"Чужой муж" - читать интересную книгу автора (Кондрашова Лариса)

Глава десятая

Пришли они в себя от холода.

Наташа хоть и заклеила на зиму окна, и батареи грели как следует, но панельные стены девятиэтажки все же плохо держали тепло. Как любовники ни прижимались друг к другу, Наташе пришлось-таки встать за одеялом.

Простыню она успела выхватить из тумбочки, потому что и разгоряченным сознанием помнила, как колется ее новый шерстяной плед на диван-кровати.

Теперь она вновь нырнула в зовущие объятия Валентина. Уютно устроившись на его плече, она скосила глаз на полоску света, идущую из коридора. В ней отчетливо виднелась сброшенная в нетерпении на пол их одежда.

— Пока мы с тобой добрались до кровати, — хихикнула Наташа, — наши лоскутки облетели, будто осенние листья.

— Остались только стволы, — поддержал он, — точнее, один ствол.

— Бесстыдник! — Она коснулась губами его губ.

— Наташка, что со мной делается! Я будто помолодел на десять лет.

— А раньше ты был дряхлым стариком.

— Ну, тридцать все же не двадцать… Но сейчас я весь состою из желаний: носить тебя на руках, любить не переставая… Веришь, я опять тебя хочу.

— Чувствую, — улыбнулась Наташа.

Она прижалась к нему, принимая в себя, впитывала растущее чувство слияния с чем-то своим, исконно родным, прирастала к нему. И наконец опять в нем растворилась.

— Наташа. Наташенька. Тата. Талочка.

Это Валентин произносил ее имя на все лады и с каждым именем целовал ее пальцы, поднося по одному к губам.

Они отбросили одеяло — опять стало жарко — и лежали обнаженные, тесно прижавшись друг к другу. И потому вздрогнули одновременно, когда злобно, будто пришелец из чуждого, враждебного мира, зазвонил телефон.

— Давай я его все же вырублю, — сказал Валентин и встал, чтобы опять выдернуть вилку из розетки.

Некоторое время они еще лежали прислушиваясь, как будто и выключенный телефон мог зазвонить.

— Неужели мы с тобой никогда не будем иметь покоя? — шепотом спросила Наташа. — Может, давай уедем? В другой город. В мой родной город, например.

— И покажем всем, что мы боимся и потому трусливо сбегаем?

— А ты хочешь непременно воевать?

— Я хочу быть по-настоящему свободным. От всех. Кроме тебя, разумеется. В твоем плену я готов жить вечно.

Он ласково поцеловал ее в ладонь.

— Но пока все равно такое чувство, будто мы у кого-то воруем.

— Потому что над нами дамокловым мечом висят наши прежние грехи… Точнее, мои грехи, которые не дают чувствовать себя по-настоящему свободным.

Наташа с Валентином почти не спали этой ночью. Время от времени то один, то другой проваливался в сон, из которого тут же старался вырваться. Им казалось, что стоит только им обоим крепко заснуть, как проснутся они на развалинах. Или на пепелище. Понятно, в переносном смысле слова. Но чью-то злую волю извне они все равно ощущали. Причем вовсе не факт, что это была Тамара.

Когда в очередной раз Валентин задремал у нее на груди, Наташа попыталась мысленно встряхнуться, чтобы прояснить сознание: что все-таки ее так беспокоит? И тут же ожил внутренний голос: «Ох, не нравится мне все это! Ох, не к добру! Ох, Наташка, не спеши радоваться!»

Причем раньше Наташа никогда не слышала в нем такого потаенного испуга. Он даже будто скукожился от дурных предчувствий. Часов в пять утра она наконец уснула и проснулась от того, что Валентин осторожно вставал с кровати.

— Спи-спи, — сказал он ласково, — еще рано. Я иду, потому что мы с Анатолием договорились встретиться с утра пораньше. Да и Жюль обещал подойти.

Жюль — француз-механик, который помогал фабрике монтировать линию по производству туалетной воды.

Но глупо было валяться в постели, вместо того чтобы накормить любимого мужчину завтраком.

Любимого мужчину! Как просто она об этом думает. Только из-за того, что переспала с ним и несколько раз поговорила по телефону?.. Но тут же она оборвала собственное ворчанье. Что за привычка все анализировать да раскладывать по полочкам? Те же французы считают, что жить надо сегодняшним днем…

Сделала омлет свой фирменный. С зеленью — Наташа хранила ее в морозилке. Правда, молоко пришлось варить из порошка, но что еще можно было придумать на скорую руку?

Как в таких случаях водится, экспромт удался. Валентин ел и нахваливал. Потом поцеловал.

— Спасибо, Рыжик, никогда не ел такого вкусного завтрака.

