Адамович Борис Викторович Тристен 15–28.VII.1916 ко дню 225-летия Л.-Гв. Кексгольмского полка, 1710 — 29/VI — 1935

Такие выражения, как — «Русского солдата надо не только убить, но еще и повалить», как — «довольно нескольких старых офицеров, чтобы восстановить полк, от которого, кроме них, почти никого не осталось», или такие, односмысленные с теми выражениями, аллегории, как — «костер не погас, пока тлеется последняя искра», — верны как утверждения выносливости человека и человечества вообще, а Русского солдата и Русского народа — в особенности. Верно то, что и человека-бойца, и полк, и армию, и народ, после великих потрясений, можно восстановить во всей прежней духовной силе, — однако, при одном лишь условии, — при предоставлении на это времени и памятуя, что успех такого восстановления прямо пропорционален времени, данному на отдых и работу. Скороспелость же в исполнении таких заданий ведет к восстановлению лишь в числе и внешности, но не в духе и силе.

Пренебрежение этой истиной, или невозможность следовать ей наблюдались в течение войны 1914-17 г.г. и приводили не раз к введению в бой еще неоправившихся или даже незакончивших формирование частей и высших соединений.

Так, не был восстановлен в духе и силе, выступивший 6 октября 1914 года во второй поход из Варшавы, Л.-Гв. Кексгольмский полк, потрясенный до основания всем пережитым 14–18 августа под «Сольдау» и сохранивший лишь пулеметную команду и 5-10 % своего состава; так не могли в конце кампании 1915 года восстановиться в силе и духе, несмотря на короткие отдыхи, ни вся 3-ья Гв. пех. дивизия, ни вся наша Гвардия, потерявшая в Восточной Пруссии, на Висле, под Ивангородом, в Галиции, в «великом отходе» 15-го года, под Вильной, Свенцянами и Сморгонью едва ли не 75 % своего золотого кадра. — Гвардейские полки и дивизии, как и вся гвардия, продолжали исполнять свой долг и приносили новые жертвы, но быстро приближались к утрате своего значения отборной силы.

Заслугой в верховном главнокомандовании покойного Государя и Его начальника штаба — генерала Алексеева было решение отвести Гвардию на зиму 1915-16 г. в глубокий резерв для переустройства и полного восстановления в духе и силе.

Гвардия находилась, как принято было тогда называть, «в большом резерве» в течение почти 9 месяцев — с середины октября 1915 года до начала июля 1916 года, меняя последовательно районы Режицы, Двинска, Молодечно и Минска. К этому времени 3-ья Гв. пех. дивизия с её артиллерией, переходившая до того из корпуса в корпус, из армии в армию и стяжавшая себе трагически-лестное название дивизии «скорой помощи», возвратилась в обще-гвардейские ряды, а к лету вся Гвардия была объединена в «Особую» Армию под именем «Войска Гвардии» с единым подчинением Генерал Адъютанту Безобразову и с разделением на два Гвардейских Корпуса: I, в составе 1-ой и 2-ой Гв. пех. дивизий, и II, в составе 3-й Гв. Пехотной и Гв. Стрелковой дивизий.

Пехотные полки, из коих некоторые пришли в «большой резерв» с кадрами по 15–20 человек в роте, были доведены до полного состава по 200–220 штыков в роте при полном числе унтер-офицеров. 3-ья Гв. пех. дивизия была укомплектована из её запасных полков прекрасными молодыми солдатами, вновь из родных ей, по прежним порядкам комплектования, малороссийских губерний, и унтер-офицерами преимущественно из кадровых, обстрелянных солдат. Офицерские ряды были пополнены молодежью — выпусками из (Военных Училищ и обер-офицерами, прошедшими через свои Запасные полки. В этом отношении был характерен офицерский состав Л.-Гв. Кексгольмского Полка: Командующий Полком Полковник (Барон Н. И. Штакельберг), два Полковника, два штабс-капитана и, все остальные, — подпоручики и прапорщики, причем даже одним из баталионов командовал подпоручик.

Вместе с тем, все части были заново блестяще обмундированы и снабжены и, как-бы заново, обучены: в течение 9-ти месяцев шла непрерывная, горячая и честная строевая и полевая работа, — начиная с одиночной выправки и строевых занятий, продолжая стрельбой, тактическими учениями и маневрами, боевая подготовка завершилась практическим обучением атаке и обороне укрепленных позиций по новым наставлениям, основанным на опыте позиционной борьбы на французском фронте.

Но одним из главных достижений Гвардейского «большого резерва» было значительное усиление артиллерии и обеспечение ее припасами, что предоставляло, наконец, её блестящему составу возможность исполнить роль, принадлежащую этому роду оружия в современных боях, и открывать пехоте пути к завершению общих побед.

Дух и сила Гвардии были восстановлены к лету 1916 года. — Воспоминания офицеров того времени полны свидетельствами о бодром настроении, о готовности всех исполнить свой долг и радостном ожидании повеления Верховного Главнокомандующего двинуться в бой.

По нашему замыслу, кампания 1916 года должна была начаться наступлением Западного фронта Генерала Эверта при содействии Северного фронта Генерала Куропаткина и при демонстративном наступлении Юго-Западного фронта Генерала Брусилова. В действительности же, наступление Западного фронта не имело успеха, а демонстрация Юго-Западного фронта обратилась в знаменитый прорыв и наступление Генерала Брусилова, вызвавшие постановку ему новых стратегических задач. Одною из таких задач явилось овладение Ковельским ж. д. узлом с форсированием линии р. Стохода. Но именно сюда неприятель стал стягивать свои резервы, перебрасывая австрийские корпуса с итальянского фронта и даже отказываясь от развития наступления на Трентино, грозившее разгромом Италии, и здесь же остановилось наступление Брусилова. Тогда задача перейти Стоход и овладеть Ковелем была поставлена «Войскам Гвардии» под командой Генерал-Адъютанта Безобразова.

В конце июня, с музыкой и песнями, весело, торжественно и уверенно выступала Гвардия из «большого резерва» к месту посадки — в Минск, напутствуемая своим популярным «Гвардейским Воеводой», как называли Генерала Безобразова. Эшелоны шли через Барановичи, Лунинец и Сарны в Ровно. От Ровно до Луцка перешли походным порядком и начали разворачивание и смену армейских дивизий, занимавших позиции параллельно Стоходу. Сначала II Гв. Корпус занял пассивный участок д. Немер-Рай Место, спустя же 2–3 дня был сменен I-м Гв. Корпусом и передвинулся к юго-западу на участок против д. Трыстень, где намечался прорыв укрепленных позиций неприятеля. В ночь на 12 июля II-ой Гв. Корпус вступил на позицию. Утром командному составу было объявлено, что через несколько дней предстоит атака Трыстеньской укрепленной позиции.

