"Искатели жребия" - читать интересную книгу автора (Романецкий Николай)Глава 1. ДЕТИ СОЛОВЬЯВчера было воскресенье, и Калинов провел его с детьми. Погуляли в лесу, набрали грибов, потом сходили на берег залива и часа два бросали камешки в воду — у кого больше блинчиков получится. Когда вернулись, теща организовала обед по-домашнему — жареные грибы с картошкой. Обедали с удовольствием: даже Сережка не ныл, что такой еды не хочет. О Вите Вирджиния не заговорила ни разу. Неделю назад Вита умчалась на Марс. Ее ждал месяц беззаботной жизни в Эолисе — одном из самых модных марсианских курортов. Неделя — срок небольшой, однако Калинов уже затосковал. Наверное, именно поэтому нынешнее утро оказалось таким хмурым. И, наверное, поэтому Калинов решил совершить сегодня на службу живой визит, хотя обстановка подобного героизма, в общем-то, не требовала. Он тосковал. Тосковал, делая зарядку на лоджии, тосковал за умыванием и бритьем, однако, позавтракав, должен был сказать себе правду: соскучился он не по Вите, а всего лишь по ее телу. Разлука с Витой была не худшим поворотом, особенно теперь, когда между ними наметилась странная, непривычная трещинка — а Калинов чувствовал ее уже месяца три. Поэтому они впервые в совместной жизни решили провести отпуска в разное время и отдельно друг от друга: поживут какой-то срок в разлуке, глядишь, все и образуется… Накануне отъезда Вита отвезла отпрысков к бабе Джинджер — если уж освобождать мужа от семейных забот, так до самого конца… Перед уходом Калинов связался с детьми. Сельма и Сережка уже успели поспорить, можно ли сейчас добраться вплавь до Кронштадта; выкупаться в бассейне; передраться под душем; помириться; умять завтрак. Обо всех этих успехах отцу было доложено наперебой и с восторгом. — Смотрите, не балуйтесь в джамп-кабине, — напутствовал детей Калинов. — И слушайтесь бабушку. Потом на экране появилась баба Джинджер собственной персоной. Отношение Вирджинии к Калинову всегда было каким-то заискивающе-покровительственным и не слишком теплым, но тот не обижался: он и сам понятия не имел, как должна относиться теща к зятю, который вдвое старше ее. Они обменялись парой ничего не значащих фраз, и Вирджиния отправилась провожать внуков в школу, потому что они, увы, еще не доросли до того возраста, когда джамп-кабина станет отзываться на их команды. Запирая двери квартиры, Калинов ощутил, что ему не хватает прощального поцелуя, которым Вита ежедневно одаривала мужа при утреннем расставании. Мотнул головой — ощущение было сродни занозе. Чтобы отвлечься, прошел мимо лифта и побежал вниз по лестнице, вслух пересчитывая ступеньки. Как часы разлуки… Выйдя из подъезда, уважительно раскланялся с соседкой, спешащей домой после утреннего моциона. Соседка жила здесь уже лет тридцать, хорошо знала старого Калинова и первое время с подозрением поглядывала на Калинова-юнца. Однако с расспросами не приставала. И не удивительно: любопытно, чем бы она могла поинтересоваться? Куда исчез хорошо ей знакомый А.П.Калинов и почему принадлежащую ему квартиру занял молодой человек с таким же именем?.. На что означенный молодой человек посоветовал бы ей связаться с местным терминалом Глобального Информационного Банка. И узнать, что член Социологической комиссии и Совета Планеты, лауреат Нобелевской премии милосердия, действительный член нескольких академий, кавалер ордена Почетного легиона и золотой медали Kindness… заслуженный… скончался в возрасте девяноста восьми… светлая память навсегда… И дата смерти совпадает с датой открытия Дримленда. Так что приобретение опустевшей квартиры новым хозяином является вполне своевременным. Что же касается имени, то его соседка могла и не знать. Разница в возрасте между ними была такой, что представляться при первой встрече он посчитал невежливым. И при второй — тоже… А кроме того, и появлялся он в этой квартире только тогда, когда Вита по служебным делам покидала Землю и ему становилось неуютно в Кокореве (хотя вид на Ладогу мало чем отличался от вида на Маркизову лужу)… И, в конце концов, он мог быть родственником того Калинова… Немногие знали правду об А.П.