. Да не простой — контрастный для упругости кожи, сделала гимнастику — а что, времени навалом. Ко всему прочему, она, Рудина, еще и от работы недалеко живет. Можно валяться в постели до последнего момента…

Кто станет любить и зазывать в гости такую опасную женщину? Кто захочет на праздники приглашать ее к себе? Тут не знаешь, что лучше: быть удачной вдовой без особых обязанностей или замотанной семейной женщиной, не имеющей времени не то что для полноценного отдыха, но и для просмотра любимого сериала.

Наверное, все же вдовой лучше. Никто над душой у тебя не стоит, на мозги не капает. Живи как хочешь, читай, сколько сможешь, просто ходи гуляй по улицам. Красота!

Наташа все это не раз себе рассказывала. Наверное, потому, что вполне представляла себе загруженность жены и матери.

Но с Пальчевской Тамарой у нее, кажется, совсем другие отношения. Наташа и Константин прежде частенько ходили в гости к Тамаре и Валентину. При этом хозяйка квартиры напропалую кокетничала с Костей, а Наташа с Валентином делали вид, будто им все равно.

Если честно, Наташа не ходила бы в гости и к Пальчевским, но Тамарка ее силком вытаскивала. И когда приглашала к себе, требовала с подруги честное слово, что та непременно придет.

И вот сейчас Наташа сидела перед зеркалом, наносила последние мазки на свое творение, то бишь накрашенное лицо, и с тоской думала, что опять она будет одна, без пары…

— Наташка! До чего ты красивая, зараза! Не будь мы с тобой подругами, я бы тебя и на порог не пускала. Ведь именно такие красотки, как ты, у нас, у дурнушек, мужей уводят.

Тамара помогала ей снимать мокрый от тающего снега полушубок и приговаривала все те же слова, что и всегда. На всякий праздник пятый год подряд одно и то же. И как обычно, Наташа вяло отбивалась.

— Заладила! Во-первых, ты вовсе не дурнушка. А во-вторых, разве я давала тебе повод усомниться в моей порядочности?

— Не давала. — Тамара повесила ее шубу на вешалку и теперь подталкивала перед собой, направляя в сторону кухни. — Но это-то меня и настораживает. Неужели тебе все мужчины безразличны? Или мой Валентин такой непривлекательный, что невозможно взглянуть на него несколько другими глазами? То есть даже мысли не возникает улыбнуться ему, пококетничать?

— Я всегда ему улыбаюсь. По-дружески. А иначе — разве могу себе позволить?

— Какая ты несовременная, Натка. И выражаешься как-то по-книжному. Позволить, не позволить. Разве для любви эти понятия хоть что-нибудь значат? Сейчас бабы говорят: я на него запала. Или: я от него кипятком писаю. А тогда уж — жена не стена, можно и отодвинуть.

— Да не хочу я тебя отодвигать, глупая ты женщина. Я тебя люблю как свою лучшую подругу.

— Наконец-то улыбнулась! Вот тебе нож, будешь селедку разделывать. А за это я тебе личико сделаю.

— В каком смысле? — нарочно будто испугалась Наташа.

— Макияж сооружу, дуреха! Твоя привычная раскраска — как можно больше естественности — на празднике не проканает. Помнишь, как в прошлый раз я тебе глаза подводила? Умереть — не встать! Пусть гости смотрят и завидуют, какая у меня подруга красивая.

— Вообще-то я перед зеркалом сидела и что-то с лицом делала.

— Вот именно, что-то! Господи, как несерьезно относятся некоторые женщины к своей красоте! Пользоваться надо ею, всесторонне подчеркивать.

— Странная ты, Тамара, всякий раз обо мне заботишься, будто я — невеста на выданье.

— А то нет. Три года одна, пора бы и прекратить свою вселенскую скорбь. Ты же не Пенелопа. Та хоть мужа ждала, а ты чего ждешь? Твой — точно не вернется… Прости, опять что-то не то ляпнула.

— Я и не жду никого, — нахмурилась Наташа. — Просто мне не встретился человек, который был бы похож на Костика.

— А почему этот встреченный должен обязательно походить на кого-то? Каждый из нас уникален. Или ты намереваешься и остальную жизнь прожить по образу и подобию той, что прошла? Такого, милочка, не бывает.

— Хорошо, пусть не на Костика, но пусть походил бы на твоего мужа, я бы тоже не возражала.

— Ага, вот ты себя и выдала. Наконец-то! А говорила, Валентин тебе безразличен.

— Я говорила, что он — твой муж, а потому для меня его как бы нет… Но если бы он был свободен, я могла бы обратить на него внимание… И вообще, чего ты от меня добиваешься? Чтобы я в твоего мужа влюбилась?