Позиция II-го Гв. Корпуса шла параллельно Стоходу, до которого было около 8 верст, и находилась, на всем протяжении, в более или менее близком соприкосновении ружейного огня с окопами неприятеля. По ночам с позиции было видно за Стоходом бледное зарево, отражавшее электрическое освещение города Ковеля. Позиция Корпуса была занята справа — Гв. Стрелковой дивизией и слева — 3-й Гв. пехотной. На участке стрелков местность не давала укрытий, окопы с двух сторон были разделены мокрым, местами болотистым лугом и отстояли одни от других на дальнем ружейном огне. Эти условия делали пассивным весь правый участок предстоявшего боя. Стрелки занимали первую линию двумя полками — справа Л.-Гв. 3-м Стрелковым Его Величества и слева, на стыке с 3-й Гв. пех. дивизией, — и Л.-Гв. 4-м Стрелковым Императорской фамилии.

Участок 3-й Гв. пех. дивизии, — левофланговый всей Гвардии, — был «ударным», как направленный на переправы через Стоход; в то же время он был и трудным для выполнения прорыва, так как защищавшие Стоход Австрийцы соорудили против него, для прикрытия переправ, сильно укрепленный тет-де-пон и за ним плацдарм с несколькими линиями укреплений, насыщенный батареями полевой и тяжелой артиллерии. В первой линии на небольших повышениях местности, против левого участка 3-й Гв. дивизии, Австрийцы имели полевой редут и, по их руке, левее его, — против правого участка дивизии, — укрепленную деревню Трыстень, завороченную почти под прямым углом на северо-восток, фронтом к Гв. Стрелкам; вся линия была защищена проволочными заграждениями на кольях на 4, 6 и 8 рядов. Левее, по нашей руке, от полевого редута, примерно в версте за окопами неприятеля, против участка нашей 125 пех. дивизии находился громадный болотистый Жуков лес, тянувшийся верст на шесть, до самого Стохода.

3-я Гв. пех. дивизия занимала позицию в 600-1.500 шаг. от первой линии окопов неприятеля, правым участком против Трыстеня, левым против редута, и примыкала справа к Трыстеньскому озеру, отделявшему ее от Гв. Стрелков, a слева — к окопам 125 пех. дивизии. За линией наших окопов, в 800-1.500 шагах начинался глубокий, старый хвойный Трыстеньский лес, давший превосходное укрытие артиллерии и резервам, но оставлявший совершенно открытым ближайший тыл пехоты.

Как сказано, в ночь на 12 июля 3-я Гв. пех. дивизия вступила на позицию. Л. — Гв. Кексгольмский полк сменил 500-й пехотный полк и занял правый участок против укрепленного Трыстеня, от озера до выступа леса; Л.-Гв. Петроградский — левый участок, против редута; Литовцы, состоявшие в дивизионном резерве, Волынцы, — в резерве Корпуса, и артиллерия расположились в Трыстеньском лесу. За левым флангом Корпуса стала 2-я бригада 1 Гв. Кав. дивизии.

Войсками командовали:

II-м Гв. Корпусом — Генер. — Лейтен. Раух.

3-й Гв. пех. дивизией — Генер. — Лейт. Чернавин, б. стрелок Императорской Фамилии.

1-й Бригадой — Генер. — Майор Буковский, б. Егерь.

Л.-Гв. 3-й Арт. Бригадой — Генер. — Майор Папа-Федоров, б. офицер той же Бригады.

Полками: Л.-Гв. Литовским Генер. — Майор Кононович, б. Л.-Гренадер; Л.-Гв. Кексгольмским Полковник (К-щий) Бар. Н. И. Штакельберг, Л.-Гв. Петроградским Генер. — Майор Беляков и Л.-Гв. Волынским Генер. — Майор Кушакевич, — последние трое были в своих полках однополчанами.

Начальником Штаба дивизии был, только что сдавший Л.-Гв. Кексгольмский Полк после 9-ти месячного командования им в период «восстановления духа и силы» и зачисленный в его списки, Генер. — Майор Кузнецов, б. Литовец.

Боевым приказом по Корпусу, полученным одновременно с занятием позиции, на ближайшие дни была назначена атака; 3-я Гв. дивизия направлялась на Трыстень, Стрелковая — на участок: Доросин — высота 194; всему Корпусу ставилось задачей сбить противника и, развивая успех, форсировать на его плечах переправы через Стоход.

Подготовка к исполнению приказа была начата, естественно, артиллерией, состоявшей из двух дивизионов — 6-ти батарей Л.-Гв. 3-й Арт. Бригады, двух мортирных батарей и трех тяжелых, под общим командованием Генер. — Майора Папа-Федорова.[1] Командовавший в бою 3-й батареей Бригады Шт. — Капитан Сакс описал эту подготовку в 1931 году следующими строками:[2]

«День 12 июля прошел в распределении боевых задач для батарей, производимом на местности лично Командиром Бригады… Легкие батареи получали, примерно, аналогичные задачи. — Две батареи каждого дивизиона должны были проделать по 2 прохода в проволочных заграждениях на каждом баталионном участке, разрушить пулеметные гнезда против них и, к моменту пехотной атаки, создать заградительный огонь, дабы воспрепятствовать подходу неприятельских резервов. В дальнейшем, своим огнем обеспечивать продвижение пехоты. Остающиеся батареи на дивизион должны были содействовать двум первым в пробитии проходов, разрушении пулеметных гнезд, a затем, вместе с тяжелыми (42 лн.) орудиями, направить свой огонь на неприятельскую артиллерию и сковать ее перед пехотной атакой. Кроме того, в 1-м дивизионе 3-я, а во 2-м дивизионе 5-я батарея должны были, после удачной атаки пехоты, быстро выдвинуться вперед, вслед за цепями, перейти наши и неприятельские окопы и сопровождать пехоту в её дальнейшем продвижении. Находившиеся в распоряжении Ген. Папа-Федорова 2 мортирные (48 лн.) батареи и 3 тяжелые (1–6 дм. гаубиц и 2-42 лн. пушек) предназначались для разрушения опорных пунктов, — полевого редута и пулеметных гнезд, — и должны были, кроме того, держать в молчании неприятельскую артиллерию».

Полковник Сакс добавляет:

«На 4-х верстный фронт атаки Корпуса приходилось: 72 легких, 24 гаубичных и тяжелых, а всего 96 орудий… Каждая батарея получала свои частные задачи и

в течение боя действовала почти самостоятельно. В подготовительный период боя общие цели, у которых пехота могла встретить упорное сопротивление, пристреляны не были».

Сведений о подготовке к бою артиллерии Гв. Стрелковой дивизии, огонь которой не мог не направляться, отчасти, на общие цели, к сожалению, нет.

***

Итак, в ночь на 12 июля, Л.-Гв. Кексгольмский полк сменил 500-й пехотный полк, переместившийся влево на соседний с Гвардией участок, и занял позицию.

Стояли жаркие дни, на Волыни был разгар лета и страды, через три дня — день Св. Владимира.

