"Укрощенная гордость" - читать интересную книгу автора (Лэнгтон Джоанна)

6

Полетт проснулась словно от толчка, и стон сорвался с ее губ при воспоминании о пережитом стыде. Она чувствовала себя полуживой, когда Франко чуть ли не на руках переносил ее в вертолет. К тому времени как вертолет приземлился, она пребывала в таком ужасном состоянии, что ей хотелось уже просто умереть.

Первые впечатления почти не отложились в памяти. Припоминались люди из охраны, собравшиеся на посадочной площадке, туманные очертания огромной белой виллы и жара, ощущение которой еще больше усиливал бесконечный стук в висках. С унылой гримасой Полетт осторожно сползла с постели, с радостью ощутив, что земля больше не качается под ногами. Было темно. Отыскав светильник, Полетт взглянула на часы. Восемь вечера.

Экономка – по крайней мере, таковой она сочла мягкую, полную благожелательную женщину, которая ухаживала за нею вчера, – стала для Полетт милосердным спасителем. Она приняла ее под свое крылышко, отослала Франко и помогла Полетт лечь в постель. Но на этом ее заботы не кончились. Невзирая на слабые заверения Полетт, что та чувствует себя вполне нормально, пожилая дама осталась сидеть у ее постели, пока та наконец не уснула.

Но что же нашло на нее вчера? Почему она рассказала Франко о невзгодах своей юности? Она сообщила ему о таких вещах, в которых не признавалась даже Арманду, подробности, которыми она никогда не делилась ни с кем. И почувствовала, как постепенно освобождается от груза этих тягостных воспоминаний, словно налагая на них заклятия и тем отсылая их в прошлое, которому они принадлежали. В минуту слабости Полетт выдала самые сокровенные свои тайны – так почему же она не раскаивалась в этом?

Она осмотрела огромную, богато меблированную комнату, украшенную обитыми бархатом диванами, чудесными букетами и изящным старинным секретером со множеством крохотных ящичков, заполненных листками мелованной почтовой бумаги. Примыкающие к комнате ванная и гардеробная оказались не менее впечатляющими. Чемоданы Полетт были уже распакованы, и одежда аккуратно развешена по шкафам.

Ее напряжение понемногу испарялось. Ни в чем не чувствовалось присутствия мужчины. Обстановка была полностью дамской. Вопреки ожиданиям, ей явно не придется делить эти помещения с Франко, и она вздохнула свободнее.

Когда Полетт, вытирая влажные волосы, выходила из ванной, ей почудилось, что в спальне кто-то есть. Накинув приготовленный для нее просторный махровый халат, она быстро поспешила туда.

У окна стояла высокая женщина в облегающем платье цвета черного винограда с длинным вырезом на спине. Когда она обернулась, поток медных, ниспадающих до пояса волос скатился по ее узким бледным плечам и огромные зеленые глаза, сверкая, словно изумруды, остановились на Полетт. Несомненно, это была одна из самых красивых женщин, каких когда-либо приходилось встречать ей в жизни.

– Меня зовут Бонни, – представилась она, уставившись на Полетт пугающе-пронзительным взглядом.

– Полетт Харрисон. – Полетт пыталась не выдавать своей неловкости, представ перед этой женщиной с мокрыми волосами, босоногой и растерянной. Бонни Мендоса, хозяйка этого дома, была немногим старше ее и тоже англичанка. Интересно, подобные неожиданные вторжения являются для нее привычной нормой приветствия гостей?…

Бонни принялась бродить по комнате, трогая одно, поправляя другое. Пройдя мимо Полетт, она заглянула в гардеробную, чтобы бегло скользнуть рукою по платьям, вслед за чем вернулась в комнату без тени смущения на лице.

– Франко купил эти платья, чтобы маскарад выглядел поубедительней?

– Извините, не поняла. – Полетт пыталась сохранять хладнокровие, но внутренне вся напряглась.

Бонни рассмеялась, посылая ей насмешливый взгляд из-под искусно подтемненных медных ресниц.

– Я ведь знаю… Я знаю, что это маскарад. Сколько он вам платит? Если вы не будете столь колючей, я заплачу еще столько же!

