"Империя звёзд" - читать интересную книгу автора (Бэрд Элисон)

14. ДЖУНГЛИ И ГОРОД

Эйлия провела ночь в широких ветвях гигантского дерева, похожего на баньян. Ей пришлось уйти с берега в джунгли из опасения, что враги могут заметить ее на широком белом песчаном пляже: вдали она заметила огненных драконов, летающих в облаках, и решила, что густая древесная сень — лучшее убежище. Оказавшись под ее зеленой защитой, Эйлия вздохнула спокойнее. Но просить помощи через Эфир по-прежнему не решалась.

На дереве было не очень уютно, зато куда безопаснее, чем на земле. Немерей во сне так же уязвим, как любой смертный, а эти чужие джунгли казались местом негостеприимным. Чародейством можно обнаружить ауру жизни их обитателей, но Эйлия не могла бы определить, кто из них опасен, а кто безобиден. Она беспокойно дремала, скорчившись в узком уголке между двумя ветвями, и несколько раз просыпалась до рассвета. И каждый раз исполнялась страхом.

Никогда она больше не будет считать, что ночь и день — два разных, но противоположных понятия, как две стороны одной медали. Теперь она знала, что так называемый «день» — всего лишь явление, присущее планетам с атмосферой: свет солнца рассеивается в слоях воздуха. За солнцем и атмосферой лежит Великая Ночь с негаснущими звездами и бесконечной тьмой, бездна, глубиной и размерами превосходящая любое воображение. И лес тоже не был гармоничным и спокойным лесом Арайнии. Здесь шла бесконечная, непрерывная война, живые создания убивали и пожирали друг друга, здесь даже лианы и деревья дрались из-за солнечного света, переплетаясь и душа друг друга ветвями и усиками в своем стремлении к небу, закрывая друг другу свет солнц. А плесень и лишайники в сырой подстилке джунглей питались образующейся гнилью. Эйлия слушала, как тенистые рощи наполняются ревом, визгом, рычанием и скрежетом своих ночных обитателей, и дрожала. Будто сам Хаос выл первобытными голосами — грубыми, бессмысленными, безжалостными. Ей мерещилось время, когда ее собственная раса еще не возникла, когда родной мир был домом для зверей — мир без философии, без религии и науки, без сознания, мир, где единственным законом была суровая и дикая борьба за жизнь. И она сжималась в комок на своем дереве, стараясь не думать о тварях, которые такие звуки издают.

Наконец-то наступил восход, и подобного восхода Эйлия никогда не видела. Восходящий край желтого солнца, возникнув над стенами тумана джунглей, превратил и их, и все небо на востоке в искристое золото, а когда желтое поднялось повыше, за ним поднялось второе, и его яростный светло-синий свет смешался с первым, и небо стало нефритово-зеленым. И целый хор криков — низких, пронзительных, резких, звучных — приветствовал двойной восход. Где был беспросветный мрак, возникли джунгли, выступив из тени, удлиненные угрожающие силуэты стали деревьями с извилистыми мшистыми ветвями, и темнота, царившая в нижнем этаже леса, ушла.

Эйлия стала осторожно спускаться по стволу, цепляясь за лианы. Уже в нижних ветвях дерева что-то пролетело мимо нее, издавая пронзительные крики. Сперва она решила, что это летучая мышь, потом — что птица. А это летающее мелькнуло мимо нее еще раз, потом село на ветку у нее над головой и сварливо заверещало. Создание это напоминало скорее пресмыкающееся, чем птицу, — у него был клюв и мясистый гребень, как у молодого кочета, но крылья голые и кожистые, а еще — длинный чешуйчатый хвост. Да, конечно, это был кокатрикс. Бендулус в своем «Бестиарии» о них писал.

Кокатрикс завизжал и снова спикировал на нее.

— Кыш! — крикнула она, пригибаясь и отмахиваясь свободной рукой. — Не нужны мне твои яйца!

Она теперь заметила кучу веточек в развилке дерева у себя над головой. Эйлия попыталась связаться с кокатриксом на уровне эмоций, проникнуть в его разум, но тупая тварь соображала медленно, и девушке пришлось побыстрее спуститься по лианам до корней дерева и побежать прочь.

Когда яростное хлопанье крыльев осталось позади, Эйлия перешла на шаг. Плотные слои листвы поглощали почти весь солнечный свет, и внизу было сумеречно. Но от нещадного зноя лиственный барьер почти не защищал. Воздух был удушающе влажным, казалось, он даже испускает пар, как кипящий котел. После часа пешего пути Эйлия обливалась испариной, дышала неглубоко и часто. И даже хитон стал невыносимо горячим, прилипал к влажной коже. Пришлось остановиться, снять с себя нижнюю одежду и нести под мышкой. И все равно влажность давила. Ока знала, что скоро ее положение станет отчаянным. Нужна была еда, пресная вода, укрытие, а потом — найти способ покинуть эту планету. Каким-то образом, почти не надеясь что-нибудь из этого найти, Эйлия заставляла себя идти вперед. Климат здесь был столь невыносим, что даже слабая надежда куда-нибудь от него уйти давала силы тащиться дальше.

Деревьям, казалось, конца не будет, но должен же где-то быть ручеек или озерцо. Эйлия с надеждой пыталась уловить журчание воды, но ничего не слышала, кроме криков еще каких-то лесных созданий.

Наконец она стала подходить к небольшой прогалине в джунглях — не заросшей, но все равно закрытой от солнц мрачным сводом сучьев окружающих деревьев, и тут где-то совсем рядом раздался высокий вопль ужаса, и что-то выбежало из джунглей.