Калинове. Знала Вита, но всегда говорила, что сердцем в это не верит. Со слов дочери знала Вирджиния, но та вообще не определилась: верить или не верить, и иногда верила, иногда не верила, а иногда и вообще старалась позабыть об этом. Знал Дин Паркер, так помогший Калинову в истории с казаками-разбойниками. Знали отдельные члены Совета Планеты. Отдельные… Калинов вспомнил, как несколько лет назад умирал Паркер. Калинов прибыл к нему перед самым концом. Паркер был крепким мужиком, умирал в полном сознании и утерял контроль над собой лишь однажды, за несколько минут до смерти. Ненависть, вспыхнувшая в его взгляде, была столь сильна, что Калинова бросило в дрожь. — За что? — воскликнул Калинов. Но Паркер уже взял себя в руки. — Простите, Алекс, — прошептал он. Калинов вздохнул: — Это вы меня простите, Дин! — С какой стати? — прошептал Паркер. — Вы ни в чем передо мной не виноваты. Однако глаза его говорили совсем другое. Когда же они наконец остановились, Калинов вдруг невольно обрадовался тому, что так мало людей знают его историю. И что все они преклонного в основном возраста. А теперь из знавших все и до самого конца в живых остался лишь один. Этот человек был непосредственным начальником Калинова, и звали его Пол Рассел. Десять лет назад, перед самым рождением дочери, Калинову приснилось, что он умер. Странный сон оказался, тем более что героем его был не Калинов-нынешний, а тот Калинов, первый, лауреат, кавалер и прочая. Странный оказался сон, материальный, как супермуви. Тело старого Калинова лежало на постели — привычное, знакомое и в то же время полузабытое. Как давно покинутый родительский дом… Тело лежало мертво-неподвижно, устремив на него пустой взгляд остановившихся глаз, а он, Калинов-новый, беззаботный, как новорожденный ребенок, воздушным шариком парил над умершим и все время подавлял в себе неуместное желание показать трупу нос. Потом он понял, что не просто парит над телом, а медленно поднимается вверх, все выше и выше, в Никуда, в Вечность; покинутое холодное тело становится все меньше, и только пустой взгляд не отстает, упорно тянется за Калиновым, словно последнее прости, словно единственная нить, связывающая его с собственным прошлым… А затем он проснулся. И обнаружил, что того обыкновенного страха, с которым, как правило, просыпаются среди кошмара, на этот раз нет. Лишь светлая грусть коснулась души — как в тот день, когда в последний раз встретился с умершей вскоре матерью и, прощаясь с ней, знал, что следующей встречи уже не будет. Открыв глаза, он долго смотрел в темноту. И не было ни одной мало-мальски законченной мысли, и не было никаких привычных чувств. Только светлая грусть… Собственно говоря, живого визита на службу сегодня не требовалось. Дела в производстве были мелкие: нарушение непрерывности между школами первой и второй ступени в Хельсинки, провалы социальной работы в Твери и тому подобное. Впрочем, дела эти отношения к отделу Пола Рассела и вовсе не имели. Вот если бы в Твери произошли очередные вылазки монистов… Но за отсутствием своих сложностей помогали коллегам. Этим можно было заниматься прямо дома, однако на холостяцкой квартире рабочее место отсутствовало, а на Ладогу возвращаться не хотелось. Кроме того, вчера с Калиновым связалась вдруг мисс миллионерша, Аллочка Крылова, напросилась на личный разговор, и такой разговор Калинов решил провести в служебной обстановке — мисс миллионерша в последние годы стала девочкой — закачаешься, и не хотелось давать недоброжелателям поводов для домыслов. Вита порой ревновала мужа к Алле, они и дружить-то перестали, как казалось Калинову, именно по этой самой причине. Вот родила бы ты хоть одного, посмотрела бы я на твою точеную фигурку, сказала как-то Вита в минуту откровенности. Впрочем, встречались они редко… Выйдя из служебной джамп-кабины на пятнадцатом этаже здания Социологической комиссии, Калинов спустился к себе. Сегодня в бюро дежурил заместитель Калинова Рэн Милбери, работал с тейлором. Остальные пребывали в бегах: мелкие дела тоже требуют определенной суеты. Поздоровались, перекинулись парой фраз о прошедшем уик-энде. Потом Калинов отправился в свой кабинет. Он не был тут почти неделю, и кабинет выглядел нежилым. Впрочем, пыли нигде не наблюдалось: автоматика действовала исправно. Калинов поднял шторы на окнах, впустив внутрь сентябрьское солнце, и просмотрел поступившую за выходные информацию. Ничего интересного: косяком шла текучка, в которой участие начальника бюро не требовалось. Алла должна была появиться через полчаса, и Калинов ввел в компьютер охраны код на пропуск мисс миллионерши через контролирующие автоматы. Вспомнил, что так и не собрался к Крыловым за прошедшую неделю, хотя вернувшийся из рейса Игорь и приглашал его в гости. Попенял себе и тут же оправдался текучкой и плохим настроением, тем более что Крыловым сейчас и без гостей нескучно, после такого-то перерыва. Мысли его вернулись к жене. Трещина в отношениях не давала покоя. Он никак не мог понять, в чем ее суть. Ведь он по-прежнему любит Биту, да и она его не разлюбила. Должно быть, просто слегка поднадоели друг другу, ну ничего, разлука лечит: вот он уже и заскучал. Пройдет еще неделя — и все образуется. Шеф