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сухо ответила Полетт.

– Даже у стен есть уши… Разве не ясно? – Бонни Мендоса плавно двинулась к двери. – Только не нужно передо мною притворяться. Тем более что мне известно, что вы познакомились с Франко лишь на прошлой неделе…

– О чем вы? Я знаю Франко шесть лет.

Бонни застыла и обернулась.

– Это невозможно!

Полетт все больше раздражалась.

– Почему же невозможно?

– Вы были замужем, а Франко… – Явно озадаченная сообщением Полетт женщина нахмурилась, затем высокомерно вскинула брови. – Ах, так вот какая история? Умно. Ну что ж! Карлосу это понравится. Ужин в девять. Не опаздывайте, – произнесла она таким тоном, словно общалась с прислугой.

Двери захлопнулись, и ноги Полетт сразу же подкосились. В чем дело? Откуда у Бонни эти сведения? Откуда она узнала, что Полетт была замужем? Неужели Франко рассказал ей об этом? Но уж во всяком случае он не стал бы сообщать жене своего отца, что их помолвка – сплошное притворство. Или Бонни просто пытается уличить ее во лжи?

Полетт раздраженно принялась вытирать волосы и одеваться, выбрав гладкое золотистое атласное платье и шифоновую накидку, которая казалась ей верхом изящества, пока она не увидела виллу… и эту роскошную женщину. «Сколько он вам платит? Если будете хорошей, я заплачу еще столько же». Намек на то, что Франко и Бонни – партнеры в этом фарсе, был абсолютно прозрачен. Полетт вдруг стало не по себе. Франко придется объясниться с ней, иначе…

Впрочем, Франко отнюдь не желает ничего объяснять. Быть может, его отказ объясниться основан на том, что правда столь отвратительна? Чертыхнувшись про себя, Полетт подумала, куда же заведут ее фантазии на сей раз. Она отнюдь не принадлежала к числу мелодраматичных девиц. В памяти вновь воссоздалась сцена ее откровений в самолете, и лицо ее залила краска. Нет! Она не должна больше думать об этом. По крайней мере, сейчас.

Темнокожая служанка провела ее по неисчислимым коридорам, которые протянулись чуть ли не на полмили, затем показала дорогу вниз, через роскошные пролеты позолоченных лестниц, пока наконец они не оказались в гостиной. Полетт тут же отметила свою первую ошибку, когда крупная полная женщина в черном платье с большой яркой брошью, которую она прежде приняла за экономку, приблизилась, чтобы поприветствовать ее. Это не экономка, догадалась Полетт, и щеки ее покраснели. Это же Лоредана, сестра Франко.

– Как вы себя чувствуете? А я собиралась послать вам еду наверх. Мне подумалось, что вы проспите много часов. – Взяв Полетт под локоть, Лоредана подвела ее к дивану. – Она ведь выглядит сейчас весьма неплохо, верно, Франко? Бонни, познакомься, это Полетт…

Бонни томно протянула руку – так, словно прежде они никогда не виделись.

– Разрешите мне взглянуть на ваше кольцо? – воскликнула она, сжав ладонь девушки неожиданно стальной хваткой. – Великолепно! Вы сами его выбирали или Франко?

– Вместе, – выдохнула Полетт, отдергивая руку, но прежде, чем она успела отстраниться, Бонни схватила ее другую руку, прижимая к себе.

– Как мы смотримся вместе? – хихикнула она. – Она такая крошечная, Франко!

Франко рванулся вперед, темный и удивительно грозный в своем белом свободном льняном костюме. Его глаза полыхнули, как пламя, чувственные губы сжались. Полетт увидела, как он напружинился, но исказившая затем губы улыбка явила собою шедевр хладнокровия.

– Как ты себя чувствуешь, cara?

Рука Бонни упала, а Полетт, облегченно вздохнув, отошла от нее подальше.

– Чувствую, что мне никогда больше не захочется летать на вертолете.

Франко поднял ее руку и нежно коснулся губами ладони.

– Ты выглядишь восхитительно.