Помня, что она в чужом мире, Эйлия попыталась приготовиться к чему-то, выходящему за пределы ее опыта, к такому, чего и вообразить нельзя. И все-таки глаза отказывались понимать, что это такое они видят. Эта штука была похожа на колесо без ступицы и без спиц — круглый серый обруч, который катится быстро и явно по своей воле. Эйлия лишь глазела, разинув рот, как оно катится через прогалину. Что за диковина?

Серый обруч исчез в кустах слева. Листья на них зашуршали, закачались, а потом оттуда высунулась голова. Размером примерно с кошачью, лысая, чешуйчатая, и приделана она была к очень длинной и гибкой шее, тоже покрытой чешуей. Потом появилась вторая голова, прямо перед первой. Эта была чуть побольше, размером с собачью, и морда подлиннее. И все же эти две головы были одинаковы, с одинаковыми круглыми глазами и остроконечными ушами. Эйлия решила, что первое животное — отпрыск второго.

Голова побольше осторожно двинулась вперед, вторая держалась прямо за ней. Эта штука вылезла из кустов, и Эйлия ахнула, глазам своим не веря. Длинная шея зверя отходила от двуногого тела, как птичье, и ноги были с когтями, а еще на теле торчала пара маленьких рудиментарных крыльев. А самое странное — это то, что голова зверя поменьше торчала на конце длинного конусообразного хвоста этой твари. На глазах у Эйлии хвост — или это была шея? — выпрямился, и вторая голова обвела прогалину взглядом.

В подлеске снова раздался треск — и тут же обе головы испустили каркающий тревожный крик, и нескладное мелкое двуногое упало на спину, будто притворяясь мертвым. Большая передняя голова сцепилась зубами с задней, две шеи выгнулись вместе со спиной, тело превратилось в кольцо. Когтистая нога сильно оттолкнулась от земли, и обруч помчался вперед.

Но поздно. Треск стал ближе, и из зелени кустов подобно змеям высунулись извивающиеся темные щупальца — только у каждого на конце была зубастая пасть, из которой то и дело выстреливал тонкий язык. Гидра! Эйлия застыла как вкопанная.

Она знала, что во многих мирах есть гидры: когда-то очень давно Валдур их выпустил в больших количествах на планеты своих врагов, архонов, чтобы отравляли воздух и наводили ужас на обитателей. Но неизвестно было, естественным путем произошли эти животные или были созданы искусственно. Двухголовая зверушка завопила, в спешке налетела прямо на дерево, свалилась и сжалась в комок, а тем временем шеи двигались вперед, и за ними показалось приземистое туловище на четырех коротких когтистых ногах. Быстро на этих кривых конечностях гидра двигаться не могла, но ей и не надо было: дыхание ее ядовито и поражает жертву более чем за дюжину шагов. Двухголовая зверушка снова вскрикнула — это уже был не вопль, а трепещущий, прерывистый звук. Эйлия ощутила за этим криком смысл, искаженный страхом, но все равно распознаваемый как мысль: «Нет! Не надо! Только не это!»

Странное создание было мыслящим, разумным.

Ощущение своей физической слабости заставляло Эйлию сочувствовать всем беззащитным животным. Сейчас чувства опередили мысль. Она прыгнула вперед, забыв об опасности, о том, что открывает себя любой магической силе, и всю свою немерейскую мощь направила на создание иллюзии перед многочисленными глазами гидры. Будто из воздуха соткался огненный дракон — глыба черной чешуи и рогов, заполнивший всю поляну. Из пасти его рвалось пламя.

Гидра отпрянула, и все ее головы тревожно зашипели. Потом, с неожиданной быстротой развернув неуклюжее тело, чудище исчезло в чаще, и треск его поспешного отступления затих вдалеке. Эйлия осталась на поляне одна с этой маленькой диковинкой, а та лежала в ужасе, пораженная появлением новой и еще более смертельной опасности.

— Да нет, он был не настоящий! — обратилась к ней Эйлия, выходя вперед и оказываясь у ног иллюзорного дракона. Взмахом руки она прогнала его. — Это только волшебство, тебе теперь ничего не грозит.

Очень осторожно хвостовая голова зверушки поднялась и взглянула на Эйлию. К ней присоединилась передняя, тоже направив на девушку взгляд.

— Ты волшебница! Великая немерейка! — прощебетало существо, приближаясь в униженной позе. Обе головы опустились вниз, и задняя все еще нервно поглядывала на кусты, где исчезла гидра. — Ты нас спасла! Мы тебе благодарны, вечно будем тебе служить, о благословенная чародейка!

— Все в порядке, — рассеянно ответила Эйлия, тревожно оглядываясь. Только теперь она поняла, как сильно рисковала. Если тут поблизости были волшебники, они обязательно ощутили этот прилив мощи, который она взяла из Эфира. — Не думай больше об этом. Мне пора идти дальше, но… скажи мне, ты знаешь, где живет правитель этого мира? Он же не здесь?

Она очень надеялась, что не здесь, потому что Мандрагор наверняка обнаружил бы ее обращение к магии.

— Правитель! Да-да, мы знаем, — отвечала зверушка, ласкаясь к ее ногам. — Недалеко, в большом городе. В Лоананмаре. Мы тебя проводим, о волшебница!

Было ясно, что зверушка, найдя себе сильного и благожелательного защитника, совершенно не хочет расставаться с Эйлией.

Эйлия собралась уже сказать, что на самом деле совершенно не собирается идти к Мандрагору. Она хочет лишь покинуть эту ужасную планету и вернуться к своим опекунам. Но самой ей этого никогда не сделать, а в городе может быть, например, портал или какие-то другие средства перенестись в Эфир. Как бы там ни было, а вечно в джунглях прятаться не получится. Уже начинала кружиться голова от зноя, недоедания и недостатка сна. Надо будет рискнуть пойти в город, спрятаться и замаскироваться в надежде найти способ покинуть планету.

