"Долгий, крепкий сон" - читать интересную книгу автора (Уолдман Эйлет)

Глава четырнадцатая

Либби одолжила мне коляску для Исаака, а я помогла ей одеть мальчиков. Мы молча миновали пару кварталов и дошли до здания школы. Большинство матерей еще не доехали. Чмокнув Давида на прощанье, Либби отправила его в группу. Через несколько минут стали подходить другие мальчики. Либби представляла меня их матерям как свою старую подругу по колледжу. Вскоре появилась Эсфирь Хирш со своим сыном Носсоном. Женщина лет сорока, моего роста, слегка полноватая, с бюстом невероятных размеров. В уголках смеющихся карих глазах застыли веселые морщинки. Когда нас представили, она наградила меня широкой улыбкой и чмокнула в щеку.

— Добро пожаловать. Приятно с вами познакомиться. Знаете, я очень уважаю вашу подругу Либби.

Либби явно не ожидала подобного радушия и теперь счастливо краснела.

В этот момент Исаак проснулся и завопил. Я вытащила его из коляски и покачала, но он не унимался.

— Боюсь, нужно его покормить, — сообщила я Либби. — Куда я могу с ним пойти?

— Здесь есть женский туалет, — с сомнением ответила она. — Но не уверена, что там чисто.

Эсфирь положила мне руку на плечо.

— Не смеши. Ты же не будешь кормить его в туалете. Пойдем ко мне, это в двух шагах отсюда. Покормишь ребенка, и мы выпьем чаю с пирогом. Я сегодня утром как раз приготовила ореховый пирог. Он еще теплый.

Я радостно согласилась. Либби с беспокойством посмотрела на меня, но отказаться так и не решилась. Ей не хотелось обижать подругу. Мы подхватили наших разносортных малышей и пошли вниз по улице.

Вскоре мы с Либби уже уютно устроились у Эсфири на кухне за изысканным старинным сосновым столом. Я сунула грудь своему голодному сыну и подумала, что за последнюю неделю посидела за огромными кухонными столами и съела кошерной выпечки больше, чем за всю жизнь. Эсфирь носилась взад и вперед по просторной кухне — достала из французской стенки в деревенском стиле тарелки и чашки китайского фарфора, сливки из большого двухкамерного холодильника, нарезала пирог прямо на мраморной столешнице и аккуратно выложила кусочки на хрустальное блюдо. Наконец, выдав нам по большому куску пирога и чашке чая, она удовлетворенно вздохнула и присела за стол.

— Итак, Джулиет, дорогая, расскажи о себе. Где ты живешь? Соблюдаешь ли законы Торы? Сколько у тебя детей?

Опустив то, что мой муж «не из своих», я начала рассказывать о еврейском детском садике Руби. Расписав в самых ярких красках, как Руби со своей группой построили сукку[39] во дворе синагоги, я попросила Эсфирь рассказать о ее детях. Она с радостью пустилась в повествование о своих трех сыновьях и дочери. Самый младший — маленький Носсон, а самая старшая — дочь Шира, которой уже двадцать шесть.

— Шира давно замужем. У нее своих уже трое. Моему внуку Якову столько же, сколько Носсону! — с гордостью сообщила Эсфирь.

— А ваш старший сын? Как он? Уже женился? — поинтересовалась я.

Каблук Либби впился мне в ногу. Кривясь от боли, я сделала вид, что улыбаюсь.

— Ари помолвлен, — ответила Эсфирь каким-то странным тоном.

Она по-прежнему улыбалась, но теперь улыбка казалась наигранной.

— Мои поздравления! — просияла я. — И когда же свадьба?

— В этом году. Девушка, как и вы, живет в Лос-Анджелесе, поэтому ей нужно время, чтобы подготовиться к переезду. Думаю, сыграем свадьбу через четыре-пять месяцев. Максимум через полгода.

— Наверное, он ждет не дождется этого события? — продолжала я.