Акт первый, сцена первая… Франко усадил ее на диван, сделал жест, чтобы подали вина, и бросил на Бонни разъяренный взгляд. Полетт потупила взор. Лоредана, усевшись рядом с ней и успешно загораживая от ее взгляда свою мачеху, стала болтать о чем-то глупом и никчемном. Франко, прогулявшись по комнате, остановился у окна, повернувшись спиной к присутствующим. Не прошло и нескольких мгновений, как Бонни оказалась возле него.

Неожиданно до ушей Полетт донесся какой-то шум. В дверном проеме появился крупный, крепко сложенный мужчина в инвалидном кресле. Густая копна седых волос украшала голову Карлоса Мендосы. За креслом возвышалась фигура слуги. Запавшие глаза жестко обозрели помещение, пока наконец не вперились в хрупкую фигурку Полетт.

Хозяин дома поднял руку.

– Подойдите-ка сюда, мисс, – отрывисто приказал он тоном старорежимного помещика.

Полетт беспомощно взглянула на Франко, а тот улыбался с искренним любопытством. Полетт поднялась и оказалась в центре лучей света, излучаемых огромным канделябром, высоко вскинула голову, распрямила плечи и двинулась вперед.

– Она шествует, словно королева, Франко! – Карлос бесцеремонно осмотрел девушку с ног до головы испытующим взглядом. – Невелика росточком. Грудь хорошая. Своенравна, – заключил он со знанием дела, заглянув ей в глаза.

– Может, заодно посмотрите и зубы? – с язвительностью предложила Полетт.

Мендоса на мгновение изумленно уставился на нее, затем одобрительно и громогласно расхохотался.

– Норовиста и с чувством юмора… Мне нравится. Но способны ли вы подарить Франко детей? – спросил он напрямик. – Вот в чем вопрос. Это главное.

Франко обхватил рукой ее напрягшиеся плечи.

– Для меня – нет.

– Пять лет замужем – и без детей, – свирепо возразил Карлос. – Тебе стоит об том подумать, Франко… пусть она хотя бы пройдет тесты на бесплодие – тогда я успокоюсь!

Полетт с трудом могла поверить, что весь этот отвратительный разговор ведется так, словно ее здесь и нет. Франко что-то быстро проговорил по-испански, отец бросил что-то в ответ, затем недовольно воздел руки.

Последовало приглашение к столу.

Когда они покидали комнату под пристальным взглядом Мендосы, Полетт прошипела на ухо Франко:

– Мне нужно с тобой поговорить!

– Если хочешь поссориться, то давай сделаем это наедине, – пробурчал он в ответ.

Полетт посмотрела в его глаза, которые прямо-таки пылали яростью. Она все же осмелилась поинтересоваться причиной его недовольства.

– Оттого, что ты спала с этим Трампом все пять проклятых лет! – швырнул он ей с откровенным отвращением. – Вне зависимости от того, принесло это какие-то плоды или нет.

Полетт побледнела, но сочла за благоразумие пока не затевать скандала.

Обед подавали за круглым столом, Полетт с облегчением обнаружила, что оказалась рядом с Лореданой. Она больше не могла выносить присутствия Франко рядом с собой.

– Для того поколения, к которому относится отец, семья и дети играют первостепенную роль в жизни, – вздохнув, прошептала сестра Франко. – Он вовсе не хотел вас обидеть, дорогая.

Но слова эти, хотя и произнесенные, вероятно, с добрыми намерениями, были лишь полуправдой. Понаблюдав за Карлосом Мендосой с полчаса, можно было с полной очевидностью убедиться, что ему совершенно наплевать на то, как отнесутся к его словам посторонние. Уже сам факт, что Полетт была женщиной, ставил ее в униженное положение. В присутствии мужа Бонни повела себя иначе. Она улыбалась и весело болтала, проявляя признаки крайнего расположения к Полетт. Ела Бонни очень немного, но ее высокий бокал для вина требовал постоянного наполнения. Отец с сыном разговаривали по-испански. Лоредана поддерживала беседу вежливо, несколько обеспокоенно, время от времени кидая тревожные взгляды на мачеху.

Это случилось, когда Полетт уже потягивала кофе. С гортанным яростным звуком Карлос протянул руку, выхватил бокал из рук жены и изо всех сил швырнул его о стенку. Как ни в чем не бывало Бонни вежливо прикрыла рот ладонью, подавляя зевок.