А зверушка еще придвинулась и заговорила:

— Позволь нам представиться: нас зовут Твиджик.

— Рада нашему знакомству… э-э… Твиджик, — ответила Эйлия. — Так не отведете ли вы меня в этот свой город, будьте так добры?

Ей уже хотелось уйти отсюда подальше. Наверняка выброс силы выдал ее местонахождение, и вскоре сторожа этого мира снова начнут за ней охоту.

— Да-да, мы уже идем. Сюда, госпожа.

Она была бы рада почти любому обществу после столь долгого одиночества, но Твиджик оказался неожиданно ценным проводником. Эйлия так и не разобралась, самец это или самка — он называл себя «мы» и мог быть и тем, и другим — гермафродитом, как дождевой червь, или даже вообще не иметь пола и размножаться каким-то неизвестным способом. Не желая поднимать столь щекотливую тему, Эйлия не стала спрашивать. Зато вскоре она узнала, что он (или она, или оно) отлично разбирается, как выжить в джунглях Неморы. Твиджик показал ей плоды, которые можно есть, и те, которые есть нельзя, чтобы не отравиться (этих было куда больше), и учил ее, как избегать других опасностей. Получалось, что ее импульсивный акт милосердия был более чем щедро вознагражден. Опасностей было куда больше, чем она думала.

— Осторожно, — предостерег ее Твиджик, ведя через густую рощу, где свет солнц превращался в зеленый сумрак. — Бывают йакули здесь в деревьях.

— Йакули?

— Древесные змеи с чешуйчатыми выростами, как крылья. — Передняя голова зверушки качнулась из стороны в сторону, высматривая опасность, а задняя смотрела на Эйлию. — Йакуля будет ждать на ветке, очень тихо, потом прыгнет на того, кто идет внизу.

Эйлия, посмотрев вверх, увидела, что то, что она приняла за висящие пучки лиан, на самом деле — большие зеленые змеи, свернувшиеся вокруг сука.

Много было и других опасных тварей, как объяснял Твиджик, спеша выбраться из рощи. Скиталы — змеи, умеющие менять цвет чешуи с потрясающим эффектом, завораживающие своих жертв до полной неподвижности, а их родичи — гипналы — пользовались чем-то вроде гипнотического танца. Керасты, или рожковые змеи, использовали как оружие не клыки, а изогнутые рога на голове. Еще были гивры, гигантские змееподобные создания, живущие в реках и хватающие животных, пришедших на водопой, и страшные вирмы, у которых мощные задние ноги, но передних нет совсем: жертву они хватают огромной пастью и глотают целиком. Но хуже всего — ехидны, многоногие рептилии, дышащие ядом, как гидра. Они куда меньше и потому еще опаснее: ехидна может незаметно подобраться почти вплотную.

— Как вы живете в таком ужасном месте? — воскликнула огорошенная Эйлия.

— У нас нет выбора, нет иного места. Здесь все знают о ядовитых тварях, умеют их остерегаться. Есть такие завры — маленькие ящерицы, которые чуют яд других рептилий и убегают в тревоге. Люди их носят в клетках, чтобы змеи не застали врасплох.

— А нам такие ящерицы не встретятся? — спросила Эйлия.

— Мы не знаем. Но уже недалеко такое место, где есть люди.

Эйлии подумалось, что люди могут быть по-своему опаснее зверей. Ее начинали беспокоить мысли об этом неизвестном городе и его обитателях. Примут они чужого человека или нет?

— А как называют твой народ, Твиджик? — спросила она, пытаясь отвлечься от тревожных мыслей.

— В вашем языке нас называют амбисфенами, — ответил Твиджик. — Мы очень осторожно живем в джунглях, всегда оглядываемся, всегда быстро двигаемся.

Чтобы это показать, амбисфена тут же замахала шеями, оглядываясь вперед и назад, потом повалилась на спину и снова свернулась в обруч. В таком состоянии, как уже видела Эйлия, он умел двигаться на удивление быстро.

— Стой! — крикнула она, пускаясь в бег. — Я за тобой не угонюсь!

Твиджик уперся ногами в землю, тормозя когтями. Потом снова встал прямо, подняв обе шеи.

— Мы будем ходить медленно для тебя.

Где-то уже ближе к вечеру небо стало затягивать тучами, и цвет его с зеленого изменился на сероватый. Переменилось и освещение, стало сумрачно, как под водой, а вскоре и полило. Амбисфене-то не очень мешал дождь, стекающий по круглым чешуйчатым бокам, а Эйлии пришлось подобрать юбки и мрачно шлепать по грязи. Хитон, который она несла в руках, сильно пообтрепался от хождения по кустам. Впереди тусклой серо-зеленой массой стояли джунгли и бесконечные, казалось, ряды деревьев. Дождь вскоре перестал, так же быстро, как и начался, но сменился густым паром. Эйлия чувствовала, что задыхается.

Краем глаза она заметила какое-то движение и резко обернулась с таким криком, что ее проводник ответил двойным визгом.

— Что это? — ахнула амбисфена, тараща все четыре глаза.

Но Эйлия только повторила за ним:

— О небо! Что это?

То, что она приняла за поросшую листьями ветку толстого дерева, двигалось — изгибалось, виляло в разные стороны при полном отсутствии ветра. И другие сучья за этой «веткой» тоже шевелились, мотались, и с них капала вода. Эйлия глазела на ближайшую и заметила, что листья и веточки на конце ее не из нее растут, а из оторванной ветки, зажатой между парой длинных зубастых челюстей. У гигантской рептилии были маленькие темные глазки и чешуйчатая серо-зеленая кожа, грубая, как кора. И гребень из острых чешуй на шее.

— Стой! Стой! — крикнул Твиджик, когда она повернулась бежать. — Они не опасны!