Он пошел одеваться и, уже взявшись за ручку двери, повернулся к ней:

— Наташа, а ты не будешь возражать, если после работы я приду опять?

— Не буду, — просто сказала она.

Но когда он ушел, ее стали терзать сомнения.

Прежде в своей жизни Наташа не делала ничего такого, за что ее могли бы осуждать. До той самой роковой субботы.

Вообще до встречи с Пальчевским ее жизнь была ясна и определенна. И правильна. За Константина Рудина она вышла замуж девственницей, потому что считала, что принадлежать лишь бы кому оскорбительно.

Если бы не погиб Костик, они прожили бы вместе до глубокой старости, окруженные толпой любящих детей и внуков. Этакие ничем себя не запятнавшие патриархи города.

Наташа вспомнила, что и ее бабушка по материнской линии всегда боялась людской молвы. «Что скажут люди?» — восклицала она в минуты, когда кто-то из членов семьи вел себя не так, как принято.

Вот и она сейчас думала: «Что скажут люди, если Валентин останется жить у меня? Дождалась Тамарка подлянки от лучшей подруги. Все бабы стервы, правильно Аллегрова поет!»

Но из угрызений, как говорится, каши не сваришь. А ведь ей и в самом деле надо что-нибудь сварить к приходу Валентина.

Она оделась и пошла в магазин. А точнее, шмыгнула в магазин. Все-таки у нее не все дома. Казалось, и продавцы, и покупатели только на нее и пялятся с осуждением. Если не умеешь держать удар, чего тогда лезть в драку? Взяла бы и позвонила Пальчевскому, мол, не приходи больше ко мне, я передумала… Не борец ты, Рудина, нет, не борец!

Но пока она так угрызалась, руки привычно делали знакомую работу по приготовлению обеда. К часу дня позвонил Валентин.

— Это госпожа Рудина? — спросил он нарочно официальным голосом.

— Она самая, — пискнула Наташа.

— Рекомендую вам из дома никуда не отлучаться. Вас посетит с дружественным визитом главный механик парфюмерной фабрики.

— И что он будет у меня делать?

— Монтировать на дому линию по производству крепких объятий и горячих поцелуев.

— Импортную?

— Отечественную.

— А презентация будет?

— Непременно. С французским коньяком, полученным мною от французского коллеги в знак признания заслуг как монтажника… Кстати, госпожа Рудина, вами мои заслуги никак не отмечены.

— Комиссия рассмотрит ваш вопрос, — сказала она строго.

— Понятно, — шутливо вздохнул он, — на родине прославиться куда как труднее. А большая коробка ассорти Бабаевской кондитерской фабрики не смягчит выводы комиссии?

— Смягчит, — подумав, сказала Наташа, — она, возможно, от себя кое-что добавит. Например, отбивные котлеты с картошкой фри. Главный механик это любит?

— Из рук комиссии он станет есть даже отраву.

— Я подозревала, что тебе не слишком понравилась моя кухня, но чтобы настолько…

Они дурачились как маленькие, находя особую прелесть в приколах и намеках, понятных только им.

А потом, когда Валентин пришел, у Наташи все было готово, и она накрыла стол, как обычно в праздник.

— Сказал Жюлю: извини, не могу больше задерживаться, меня ждут, — рассказывал Валентин, с аппетитом поедая Наташину стряпню, — а он: я понимаю, технологическая линия может подождать, любимая женщина ждать не должна. Согласись, французы — истинные ценители жизни.

— Наверное, — улыбнулась Наташа, глядя в его сияющие глаза.

Господи, ну отчего так: ей хорошо, а сердце сжимается от какого-то безотчетного страха.

Она всегда была трусихой, чего уж там! И знала, что не умеет противостоять напору судьбы. Ей легче было спрятаться в раковину и замереть там, ожидая, что все разрешится само собой. Потому так тяжело и перенесла смерть мужа. Сразу будто рухнула каменная стена, за которой она в браке была. И за этой стеной ей ничего не было страшно.

Теперь же Наташа будто голая на виду у всех.

Может, оттого, что до сих пор особой воинственности от нее и не требовалось? За что было бороться? За оценки в институте? Так она всегда хорошо училась. Правда, имей Наташа борцовский характер, могла бы еще в школе побороться за золотую медаль. Но нет, удовлетворилась серебряной.

Бороться за жениха? Но они с Костей как стали на втором курсе института встречаться, так и поженились спустя два месяца. Никто из них ни разу не пытался взглянуть в чью-нибудь сторону. И здесь обошлось без борьбы.

Она так задумалась, что на время потеряла даже нить разговора с Валентином.

— …только съезжу во Францию, — говорил он.

— Во Францию? — неприятно удивилась Наташа.