– Пойду, пожалуй, прилягу, – заметила она, а тем временем слуга с каменным выражением лица спокойно принялся собирать с пола осколки стекла.

Карлос что-то гневно прорычал по-испански и закурил толстую сигару, безразличный к повисшей тишине. Затем поглядел на Полетт и нетерпеливо кивнул дочери.

– Не хотите ли подышать свежим воздухом, дорогая? – поняв его намек, прошептала Лоредана. – Мы можем выйти на террасу.

Бросив взгляд на Мендосу, Полетт заметила, как тяжело он дышит, посасывая сигару, но при всем своем желании не смогла испытать к нему ни малейшего сострадания.

– Мой отец не относится к числу чувствительных и чересчур щепетильных людей, – осторожно отметила Лоредана, когда двери столовой за ними затворились, – Пусть это вас не расстраивает. Жаль, что вы не оказались свидетельницей его радости и удовлетворения, когда он узнал о вашей помолвке. Брату уже тридцать три, и новость эта была отцу крайне приятна. А то мы уже начали было опасаться, что он никогда не женится.

– А Франко давно не виделся с отцом? Он не слишком много рассказывал мне о своей семье, – быстро вмешалась Полетт, стараясь уклониться от скользкой темы.

– Да, несколько лет. Конечно, я-то всегда поддерживала с Франко контакты. Говорила, что отправляюсь за покупками, и мы встречались в Майами. Я очень привязана к брату, – призналась Лоредана с большой теплотой в голосе. – Еще с тех пор, как он был маленьким мальчиком. Когда он родился, мне уже исполнилось шестнадцать. Он рос на моих глазах. И я любила его почти по-матерински.

Они прогуливались по вымощенной камнем террасе, и Лоредана излагала ей историю детских лет Франко. Ее гордость была трогательна, в равной степени как трогательным было и удовольствие, с которым делилась она своими воспоминаниями с женщиной, в которой видела будущую жену брата. Полетт чувствовала себя ужасающе виноватой оттого, что ей приходится обманывать эту чудесную женщину. Лоредана оказалась добра и доверчива, явно не предполагая никаких странностей во внезапном обручении брата.

– А какой была его мать? – спросила Полетт, желая поддержать разговор.

– Она была удивительно красивой. Впрочем, иначе Карлос не женился бы на ней, – усмехнулась Лоредана, но тут же улыбка ее потускнела. – Думаю, сперва он действительно любил Софи, но ему хотелось иметь побольше детей, а она не могла. Поэтому он с ней и развелся. Это было очень печально. Франко безумно любил мать, хотел жить с нею, но отец не позволил Софи забрать ребенка с собой…

– Почему?

– Ведь Франко – его сын, – вздохнула Лоредана. – К несчастью, брат был необычайно сильно привязан к матери и стал обвинять отца в том, что тот обижает ее. Тогда-то между ними и начались ссоры. Карлос пришел в ярость… Как! Его сын – и смеет обвинять отца в том, что он себя неправильно ведет! Потом отец снова женился, а Софи умерла. Франко не видел мать месяцами, и это причиняло ему еще больше горя. Затем его отправили в школу. А когда Франко исполнилось восемнадцать, он из упрямства взял фамилию матери. Я не помню, чтобы видела отца в большей ярости, чем когда он узнал об этом. Для Карлоса это было высшим оскорблением. Он ведь чрезвычайно гордился своим именем…

Однако отец и сын вновь сошлись восемь лет назад, и Полетт горела желанием узнать, из-за чего же они вновь не поладили на сей раз. Настолько, чтобы порвать все семейные узы, если пользоваться фразеологией Франко.

– Но ведь он же простил сына со временем… разве не так? – стала допытываться Полетт, но тут же осудила себя за то, что столь настойчиво пытается выудить у Лореданы секреты, которые та, быть может, вовсе не вправе разглашать.

Видимо, это действительно было так, поскольку лицо доброй женщины нахмурилось.