— Нет опасны! — закричала она в ответ.

— Нет, смотри — они едят только листья!

Эйлия взглянула. Огромные змеи паслись в листьях дерева, как камелеопарды. И тогда девушка увидела, что это вовсе и не змеи — длинные чешуйчатые шеи росли из больших серо-зеленых тел с суставчатыми хвостами. Массивные ноги она приняла за древесные стволы, а тела были скрыты листвой. Двинувшись дальше, они с Твиджиком увидели целое стадо этих чудищ, и у боков некоторых из них паслись детеныши: колоссальные младенцы ростом со взрослого бегемота.

— Кто это такие? — спросила Эйлия.

— Создания из другого места. Не с Неморы, но привезены сюда Первыми. — Твиджик показал передней головой на пасущихся гигантов. — Теми, кто жил здесь давным-давно, еще до лоанеев. Много-много лет назад они пришли, привезли этих. Они назвали этих зверей танатон — поедатели деревьев.

Эйлия снова ощутила почтение к силе архонов. Что за существа разводили этих огромных тварей как домашних зверьков?

Они пошли дальше, оставив гигантских рептилий спокойно пастись. Шли они довольно долго, пока за деревьями не замелькала большая река — быстрая и бурная, с красновато-коричневой водой. Примерно час девушка и амбисфена шли по ее берегу и дошли до маленькой деревянной пристани с хижиной. При виде ее Эйлия обрадовалась. Хижина была развалюхой, и стены вместе с крышей давно прогнили, по это явно была человеческая постройка, очень скромная по размерам, созданная такими же существами, как сама Эйлия.

— Теперь мы будем ходить по реке. Она идет возле города, — сказал Твиджик.

— Спасибо, но не сразу, если ты не против, — ответила Эйлия. — Снова начинается дождь.

Они стали ждать, скорчившись под навесом. Твиджик свернулся, положив переднюю голову на лапы. Эйлия подумала, что про себя называет его «он», а не «оно». Когда именно произошла такая смена, она не помнила, но Твиджик был для нее теперь личностью, а не просто инопланетной диковинкой. Сейчас он крепко заснул — по крайней мере передняя голова заснула, а задняя, как с интересом отметила Эйлия, смотрела внимательно, и шея-хвост ходила из стороны в сторону, будто выискивая любые признаки опасности. Эйлия еще раз отметила, что ее вмешательство в конфликт на стороне амбисфены было ей небезвыгодно: с таким спутником можно не беспокоиться, что на тебя нападут во сне. И это было хорошо, потому что сна вымоталась. Растянувшись на полу, она положила под голову свернутое платье, невидимые солнца зашли, И плюшевым занавесом упала темнота.

При первых утренних лучах Эйлия встала, потянулась, разминая болезненно затекшие мышцы, и огляделась в хижине. Еды нигде не было видно, но в буфете у стены нашлись кое-какие вещи, явно для тех, кто пользуется этой пристанью. Висело несколько соломенных шляп с широкими полями и стояли крепкие деревянные посохи: как объяснил Твиджик, от змей. Эйлия взяла себе и шляпу, и посох, а еще — свободную грубую одежду, чем-то напоминавшую джутовый мешок. Поколебавшись, она сняла с себя тонкое золотое ожерелье и оставила его в уплату. Не мудро было бы начать контакты с этим народом с кражи.

Эйлия и Твиджик двинулись дальше вверх по реке. Вокруг высились странной формы холмы, очень узкие у основания и заостренные у вершин — она уже видела их с воздуха. Неровные скальные выходы свидетельствовали о мощных силах земли, о вырывающемся на поверхность огненном гневе планеты, и холмы эти громоздились над рекой, прорезая слой листвы, и создавали гнетущее впечатление. А у некоторых — да, были лица. Огромные человеческие лица, и еще поменьше фигуры людей и животных, и в темном сером камне прорезаны были двери, кое-где проглядывающие сквозь оплетающую их растительность.

— Старый город, — сказал Твиджик, перехватив ее взгляд. — Никто теперь здесь не живет. Мы идем в новый город, где много людей. Холмы вырезали в старые дни. Большой город стоял здесь, город народа лоанеев. Много есть подобных, но никто здесь теперь не живет. Нет лоанеев. Джунгли глотают города.

Они подошли к ближайшему холму, и Эйлия уставилась на уцелевшие изображения правителей древнего города: люди в величественных мантиях, с гордыми суровыми лицами смотрели на нее из-под слоя мха и перевитых древесных корней.

— Лоанеи — дети драконов, — пояснил Твиджик.

Значит, это и был народ Мандрагора. Теперь Эйлия видела сходство: изящные, надменные черты лица, высокие худощавые тела. Эйлия отвернулась от внимательных взглядов каменных глаз, испуганная этим напоминанием о сильном и коварном враге, еще раз упрекнула себя за то, что так легко попалась в западню, и подумала, удастся ли ей выбраться с этой планеты, не встретившись с ним.

Еще примерно через лигу пути по реке джунгли на удивление внезапно сменились расчистками, полными пней, и распаханными полями, засеянными овощами и зерновыми. Всходы казались здоровыми и обильными. Эйлия слыхала, что вулканическая почва очень плодородна, а здесь, как и на островах, вулканическая активность была высокой. Там и тут парили горячие источники и били фонтаны гейзеров. Пар был похож на дым от больших пожаров.