вызвал его около полудня. Посмотрел с дисплея строго и укоризненно, словно застукал за чем-либо неподобающим начальника бюро. Например, за думами о жене. — Ты сегодня на месте? — Рассел тряхнул серебряной гривой. — Очень удачно. Зайди-ка ко мне! Шеф всегда смотрел на Калинова строго и укоризненно, и тот догадывался, что это тоже связано с пребыванием глубокого старца в молодом теле. По опыту-то он, Калинов, должен был бы руководить семидесятилетним Расселом, а не наоборот. Но, к сожалению, это лишь вызвало бы массу ненужных вопросов со стороны окружающих и прессы. Помня о ситуации, Калинов в общении с шефом всегда изображал из себя этакого шалопая, чтобы Расселу было легче оставаться строгим отцом-командиром. — Что случилось в доме Облонских? Шеф, по-видимому, не знал, кто такие Облонские, и оставил вопрос без ответа. — Присаживайся. Калинов сел и вздохнул: шалопай сегодня почему-то не вытанцовывался. — Вот какое дело, Алекс… Чем ты сейчас занят? Ерундой, — подумал Калинов. — Социальная работа в Твери. Просчеты тамошнего руководства… Школьные склоки в Хельсинки. Просчеты тамошнего руководства… Рассел почесал бровь: — Это ведь не по твоему бюро. — Помогаем коллегам. Благо есть такая возможность. — Пристойное занятие! — Шеф поморщился. — Пусть помощью занимаются твои сотрудники, а тебе предстоит нечто другое. — Он на секунду задумался. — Ко мне обратились коллеги из Космической комиссии. У них этим летом неожиданно скончались двое ребят. — Хорошенькое дело! — сказал Калинов. — Мы что — врачи? При чем здесь отдел аномалий? — Нет, мы не врачи, — спокойно сказал Рассел. — И неожиданная смерть двух человек — еще не аномалия. Но разве не с подобного уровня фактов нам удалось выйти на Альянс Воинствующих Теофилов?.. В конце концов, мы еще и просто обязаны отреагировать на обращение Космической комиссии. Чисто по-чиновничьи… — Согласен, — сказал Калинов. Все это и ежу понятно, — подумал он. Но съершиться-таки удалось. — Коды дел я уже передал на твой тейлор, — продолжал Рассел. — Если причин для нашего вмешательства не обнаружится, подготовишь аргументированный ответ. Вопросы? Калинов помотал головой. Дела были какие-то дурацкие. Ничего неясного, кроме самого факта скоропостижной смерти. Один из умерших был найден в собственной постели. Тревогу поднял домашний робот, когда хозяин утром не вышел к завтраку. Врачи зафиксировали остановку сердца. Никаких телесных повреждений, следы ядов и наркотиков отсутствуют. Некротесты показали повышенное содержание адреналина в крови перед смертью. Возбудили уголовное дело, которое на днях и закрыли, потому что никаких следов присутствия в квартире кого-либо постороннего в тот вечер не нашли. Робот подтвердил это, хотя и показал, что, по его мнению, хозяин все-таки с кем-то разговаривал. Именно так: никого в гостях не было, но с кем-то хозяин беседовал… Смерть второго парня обставлена подобным же образом. Единственная разница: взамен собственной квартиры — номер в отеле. Все остальное — тем же порядком. Вместо робота — горничная. Уголовное дело также пришлось закрыть. По-видимому, два закрытых дела подряд не понравились кому-то в Космической комиссии. Калинов посмотрел голографии умерших. Молодые ребята, кровь с молоком, таким жить бы еще лет пятьдесят-шестьдесят. А на другой работе — и все восемьдесят. Он запросил анкетные данные. Так. Стефан Андерсон, Шеллефтео, Второй Космический Флот, оператор энергетических установок, общий стаж работы — восемь лет, стаж в Первом Космическом Флоте — семь лет… Ага, значит, год, как вышел из каботажников… Семейное положение — холост… Посмотрим другого. Так… Тасиро Накаяма, Осака, Второй Космический Флот, инженер по коммуникациям, общий стаж работы — восемь лет, стаж в Первом Космическом Флоте — шесть лет… Ишь ты, этот оперился немного раньше… Ну-ка, а возраст?.. Тринадцатого года рождения, обоим по тридцать три, практически ровесники ему, Калинову-теперешнему, жить бы да жить… Летали вместе?.. Нет. Один приписан к лихтеровозу с игривым названием Пинк Винд, второй — к некоему Посейдону, о котором больше не сказано ни слова. Что это за Посейдонище? Название знакомое… Запросим… Ага. Здесь требуется спецдопуск. Нате вам ваш спецдопуск… Ах, вот оно что? Сие тот Самый Посейдон, который был заподозрен в ядерной бомбардировке Урана, была там какая-то темная история… Если память не изменяет, этот Посейдон развозил матобеспечение по орбитальным исследовательским станциям больших планет. Полтора года назад прибыл к Миранде. Тогда и был зафиксирован ядерный взрыв в атмосфере Урана. Проведенное расследование результатов не принесло. Запасы исследовательских зарядов на станциях и на корабле оказались нетронутыми, и что это был за взрыв, выяснить так и не удалось. А информацию засекретили. Во избежание волнений общественности… Может, и зря — не мне судить… Так. Данные медицинских профилактических осмотров. Рост… Вес… Объем легких… Давление… Сексуальный коэффициент… Вывод: здоров. Отлично! Два здоровых тридцатитрехлетних мужика помирают в собственных постелях без видимой причины… Стоп! Возраст один, не однокашники ли? Сейчас проверим… Андерсон. Космическая академия, Бернское отделение. А Накаяма?.. Сурабайское отделение. Не то, не видно связи… Посмотрим послужные списки. Андерсон. 