— Конечно, — как-то слишком быстро выдала Эсфирь. — Он весь в нетерпении. А как еще может вести себя мальчик? Она — красивая девушка из хорошей семьи. Он от нее в восторге. Просто в восторге, — с надеждой произнесла она. Будто эти слова могли рассеять ее собственные сомнения.

Неужели Хирши узнали о Фрэйдл что-то такое, из-за чего Ари мог отказаться от брака?

Я уже собиралась задать наводящий вопрос, когда Исаак удовлетворенно рыгнул и оторвался от моей груди.

— Ладно, нам уже пора, — выпалила Либби. — Не будем тебя задерживать.

Эсфирь улыбнулась, но возражать не стала. Так как способа остаться и не нарваться на грубость я не придумала, мы с Либби собрали вещи, поблагодарили хозяйку за гостеприимство и вышли. По дороге к дому Либби казалась слегка встревоженной.

— Ну, теперь ты видишь? Что-то здесь не так, — удовлетворенно сказала я.

— Это не то, что ты думаешь.

— То есть? А что тогда?

— К Фрэйдл это отношения не имеет.

— Откуда ты знаешь, Либби?

— Поверь мне, знаю.

— Ладно, хватит этих двусмысленных намеков. Так что ты, черт возьми, э… ради всего святого, знаешь?

Либби молчала.

— Либби! — я остановилась. — Я никуда не пойду, пока ты не расскажешь, что здесь происходит.

Она обернулась и тяжело выдохнула:

— Я терпеть не могу рассказывать. Это все lashom hora, злые сплетни, домыслы. Я не должна ничего говорить, но не хочу, чтобы ты думала плохо об этой замечательной женщине. Она бы никогда не сделала того, в чем ты ее обвиняешь.

— Я не утверждаю, что она сделала что-то плохое намеренно.

— Она ничего плохого не делала. Ни намеренно, ни случайно.

— Ладно, Либби. Так что ты знаешь?

Она помолчала, потом, вцепившись пальцами в парик, бросила:

— Я тебе все расскажу, но не на улице. Пойдем ко мне.

Я рванула к ее дому. Она плелась где-то позади. Это и понятно: я заинтересована в разговоре больше нее. Когда мы дошли, она еще некоторое время испытывала мое терпение, укладывая спать мальчиков. Когда наконец она вернулась в гостиную, я просто умирала от любопытства.

Либби уселась на диван рядом со мной и потянулась за Исааком. Я передала ей малыша, и она усадила его на колени, лицом к себе и несколько раз чмокнула в нос. Наконец я не выдержала:

— Либби, рассказывай!

— Ладно, — она отдала мне Исаака и откинулась на спинку дивана. — Но прежде чем я тебе что-то скажу, обещай, что дальше стен этой комнаты ничего не выйдет.

— Этого, Либби, я тебе обещать не могу. Если с Фрэйдл что-то случилось, мне придется обратиться в полицию.

— К ней это не имеет никакого отношения! — отрезала Либби. — То, что я тебе скажу, касается только Ари.

Становилось все интереснее.

— Хорошо. Давай договоримся так: я расскажу об этом только в крайнем случае. Что скажешь?

Этот вариант ее устроил. Она кивнула и начала свой рассказ:

— Джош услышал об этом от других мужчин в shul, в синагоге. В прошлом году у ребе Хирша случился сердечный приступ. Не очень серьезный, он всего ночь пролежал в больнице, а наутро его уже выписали домой. Но люди испугались и стали говорить о том, кто возглавит иешиву, если ребе Хирш не сможет больше этим заниматься. Самое очевидное решение — Ари. Он хорошо знает Талмуд, да и желания заниматься бизнесом братьев своей матери он не выказал. Тем не менее когда упомянули его имя, мужчины заговорили, что он «не самый подходящий» человек. Джош спросил, почему, но ему объяснили, что Ари не может стать раввином, потому что не женат. В то время мальчику было всего двадцать три. Маловато для закоренелого холостяка. Потом, уже наедине, один хороший друг Джоша, тоже chozer b'tsuhav, рассказал ему, в чем тут дело.