Из окопов передней линии был виден, местами заболоченный, мокрый луг с озерцом Окнище посередине, дальше сухая, шагов в 200, полоса невысокого подъема и на нем, где на прямом выстреле от нас, где в тысяче шагов, широкие ряды проволоки на кольях и первая линия сильных неприятельских окопов, а против нашего правого фланга — укрепленный Трыстень. Местность за первой линией была несколько ниже и скрывалась Трыстенем и окопами на буграх, но знали по карте и высмотрели с деревьев, что за Трыстенем была мельница, и от неё тянулись влево вторая и третья линии неприятельских окопов, за ними была кол. Владимировка, а за нею новая линии и дальше кол. Аполония; знали, что неприятельские батареи стоят: прямо верстах в 3–4 у д. Щурин, левее — между Щурином и Аполонией и, больше всего, верстах в двух от передних окопов, за кол. Владимировкой. Видели, что все поле изрыто укреплениями и усеяно копнами, частично уже снятого, хлеба. А позади, шагов на 800-1.000, до самого Трыстеньского леса (или урочища Жук) тоже тянулся мокрый луг и болото.

Устройство принятой позиции и профиль укрытий оказались, как часто случалось при сменах, для полка непривычными: высота брустверов, где они были (больше на правом фланге), была рассчитана на малорослых армейских солдат, а на левом участке, тянувшемся по мокреди и болоту, окопов, в сущности, и не было, — там нельзя было врыться в землю, и только местами были устроены какие-то подобия укрытий от взоров противника из наносного дерна. Перед этими «окопами» тянулся один ряд рогаток с колючей проволокой.

Так или иначе, и зная, что атаку ждать не нам, а неприятелю, устроились. — В первой линии, на правом участке, примыкая к Трыстеньскому озеру, с рощицей на фланге и в связи со Стрелками, расположился 1-й батальон Шт. — Капитана В. К. Витковского с командиром 1-й роты, бывшей до войны ротой «Его Величества Императора Австрийского», Подпоручиком Осиповым II, с Командирами рот 2-й Подпоручиком Ящевским, 3-й Подпоручиком Фурнье и 4-й Подпоручиком Цихоцким, при Младших Офицерах: Подпоручиках Липко, Буковском, Трофимове и Прапорщике Кондратенко. Из них, через 3 дня, останутся невредимыми только Командир баталиона и командир 1 роты. — Левее, на втором участке, широко растянулись две роты 2-го баталиона — 6-я Подпоручика Михайловского с Подпоручиком Кругликом и, левее, в связи с Петроградцами, 8-я Подпоручика Андрея Барковского с Подпоручиком Евтушевским. В ближнем резерве за ними, за выдавшейся вперед опушкой леса, находилась землянка командира 2-го баталиона Полковника Ядыгина (в глаза и по службе — «Господин Полковник» или «Ваше Высокоблогородие», а между собой и за глазами, и офицеры и солдаты не называли иначе как «наш отец»); там же были окопы и укрытия 5-й роты Подпоручика Шелина с Прапорщиком Кронидом Андржеевским и 7-й роты Подпоручика Збиковского с Прапорщиком Меньшовым, который и останется через три дня единственным офицером 2-го баталиона.

4-й баталион в резерве за 1-м, и 3-й, — за 2-м, расположились позади, за опушкой леса. 3-м командовал Подпоручик Матчин, у него были Подпоручики Дмитрий Унковский, Вилькен, Богданов, Терлецкий, Крыжицкий и Милавин и Прапорщики Реут и Каменский. 4-м командовал Шт. — Капитан Н. Н. Евтушевский, офицерами были Подпоручики Волощенко, Андрей Давыдов, Вирановский, Михаил Давыдов, фон-Ренненкампф и Марковский и Прапорщики Архангельский и Николай Андржеевский. Из состава 3 и 4 б-в после боя останутся невредимы: в 3-м Прапорщик Каменский и в 4-м Шт. — Капитан Евтушевский, Подпоручик Андрей Давыдов и Прапорщик Архангельский.

У резерва же была расположена землянка Командующего полком, со штабом (адъютант Подпоручик ф. Эссен и нач. сл. связи Подпоручик Свистовский) и со Знаменным взводом. Здесь же, неподалеку, была пулеметная команда (Подпоручик Плотников и Прапорщик Ванлярский), команды разведчиков — конная (Подпоручик Адамович) и пешая (Подпоручик Назарьевский) и команда сапер (Подпоручик Заремба).

При штабе же состоял больной Полковник Н. А. Курлов, получивший характерное для определения общего настроения, самонадеянное, но оправданное, назначение — «заведывать будущими трофеями».

На опушке леса, недалеко от левого фланга 2-го б-на был наблюдательный пункт Начальника Штаба Дивизии, откуда ходы сообщения вели в лес, в мощно перекрытое «убежище — щель» Начальника Дивизии.

Дни, предоставленные на подготовку удара, были использованы. Своим чередом шла обычная позиционная перестрелка, но в то же время велась большая и тщательная работа по изучению расположения неприятеля, по выработке всех подробностей плана наступления, по установлению связи между пехотой и артиллерией и по подготовке путей продвижения вперед.

Сооружались и оборудовались, в окопах и на деревьях по опушке леса, передовые и основные наблюдательные пункты; проводилась телефонная связь между батареями и землянками баталионных и ротных командиров; прокладывались пути через свои окопы для выезда батарей, назначенных для выдвижения после захвата пехотой передовой зоны неприятельских укреплений; заготовлялись, невиданные у нас до этого времени, запасы снарядов (одна лишь 3-я батарея Капитана Сакса, которая должна открыть дорогу через проволоку 2-му баталиону Полковника Ядыгина и догнать его в наступлении, выпустить в день боя около 1.700 снарядов); нащупывались и осторожно, чтобы не насторожить неприятеля, пристреливались нужные цели.

Уже к 14 июля все было готово. У нас, как вспоминает Волынец Кривошеев[3] — «настроение было приподнятое, радостно потирали руки и ежеминутно ждали приказания о наступлении»; у неприятеля, как выяснилось позже, производилось укрепление обороны вкрапливанием в ряды Австрийцев Саксонских Егерей.

В 7 час. утра 14 июля во все роты и батареи был выдан приказ Генерал-Адъютанта Безобразова. Мы не располагаем этим приказом, но имеем документ, не менее ценный для бытописания боевой жизни, — свидетельство офицера (того же Волынца Кривошеева) о воспринятии «в окопах» изъявления воли Командующего Армией:[4]

«Приказ этот начинался так: «Доблестные войска Гвардии и 30-го Армейского Корпуса». Далее «Воевода» выражал свою уверенность, что Св. Владимир — «Красное Солнышко» своими лучами осветит и согреет в этот день войска вверенной ему Государем армии и своими молитвами перед престолом Всевышнего поможет им одержать победу над врагом. — У нас в то время говорили, что Генерал Безобразов днем прорыва выбрал день своего Ангела (Св. Владимира), желая поднести в подарок Императору лихое дело так любимой Им Гвардии».

В тот же день, в 16 1/2 ч. Полковником Бароном Штакельбергом был получен приказ № 169 по 3-й Гв. пех. дивизии, которым полку ставилась задача: «взять дер. Трыстень и овладеть высотой у католического кладбища кол. Владимировка. Время начала атаки — по особому приказанию».[5] Тем же приказом Л.-Гв. Петроградскому полку ставилась задача — взять редут.