38-й год, орбитальная станция Нахтигаль, стажер… Далее Луна, база Мун-3, вахтовый энергетик… Далее орбитальный стационар «А», энергетик системы ретрансляции… И наконец лихтеровоз Пинк Винд. Ясно. Теперь Накаяма… Оп-па, орбитальная станция Нахтигаль, стажер… Вот и первая точка соприкосновения, этакие дети Нахтигаля… Что же это за Нахтигаль? Знакомое словечко, соловей, что ли, по-немецки? Дети Соловья… Посмотрим на этого соловья… Так, орбитальная станция модульного типа, предназначена для стажировки выпускников Космической Академии, начало эксплуатации — 21-й год, четверть века этому соловью, технические параметры нас пока не интересуют. А вот что у него за дети — любопытно… Ага, экипажи. Смотрим 38-й год… Так. Руководитель — Рафаэль Мартинес, Барселона; стажеры — Стефан Андерсон, Шеллефтео… хорошо… Юрген Бойль, Гамбург… отлично… Джон Формен, Молта, штат Огайо… превосходно… Что? Что-что??? Игорь Крылов, Санкт-Петербург?! Калинов почувствовал, как спина его покрылась холодным потом. Теперь утренний визит Аллы предстал перед ним совсем в ином свете. Мисс миллионерша появилась ровно в половине десятого. Выглядела она явно невесело, и Калинов слегка затруднился в выборе подходящего тона. Молча пожал протянутую вялую руку, усадил в кресло. — Ну привет, метелка! Что стряслось? — Не знаю, Саша. Сама ничего не понимаю. Вижу только, что с Игорем происходит странное. — С Зябликом странное?.. Он же звонил мне во вторник, в гости приглашал, да я так и не собрался… У вас же сейчас медовый месяц должен быть! Она не приняла шутки, не улыбнулась, не стрельнула кокетливо глазками. Лишь протяжно вздохнула, и вздох сей Калинову совершенно не понравился. Этот вздох никак не мог принадлежать Аллочке Крыловой. — Ну-ка, давай успокоимся, и расскажи все по порядку. Хорошо? Наливая в стакан воду, он вспомнил, как семнадцать лет назад вот так же сидела перед ним женщина. Женщину ту звали Лидией, но она тоже говорила ему о Зяблике. — Игорь вернулся в прошлый понедельник, — сказала Алла, судорожно выглотав воду. — Куда он ходил? — К Нептуну. Экспедиция продолжалась полгода. Точно, — вспомнил Калинов. — Он ведь говорил мне, когда звонил. Мог бы и запомнить, пожалуй. Хорош друг!.. — Так он же тебя, метелка, сейчас на руках носить должен! Она опять не приняла шутки. — Он и носил. Целых три дня — вторник, среду и четверг. В пятницу я вдруг почувствовала: его что-то тревожит. Он старался скрыть свою тревогу, шутил, смеялся, но я чувствовала… А в субботу он сбежал. — Она грустно улыбнулась. — Как это — сбежал? — С утра мы поехали на монорельсе в Павловский парк. Все было хорошо. Потом он опять встревожился. Я спросила, что с ним. Ничего, говорит, все в порядке, хорошо-то как на Земле… А потом, когда мы переходили Чугунный мостик через Славянку, он вдруг закрутил головой, обернулся, посмотрел назад, потом на меня, да как бросится бежать. Я за ним, кричу: Игорь! Игорь! — но, конечно, не догнала. Видела, как он растолкал очередь у джамп-кабин и… — А кто там был, сзади? — Где? — Ты сказала, на мостике он посмотрел назад. — Да никого там не было. Ветер пыль крутил… Я тоже обернулась, когда у него лицо изменилось. Никого… А вечером он позвонил мне из Кочабамбы, пьяный… — Откуда? — Из Кочабамбы. Это где-то в Боливии… Сказал, чтобы я не беспокоилась, с ним все в порядке… Но мне показалось, он чего-то боится… Саша! Почему он так? Ты бы поговорил с ним. — Она судорожно схватила Калинова за руку. — Может, его кто-то преследует? — Кто может его преследовать? — Калинов мягко пожал ей пальцы. — Кому он нужен? Он не террорист, не проповедник очередной религии, женат на одной… Чепуха! — Что же он, по-твоему, сошел с ума? — Она с возмущением посмотрела на Калинова. — Да ну! Я так не думаю. — Он положил ей руку на плечо. — Сделаем таким образом. Когда он появится дома, пусть мне позвонит… Впрочем, нет, пожалуй. Лучше ты позвони. Я с ним обязательно поговорю. Заодно и в гостях у вас наконец побываю. А то хороши друзья: уже три года не виделись, хоть и живем в одном городе… А всякие мысли, будто Зяблика