Тамара склонила голову набок, как бы прикидывая такой вариант, и согласно кивнула:

— А что, я бы не возражала. Может, расшевелила бы. А то он такой… мямля! Я ему чего только в глаза не говорю — молчит или меня успокаивает: «Тома, пожалуйста, я тебя прошу…» Нет в нем мужского духа, силы, того, за что женщины мужчин уважают. А ведь внешне вроде не хлюпик. Помнишь, я в прошлом месяце ногу подвернула? Он до самой больницы меня на руках нес. А передо мной как перед женщиной всегда пасует. Тряпка, да и только! Интересно, если бы при нем меня какой-нибудь чужой мужик обидел, он бы заступился? Или тоже бы стоял и уговаривал: «Вася, пожалуйста, я тебя прошу, успокойся!»

Тамара Пальчевская передразнила отсутствующего мужа и вздохнула:

— Иной раз я даже думаю: может, лучше, как ты, жить одной? В такие минуты я тебе завидую.

На глаза Наташи навернулись слезы.

— А это, Томка, уже свинство. У меня Костик погиб. Ни он меня не бросил, ни я к другому не ушла… Думаешь, быть вдовой так уж хорошо?

— Ты чего, Натка, опять глаза на мокром месте. Это я тебя завести пытаюсь. Третий год горюешь. Разве вокруг мужиков нет? Может, и отыскался бы похожий на твоего Костика, если бы ты хотя бы огляделась, как нормальная баба… А с другой стороны, могу тебя понять. У вас такая страсть была! Уж Валентин мой на что ни рыба ни мясо, а тоже вам завидовал: «Счастливые!»

— Вот и дозавидовались. Сглазили наше счастье… Недолго мне пришлось порадоваться… Давай больше не будем об этом. Мне тяжело вспоминать.

— Не будем, — согласилась Тамара, яростно налегая на терку — она готовила для салата морковь.

Разделывание селедки оказалось именно тем занятием, которое сейчас требовалось Наташе. Здесь нужна была внимательность — не пропустить костей, которые в блюде «сельдь под шубой» — самый нежелательный элемент. Словом, занятие не для нытиков.

Но поиск костей не мешал и размышлять о Валентине Пальчевском, которому как раз сегодня исполнилось тридцать лет. Он Стрелец, но, как верно заметила Тамара, похож скорее на Деву. Такой размеренно-педантичный.

Тамарка порой орет, чуть ли не беснуется, а он смотрит на ее истерики спокойными серыми глазами, которые за стеклами очков кажутся несколько беспомощными, и пытается утихомирить расходившуюся супругу именно так, как она только что говорила: «Тамара, пожалуйста, я тебя прошу…»

Всегда одна и та же реакция. Даже странно. Принимать как должное гадости, которые Тамара постоянно твердит ему при всех. И ведь норовит побольнее задеть, укусить так укусить. Разве что по лицу не бьет. У Наташи тоже, случалось, настроение портилось, но чтобы она своего мужа вот так позорила?

Ну понятно было бы — Валентин Николаевич пил не просыхая или по бабам бегал. Но ведь нет. За все время, что Наташа с Пальчевскими дружит, она ни разу не видела Валентина пьяным и ни разу не слышала, чтобы он с какой-нибудь другой женщиной встречался. Уж такое в их маленьком городке не удалось бы держать в тайне.

Длинные волосы Наташи насыщенного пшеничного цвета рассыпались по плечам — она не догадалась сразу их подвязать, а одна прядь и вовсе постоянно свешивалась на глаза, мешая своей хозяйке. Наташа пыталась отбросить ее, сдуть, отодвинуть плечом — ничего не получалось. Наконец она взмолилась:

— Тамар, подвяжи мне эти волосы хоть веревкой. Вконец замучили.

— Потерпи немного, с морковкой разделаюсь и подвяжу.

В замке входной двери завозился ключ, и вскоре на пол сбросили тяжелые, судя по стуку, сумки.

— А вот и Валентин. Сейчас он тебе поможет. Валик!

— Иду, — отозвался мужчина, и тут же в дверном проеме кухни возникло его круглое улыбающееся лицо.

Ну до чего славный человек! Всегда в ровном настроении, умный, понимающий, с чувством юмора. На вид вовсе не рохля и не мямля. Даже странно, почему так характеризует его жена.

Эти ее слова выглядят как… неправильно навешенный ярлык. И действуют только в присутствии Тамары, когда он в ответ на ее оскорбления лишь чуть заметно улыбается. Словно она не ругает его, а хвалит.

В то время, когда ее рядом нет, никто не воспринимает Валентина как рохлю.

Смог бы он столько времени работать главным механиком на парфюмерной фабрике, где технологом трудилась и Наташа, держать в руках приличный штат работников, если бы был мямлей? Кто бы стал его слушать, а уж тем более беспрекословно подчиняться!