— О чем я тебе и толкую. Это ненадолго, всего на неделю. Не успеешь соскучиться, как я вернусь. И привезу тебе что-нибудь… французское.

Он думал, что она засмеется, но Наташа из-за этой своей тревоги никак не могла обрести прежнюю легкость в отношениях. Потому, наверное, она заговорила с ним резким, неприятным тоном:

— А это обязательно — ехать?

— Ты что, Наташа! — Он не мог понять, почему она так с ним разговаривает, и слегка обиделся. — Кто же от таких поездок отказывается? Как говорят в анекдоте, халява, сэр!

Наташа опять не засмеялась. Но, посмотрев на его расстроенное лицо, спохватилась:

— Прости.

Действительно, класть на одну чашу весов ее женские страхи и бесплатную поездку во Францию… Все расходы оплачивает приглашающая сторона. Валентин заслужил эту поездку. Он столько перестрадал, перемучился. Судьба вознаграждает его за все стрессы. Можно подумать, она никогда не была одна. Не то что неделями, годами…

Валентин, наверное, под влиянием ее настроения, тоже задумался.

— Наташка, чего я тоску нагоняю! До этой поездки еще пять дней! Мы с тобой еще столько всего успеем.

— Чего — всего? — поинтересовалась она лукаво.

— Того!

Он подхватил ее на руки и закружил по комнате.

— Вот увидишь, все у нас будет хорошо!

Но в глубине души Валентин тоже ощущал всякие нехорошие предчувствия, которые всеми силами старался подавить.

Он и на поездку во Францию согласился для того, чтобы хоть на время отдалить от себя все ЭТО. Разборки, угрозы Тамары, ожидание неминуемого скандала, который произойдет, как ни пытайся его предотвратить. Ведь он обманет ожидания супруги и не сдастся, как прежде, на ее уговоры, и не остановится ни перед чем…

— Вот послушай, что я думаю, — сказал он, принимаясь за десерт. — Через два месяца состоится второе слушание суда. Это будет начало марта. На другой же день мы идем в загс и подаем заявление…

— Ты делаешь мне предложение? — уточнила Наташа.

Вообще-то ей хотелось, чтобы такое важное событие не происходило между прочим и не выглядело таким образом, будто Наташе нужно только одно: регистрация! А какие чувства на это их подвигнули, вовсе не важно.

Что же это получается, он сравнивает ее со своей Тамарой? Думает, она ради штампа в паспорте удавится?!

Валентин не понимал, отчего между ними возникла эта натянутость, и тщетно пытался поймать Наташин взгляд.

— Я сказал что-то не то?

— А почему мы с тобой непременно должны регистрироваться? — спросила она. — И вообще за два месяца столько воды утечет.

Говорят, обычно людей раздражают в других собственные недостатки. Валентин тоже готов идти проторенным путем, и он тоже не боец. Быстренько-быстренько в загс, вот вам и новая семья!

— А что ты предлагаешь? — растерянно спросил он.

— Можно пожить гражданским браком.

— Нет, Наташа, я так не хочу, — жалобно протянул он. — Я хочу, чтобы мы с тобой вместе поехали в отпуск. Чтобы могли остановиться в любой гостинице как супружеская пара, никому ничего не объясняя. Я хочу… чтобы у нас с тобой были дети… Или ты не хочешь детей?

Он споткнулся об эту последнюю фразу, и Наташа теперь знала почему. Валентин, наверное, всегда хотел детей, и, уж конечно, будучи сам сиротой, хотел их именно в браке. Он мечтал, чтобы у него была полноценная семья.

Ну чего она вредничает? Видно же, что Валентин ее любит. Она хочет, чтобы он кричал об этом? Бился в стенку лбом?

— Я люблю тебя, Наташа. И понимаю, как тебе должно быть неприятно все то, что нашему будущему браку предшествует, но, знаешь, я верю, что время — лучший доктор. У нас с тобой все будет хорошо, вот увидишь!

Он встал, обошел стол с другой стороны и опустился на колени подле табурета, на котором она сидела.

— Наташенька, скажи, ты хочешь быть моей женой?

Она посмотрела в его глаза, которые стекла очков делали беспомощными, и сказала:

— Я трусиха. Я страшно боюсь загадывать. Давай ничего не говорить о браке до того, пока вас с Тамарой официально не разведут.

— Но ведь это все равно случится, — горячо сказал он, — нет такого закона, чтобы человека держать в браке насильно.

— Тем более что подождать надо совсем немного. Меньше двух месяцев.

— Одного месяца и трех недель!

— Тем более. А за это время мы как раз проверим свои чувства, хорошо?

— Хорошо, — с некоторым разочарованием кивнул он.

Ему хотелось от нее заверений и тоже признаний в любви, но Наташа никак не могла заставить себя это ему сказать.