кто-то преследует, выброси из головы. Это чушь! Они поговорили еще немного, Алла поинтересовалась, как дети. Калинов поблагодарил, с удовольствием рассказал. Потом спохватился и спросил: — А вы-то не сподобились за эти дни? Пора бы уж… Она поджала губы, высокомерно вскинула подбородок. — Зачем нам? Дети портят фигуру! — Ну-ну, — сказал Калинов и замолчал. Говорить было больше не о чем. Он проводил ее до ближайшей общественной джамп-кабины и вернулся обратно. Что могло произойти с Зябликом? — думал он. — Не сошел же он, в самом деле, с ума! У работающих во Внеземелье психика — будь здоров! Слабых в космонавты врачи не пропустят, да и сам Крылов медик… А может, все гораздо проще: нашел себе пассию в заоблачных высотах? Сказать правду — кишка тонка, вот и разыгрывает перед Аллой комедию… Давно надо было идиотам детей завести! Нет, вбили себе в голову, что потомства у внеземельщиков быть не должно, нечего, мол, мутантов плодить неизвестно в каком колене… Да, надо будет поговорить с парнем. Друг я ему или не друг? Сначала с ним, а потом и с Алькой. Фигура ей, видите ли, дороже… Пора бы и повзрослеть — десять лет уже женаты! Он вспомнил, как семнадцать лет назад в сказочном лесу Дримленда Зяблик наводил на него арбалет, и улыбнулся. Что-то я сегодня излишне сентиментален, — подумал он. — Скорее бы вернулась Вита… А что понесло Игоря в Боливию? Может быть, дело связано с наркомафией?.. Ерунда, конечно, Зяблик — и наркомафия, но надо будет проверить. Береженого бог бережет! Ведь каким-то образом наркотики во Внеземелье попадают… Он вызвал Милбери и дал ему задание разыскать Крылова. Не спеша, не в ущерб другим заданиям. Пятым, и последним, в списке стажеров был Тасиро Накаяма, Осака. Калинов откинулся на спинку кресла. Итак, Зяблик находился в тридцать восьмом году на борту Нахтигаля. Кого же он увидел в Павловском парке? И почему скрылся от жены? Калинов вскочил и выбежал из кабинета. Милбери по-прежнему сидел за своим тейлором. Отдыхал парень от суеты обычных дней. — Рэн! Я просил тебя разыскать мне Крылова. Милбери сделал большие глаза: — Но вы же сказали: по мере возможности, не в ущерб основной работе. — Рэн! Я передумал, теперь это архисрочно!!! Обстоятельства изменились. — Понял, шеф! — Милбери проникся. — Сейчас отыщем, шеф! Калинов вернулся к себе, запросил адресные данные Джона Формена и Юргена Бойля. Ни тот, ни другой информации о себе не блокировали, и ГИБ выдал все, что нужно, в течение полуминуты. Сначала Калинов связался с Гамбургом. Домашний робот доложил ему, что Бойль отсутствует. Извините, герр, информации о своем местонахождении хозяин не оставлял, может быть, желаете что-нибудь передать хозяину, и так далее… Калинов попросил передать хозяину, чтобы тот позвонил по такому-то номеру, дело крайне важное, заранее благодарю, герр Бойль, и тому подобное… Как только экран погас, он связался с Молтой, штат Огайо. Там работал автоответчик. Формен оказался дома, но он спал и собирался проснуться в половине восьмого. Калинов поблагодарил за информацию и, ничего не попросив передать, откланялся. Связавшись со Службой времени ГИБа, он определил, что раньше пятнадцати часов Москвы беспокоить Формена не стоит. И оставшиеся до этого момента сто двадцать минут было бы неглупо потратить на обед. Формен ответил не сразу. Только через полминуты с дисплея на Калинова взглянул мрачный брюнет с полотенцем на шее. Волосы его были пострижены, как у большинства космонавтов, ежиком и имели натуральный вид. Серые глаза ничего не выражали. Похоже, невелик ростом, подумал Калинов. Этакий сморчок занюханный… С ними всегда разговаривать сложно. — Здравствуйте! Формен кивнул, снял с шеи полотенце. — Мое имя Калинов. Мне бы хотелось побеседовать с вами. Дело весьма срочное… — Я вас не знаю, — поспешно проговорил Формен. — И не представляю, о чем бы мы могли беседовать. В глазах его мелькнуло нечто, похожее на страх. Впрочем, продолжалось это лишь мгновение. Калинов понял, что Формен сейчас отключится, и сказал: — Мне бы хотелось поговорить с вами о Стефане Андерсоне и Тасиро Накаяме. Лицо Формена окаменело. — Кто вы такой? — спросил он тихо. Калинов почувствовал, что надо говорить правду, а то этот сморчок занюханный насторожится еще больше. — Я сотрудник отдела аномалий Социологической комиссии, занимаюсь расследованием смерти Андерсона и Накаямы. Формен чуть ожил, заморгал. — Я вряд ли буду вам полезен! — И тем не менее… Формен молчал, погрузившись в мрачные размышления. — Я бы убедительно просил… — сказал Калинов. — Ну хорошо, — ответил наконец Формен. — Согласен. Жду вас через два часа. В Колумбусе, в баре Корона. Наяву Формен оказался совсем