Так на день 15 июля, — один из трех дней общих боев всей Русской Гвардии, — I Корпусу выпадала задача демонстративного характера, Гв. Стрелковой дивизии — вспомогательного, 3-й Гв. дивизии — ударного, а двум, старейшим после Петровской Бригады и младшим по времени получения прав Старой Гвардии, полкам 3-й дивизии — Л.-Гв. Кексгольмскому и Петроградскому, именовавшимся от дня «Священного Союза» до Царствования Императора Николая II «Австрийским» и «Прусским» полками, — задача первого удара и прорыва Австро-Германской позиции, — задача, от решения которой зависел успех всего боя.

Не будем замалчивать тревогу за Кексгольмцев, она была и она засвидетельствована словами их боевого товарища — Командира 3-й батареи Капитана Сакса: «От моего умения артиллериста зависел успех действий батареи, а с нею и 2 б-на Кексгольмцев… Артиллерийская работа должна была быть выполнена очень тщательно, т. к. Кексгольмский полк, заново созданный после печальной памяти боев в В. Пруссии, считался более слабым полком дивизии, как по отсутствию кадров, так и по недостаточной практике в наступательных боях»[6]

Да, в боевом офицерском составе полка было только пять кадровых офицеров: Барон Н. И. Штакельберг, Полковник Д. Г. Ядыгин, Штабс-Капитаны В. К. Витковский и Н. Н. Евтушевский и подпоручик ф. Эссен и им выпало на долю дать ответ на вопрос: «довольно ли нескольких старых офицеров, чтобы восстановить полк», если было дано время на отдых и работу, и восстановился ли «Старик» (так называют Кексгольмцы свой Полк) в старом духе и силе?

Командующий полком, исполняя последнюю рекогносцировку, обошел под огнем свои окопы, побывал на наблюдательных пунктах у Командира 1 дивизиона, у баталионных и батарейных командиров и окончательно наметил с ними места в проволочных заграждениях, где будут пробиты четыре прохода.

Вечером все ротные командиры были собраны в землянки своих баталионных командиров для получения последних приказаний.

Они услышали, что, по окончании артиллерийской подготовки, полк выйдет из окопов и двинется вперед; 1-й б-н Шт. — Капитана Витковского пойдет в атаку через проходы в проволоке, правее озера Окнище, на деревню Трыстень; 6 и 8 роты, отрываясь от Петроградцев, левее озера, на участок — от крайних хат деревни влево до православного кладбища; [7] 5 и 7 роты, с Командиром 2-го б-на Полковником Ядыгиным, двинутся вслед за 6-ю ротой; 3-й и 4-й б-ны будут ждать приказания Командующего полком; Команда сапер Подпоручика Зарембы пойдет вперед, по вызову, за 1-м баталионом, дойдя до взятых окопов очистит их, перевернет козырьки и перекинет рогатки на другую сторону, — на случай контр-атаки.

Расходились в сумерках, принимались за дело: приказали расцепить и разомкнуть свои рогатки; выслали вперед разведчиков с телефонами на такие места, откуда завтра будет можно видеть, как рушится проволока, и помогать направлять огонь артиллерии; указали каждому взводу задачи после взятия окопов и поназначали, по опыту прежних боев, по четыре заместителя на каждое начальствующее лицо; и даже объяснили людям, как поступать с пленными и как с трофеями!

Все было сделано. Наступила короткая ночь, ожидание боя.

Командир 8-й роты Подпоручик Андрей Барковский вспоминает:[8] «Люди не нервничали. Обычного в таких случаях волнения не было. Половина роты спала, а остальные слушали рассказы уже бывших в боях и мастерскую игру на гармонии ротного любимца эстонца рядового Вихмы. Вера в успех была у всех. Быстро проходило время…»

И там же ему вспоминался «наш отец», с которым он только что попрощался, — «храбрый, спокойный, заботливый и бесконечно добрый», — и недавний разговор с Кронидом Андржеевским, который ему печаловался:

— «Страшно умирать от болезни, но какое это счастье умереть за «Свой Полк»… Вот мы с братом все боимся, что нас назначат в резерв и мы не попадем в бой, а война скоро, ведь, кончится».

Оба были в «резерве» — Кронид в 5-й роте, Николай — в 16-й. — Завтра оба примут боевое крещение…

«Мрачных предчувствий не было ни у кого».

В 5 час. утра 15 июля Барон Штакельберг получил лично от Начальника дивизии приказание: ровно в 13 час. перейти в наступление. Часы были сверены.

С рассветом, в 5 1/2 час. раздался первый выстрел с батареи Его Высочества Л.-Гв. 3-й Артиллерийской Бригады, и первая граната разорвалась у переднего ряда неприятельских проволочных заграждений.

Мгновенно загремели орудия всех батарей и началась 7 1/2 часовая артиллерийская подготовка. Командир 3-й батареи Капитан Сакс свидетельствует о ней и дает ей оценку специалиста следующими словами:

«Звуковой эффект был огромный. Ни одной минуты не было перерыва в грохоте выстрелов и разрывов… Но, вместе с тем, нельзя было сказать, что зрительное впечатление было столь же внушительно, как и звуковое. Вполне определенно сказывалось недостаточное количество артиллерии, главным образом мортирной и тяжелой. Невольно приходило на ум сравнение нашей артиллерийской подготовки с немецкой и, конечно, сравнение это было не в пользу нашей. У немцев действительно создавалось впечатление батальной картины: весь атакуемый участок заволакивался черными, зеленоватыми и белыми разрывами, к которым примешивались еще облака пыли и земли. Создавался форменный ад, превращавший защитников окопов в морально подавленных и даже обезумевших людей. Мы со своим огнем были, конечно, много скромнее. Но, во всяком случае, картина, представлявшаяся взору с наблюдательного пункта, откуда был виден почти весь фронт нашей дивизии, по своей внушительности превосходила все то, что нам приходилось видеть и создавать при прежних подготовках.»[9]

Вот другое впечатление наблюдателя из глубины Корпусного резерва — Волынца Кривошеева:

«Отдаленный мягкий звук, похожий на раскат грома, дальнобойных пушек сливался с более резким кряканием 6-ти дюймовых орудий, а в промежутках между ними, как горохом, резко и звонко пересыпали легкие полевые батареи.

— «Засмеялась наша артиллерия», острил унтер-офицер Трофимов. — Действительно, этот гул напоминал сатанинский хохот».