Все ближе был город Лоананмар. Эйлия спешно поставила иллюзию, которая любому случайному зрителю показала бы ее в виде ничем не примечательной девицы с простым широким лицом, каштановой косой и карими глазами. Звездное сапфировое кольцо, единственный оставшийся у нее предмет украшения, также был этой иллюзией скрыт. Твиджик ничуть не удивился ее внезапному превращению, решив, очевидно, что это очередная демонстрация той силы, которую он уже счел божественной и беспредельной. Они вместе прошли в каменные ворота, образованные двумя статуями рычащих драконов, сидящих на задних лапах. Их сторожили двое часовых в старых и ржавых доспехах, с забралами, вытянутыми, как морда зверя, руки в металлических перчатках сжимали древки алебард. По форме и размерам они были похожи на людей, но когда один из них поднял забрало, чтобы рассмотреть Эйлию внимательней, она увидела, что он не человек, а из семейства псовых: длинная морда, покрытая коричневым мехом, черный нос, который, подергиваясь, нюхал воздух. Киноцефалы — одна из рас моругеев, выведенная Валдуром как сочетание часового и сторожевой собаки. К ее облегчению, ни один из псов-часовых не запретил им войти в город.

Проходя по Лоананмару, Эйлия с любопытством оглядывалась. Это была людная столица, с полными народа улицами, с разносчиками, несущими на плечах шесты с корзинами и нахваливающими свой товар — свежая рыба, хлеб, странного вида тыквы и какие-то овощи. Кто гнал гусей и коз, у одного молодого человека была наброшена на плечи змея, и непонятно было, то ли это ручная тварь, то ли обед, то ли он заклинатель змей. Этого Эйлия так и не узнала. В больших прудах плавали живые карпы, но не с декоративной целью: в пруды запускали сетки и вылавливали бьющихся рыб.

В городе, как заметила Эйлия, был только один храм: величественное строение с сусальным золотом, с кучкой луковичных куполов и страшной зубастой бронзовой тварью, охраняющей двери. Эйлия заглянула в храм проходя мимо, и увидела, что пол засыпан сухими листьями и мусором. Был в святилище бассейн, а за ним — гигантская зеленая каменная фигура лоанана в короне. Когда-то она тоже была покрыта сусальным золотом: яркие желтые следы еще видны были на короне и на краях чешуек. Но храм был пуст и вид имел грустный и заброшенный.

Снова темнело, и какой-то зловещей становилась обстановка. Почти все дома возле реки были простыми деревянными лачугами с покосившимся стенами и провисшими крышами. Люди и моругеи разных видов лениво сидели у дверей, полуодетые в рванье. На грязных улицах дрались и вопили детишки. На углу в каком-то ступоре сидела молодая женщина с остекленевшими глазами и грязными спутанными волосами, и на коленях у нее лежал, обмякнув, истощенный младенец. Она смотрела прямо перед собой, не реагируя ни на прохожих, ни на своего ребенка. По его лицу ползали мухи. Нищие в немой мольбе протягивали ладони, но Эйлии было нечего им подать. Пара оборванцев осмотрели ее задумчиво, когда она проходила мимо. Наверное, подумалось ей запоздало, надо было навести иллюзию мужчины, а не женщины. Но сейчас слишком много людей ее видели. Покрепче сжав посох, Эйлия прибавила шагу, но, как заметила она с облегчением, оборванцы за ней не пошли, и защищаться не было необходимости. Ее не учили пользоваться посохом или кинжалом, который у нее все еще был с собой, и не стоит в городе устраивать ненужную демонстрацию колдовства. Даже если Мандрагора здесь нет, его шпионы и подручные могут быть повсюду, ожидая его возвращения.

Она остановилась на мрачной маленькой площади, где на высоком пьедестале стояла бронзовая статуя. На пьедестале были нацарапаны ругательства, и какой-то остряк забрался на статую и вставил между бронзовыми губами глиняную трубку. Неподалеку расположилась гостиница, возле ее дверей дымили два факела. Пока Эйлия смотрела, оттуда выбросили двоих посетителей. Они размахивали руками и ругались. Девушка замерла и подумала, не было ли в джунглях безопаснее. И тут же из дверей гостиницы высыпала еще группа мужчин.

— Нет, вы только посмотрите! — заорал один, подбегая и хватая Эйлию за руку. Другой рукой он выбил у нее из рук посох.

— Я ее первый увидел, Рад! — сказал другой.

— Куда ж ты после заката выходишь, девонька, — продолжал первый, не обратив внимания на его слова. — В такое время опасные люди на улицах бывают. Вроде меня.

Он осклабился ей прямо в лицо, обдав зловонным дыханием. Эйлия отчаянно огляделась, но прохожие не проявляли интереса к этой сцене. Некоторые даже отвернулись и прибавили шагу.

— А это что за червяк?

Кто-то из приятелей нападавшего схватил амбисфену за переднюю шею. Твиджик завертелся и заверещал обеими головами — звук был такой, как будто неумело играют на трубе. Ничего не поможет, безнадежно подумала Эйлия, придется использовать чародейство и снова себя выдать. Но не успела она собрать силу, как из гостиницы вышла еще одна фигура.

— А ну оставь ее, Рад! — крикнула вновь прибывшая — маленькая женщина в красном платье. На голове у нее был красный с золотом шарф, из-под которого выбивались прямые седые пряди, а в ушах висели золотые кольца. Встав руки в боки, она глядела на того, кто держал Эйлию за руку.

Рад пожал плечами.

— А чего такого? Просто уродливая уличная девка.

— Для таких, как ты, она все равно слишком хороша, Радмон Тарг.

— Тебе что, женщина, язык отрезать? — рявкнул на нее Рад, выпуская Эйлию и делая шаг к маленькой женщине.

— Попробуй, Крысомордый, — ответила она, не двинувшись с места. — Я на тебя порчу наведу, мало не покажется. Настоящее ведьминское проклятие на тебя наложу, когда еда превратится в грязь у тебя во рту, твое питье — в болотную воду, и ложе твое всегда будет полно клопов. И это еще цветочки. — Она шагнула к нему. — Сказать тебе, когда ты замрешь, Рад? — спросила она тихо.