другим. Занюханный сморчок превратился в высоченного мужчину, широкоплечего, еле помещающегося за столиком. Рука Калинова просто утонула в его огромной лапе. Вот только потухшие глаза резко контрастировали с внушительной фигурой. Калинов огляделся. Бар в этот час пустовал. Было занято лишь несколько столиков. За ними сидели пожилые парочки, кланялись друг другу седыми одуванчикоподобными головами. В окна рвалось утреннее солнце: здесь было всего десять часов. — Так что вы хотели от меня услышать? — Расскажите об Андерсоне и Накаяме. Формен оглянулся. — Почему бы вам не воспользоваться анкетными материалами? — сказал он равнодушно. — К сожалению, там лишь голая информация. — А вас, значит, интересует информация, наряженная в праздничные одеяния? — Меня интересует то, чего нет в анкетах. Что они были за люди? Чем занимались помимо основной работы? С кем водили знакомство? Формен потер указательным пальцем переносицу. — Ребята как ребята. Отличные парни. Прекрасные работники. Разумеется, спортсмены… Что еще? Даже не знаю… Калинов вздохнул: контакта почему-то не получалось. — Вы были друзьями? — В общем-то, да, — осторожно сказал Формен. — Мы подружились во время стажировки на Нахтигале. — И вам нечего сказать о своих друзьях? Формен пожал плечами и оглянулся. — Ну хорошо, — проговорил Калинов. — Тогда поставим вопрос иначе… Не приходилось ли вам замечать какие-либо странности, связанные с вашими друзьями? Формен помотал головой. — Может быть, они жаловались когда-нибудь, что кто-то их преследует? Или чего-то от них требует? — Мне кажется, вы не там ищете, — сказал Формен и снова оглянулся. — Вы кого-нибудь боитесь? — быстро спросил Калинов. Формен посмотрел на него долгим взглядом. — Я никогда и никого не боялся! — произнес он, четко выговаривая слова. — Вы не там ищете! — А где, по-вашему, будет — там? Формен встал из-за стола, проделав это с необычайной для его габаритов стремительностью. — Наш разговор беспредметен, — сказал он. — Прощайте! И спокойно двинулся к стеклянным дверям бара. Калинов еще раз оглядел зал. Никто не проявлял к Формену ни малейшего интереса. Старики были откровенно заняты друг другом. Бармен за стойкой задумчиво протирал стаканы. Калинов снова посмотрел в спину космонавта. Тот шел неторопливо, размеренным шагом, легкомысленно помахивая левой рукой, но Калинова не покидало ощущение, что Формен с величайшим трудом сдерживает себя, чтобы не побежать. Вернувшись в Петербург, Калинов сразу же направился к Милбери. Тот оказался на месте. — Где Крылов? Милбери неопределенно пожал плечами: — Вчера утром он был в Кочабамбе, в отеле Пасифик… — А теперь? — Где теперь — не знаю… В полдень Крылов выписался из отеля и исчез в неизвестном направлении. — Плохо! Милбери виновато опустил голову: — Я сам был в Кочабамбе, разговаривал с портье. Никто ничего не знает. Портье сказал, что никто к Крылову не приходил. Я был единственным, кто им интересовался. Сам Крылов всю первую ночь пил. — Каким он показался портье? Не был ли чем взволнован? Милбери опять пожал плечами: — Нет. Постоялец как постоялец. Производил впечатление делового человека. Портье спросил, не нужно ли зарезервировать для него номер. Крылов ответил, что вряд ли еще когда-нибудь окажется в их городе. На этом они и расстались. — Как Крылов записался при регистрации? — Под своим именем. — Странно, — сказал Калинов. — Ну хорошо. Продолжай поиски. Когда найдешь, доложишь. В любое время суток. — Что-нибудь серьезное? — Поживем — увидим. — Калинов вышел. У себя в кабинете он снова попытался связаться с Бойлем. Тот дома по-прежнему не появлялся. И тогда Калинов решил, что стоит все-таки поговорить с О’Коннором. О’Коннор занимался общественной безопасностью, а непосредственный круг его интересов составляли наркотики: их производство и распространение. Он оказался на месте. Поздоровались, поинтересовались делами друг друга, пожаловались на текучку. Потом Калинов объяснил, что его интересует. — Хорошо, — сказал О’Коннор. — Я проверю твоих ребят по нашим каналам. Если какая-то связь с наркотиками у них была, я тебе ее выложу. На том и распрощались. О’Коннор был специалистом своего дела и не был болтуном. И коли обещал помочь, в лепешку разобьется. Поэтому Калинов позволил себе удовлетворенно крякнуть. Контакты — великая вещь!.. Самый хороший чиновник — тот, который знаком с массой других чиновников. И вместе они — сила! А теперь пора заняться господином Рафаэлем Мартинесом. Барселона ответила сразу. Мартинес оказался еще не старым человеком, во всяком случае, на вид: в глаза бросались черные как смоль волосы. Но когда Калинов присмотрелся, то обнаружил, что ошибся. Лицо бывшего руководителя