— А что это — chozer b'… как там его? — переспросила я.

— Chozer b'tsuhav. Это еврей, который, как и Джош, вырос в нерелигиозной семье, а потом вернулся в лоно иудаизма. В дословном переводе — «тот, кто вернулся к ответу». И Сэм, и Джош chozer b'tsuhav, поэтому у них много общего. Сэм вступил в общину десять лет назад, раньше меня и Джоша, поэтому для Джоша он стал чем-то вроде наставника. Так вот. Сэм сказал, что про Ари ходят слухи, будто ему… не совсем нравятся женщины.

— Ари гей? — удивленно спросила я.

— Не знаю, — уклончиво ответила Либби. — Так говорят некоторые мужчины. Возможно, это домыслы. Возможно, он просто слишком стеснительный юноша. Ну, это же мужчины. Сама понимаешь.

— Да уж, эти грубые buchers[40] из иешивы! За воротами туберкулезного диспансера больших мачо не сыскать! — фыркнула я. — Представляю, как от них заводятся неженки.

— Джулиет, как тебе не стыдно. Если мужчина образован, это еще не значит, что он слабак. Возьми, к примеру, Джоша.

Может, конечно, Либби права, и не все мужчины-интеллектуалы — сопляки, но ее муж, который весит килограммов пятьдесят от силы, как-то мало тянет на неопровержимое доказательство ее правоты.

— Я не утверждаю, что все они — слабаки, — пошла я на попятную. — Просто в целом они не очень-то похожи на суперменов. А большинство — не похожи вообще. Поэтому не очень верится, что они стали бы распространять такие слухи про Ари, если он просто… как ты там сказала? Да, стеснительный. Думаю, за этим что-то кроется. А друг Джоша не упоминал, откуда пошли такие слухи?

— Нет, этого он не знает. Я рассказала эту историю, чтобы ты поняла, почему Эсфирь не любит говорить о свадьбе сына. Возможно, она переживает из-за сплетен. Возможно, по каким-то своим причинам. В любом случае, к Фрэйдл это не относится.

— Может, да, а может, нет. А если слухи об Ари дойдут до семьи Фрэйдл, что случится?

— Не знаю. Все зависит от ситуации. Если они этому поверят, то могут расторгнуть помолвку. А может, и нет. Неизвестно.

— То есть как, — возмутилась я, — ты хочешь сказать, что они все равно могут выдать ее за него замуж?

— Думаю, да, если бы Ари заверил их, что он не гей, или что он гей, но на браке это не отразится.

— Даже так, Либби? А как это может не отразиться на браке?

— Джулиет, в вопросах нетрадиционной ориентации я, конечно, не специалист. Тем не менее, если, как нам говорили в Университете Уэсли представители Ассоциации геев и лесбиянок, десять процентов людей гомосексуальны, то и среди хасидов есть какое-то число геев. И при этом большинство из нас женится и заводит детей. Значит, бывают гомосексуалисты, которым удается победить свои сексуальные желания ради семьи, общины и религии.

— Или не показывать их на людях.

— Может быть. А что в этом плохого? Если человек доволен своей семьей и счастлив в своей общине, то с чего ему горевать? Секс все-таки не самое главное в жизни.

— Дело не только в сексе, Либби. Гомосексуальность определяется не тем, с кем ты спишь. Гомосексуализм — это особый склад ума. Как можно назвать счастливым человека, который переступает через себя только потому, что община не принимает его таким? Откуда тебе знать, может, эти люди, о которых ты говоришь, глубоко несчастны из-за того, что не могут быть самими собой, — возразила я.