– Простил? Не думаю, – сказала она задумчиво. – Но отец очень хочет верить, что его род не прервется. Он понимает, как мало ему остается времени. Ему не хочется в том признаваться, но он очень гордится, что Франко добился больших успехов без его помощи…

Привет герою-завоевателю, вернувшемуся блудным сыном на торжественный пир!

Внезапно Лоредана рассмеялась и, склонившись поближе к Полетт, прошептала:

– Поделюсь с вами маленьким секретом. Карлос собрал целую библиотеку газетных вырезок о сыне, но Франко никогда в это не поверит, пока не увидит собственными глазами.

Ее простое лицо снова стало серьезным, и она похлопала Полетт по руке.

– Я рада, что Франко смог полюбить снова. Я боялась, что он уже никогда не женится. Человек послабее, быть может, и вовсе бы потерял всякую веру в женщин после такой измены, но…

Какой измены? Полетт уже было собралась об этом спросить, когда в дверях виллы появился слуга и что-то тихо сказал Лоредане.

– Пожалуйста, извините. Отец хочет меня видеть.

– А я, пожалуй, пойду прилягу, – ответила Полетт, но, когда Лоредана послушной рысью поспешила в дом, решила еще ненадолго задержаться на террасе. Слабый ветерок приятно обдувал лицо, а в голове крутилось столько мыслей, что Полетт понимала: надежды заснуть у нее нет никакой.

Некая женщина, в которую был влюблен Франко, оказывается, изменила ему! Трудно было представить, что Франко был влюблен так сильно. Мне больно, неохотно призналась себе Полетт, мне по-настоящему больно.

Но почему же эта новость ранила ее? Эгоизм? Ведь он же не любит ее, он не открывал ей своего сердца, не считался с ее самоуважением и гордостью. Он лишь предложил занять пустующее место в его постели и разделить несколько недель скуки. Холодный, бездушный выбор: хочешь – бери, не хочешь – уходи. Быть может, именно потому было так легко сбежать?…

Прислонившись к парапету, Полетт прижала холодные ладони к горящим щекам. В тот день, вспомнила она, заглянув в кабинет отца, она обнаружила, что тот сидит за своим столом, обхватив голову руками.

– Я продал компанию, Полли, – проговорил он таким тоном словно не мог поверить собственным словам. – Продал ее Франко Беллини. У меня просто не оставалось другого выбора. Лучше деньги в банке, чем банкротство… и, я полагаю, твоя мать будет довольна.

Переполненная яростью, Полетт помчалась в отель к Франко. Словно обезумев, принялась она колотить в двери его роскошных апартаментов. Тот отворил их сам.

– Вдохни помедленней и поглубже, – посоветовал он с усмешкой, спокойно взглянув на ее искаженное бешенством лицо. – Полагаю, отец уже рассказал тебе…

– Как ты посмел украсть у него нашу фирму?

Франко налил бренди и молча протянул ей бокал.

Возмущенная его хладнокровием, Полетт одним глотком осушила его.

– Я ее не украл, я ее купил. Причем гораздо дороже, чем она стоит при нынешнем состоянии дел, – неторопливо возразил Франко. – А я ведь не из тех людей, что бросают деньги на ветер. Если бы не ты, то я покупать бы не стал. Твой отец и не представляет, как ему повезло, что он владеет подобным имуществом.

– А какое, черт возьми, я имею к этому отношение?

– Если бы ты была более уступчивой на прошлой неделе, – тихо произнес Франко, – я бы помог ему рассчитаться с долгами и он продолжал бы быть хозяином своего дела.

Полетт уставилась на него, охваченная ужасом. Со всей присущей ему жестокостью Франко возложил ответственность за потерю «Харрисон энджиниринг» на ее хрупкие плечи. Но худшему еще только предстояло случиться.

– На этой неделе, как ты уже догадываешься, истек срок моего предложения, и поэтому я купил фирму, – лениво продолжал он. – А еще через неделю я уже не буду готов и предоставить твоему отцу возможность занять должность управляющего…

– Это шантаж, – прошептала потрясенная до глубины души Полетт.

– Это бизнес, – возразил Франко с жестокой улыбкой.