К удивлению и огромному облегчению Эйлии, Рад и его дружки мрачно попятились, явно устрашенные такими ярко описанными угрозами. Обидчик Твиджика выпустил амбисфену, и Твиджик тут же спрятался за юбками Эйлии.

— Грязь болотная, — презрительно бросила женщина вслед ушедшим. — Не бери в голову, девонька. Можешь теперь идти со своей зверушкой.

Эйлия посмотрела в темные искрящиеся глаза и почувствовала, что видит родственную душу.

— Нам некуда идти, — решилась она. — Мы здесь ничего не знаем.

— Недавно в городе? — Женщина склонила голову в шарфе, звякнув серьгами, и посмотрела на Энлию задумчиво. — Вы, сельские, все время рветесь сюда, в город, а тут, оказывается, не лучше, а еще хуже. Ладно, не бери в голову, сегодня у меня в гостинице переночуешь.

— У меня нет денег. — Эйлия рассталась с ожерельем, но не была готова отдать сапфировое кольцо матери. — Я могла бы что-нибудь делать в уплату — посуду мыть, например…

— Этого не надо. Есть у меня пара свободных комнат, одну я тебе на ночь отдам. Пошли! А то темнеет, и здесь ты другого места не найдешь.

Эйлия смотрела на женщину, тронутая до самого сердца ее щедростью.

— Спасибо. Но… может быть, я могу помочь? Готовить, убирать…

— Брось, ты не только это умеешь. Должна еще что-нибудь уметь. Может, петь умеешь?

— Я… я могу истории рассказывать, — предложила Эйлия, минутку подумав. — Такие, которых тут никто не слышал.

— О, вот это дело! — сказала женщина. — Это их развлечет, а то флейтист им уже надоел, они в него тарелками швыряются. Заходи, устраивайся. А меня Маг зовут. Просто Маг, и все — других имен нету.

— А меня… Лиа. — Если Маг и заметила короткую заминку, то виду не подала. — А это — Твиджик. А вы на самом деле… колдунья?

Маг пожала плечами.

— Люди говорят, а я не спорю. Если они меня боятся, то в нашей округе это неплохо. Говорят, что бабуля моя была ведьмой, и у меня осталась ее старая книга, вроде бы полная заклинаний да заговоров, хотя как по мне, так это просто всякие отвары да настои. Вот что у меня бывает, так это картинки в голове, будто сны днем. А заклятие я ни на кого не могу наложить. Однажды я одному мужику сказала, что помрет, если не возьмет себя в руки, — горький пьяница он был и не мальчик уже, ему кто угодно мог бы это сказать. Ну а вышло так, что он в тот вечер и помер, — так нализался, что в рыбный садок свалился и утонул. Тогда и пошел слух, что я ему предсказала, а то и сама устроила. Чушь собачья, зато у меня репутация, а это здорово помогает, когда надо такого гада, как этот Рад, за дверь выставить.

«Картинки в голове!» Здесь, в этом зловонном мраке чужого и страшного города, живет немерей. Как будто жемчужину найти в навозной куче. Вдруг Эйлия ощутила свое родство с этой растрепанной и простой бабой.

— А власти ничего с этим Радом сделать не могут? — спросила она сочувственно, следуя за Маг к гостинице.

Женщина презрительно фыркнула:

— Власти — это кто? Смотрящий?

— Смотрящий?

— Ты не слышала про Смотрящего? Как он двадцать лет назад совершил Великий Переворот и сбросил теократов? Вон, это его статуя стоит на площади. Его изображения в каждом квартале стоят, чтобы люди могли выразить ему свое почитание.

Эйлия поняла, что ее невежество слишком велико даже для крестьянки из глухой деревни.

— Я что-то слышала, но не все, — осторожно сказала она.

— Ну, когда-то были в этом городе люди, что говорили, дескать, мы — драконьей крови, а правда это или нет, не знаю, но требовали они себе особых прав и привилегий, потому как дети бога-дракона. И почитали они царя-дракона, который, они говорили, жил здесь когда-то и когда-нибудь еще вернется, а они учредили для него жрецов. И поставили этих жрецов господами над нами всеми, и те забрали себе все лучшее, а нас оставили в бедности. Тогда нашелся один человек — Браннион Дюрон — и сказал, что хватит этого с нас, и теперь отныне и навсегда все люди равны, все делятся и у всех доли одинаковы. Он себе набрал тайную армию, он и его друзья поднялись против угнетателей, как он их называл. И все решили, что кровь драконов истреблена, а жрецов всех загнали в разоренный храм царя-дракона. И Дюрон сказал, что никакого нет царя-дракона и не было никогда и ни боги, ни духи нами тут не правили, это нам лапшу на уши повесили. И назвал он себя Смотрящим, и сказал, что теперь нам надлежит жить в мире и довольстве. Хотя не могу сказать, что я много того или другого видела, да и никто тут не видел.

— А можно мне с ним увидеться? С вашим Смотрящим? — спросила Эйлия со вспыхнувшей надеждой. Кажется, город все-таки не принадлежит Мандрагору. Может быть, этот Смотрящий поможет Эйлии покинуть планету.

— Боюсь, что нет, деточка. Он никого не принимает.

— Но он же ваш вождь? Разве не к нему вы идете, когда вам нужна помощь? Может, он бы мог что-нибудь сделать с Радом и ему подобными.

— С этими? Они на него работают! Собиратели называются: ходят и собирают деньги и товары по своим ценам за то, что нас «защищают» — хотя от кого, не говорят. Нам бы неплохо было, если бы от них самих защита была. А так — почти все, что имеем, переходит в ихние карманы.

Последние слова она произнесла, понизив голос, будто боясь, что ее подслушают.