— Ты права, Джулиет, — вдруг согласилась Либби. — Я не знаю, что они чувствуют. Насколько мне известно, большинство геев предпочитают уйти из общины, потому что не могут совместить свои сексуальные предпочтения с религиозными. Не знаю. Возможно, я так счастлива, что не могу представить, что кто-то может хотеть другого, а не замечательную семью, красивых детей и общину, в которой тебя любят и защищают.

— Знаешь, Либби, думаю, большинство гомосексуалистов хотят того же самого. Замечательную семью и сообщество, которое бы их поддерживало и принимало такими, какие они есть.

— Джулиет, я знаю. Не подумай, я не гомофобка. Я с тобой согласна. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что у нас здесь все немного сложнее.

Слова Либби дали мне новую пищу для размышлений. Но пока я не понимала, насколько важную роль это может играть в исчезновении Фрэйдл. Нужно больше информации.

— Либби, то, что ты мне сказала, может иметь значение. Но мне нужно знать больше.

— Зачем? Почему ты не можешь все это бросить?

— Потому что Фрэйдл пропала, и я должна ее найти.

— Ты? Почему ты? Вы же с ней почти не знакомы. Ради всего святого, она всего один раз сидела с твоим ребенком. Зачем лезть в жизнь бедного мальчика ради какой-то незнакомой девушки?

Этот вопрос застал меня врасплох. В принципе, Либби права. Фрэйдл я не знаю. И на самом деле все это меня не касается. Так же, как в свое время и убийство Абигайль Хетэвей меня не касалось. Но знаете, я никогда не умела «не лезть не в свои дела», и до сих пор не горю особым желанием этому учиться. К тому же непохоже, что кто-то еще стремится отыскать Фрэйдл.

— Это мой долг, вот и все. И я это сделаю, Либби, с твоей помощью или без. Конечно, я могу попробовать разнюхать все сама, но за деликатность своих методов не ручаюсь. Здесь я никого не знаю, поэтому, чтобы добыть информацию, придется ходить и задавать вопросы. А задавать вопросы незнакомым людям — это невежливо.

— Конечно, невежливо, — нахмурилась Либби.

— Но если вы с Джошем решите мне помочь, то, возможно, я смогу найти ответы, не поднимая тут всех на уши.

Да знаю, знаю. Это уже шантаж Некрасиво. Зато эффективно.

Либби вздохнула.

— Что ты от меня хочешь?

— Мне нужно поговорить с другом Джоша. Тем, который рассказал про Ари.

Либби молчала.

— Либби…

Она хлопнула ладонью по колену.

— Хорошо. Приходи к нам на ужин завтра вечером. Я его приглашу.

— Либби, ты прелесть.

Я наклонилась поцеловать ее в щеку, но Либби отпихнула меня. Пожала плечами и возвела очи горе.

— Джулиет Эпплбаум, ты ни капли не изменилась.

Я кивнула и посмотрела на часы. Уже за полдень.

Если я хочу проскочить пробку на мосту и попасть домой, нужно ехать.

— Мне пора, — я взяла на руки Исаака и поднялась с дивана.

Либби проводила меня до дверей. Мы обнялись. Несколько секунд я стояла, прижимая ее к себе и пытаясь понять, почему мне так грустно. И тут до меня дошло, что грустно не из-за Либби — она как раз счастлива, — а из-за себя. Ведь у нее в жизни есть то, что делает ее счастливой, а у меня этого нет.

— Знаешь, Либби, — сказала я. — Я тебе завидую. Ты нашла свое место в жизни. Я не встречала таких счастливых людей.

— Я знаю, мне очень повезло, Джулиет. Я на самом деле счастлива. Очень счастлива. У меня любящий муж, очаровательные дети и заботливая община. Я нашла свое место. Хотя, честно признаться, довольно странное для официального члена ассоциации «Дочерей Американской революции»!

Я рассмеялась и сказала:

— До завтра.

— Только веди себя прилично, Джулиет.

— Хорошо. Обещаю.

Она снова закатила глаза и закрыла за мной дверь.