Перепуганная, Полетт с отвращением поняла, что теперь для своих посягательств он станет использовать и без того незавидное положение ее отца. Полетт пришла в такую ярость, что плохо помнила брань, которой осыпала Франко, но и он вышел из себя. А ее попытка влепить ему пощечину кончилась тем, что Полетт оказалась лежащей на постели, а Франко придавил ее своим телом… Так это началось – со взаимной ненависти, которая с ужасающей быстротой обратилась в палящий жар неудержимой страсти. Когда им помешали, Полетт пребывала в глубоком шоке. И была… разочарована. Да, именно разочарована тем, что ничего не произошло.

Но Франко так и светился триумфом.

– Сегодня ты все расскажешь своему Трампу. Все кончено. Зачем ты мне сопротивлялась? Ведь я же с самого начала знал, что ты все равно уступила бы мне…

Полетт медленно отступила от края террасы и вернулась в спальню. Открыв дверь, она обнаружила, что в комнате горит свет. Франко, без пиджака и галстука, лежал на ее постели.

Полетт вдруг припомнила, что собиралась серьезно поговорить с ним.

– Надеюсь, что этот разговор останется между нами, – произнесла она холодно. – Перед обедом заходила твоя мачеха, и у нас с ней вышла очень интересная беседа.

На его красивом смуглом лице не отразилось никаких эмоций.

– Она заявила, что наша помолвка – это лишь маскарад, и спросила, сколько ты мне платишь, – продолжала Полетт. – Потом предложила мне еще столько же.

– Она просто пыталась поймать тебя на крючок, – беззаботно отмахнулся Франко.

– Разве? Мне кажется, ее утверждения были основаны на уверенности, что мы познакомились лишь на прошлой неделе…

– Любопытно, с чего она это взяла? – Впрочем, данный предмет, казалось, не слишком волновал ее мнимого жениха.

– Я ответила, что знакома с тобой уже шесть лет. Отсюда она, кажется, сделала вывод, будто я намекаю, что между нами существовала любовная связь еще во время моего замужества, но затем она все же решила, что это сказка, – говорила Полетт с возрастающим раздражением. Франко вдруг поднялся с кровати и двинулся ей навстречу. – И я хочу знать, почему она так убеждена, что мы…

– Не бери в голову.

– Франко, мне очень хочется спать… – попыталась отступить Полетт.

– Конечно. Пойдем. Твои вещи уже перенесли.

Глаза Полетт расширились от удивления.

– Куда перенесли?

– В мою комнату… куда же еще? – сухо ответил Франко, выжидающе растворив дверь. – Или ты полагаешь, что будет выглядеть правдоподобно, если мы станем спать отдельно друг от друга? Вспомни о нашем уговоре!

Когда Полетт брела чуть ли не на противоположный конец виллы, ей пришло в голову, что кто-то оказался столь добр, что разделил их хотя бы на одну ночь. Лоредана?…

Франко занимал целое крыло огромной виллы, включая две ванные комнаты. Словно автомат, Полетт нашла ночную сорочку, закрылась в ванной, приняла душ, переоделась и десятью минутами позже скользнула в дальний конец широкой пустой кровати. Она сомневалась, что какое-нибудь чудо спасет ее сегодня. Тем временем из другой ванной комнаты появился Франко и, стащив с плеч купальный халат, бросил его на пол, словно ком тряпья. Он повернулся к ней, совершенно обнаженный, сверкнул взглядом – и Полетт съежилась под простыней.

Когда он уселся на кровать рядом с ней, во рту у Полетт пересохло. Она почувствовала себя совершенно безвольной. Господи, как же ей выбраться из этой передряги? Если Франко станет заниматься с ней любовью, поймет ли он, что она девственница? Конечно же нет, уверяла себя она, предпочитая думать о последствиях, нежели о том, что случится ранее. Она читала, что первый сексуальный опыт часто приносит женщине огромное разочарование.

Франко смотрел на Полетт в полном молчании, изучая ее лицо жадными золотистыми глазами. Затем медленно протянул указательный палец и провел им вдоль ее нижней губы.

– Отчего ты так боишься меня? – прошептал он удивленно.

– Б-боюсь? – Полетт издала нервный смешок. Каждый раз, когда Франко прикасался к ней, он заставал ее врасплох. Она знала, что не устоит. Но сейчас она боялась другого. На сей раз все было иначе. – Чего мне бояться?