— Вот этот Рад и приходит каждый раз ко мне в гостиницу, когда выпить хочет, и приходится ему наливать, хоть я его на дух не переношу. Он убивает тех, кто становится у него на дороге.

— Тогда вы сильно рисковали, когда за меня заступились. Надеюсь, вам не придется за это пострадать, Маг.

Женщина только снова пожала плечами.

— Пора уже, чтобы кто-нибудь ему выдал. Мне давно хотелось это сделать.

Эйлия и амбисфена вошли вслед за ней в гостиницу. В главном зале было шумно и душно, полно здоровенных неопрятных посетителей, сгорбившихся над кружками местного варева или нюхающих какое-то зелье, похожее на растертые лепестки цветов. Их сладковатый запах прибавлял тошнотворности дымному воздуху. Возле двери громоздился тролль, и его маленькие глазки под нависшими выступающими бровями следили за всеми, кто был в зале.

— Это Горг, — сказала Маг, кивнув троллю. Проходя, она хлопнула его по плечу, и он что-то буркнул в ответ. — Я его наняла поддерживать тут порядок, плачу едой. И он своего хлеба стоит. Неплохой мужик — для тролля. Просто ему хочется есть, спать и жить — как всем.

Выйдя к стойке, Маг махнула Эйлии рукой в сторону пустого стола. Эйлия на него взобралась, взволнованно прокашлялась и начала рассказывать свои истории, на ходу приспосабливая их к публике: захватывающие легенды и предания, полные волшебства и приключений. Она рассказала «Волшебное кольцо», и «Медную лошадь», и «Царь и пастушка». Люди постепенно замолкали и начинали слушать, некоторые даже в нужных местах смеялись.

Когда она закончила третью сказку, появилась Маг и отвела девушку в кухню — накормить, как обещала: яичница из яиц какой-то неизвестной птицы и два ломтя серого хлеба.

— Ничего лучше нет, — извинилась Маг.

Но проголодавшаяся Эйлия набросилась на еду, поделившись с Твиджиком, который безопасности ради забился под ее стул.

Обслуживать гостей Маг помогала какая-то молодая девушка. Эйлия смотрела, как она ловко расставляет тарелки и принимает заказы у грубоватых посетителей.

— Какая красивая девушка, — заметила она.

Это не был праздный комплимент — всего лишь констатация факта: девушка отличалась выдающейся красотой — стройная, грациозная и с большими темными газельими глазами. И застенчива она была, как газель: глаза под длинными ресницами почти все время были опущены, будто опасались собственного разрушительного эффекта.

— Это моя дочь Май, — улыбнулась Маг. — Ну да, я понимаю, что ты думаешь: что ей давно уже пора бы уйти из дома и жить своей жизнью.

— Своей жизнью? Но ей же не больше пятнадцати.

— Четырнадцать исполнилось. А у вас, у деревенских, молодежь еще в эти годы дома сидит?

— Там, откуда я родом, так, — честно ответила Эйлия.

— У нас в городе они уже считаются взрослыми. Все говорят: да выбрось ты ее на улицу! Пусть выплывает или тонет, как все. Только Май у меня робкая и еще не готова быть с мужчиной. А заставлять я ее не буду, пока сама не созреет. — Маг вздохнула. — Круто нам приходится, только вдвоем вертимся.

— А отец ее умер?

— Он-то? Нет, уж как мне ни хотелось бы. — Маг скривилась, меся тесто. — Я с ним, с мерзавцем, черт знает сколько лет прожила, и он палец о палец не ударил. Я всю работу делала, глиняные горшки лепила и занавески плела на продажу, чтобы прокормиться. А тут он — раз! — и приводит в дом какую-то бабу: новая у него возлюбленная и уже с дитем. Все, говорит, будем жить счастливо, одной большой любящей семьей. Все будет хорошо, говорит… только получилось так, что госпоже и ее младенчику все самое лучшее, а нам с Май работы вдвое больше, чтобы еще два рта прокормить.

— И такое часто случается? — спросила Эйлия.

— В этом городе — да. Это мир для мужчин, и уже давно. Смотрящий браки не одобряет — говорит, не должны люди друг другом владеть, как вот звери лесные друг другом не владеют. Так что мужики чего хотят, то и делают — берут себе женщину и дальше живут по-своему, а нам, женщинам, либо делать, что говорят, либо — вон тебе дверь, иди себе. Мне уж последней каплей было, когда один из его дружков — такой же никчемный бездельник — стал к Май клинья подбивать — с его подначки, разумеется. Все пытался наедине с ней остаться, авансы ей делал. Она, бедняжка моя, перепугалась, и тут у меня наконец-то глаза открылись. Я ее в охапку и за дверь, и мы вдвоем вот это заведение поставили. Уже пару лет так живем. Мне бы раньше смыться, дура я, дура. Но помоги мне небо, любила я его, мерзавца никчемного!

Маг от души шмякнула тесто о посыпанный мукой стол. Эйлия, видя, что затронула больную тему, больше ничего говорить не стала и скромно вернулась к еде.

Потом она заметила, что Маг больше тесто не месит, никакой работы не делает, а стоит и на нее смотрит.

— Странная ты, — неожиданно сказала женщина. — С виду — ничего особенного, уж прости, и ничего на себя не напускаешь. А у меня почему-то такое чувство, что кормить тебя надо бы едой куда лучше и подавать на золоте.

Эйлия, собиравшая остатки желтка корочкой, остановилась и натужно засмеялась.

— О чем это ты?

Глаза у Маг стали сонными, невидящими.