Нет, терпимость его по отношению к супруге какая-то странная.

— С днем рождения, Валя, там на столике в прихожей тебе подарок, — скороговоркой проговорила Наташа. — Поздравляю тебя с круглой датой и желаю счастья, любви и исполнения желаний. Чтобы семья у вас была крепкой, чтобы благосостояние росло…

— Хватит, хватит, — запротестовала Тамара, — а то и на тосты ничего не останется. Ну что ты стоишь столбом? — прикрикнула она на мужа. — Подойди поцелуй подругу, вон она тебе сколько нажелала.

Валентин подошел и осторожно коснулся губами Наташиной щеки.

— Да не так! — распорядилась Тамара. — Как следует поцелуй, в губы.

— Чего вдруг? — удивилась Наташа. — Слова дежурные, подарок скромный…

— Скромные вы мои, два сапога пара! Вот бы тебе жену какую, Валик, правда?

Она поддевала их по привычке и была страшно удивлена, когда он вдруг среагировал совсем не так, как обычно.

— А что, я бы не отказался, — сказал он.

Тамару это задело. Наташа тоже удивилась, но вслух удивления не высказала. Тем более что почувствовала реакцию подруги: не понравилось. Зачем же тогда она столько времени как бы подталкивает их друг к другу? Уверена, что Валентин от нее никуда не денется, или не дорожит им, а хочет иметь при себе просто потому, что быть замужней женщиной куда престижнее, чем, например, вдовой?

— Валик, — вкрадчиво пробормотала между тем Тамара, — ты не мог бы завязать Наташке волосы, а то они ей в глаза лезут.

— Давай, — пожал плечами тот, — а чем?

— Придумай сам! — проговорила его жена с раздражением. — Возьми в шкафу какой-нибудь платочек или поясок. Неужели такую мелочь сообразить не можешь!

— Между прочим, у него сегодня день рождения, — осторожно заметила Наташа.

Она уже чувствовала, что Тамара заводится, и пыталась ее остановить, напомнить, что сегодня такой день, когда она бы могла сдержаться, оставить мужа в покое.

— Ну а я что, отмечать отказываюсь? Или подарок не купила? Вон посмотри, какая рубашка в спальне лежит. Полторы штуки не пожалела… для любимого мужа!

Валентин вернулся с атласной лентой и ловко завязал Наташины волосы. Не сделал ни одного лишнего движения, ни на секунду не задержал руки на ее волосах, а будто совершил некое интимное действие. Наташа от неожиданности даже задержала дыхание, а Валентин, которому, похоже, ее настроение тут же передалось, излишне резко убрал руки.

— Разрешите идти?

Он шутливо расшаркался.

— Я же говорила, сделает все в лучшем виде. Ему надо было девочкой родиться, — заметила Тамара.

«А тебе — мальчиком! — неодобрительно подумала Наташа. — Злым и жестоким».

Тамара как будто постоянно мстила ему за что-то. Но чего Наташе-то об этом размышлять. Чужая семья — потемки.

— Столы расставь! — крикнула Тамара вслед мужу.

— Этим я и собираюсь заняться, — отозвался он тем же обычным ровным голосом.

— Везет же некоторым бабам, — опять заговорила Тамара. — У них мужья — настоящие мужики, не хлюпики, не размазни… Возьми Генку Лукина. Вот это мужик! Заметила, Нинка ему и слово поперек сказать боится.

— Еще бы, он ведь за каждую провинность лупит ее как сидорову козу. Мне ли не знать, я от них через стенку живу.

— Значит, Нинка этого заслуживает, — вынесла вердикт Тамара.

Наташа неодобрительно скосила на нее глаз.

— Заслуживает. Так бы и дала тебе селедкой по башке! Вспомни Нинку. Она же рядом с Лукиным как Давид рядом с Голиафом. Маленькая, хрупкая…

— То, что она по сравнению с ним как воробышек рядом с орлом, согласна. Но ее я получше тебя знаю: зловредней Нинки бабы в городе не найти. Я хоть и не твой Голиаф, а пару раз и мне пришибить ее хотелось. Тля еще та!

— Все равно, она — женщина, Генка сильнее ее в десятки раз и на такую кроху руку поднимает.

— Рудина! Ты забыла, в каком веке живешь? Настоящий мужик — редкость, ему можно прощать мелкие слабости.

— Пальчевская, надо посоветовать Валику, чтобы отметелил тебя пару раз, тогда, может, ты перестанешь Лукиной завидовать.

Тамара снисходительно взглянула на нее.

— Посоветуй, авось послушает тебя. Хоть какое, а действие совершит. Ты Валентина только с хорошей стороны знаешь. Небось кажется, что в нашей семье он — угнетенный класс? Обижаю его напрасно?