– И выглядишь ты так, словно у тебя лихорадка. – Склонившись над Полетт, Франко шутливо потрепал рукой ее порозовевшую щеку.

– Я не хочу заниматься любовью… – прошептала Полетт.

– Прекрати! Ты же не девочка… – выдохнул Франко с внезапной бесцеремонностью. – Ты же отдавала ему себя. Отдавала ему то, что должно было принадлежать мне… Разве я не нравлюсь тебе как мужчина? Я же вижу, что нравлюсь.

Насколько же он примитивен и самонадеян. То, что должно принадлежать ему… как смеет он говорить это после случившегося тогда? Или тот факт, что она, как он полагает, не девственна, умалит его триумф, его радость от завоеванной победы? Что ж, Франко никогда не услышит из ее уст признания того, что он ее первый любовник. Никогда!

– Ты слишком самонадеян! – процедила она сквозь зубы.

Кровь прихлынула к его лицу, и Полетт побледнела. Она так долго сопротивлялась ему, и вот сейчас наконец это произойдет.

Крепкие руки сжали ее узкую талию.

– Если ты сделаешь мне больно, я… закричу так, что сбежится весь дом! – выдохнула Полетт, наэлектризованная их близостью и нарастающим возбуждением.

– Сделаю тебе больно? Я что, грубое животное? – нахмурился Франко. – Я вовсе не собираюсь причинять тебе боль, наоборот, я хочу подарить тебе наслаждение, – прошептал он, склоняя свою темную голову к ее лицу.

Он прижался губами к ее уже раздвинутым волною неутоленной страсти устам и, погрузив пальцы в ее шелковистые волосы, прижил Полетт к себе так, словно боялся, что та может ускользнуть от него. Их губы слились, и Полетт почувствовала, как ее страх сгорает в пламени его огненного поцелуя.

– У нас впереди вся ночь, – хрипло прошептал Франко, приподнимая голову.

Полетт обратила на него взгляд, одурманенный желанием, и инстинктивно потянула Франко на себя, ибо он посмел остановиться, а она уже не могла вынести этого.

Почувствовав ее готовность, Франко крепко прижал ее к себе.

– Не спеши, – посоветовал он. – Это наша ночь.

Франко вошел в нее одним горячим рывком, затем замер, напряженный до предела, и застонал от наслаждения. Полетт почувствовала такую боль между бедрами, что чуть не потеряла сознание. Она отвернула голову, чтобы скрыть свою реакцию, одновременно благодарно ощущая, что боль постепенно затихает, уступая место какому-то мучительно-сладкому томлению.

Франко чуть приподнялся на локтях и прошептал:

– Я причинил тебе боль… Я не хотел этого! Прости!

– Нет!

– Тогда расслабься, – неуверенным голосом произнес он. – Раздвинь бедра.

Заведя руки ей под ягодицы, Франко все глубже погружал свой твердый член в ее влажное лоно. И боль притупилась, а потом и вовсе отступила. Напротив, из уст Полетт исторгся сладостный стон. Такое блаженство она испытывала впервые в жизни. Наслаждение затопляло ее мощными волнами, врываясь в ее тело потоками животворящей энергии.

Полетт была на седьмом небе от восторга. В глубине сознания она уже мечтала о той минуте, когда он повторит это вновь. Все тело ее пылало и, казалось, молило о наслаждении. Она превратилась в такую же бесстыжую шлюшку, как ее мать, но ничего не могла с собой поделать. Она и представить не могла, чем обделяла себя все эти долгие шесть лет. Все еще потрясенная своей реакцией, Полетт почувствовала, как ее переполняет необычайный прилив нежности к Франко. Ведь это он подарил ей такое наслаждение. Губы ее в безмолвной ласке прижались к его бронзовой коже. И тут же, словно молния, ее пронзила мысль: я же безумно люблю этого мужчину. Дрожь недоверия пробежала по телу Полетт. Я люблю в нем все, даже самое гадкое, подумала она с возрастающим ужасом. Его нрав, его самонадеянность, его чертово упрямство. Полетт ощутила, что земля вдруг разверзлась под ней. Франко тем временем напряженно думал о чем-то. Странно, но она буквально осязала, как проносятся мысли в его голове, практически видела, как всевозможные колесики и шестеренки с каждым мгновением все быстрее вертятся в хитросплетениях его мозга.