А там, — в окопах первой линии, — откуда трепетно наблюдали за ходом артиллерийской подготовки пехотной атаки на проволоку, бруствера и батареи, запечатлевался скромный ответ на неудовлетворенность самого артиллериста: «С первых же очередей стало ясно, что задача артиллерией будет выполнена: взлетали на воздух вывороченные колья. Сильное впечатление произвела на всех нас артиллерийская подготовка: мы были не избалованы ею и, в прошлом, обходились часто и без нее. Кое-где загорались хаты. Снаряды ложились точно», — это воспоминания о бое 15 июля Командира 8 роты Андрея Барковского.[10]

Неприятельская артиллерия почти не отвечала, отчасти скованная огнем двух 42-лин. пушечных батарей и 2-й и 5-й батарей Бригады, отчасти притаившись в ожидании разгадки нашего замысла и на случай нашего перехода в атаку. Инициатива огня оставалась явно в наших руках. Неприятель же имел много оснований предполагать, что наш истинный удар заносится где-то правее, скорее на высоте, начавшего, одновременно, демонстрацию I. Гв. Корпуса, но только не здесь — против сильнейшего участка его обороны.

Перед полуднем в ясной синеве неба зареяли неприятельские аэропланы, крутясь над окопами, снижаясь над лесом, разведывая и сбрасывая бомбы. Вокруг них стали вспыхивать клубки разрывов наших шрапнелей, а густой Трыстеньский лес не выдал своей тайны.

Около полудня, австро-германцы поняли, однако, серьезность нашей подготовки и открыли артиллерийский огонь, сначала редкий, рассеянный по тылам, а к 12 1/2 ч. более сильный и сосредоточенный по нашим окопам и резервам на опушке леса. Но было поздно: наша подготовка к пехотной атаке была закончена.

Уже к 11 час. проходы в проволочных заграждениях на участке 2-го б-на были готовы, и Полковник Ядыгин «выразил по телефону свое удовлетворение» Командиру 3-й батареи Капитану Саксу, которого, однако, «поразила невеселая интонация его голоса». — Сакс мало знал Д. Г. Ядыгина и не знал еще, что это был истинный герой, лишенный всякой героичности.

Уже в 12 часов Кексгольмские разведчики, заложенные ночью впереди окопов, доносили по телефону, что проходы сделаны, но, что каждый проход пока еще был не более 20 шагов ширины, а самый правый еще поменьше, — там артиллерийскому наблюдателю очень плохо была видна проволока.[11]

Полевые батареи, пробивавшие проходы, продолжали свою работу и зорко следили, чтобы неприятель не забросал проходов рогатками.

В окопах же «с первых выстрелов все были наготове и следили за результатами попаданий. Все время слышались разговоры и шутки». Около 11 ч. утра в окопе 8 роты, примыкавшем к лесу, побывал Начальник Штаба Генерал Кузнецов. — «Всегда серьезный, он теперь улыбался и шутил с солдатами».[12]

«Солнышко светило на безоблачном небе», вспоминает Волынец Кривошеев (добавим: прямо в глаза неприятелю) — «и невольно вспоминались слова приказа генерала Безобразова… Св. Равноапостольный Князь Владимир — Красное Солнышко, казалось, ласково глядел на нас с небес. Светло и радостно было в природе…»

Но точнее всего готовность Кексгольмцев к атаке и победе прозвучала в сердце и запечатлелась в мысли чуткого, тогда еще юноши, но уже искушенного довольно в боевом опыте, храброго и вдумчивого Андрея Барковского: «судьба предстоявшего боя была уже решена. Морально мы уже были победителями».

Эти слова замечательны. В ту минуту ими была сказана глубокая, но все еще мало сознаваемая, истина, что есть перед атакой минута, в которую решено, на чьей стороне будет победа; не всем дано чувствовать это решение.

За пять минут до 13 часов из окопов выскочили, назначенные заранее, люди для растаскивания рогаток.

13 часов. Часы в руках у всех офицеров. На командных и артиллерийских наблюдательных пунктах задаются вопросом: «выйдет-ли пехота из своих окопов, а, выйдя, бросится-ли вперед, под губительным огнем, не залегая, не останавливаясь, чтобы не потерять своего порыва?»

«И вот, на правом фланге дивизии этот момент наступил — все внутренно ликовали: Кексгольмцы поднялись из своих окопов и с криком «Ура» бросились вперед…»[13]

Полк встал, как один человек.

Огонь артиллерийского поединка удвоился: неприятель открыл ураганный огонь по наступающим волнам, наша артиллерия ураганным огнем создавала барьер между неприятельскими окопами и их поднявшимися резервами. Грохот артиллерийской пальбы и разрывов заглушал усилившийся ружейный и пулеметный огонь из атакуемых укреплений. Фонтаны воды по болоту и лужам, яснее чем звуки, обозначали падение свинцового дождя.

Пусть свидетельствует очевидец, — вот запись Волынца Кривошеева: «Под градом стали и свинца, окутанные дымом разрывающихся снарядов заградительного огня артиллерии противника, осыпаемые бомбами с аэропланов, Кексгольмцы ринулись на врага. Их порыва, их доблести не в силах был удержать бешеный огонь противника».

Первая задача — дойти до проволоки и прорваться за нее.

Стремительно бросившийся вперед всеми четырьмя ротами, 1-й б-н Витковского проходит болото, выбирается на сухой подъем и сталпливается в недостаточно широких проходах. Но дух сильнее испытаний, — через два дня, перед кончиной в дивизионном лазарете, герой командовавший 2-ю ротой Подпоручик Ящевский будет рассказывать: «неразбитые проволочные заграждения рота, под сильным огнем противника, искромсала ножницами… — Не долго мы задержались, но оборвались основательно, — и сразу же дальше!»

Первый баталион за проволокой!

2-й баталион поднялся волнами: впереди 6 рота Михайловского и 1-ая полурота 8-й под командой Барковского, за нею 2-я полурота под командой фельдфебеля Субботичева и дальше 5 и 7 роты с Полковником Ядыгиным.

Вода, пока дошли до подъема, была по колено, местами до пояса, и еще на болоте обозначилось обнажение обоих флангов: озеро Окнище естественно отклонило от 1-го б-на и подставило правый фланг под Трыстень, a слева неприятель открыл фланговый огонь из редута. Но духа хватило и здесь! — Вышли на подъем, увидели разгромленные артиллерией полосы проволочного заграждения, сомкнулись, как было намечено, к атаке, попали под беспорядочный огонь с бруствера и «ожившего» справа пулемета, понесли первые потери до 50 % и бросились на окопы.

Кронид Андржеевский принял первое боевое «крещение», — рану в руку, — и идет одним из первых на бруствер.

Все это свершилось в 15 минут. Неслась лавина, сметавшая все на пути. В порыве перерыва не было. Каждый был там, где ему надлежало. Раненые отказывались от помощи и провожатых.

С разбега, из под проволоки бросались на ура на пулеметный и ружейный огонь в упор и вскакивали на брустверы.

1-й баталион дрался в рукопашную. Озлобленные за стрельбу из окопа в упор, всегда кажущуюся нашим солдатам уже ненужной и нечестной, здесь пленных не брали. Неприятель дрогнул.

На плечах уходящих из передовых окопов Витковский врывается с ротами своего баталиона в пылающий Трыстень. Уличный бой по ходам сообщения, среди убежищ и домов, приспособленных к обороне, был тоже налетен и краток, баталион прорвался через деревню и захватил вторую линию позиции за северной опушкой Трыстеня.