стажерского полета было изрядно иссечено морщинами. — Чему обязан? — поинтересовался Мартинес, когда Калинов представился. — Собираю информацию о ваших стажерах. Мартинес улыбнулся: — Молодой человек! У меня их за полвека было, столько, что вам, сами понимаете, придется уточнить: о ком именно. — Тридцать восьмой год, — сказал Калинов, — орбитальная станция Нахтигаль. Улыбка медленно сползла с лица Мартинеса. — И кто же из них вас интересует? — Все пятеро! Мартинес задумчиво пожевал губами: — Да, мне сообщили о смерти Стефана и Тасиро… Только не пойму… Ведь этим должна заниматься Космическая комиссия. При чем же здесь ваша контора? — Мы проводим расследование с ведома и по просьбе Космической комиссии, — сказал Калинов официальным тоном. — Так что можете не бояться выносить сор из вашей избы… Вот мой индекс допуска. Калинов набрал на клавиатуре код. Голова Мартинеса исчезла с дисплея. Проверяет, — подумал Калинов. — Вот старый пень! — Извините, — сказал Мартинес, снова появляясь на экране. — Сами понимаете… — Понимаю! — оборвал Калинов. — Так что именно вас интересует? — Все!.. Что они были за люди? Чем увлекались? С кем дружили? Не было ли вредных привычек? Мартинес взъерошил черные волосы на макушке: — Как вам сказать?.. Ребята обыкновенные. Конечно, не сахар. Безотцовщина, сами понимаете… Они на этом и сошлись друг с другом. Мы специально собрали такой экипаж. Чтобы не было зависти и недоброжелательства, сами понимаете: не повезло парням с родителями… Но чтобы вредные привычки — ничего такого. Вот с девушками сложности у них были, нуда в этом, сами понимаете, воспитание виновато. Разве мать-одиночка… — Он замолк, снова взъерошил свою гриву. — В общем, женился из них только Игорь Крылов… Хотя это вам, наверное, неинтересно… Вы бы задавали вопросы, а то я даже не знаю… Не было в них ничего такого. Ребята как ребята. Жалел я их, потому что они были несчастны… И матери их, сами понимаете, были несчастны. Мать ведь парню отца никогда не заменит. И опять Калинов вспомнил Лидию Крылову. — Ну хорошо, — сказал он. — Значит, вредных привычек у них не было? Мартинес помотал головой: — Я и после стажировки следил за ними немного. Потому что жалел… Но потом убедился: ребята со стержнем в душе, на ногах устоят, и моя опека им не нужна. — А в последнее время никто из них с вами не разговаривал? В этом году… — Нет, Я ведь не школьный учитель. Я, сами понимаете, всего-навсего руководитель стажировки. О чем им со мной разговаривать? Похоже, и тут пустышка, — подумал Калинов. — Хорошие ребята, не пили, не курили, девочек не любили… Он усмехнулся: хорошие ребята, только непонятно, почему так неожиданно умерли… Мартинес расценил его усмешку по-своему. — Ну в самом деле, — сказал он. — Чего им передо мной душу открывать? Я ведь, сами понимаете, не мать, не жена. — Вы правы, — сказал Калинов. — Извините за беспокойство! Кроме того, есть одна просьба, не сочтите за назойливость. Если кто-нибудь из них свяжется с вами, добейтесь, чтобы он, как вы выразились, перед вами душу открыл. А потом разыщите, пожалуйста, меня. Мартинес брезгливо поморщился. — Я ведь не из праздного любопытства интересуюсь, — сказал Калинов с досадой. — Я ведь хочу, чтобы остальные трое остались живы. Очень хочу. Мартинес тут же мелко закивал головой и поторопился распрощаться. Вот проклятущая работа, — подумал Калинов, сидя перед опустевшим дисплеем. — Все считают, что тебе доставляет великое удовольствие копаться в чужом грязном белье… Однако, похоже, сегодня я уйду с работы не скоро. Надо заказать ужин прямо сюда. Сигнал вызова раздался в двадцать часов. Калинов очнулся от раздумий, включил тейлор. — Это я, — сказал Формен. — Вижу, — сказал Калинов. — Что-то вспомнили? Формен смотрел на него странным взглядом, как будто не мог сообразить, туда ли он попал. — Завтра у Бойля день рождения, — проговорил он наконец. — Любопытная информация… И что? Вы хотите меня пригласить на банкет? Формен помотал головой. — Не то, — сказал он мрачно. — Банкетов не будет… Посмотрите, когда умерли ребята. Калинов посмотрел: — Андерсон — третьего июня… Какое это имеет значение? — А когда родился? Калинов снова посмотрел. 