— В тебе другая женщина — прекрасная дама, как принцесса из сказки, и в белом платье. Она сквозь тебя просвечивает, как луна сквозь тучу… О чем это я? Замечталась, сплю наяву. — Маг встряхнула головой, золотые кольца серег блеснули в свете факелов. — Не обращай внимания, на меня, бывает, находит. Так, а теперь расскажи мне, откуда ты и почему здесь совсем одна.

Было очень неловко, потому что Эйлия не любила врать и слишком мало знала об этом мире, чтобы притвориться, будто здесь живет. Но было понятно, что Маг тоже знает о нем не слишком много: она всю жизнь живет в этом городе. И Эйлия сплела сказочку, как выросла на далеком хуторе в глуши, рано осиротела, и пришлось ей жить одной. Эту часть она попыталась проскочить поскорее, зато подробно рассказывала о дороге в город, куда можно было включить сколько угодно деталей из ее настоящего путешествия по джунглям.

— Маг, а можешь ты рассказать мне про этого царя-дракона? — попросила она, закончив.

Подозрение у нее возникло сразу, как только она о нем услышала.

— Мало что. Его уже сотни лет как никто не видел. Я знаю только то, что мать мне рассказывала, а ей — ее мать.

Он жил в большом холме за городом, в том, где всегда вокруг пар и туман. Это он насылает дождь, так говорят, а когда сердится — молнию и гром. И может принимать любое обличье — зверя, птицы или человека. Моя мать говорила, что ее прабабка ей говорила, будто имя его — Морлин, но больше никто вроде бы этого не помнит.

Получается, Эйлия угадала: эти люди когда-то воздавали Мандрагору божеские почести. И вполне могли бы снова. Он с виду не старел, умел повелевать погодой, и им не обязательно было знать, что и без него дождь будет идти. В их глазах он был бессмертен — и неуязвим. Несомненно, он в далекие дни правил этим городом, позволяя его жителям себя почитать, потом по каким-то причинам надолго оставил его, предоставив горожанам жить как смогут. Может быть, ему просто надоела его роль или его прогнали лоананы. Как бы там ни было, если он вернулся, то явно с намерением остаться и устроить все по своему вкусу.

— Но на самом деле, — говорила Маг, — царь-дракон не человек, а дракон — один из небесных драконов, самый главный из них. В старом храме есть его статуя — дракон в короне. Она когда-то была золотая, статуя эта, и с самоцветами вместо глаз, но Собиратели все ценное из храма выгребли, когда его закрывали. Они сказали, что он не настоящий бог, иначе не дал бы им этого сделать. Но есть люди, что еще продолжают ему поклоняться — втайне. Смотрящий хотел это запретить, но искоренить так и не смог, так что теперь предпочитает не видеть. О нем не полагается говорить — прилюдно хотя бы. Я лично просто его боюсь, царя-дракона. В него сегодня мало кто верит, а я думаю, что он просто удалился на время и когда-нибудь вернется. А тогда ему вряд ли понравится то, что он увидит.

Вдали пророкотал гром, и Маг вздрогнула.

— Ну вот, дура, накликала. Такие разговоры до добра не доводят. — Она живо встала. — Доела? Пошли тогда, покажу тебе твою комнату.

Эйлия вслед за хозяйкой поднялась по скрипучим деревянным ступеням, Твиджик не отставал. Выглянув в окно, девушка увидела, что у гостиницы есть внутренний квадратный дворик с горячим источником посередине. В дымящемся озерце купались несколько человек.

— Вот это твоя комната, милочка, — сказала Маг, открывая дверь. — Прямо рядом с моей, так что, если кто-нибудь тебе будет досаждать, просто стукни в стенку.

Эйлия вошла в тесную комнатку, где стояли кровать и шкаф для одежды. Она выглянула из окна, откуда открывался вид на город. Высоко над острыми вулканическими холмами, за крышами, горел в ночи яркий огонь, подобный звезде. Но свет от него был призрачно-зеленым, и на глазах у Эйлии он быстро плыл по небу, пока не скрылся за туманами, что окутывали самую высокую вершину. Для метеора предмет двигался слишком медленно и светящегося следа не оставлял.

— А что это было, Маг? Ты видела?

— Ты раньше никогда не видела такого? Это дракон-фонарь. Ну, мы их так называем. Выходят из моря и плывут над землей, обычно в это время года, когда погода спокойная, и мотаются вокруг башен Запретного Дворца и шпилей храма, светятся при этом, как лампы. Старые люди говорят, что это магические штучки, которые посылают драконы, живущие под водой, чтобы почтить святые места.

— А что это такое на самом деле?

Эйлия смотрела на холмы, заинтригованная этой новой загадкой, но таинственный свет больше не появлялся.

— Никто не знает. Смотрящий и его прихвостни говорят, что это всего лишь что-то вроде болотных огней или огней на мачтах, и болтаются они возле башен потому, что это самое высокое место в городе. Но последнее время их становится больше. Я драконов-фонарей видала в детстве и не помню, чтобы их столько было. Некоторые спускаются с неба, а другие, говорят, выходят из моря и пропадают в облаках. Смотри-ка, погода меняется.

Поднялся ветер, срывая туман, клубящийся на вершинах. На самой высокой вершине пар отодвинуло в сторону, будто чтобы показать остроконечные башни высокого замка.

Эйлия невольно вскрикнула.

— Там живет он? Царь-дракон?

— Жрецы его там жили лет двадцать назад. Они-то его для себя построили, то есть рабы для них построили, там на холме, который ему посвящен. Сейчас там жить никому не позволено приказом Смотрящего: сделали музей. Скоро три сотни лет пройдет, как царь-дракон являл себя последний раз, но уж если он вернется, то вернется туда.

Эйлия как завороженная смотрела на крепость на вершине. Она узнала высокую центральную башню внутренней цитадели, четыре шпиля, устремленные в небо. Именно здесь явилось ей видение боя с Мандрагором.