Цена взятия Трыстеня: выбыли из строя все офицеры кроме командира баталиона и командиров 1 и 2 рот — Подпоручиков Осипова II и Ящевского. Убит Подпоручик Липко. Ранены: Командиры рот — 3-й Подпоручик Фурнье, 4-й Подпоручик Цихоцкий и Младшие Офицеры: Подпоручики Буковский и Трофимов и Прапорщик Кондратенко.

Командир баталиона принял личное командование над 3 и 4 ротами.

В это же время, левее Трыстеня, 6-я рота Михайловского, а за нею резервные 5-я и 7-я врываются в первую линию; еще левее «с хриплым, надрывным ура» взбегает на гребень 8-я рота Барковского. — Подпоручик Михайловский падает контуженный разрывом тяжелого снаряда; Подпоручик Круглик ранен в руку и вступает в командование ротой. Андрей Барковский на бруствере, идет на пулемет и падает раненый; шедшая с ним «связь» — рядовые Алексей Шевелев и Василий Головизнин берут строчащий пулемет «Шварцлозе». Только что раненый в руку Кронид Андржеевский, одним из первых бросается вниз в окоп… и принимает второе боевое крещение и венец бессмертия кровию венчавшихся за Царя и Отечество. Николай, в 16-й роте, не узнает о гибели брата.

Первая линия окопов взята. — Тяжело раненый взятым им в плен командиром австрийской роты взводный 8-й роты Федор Попов, рядовые Шевелев и Головизнин сопровождают в тыл к Полковнику Курлову первые трофеи, захваченные 8-ю ротой: пулемет, офицера и 134 австрийца.

Командир баталиона Полковник Ядыгин, в австрийском окопе, готовит атаку на вторую линию и принимает под свою личную команду 7-ю роту Подпоручика Збиковского и 8-ю под командой фельдфебеля Субботичева. Роты поднимаются в новую атаку, — навстречу им из второй линии поднимаются немцы, и начинается жестокий рукопашный бой.

Подпоручик Збиковский, — бесстрашный рыцарь, поляк, страстно любивший Россию и Полк, бросается, во главе своей роты на бьющий в упор пулемет, убивает пулеметчика и падает сам, застреленный германским офицером.

Здесь пленных не брали.

Вторая, а за ней, с размаху, и третья линия взяты.

Отступление неприятеля временно обращается в бегство. — И в тылу слышно, как с фронта полка, сквозь победное ура доносятся крики «кавалерию вперед», «кавалерию вперед». — Но либо эти крики были преждевременны, либо не были услышаны кем надо.

Тяжело раненый штыком взводный 8-й роты Константин Черкашин явился на перевязочный пункт у крайних слева Трыстеньских хат, доложил своему раненому ротному командиру Подпоручику Барковскому, что рота взяла вторую линию, наскоро перевязался и испросил разрешения отправиться в тыл за носилками.

Все изложенное свершилось, по-видимому, к 2 ч. дня, — более точных определений времени источники не дали, — и этим рубежом во времени и захватом второй и третьей линий неприятельской позиции определилась, примерно, первая, но лишь вступительная, половина развивавшейся непрерывно атаки и страдной боевой работы Кексгольмцев. Но, прежде чем продолжать ее описание, необходимо, для понимания последующого, остановиться и дать короткий очерк общего развития боя на соседних участках слева и справа.

Капитан Сакс дает следующее определение действий на участке Л.-Гв. Петроградского полка:

«В час, назначенный для атаки, Петроградцы вышли из своих окопов, но продвинуться не могли, так как были встречены сильным фланговым огнем с участка против Кексгольмцев. К этому моменту атака последних еще не захватила той части позиции, которая фланкировала подступы к редуту; с другой стороны, самый редут оказался неразрушенным, а защитники его уцелевшими и, со свойственным германцам упорством, отражающими малейшее к нему приближение Петроградцев.

В этом фазисе боя ярко проявилась недостаточность тяжелой артиллерии. Одна 6-дм. гаубичная батарея, конечно, не могла справиться с задачей разрушения редута».

Одновременно с этим обнаружилось еще и следствие, несколько веерного вправо, направления атаки Кексгольмцев и их выдвижения от оставшихся на месте Петроградцев: образование между ними опасного разрыва. Об этом разрыве с началом наступления свидетельствуют прямо или косвенно (говоря об облическом вправо движении рот) многие участники боя, не отдавая себе отчета в том, что этот разрыв и тяга вправо были предопределены местами проходов в проволоке и усилены огнем в левый фланг 2-го б-на со стороны редута и участка вправо от него.

Разрыв и обличность были так сильны, что Подпоручику Барковскому, лежавшему на перевязочном пункте у западной окраины Трыстеня, бой на фронте Петроградцев представлялся происходящим «слева, позади», Волынец же Кривошеев говорит прямо: «атака (Петроградцев) захлебнулась… Кексгольмцы ушли вперед. Между ними и Петроградцами получился разрыв».

В сущности, этот момент обнаружения разрыва определил неудачу и тактическую бесплодность всего сражения: резервы, которые должны бы были идти немедленно для прорыва неприятельского расположения, волна за волной, на место сделавшого свое дело и тающего передового полка, были направлены на взятие передового редута и на заполнение разрыва.

Шт. — Капитан Сакс заканчивает:

«Когда выяснилось, что Петроградцы лобовым ударом не справятся с немцами, из резерва дивизии был выдвинут Л.-Гв. Литовский полк, с задачей охватить редут со стороны участка Кексгольмцев и выйти ему в тыл. 2-ой дивизион Бригады и 6-дм. батарея тем временем снова открыли ураганный огонь по редуту».

Л.-Гв. Литовский полк блестяще выполнил свою труднейшую задачу. — Выдвинувшись из леса через исходный участок 2-го б-на Кексгольмцев и пройдя через взятые этим баталионом австрийские окопы левее Трыстеня[14], Литовцы зашли во фланг и тыл редута и «атаковали его одновременно с Петроградцами, захватив гарнизон и пулеметы». Но «операция эта затянулась до 16 часов».[15]

Одновременно с выдвижением Литовцев, Л.-Гв. Волынский полк перешел на его место в дивизионный резерв. Почти одновременно же, Начальник Дивизии, лишившись возможности действовать на прорыв, начал расходование пакетами последнего резерва и выслал на поддержку Кексгольмцам 1-й б-н Л.-Гв. Волынского полка. Но командир баталиона Полковник Соколов свидетельствует, что, получив эту задачу около 13 #189; ч. дня, он отправился раньше баталиона в д. Трыстень, нашел там Командира 1-й Бригады Генерала Буковского и Полковника Барона Штакельберга, вышел вперед на разведку и, наконец, потеряв от огня около 12 человек, расположил свои роты на линии кол. Владимировка, лишь когда «начинало сильно смеркаться».[16]

Правее же Кексгольмцев, атака Гв. Стрелков, направленная на позицию неприятеля у д. Щурин, началась несколько позже, лишь после взятия Трыстеня и выдвижения на тот же Щурин Кексгольмцев, выходивших в тыл участка, атакуемого Стрелками.