4 июня 13-го года… А Накаяма? Родился 13 июля 13-го года, а умер… 12 июля. Оп-ля! Калинов поднял изумленные глаза на Формена. — Вы хотите сказать, что Бойль… — Ничего я не хочу сказать… кроме того, что у него завтра день рождения. — Почему вы не сообщили мне все это при встрече?.. Что за легкомыслие? — Я полагал, вы и сами заметили такую странность. Действительно, — подумал Калинов. — Мог бы и заметить… Кабы всегда знать, что требуется замечать! — Где Бойль? — спросил он. — Полтора часа назад был у меня. — А теперь? — А теперь где-то в Плесецке. — Он вам объяснил, зачем туда направляется? — Нет, — ответил Формен, и Калинов понял, что он лжет. А Формен, помолчав, добавил: — Он собрался во Внеземелье. — Так что же вы сразу мне все не сказали?! — взорвался Калинов. Формен растерянно пожал плечами. Лицо его сморщилось: он снова стал похож на занюханного сморчка. — Потому что вы все равно ничем не можете ему помочь! — проговорил он с горечью. Калинов махнул рукой. — Не исчезайте никуда из дому! — крикнул он. Формен кивнул. — Я с вами еще свяжусь! — И переключился на космопорт Плесецк. На экране возникло лицо дежурного. — Чем могу быть полезен? — Здравствуйте! — Калинов набрал код своего допуска. — Вот мои реквизиты. Нужно срочно задержать одного парня. — Что-нибудь серьезное? — Да, очень! Если потребуется, можно применить силу… Зовут парня Юрген Бойль. — Калинов достал голографию и вложил ее в приемник тейлора. — Передаю портрет. Принимайте. Дежурный покачал головой: — Не нужен портрет. Я знаю Бойля… Он уже в полете. Сейчас на верхней границе атмосферы. — А вернуть его нельзя? Дежурный посмотрел на Калинова как на идиота, растерянно улыбнулся. — Только по личному указанию начальника порта. Вашей организации это обойдется в кругленькую сумму… Впрочем, пока вы будете согласовывать, Бойль окажется уже на Луне. — Ну хорошо, — буркнул Калинов, сдерживая раздражение. — Сообщите, пожалуйста, хотя бы название корабля и конечный пункт назначения. Дежурный скосил глаза вбок: — Грузовик, бортовой номер двести пять. База Мун-четыре. — Грузовик?! — удивился Калинов. — Что же это вы людей на грузовиках возите? — Пассажиры у нас на грузовиках не летают, — сказал дежурный с достоинством. — Только свои… Если очень надо… Там же все-таки перегрузки! Калинов кивнул: — Весьма благодарен… Скажите, а помимо меня, этим Бойлем никто не интересовался? — Нет. — Если поинтересуются, сообщите, пожалуйста. Буду вам очень признателен. Дежурный кивнул. — А он с вами лично связывался? — спросил Калинов. — Да, конечно. Без моего разрешения его бы на старт не пропустили. Охрана бы задержала. — И каким он вам показался? Возбужден не был? Нервничал, скажем, озирался по сторонам?.. Дежурный задумчиво прищурился. Вдруг челюсть его отвалилась, взгляд прыгнул куда-то вверх. Калинов услышал, как взвыла на пульте дежурного сирена. Экран погас. — Кажется, все-таки опоздал, — сказал Калинов самому себе и грохнул кулаком по столу. Формен не обманул. Когда Калинов около полуночи вызвал его, тот оказался дома. — Юрген умер? — спросил он, не дожидаясь, пока Калинов раскроет рот. Глаза Формена были пусты, лицо окаменело. Не человек, а труп… — Авария с грузовиком, — сказал Калинов. — Черный ящик нашли? — Пока нет, но найдут. Задействована вся спасательная служба. Формен в сомнении покачал головой. — Таких аварий никогда не было, — сказал Калинов. — Телеметрия показала, что взорвался импульсный генератор. Специалисты утверждают, будто такое практически невозможно. Там семь ступеней безопасности. — Такое и в самом деле практически невозможно, — проговорил Формен. — Но на каждую ступень нетрудно взобраться. Стоит только захотеть!.. Калинов внимательно посмотрел на него. Формен все качал головой. Как детская игрушка в начале этапа обучения. — Мне тоже кажется, что генератор не сам взорвался, — сказал Калинов. — Но зачем Бойлю кончать жизнь самоубийством таким диким способом? Не проще ли отравиться или повеситься? — А он и не кончал. Его убили! — Формен закрыл глаза и потер виски пальцами. — Похоже, мы с ним все-таки сваляли дурака. Ведь я потому вам сразу и не сообщил об Юргене… Чтобы никому не было известно, где он находится. — Но кому нужна его смерть? — воскликнул Калинов. — Послушайте, Формен!.. Давайте начистоту! Кто вас преследует? Я же вижу: вы боитесь кого-то! И Бойль ведь рванул на Луну не ради развлечения… А вы знаете, что и Крылов тоже скрывается? — Да, он мне звонил. — Откуда? — Понятия не имею. Он не сообщил. Формен замолк. Калинов подождал с минуту и спросил: — Так кто же вас преследует? — Крылов следующий, — сказал вдруг Формен. — У него день рождения в субботу. — А у вас? — А мне до Happy birthday еще два месяца топтать землю. Калинову надоело, и он решил сблефовать. — Слушайте, Формен. Хватит крутить! Я вас, пожалуй, задержать прикажу. По закону — на сорок восемь часов. Формен долго-долго смотрел Калинову в глаза. — Слушайте, Калинов, — сказал он наконец. — Мы с вами встретимся завтра, и я вам все расскажу. А сегодня не звоните мне больше! — Почему? — Сегодня я хочу напиться. Вы понимаете, Калинов? Просто взять и надраться. За упокой души Юргена Бойля. |
||
|