– Невероятно, – тихо пробормотал он. – Такое ощущение, что ты была девушкой. Если бы не твое обручальное кольцо, я был бы на сто процентов уверен, что стал твоим первым мужчиной.

Напрягшись, словно тетива лука, Полетт сдавленно хмыкнула:

– Не смеши меня.

– Может, мне померещилось? Но ведь я же сделал тебе больно… Разве нет?

Полетт в ужасе выпрямилась.

– Ты был слишком груб, – быстро проговорила она. Франко перекатился на свою половину кровати, увлекая ее за собой. Полетт столкнулась взглядом с блеском его золотисто-медовых глаз и побледнела, оставаясь тем не менее преисполненной желания молчать, чтобы не вызвать в нем ни малейшего подозрения. – Прошло так много времени с тех пор, как я…

– Груб?… – Франко бросил на нее полный сдерживаемой ярости взгляд и вдруг, отпустив, вскочил с кровати.

Полетт повернулась, отыскивая прохладное место на подушке. Боже, какой он обидчивый, отметила она про себя. Ох, в какую же паутину она попала. Притворство давалось ей с трудом, но болезненная гордость и верность памяти Арманда удержала ее от чистосердечного признания в своей девственности.

– Черт возьми, а это что еще?

Свирепое рычание Франко заставило ее поднять голову. Вытянув руку, тот протягивал ей фотокарточку в рамке. Он был столь преисполнен гнева, что даже пальцы его дрожали.

На снимке был запечатлен Арманд. Полетт похолодела. Фотокарточка лежала на самом дне ее дорожной сумки. Полетт вовсе не собиралась брать снимок с собой, но в последнюю минуту перед отъездом все же положила.

– Где ты это взял? – воскликнула она.

– У тебя на ночном столике! – рявкнул Франко.

– Я ее туда не ставила!

– Но ты привезла ее с собой! – процедил Франко, со злостью отшвыривая карточку в сторону. – В мою спальню…

– Я не приносила ее в твою спальню!

Он шагнул вперед и, пылая от ярости, кинулся на нее. Перепуганная насмерть, Полетт замолотила кулаками по его обнаженной груди, пытаясь отбиться. Франко подхватил ее на руки и скинул на стоящий неподалеку диван.

– Будешь спать там… не хочу видеть тебя в своей постели!

Полетт лежала совершенно обнаженная и беспредельно униженная. Франко выхватил из шкафа одеяло и швырнул ей. Неловко завернувшись в него, Полетт вскочила и побежала к двери.

– Я не могу оставаться там, где меня оскорбляют… Мерзкий негодяй!

– Стоит тебе только ногу сунуть в коридор, как ты тут же попадешь в объектив телекамеры. То-то повеселится отцовская охрана. Валяй, моя прелесть!

Поколебавшись, Полетт отдернула пальцы от дверной ручки, словно ошпаренная. Не глядя на Франко, на негнущихся ногах проковыляла она обратно к дивану.

– Я думаю, что тебе следует воспринимать нашу близость как… – с явным злорадным удовольствием протянул Франко, забавляясь ее нелепым видом. – Считай, что возможность лежать в моей кровати, в моих объятиях – это привилегия…

– Ненавижу тебя, самодовольный подонок! – крикнула Полетт.

– И кстати… тебе ведь даже нравится, когда тебя берут грубо! – нанес Франко хорошо выверенный удар.

– Заткнись, мерзавец!

Я ненавижу его, внушала себе Полетт, сворачиваясь калачиком и укутываясь в одеяло. Я его ненавижу! Ненавижу так, что готова задушить. Но он же ревнует. Франко дико ревнует ее к Арманду. Отчего ей потребовалось столько времени, чтобы осознать столь очевидную истину?… Она вдруг злорадно улыбнулась в темноте, кулаки разжались. Пускай она не сомкнет ночью глаз. Главное, что и ему это тоже не удастся!