В дальнейшем наступлении Стрелки продвигались быстро вперед, не давая неприятелю возможности снять с позиции артиллерию, захватывая при этом много орудий, пулеметов и пленных и направляясь по пятам бегущих австрийцев к берегам Стохода на линию д. Витонеж и высота 90,00 с выселками Витонеж.[17]

В один из моментов этого наступления Стрелковая артиллерия, приняв идущих в атаку бывших «австрийцев» за отступающих настоящих австрийцев, открыла огонь по соседям.

Правее Гв. Стрелков, на линии д. Немер, Рай-Место вел демонстративное наступление I Гв. Корпус, неся огромные потери под ураганным огнем немецкой артиллерии, но приковывая к месту неприятельские резервы и не давая им возможности поддержать участки, атакованные И-м Корпусом. Здесь особенно пострадали полки Л.-Гв. Гренадерский и Финляндский.

Возвращаемся к описанию непрерывной атаки и страдной боевой работы Кексгольмцев.

Время — около 14 ч.; 1-й и 2-й б-ны, взяв вторую и третью линии за Трыстенем, продолжают наступление: 1-й б-н Витковского, с Осиповым II и Ящевским, — на батареи у высоты 83,8 и на кладбище у Бабье, 2-й б-н Ядыгина, с Шелиным, раненым Кругликом и Меньшовым, — на мельницу за батареями между Владимировкой и Аполонией.

Неприятель, обойденный 1-м б-м с тыла на линии Щурин-Трыстень, которую должны атаковать Стрелки Императорской Фамилии, отходит на Щурин; Стрелки еще не подошли.

Командир Бригады Генерал Буковской и Барон Штакельберг с полковым адъютантом Подпоручиком ф. Эссеном и начальником связи Подпоручиком Свистовским — на южной окраине Трыстеня.

Видя, что передовые баталионы расходятся, а 1-й б-н подставляет правый фланг занятому неприятелем Щурину, Командующий полком выдвигает 15 р. с Вирановским и Марковским и 16 р. с Михаилом Давыдовым и Николаем Андржеевским правее 1-го б-на, 13 р. с Волощенко и ф. Ренненкампфом, 14 р. с Андреем Давыдовым и Архангельским и 10 р. с Вилькеном и Крыжицким — в разрыв между 1-м и 2-м б-нами. В общем, с понятными изгибами и зигзагами, отставаниями и выносами вперед, наступление полка продолжается веером, разворачивающимся на участок в 3 1/2 версты, в следующем порядке рот справа налево: 16, 15, 1-й б-н, 10, 14, 13, 2-й б-н; 9, 11 и 12 роты идут в резерве за еще открытым слева 2-м б-м; команды Сапер и пеших разведчиков — за правым флангом 1-го б-на.

Эта вторая часть наступления полка отнюдь не была, как представилось некоторым участникам боя на других участках, ни преследованием бегущего неприятеля, ни занятием без боя оставленных батарей. Это было лихим безудержным продолжением все той же атаки и страды и венчанием пехотной победы штыковыми схватками и взятием с боя восьми батарей, ценою новых тяжелых потерь.

Командир 1-го б-на Шт. Капитан Витковский направляет 2-ю роту Подпоручика Ящевского на батарею «Г» у высоты 83,8 и сам ведет за 1-й ротой Осипова 3 и 4 роты без офицеров. С северо-востока, от Щурина вскоре появляется густая цепь с пулеметами, идущая на выручку батарее. — Витковский атакует цепь с 3 и 4 ротами, опрокидывает ее и отбрасывает на Щурин. Справа приближаются 15 и 16 роты. 2-я рота Ящевского берет в штыки тяжелую батарею «Г», Ящевский, с размаха, бежит на полевую батарею «В», но падает смертельно раненый…

Спустя два дня, он говорил в дивизионном лазарете перед кончиной: «С такими солдатами легко было идти вперед, a после нам Бог помог, и мы взяли австрийскую батарею. А тяжело было… Встретили они нас картечью и сильным огнем прикрытия немцев. Многих покалечили, но все же не задержали…» Перед самой смертью он попросил борща, но есть уже не мог и усмехнулся: «Никогда я не думал, что съесть борщ труднее, чем взять батарею». Умирал спокойно, зная, что белый крест свяжет навсегда его имя с Полком.

Батальон, уже лишь с двумя офицерами, продолжал наступать, прошел батарею «В» и остановился перед д. Бабье.

15 и 16 роты, видя полное отступление противника и завлекаемые победой, мчались на Щурин. На пути уже выбыли из строя контуженный Михаил Давыдов и раненый Марковский. Вирановский с 15 ротой и Николай Андржеевский с 16-й атаковали западную часть Щурина, к которому отошла вылазка на Витковского.

Николай Андржеевский принимал боевое крещение: раз за разом шел во главе роты в атаку на деревню и залегал под пулеметным и ружейным огнем. В последний раз довел роту вплотную, бросился на пулемет и разделил с братом венец бессмертия…

Последний офицер — Вирановский принял командование над обеими ротами, выбил неприятеля из западной окраины Щурина, взял батарею «Б» у кладбища и, тяжело раненый, выбыл из строя. В командование остатками рот вступил Подпрапорщик Новиков и еще три раза водил их в атаку на немцев и на пулеметы, бившие из землянок в самом Щурине. — Убит и Новиков, вступает в командование взводный унтер-офицер Артюшев и приказывает окопаться. — Подходят Стрелки Императорской Фамилии.

Левее 1-го б-на наступали 10, 13 и 14 роты. 10-я рота исполнила свое назначение обеспечить левый фланг 1-го б-на, но дорогою ценой: Прапорщик Крыжицкий был убит у кол. Владимировки, Подпоручик Вилькен у д. Бабье — на фланге 1-го б-на.

13 и 14 роты, заполняя разрыв между I и II б-ми, шли на батарею «Д», выбивая, на всем пути, штыками неприятеля, упорно и отважно цеплявшегося за все окопы и ходы сообщений. У батареи отступавшие сделали последнюю попытку отстоять ее и открыли ружейный и пулеметный огонь. Подпоручик Волощенко бросился на прикрытие с 13 ротой и пал смертельно раненый. Его младший офицер Подпоручик ф. Ренненкампф вступает в командование, вновь атакует и берет батарею. — Роты вышли на линию 1-го и II-го б-нов.

2-й б-н с тремя офицерами, под командой Полковника Ядыгина, преодолевал такое же отчаянное сопротивление, как и 13 и 14 роты, и шел на батареи.

Справа, из-за домов Владимировки, еще стреляло одно полевое орудие «Е». Полурота 7-й роты, во главе с Прапорщиком Меньшовым, бросилась к орудию и захватила его и прислугу.