Наташа именно так и считала, но потом подумала, что Тамара этого только и ждет. Ее заступничества. Нравится ей ощущать себя всемогущей.

— Ах да, я все время забываю, что для тебя он начальник, потому ты и после работы не хочешь нарушать субординацию.

— Мой начальник — главный технолог, — напомнила Наташа.

— Не важно. Все равно администрация фабрики. Руководство. Только поэтому ты и привыкла относиться к нему с уважением. Дома он такой, каков на самом деле.

Разговор между ними был явно бесплодный. В чем Тамара хотела ее убедить? В том, что Валентин — ничтожество? А еще предлагать участие в размазывании по асфальту человека, которого она уважает. Но и Тамара ей подруга, каковых у Наташи вообще раз-два и обчелся. Потому она сказала только:

— Если Пальчевский тебе так надоел, разведись. Что тебе мешает? Ты у нас женщина вполне самодостаточная.

Тамара помедлила, ловко формируя ложкой салат, воткнула поверху пару веточек петрушки и наконец ответила:

— Дефицит мужиков, дорогая. Уж если такая, как ты, одна живет, что делать мне? Нет, мужа надо искать из-под мужа. Вот если на горизонте что-то приличное появится, тогда и посмотрю.

Глупо пытаться исправить человека, столь отличного от тебя. Тем более что это — единственный повод для спора между подругами. Обычно Наташа во многом соглашается с Тамарой. Что поделаешь, та более приспособлена к жизни и куда лучше разбирается в людях.

— Ты права, Томка, это твое дело, как и то, что ты прилюдно унижаешь мужчину, с которым потом ложишься в постель.

— Тебе не понять, это у меня со зла. Как подумаю, что у других баб мужья как мужья, а у меня — ни богу свечка, ни черту кочерга, так не то что его унижать — прибить охота. Нет, я бы тоже хотела побыть вдовой.

— Вот опять ты о Валентине уничижительно. А он хоть раз сказал о тебе дурное слово? На какую другую женщину взглянул? Ценить надо такое постоянство.

— Разве в мужчине это главное? Тут я согласна с анекдотом: лучше есть торт в обществе, чем грызть сухарь в одиночку.

— В самом деле, и чего я затеяла этот дурацкий разговор! — рассердилась Наташа. — Валентин твой муж, тебе о его репутации и заботиться. Я его знаю как классного специалиста и человека, которого уважают коллеги, а большего мне знать незачем.

— Ладно, заступница, посмотрим, кого ты себе в мужья выберешь.

— Наверное, долго ждать придется.

— Не зарекайся. Я уже на себе проверила: не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Иной раз выскочишь из дома ненадолго, за хлебом там или солью, и нос к носу столкнешься со своей судьбой…

Тамара помедлила, словно припоминая нечто приятное, но тут же весело закончила:

— Кто знает, может, уже сегодня, за праздничным столом, ты встретишь человека…

— Хочешь сказать, что у вас в гостях будет кто-то, кого я не знаю?

— Проболталась! — довольно хмыкнула Тамара. — Ну, будет. Полковник милиции, между прочим. У него жена недавно умерла. Тоже вдовец.

— У тебя есть в милиции знакомства? — удивилась Наташа. — Чего-то ты раньше мне о таком не говорила.

— Так это наша, железнодорожная, милиция. Надо же, сюда они недавно перебрались. Вроде врачи посоветовали жене климат поменять. Возможно, поздно она совету последовала. Факт остается фактом. За две недели женщина сгорела как свечка.

— Если тому немного времени прошло, он, наверное, не станет обращать внимание на другую женщину.

— Опять ты, Наташка, по себе судишь. Это женщины подолгу тоскуют, мужчины — быстро утешаются. Поговорка с бородой: муж умер, жена вдова; жена умерла, муж — жених…

— Что, согласись, не очень приятно.

— Не соглашусь. Жизнь коротка. Только не все задумываются об этом. Вот ты, например. Надо же, столько времени потерять, три года! Я бы на такое ни за что не пошла.

— Мы с тобой разные, — согласилась Наташа.

— Вот только злюсь я, что ты меня никогда не слушаешь. Сколько раз ведь говорили: я всегда права. К тому же разве я тебе плохого желаю?

— Уговорила. Сегодня я тебя послушаюсь. Сделаю все, что ты скажешь.

Тамара оживилась.

— Вот и умница! А другой макияжик все-таки сделаем. Так-то к тебе присматриваться нужно, красу твою выискивать, а подчеркнем то, что надо, и сразу засияешь. Мужчины — они же как сороки, заглядываются на то, что блестит.

— Любишь ты, подружка, приятные вещи говорить.

— А если это правда, чего ж на нее обижаться?