Левее у самого конца Владимировки батарея «И» внезапно открыла огонь на картечь и начала косить наши цепи. — Подпоручик Шелин со своею 5 ротой бросился в атаку, в штыки. Разъяренные стрельбой в упор, люди перекололи всех артиллеристов и бросились на офицера, — он застрелился у всех на глазах. Шелин тяжело контужен и выбыл из строя.

Полковник Ядыгин ведет лично на батарею «Ж» 7 роту и остатки 8-й под командой, уже раненого в руку, ефрейтора Пейко, сменившего раненого в обе руки фельдфебеля Субботичева.

Стремительным ударом он берет батарею, идет дальше на тяжелую батарею «3» и падает, сраженный на смерть осколком гранаты с какой-то батареи, выручавшей своих. — Роты, без офицеров, проходят батарею с 4 тяжелыми орудиями, на бетонных площадках, нарываются на ружейный и пулеметный огонь из Аполонии и залегают. Оставшийся один Подпоручик Круглик принимает командование 2-м б-ном.

9-я, 11-я и 12-я роты, наступавшие, тем временем, за 2-м б-м, теряют, миновав католическое кладбище у Владимировки, всех офицеров кроме Прапорщика Каменского, убиты, — Подпоручики Богданов и Милавин, ранены Подпоручики Матчин[18] и Дмитрий Унковский, контужены Подпоручик Терлецкий и, еще раньше, у Трыстеня, Прапорщик Реут. Остатки этих рот вливаются во 2-й б-н.

Артиллерия противника смолкла на всем фронте полка, продолжали лишь изредка и беспорядочно стрелять по площадям два орудия, сохранившиеся где-то за Аполонией.

«Наш отец» лежит у копны скошенного хлеба на взятой им батарее.

Было около 16–17 часов. «Веер» Кексгольмского полка развернулся до предела — на 3 1/2 версты, — в 3 1/2 раза шире исходного положения, — от Щурина до южного конца Аполонии. На этой линии впереди взятых батарей было растянуто в цепи около 1000 человек из 3 1/2 тысяч начавших бой, при восьми офицерах из 36-ти. Люди разных рот и смежных баталионов были настолько перемешаны, что офицеры уже командовали не своими частями, а только участками.

В новый разрыв, образовавшиеся между 1-м б-м и 15 и 16 ротами, выходила команда саперов Подпоручика Заремба с командой пеших разведчиков Подпоручика Назарьевского, два взвода Кексгольмской пулеметной команды и взвод пулеметов под командой унтер-офицера одного из Гв. Стрелковых полков, отбившийся от своей части.

В тылу полка в это время вытягивался к Трыстеню 1-й б-н Л.-Гв. Волынского полка, 3-я и за ней остальные две батареи 1-го дивизиона Л.-Гв. 3-й Артиллерийской Бригады. На левый, все еще совершенно открытый, фланг, к южному концу Аполонии подходил, выдвинутый Начальником Дивизии из резерва, баталион Л.-Гв. Литовского полка под командой Капитана Духонина.

Тем временем к неприятелю подошли ближние слабые резервы и разыгралась последняя вспышка беспорядочного боя за батареи. Эта контр-атака была отбита: свежие пулеметчики метким, спокойным огнем буквально смели неприятельския цепи на правом участке, Литовцы и 3-я батарея разгромили атаку на левом.

Солнце клонилось к западу. Трыстень еще пылал. Все поле было покрыто воронками. Раненые тянулись путем голгофы на перевязочные пункты. Во ржи, под родными васильками[19] и на снопах лежали Кексгольмцы, исполнившие 15 июля свой долг до конца.

«С наступлением темноты», вспоминал, 15 лет спустя, командир Волынцев Генерал А. Е. Кушакевич, «поле боя буквально стонало, — так много раненых не было убрано…»

С наступлением темноты началась и «смена» Л.-Гв. Кексгольмского полка. Но смены быть не могло: кого сменять и где? Кто мог разобраться в этом хаосе боевого поля, когда все связи и подразделения были порваны, когда на участках находили Кексгольмцев вперемежку то со Стрелками, то с Литовцами? Какая могла быть смена, когда сменявшие блуждали во тьме, без проводников, по незнакомому полю, изрытому сплошь окопами и воронками, опутанному проволокой и усеянному людьми взывающими о помощи!

Могла быть не смена, а только замена и подкрепление на занятом участке, но и то было трудно, и потому многие участники этой смены, позже — авторы записок и воспоминаний, не разобрались в обстановке. И только тщательное сопоставление всех данных определяет следующий общий ход этой «смены».

1-й б-н Волынцев, как было уже сказано, в сумерки расположился сомкнуто южнее кол. Владимировки.

Литовский б-н Капитана Духонина, высланный из резерва на левый фланг Кексгольмского полка, продвинулся включительно до батарей, взятых Полковником Ядыгиным, и занял их под огнем, приняв участие вместе с остатками 2-го и 3-го б-в Кексгольмцев в отбитии вечерней контр-атаки.

II-й б-н Волынцев, выдвинутый из резерва около 18 ч. на поддержку Литовского б-на Капитана Духонина, подошел к нему и застал его на той же 4-х орудийной тяжелой батарее на бетонных площадках уже в полной тьме; левее Литовцев находились Петроградцы, правее Кексгольмцы.[20] Колония Аполония была пуста: утром в ней побывал Волынец Капитан Евсеев 1-й и вывез оттуда 120 брошенных велосипедов и другое имущество.[21]

И, наконец, 4-й б-н Волынцев, высланный из штаба полка с опушки Трыстеньского леса, «с наступлением темноты» — перешел в колонию Владимировку.[22]

Стрелки сменили в Щурине полк Императорской Фамилии Л.-Гв. 2-м Царскосельским.

По свидетельствам Кексгольмцев, их сменяли и заменяли Литовцы, Волынцы и Стрелки — на левом участке с 9-10 ч. вечера, на правом — от полуночи до 2 ч. ночи. — К рассвету, сохранившаяся треть полка собралась у Трыстеня. В ротах было, в среднем, по 60 человек, офицеров — по два на баталион.

Настала ночь после боя. Такие ночи тревожны и мучительны. Люди не бывают в эти ночи нормальны: тут и чудится, и слышится, и мерещится, и видится. Стрельба ружейная, нужная и ненужная, почти не прекращается, временами ввязываются пушки. Так было и в эту ночь. — Со стороны неприятеля непрестанно взлетали и освещали местность трепещущие разноцветные ракеты и открывался нервный ружейный и пулеметный огонь. — Это был верный признак, что немцы и австрийцы в настроении обороны, а не наступления, и готовы на всякий шорох отвечать безумным огнем. — На фронте Стрелков тоже временами поднимался огонь, казавшийся отражением какого-то наступления.

Кексгольмцы, в эту ночь, разбирались в пережитом, тянулись к сборным местам, выносили раненых, стягивались в роты и вывозили пушки. — Вот сохранившиеся отдельные штрихи картины этой ночи.

— Начальник команды Саперов Подпоручик Заремба, объединивший, за выбытием офицеров, командование на участке правее 1-го б-на, явился после «смены» к штабу полка с командой в 600–650 человек, — из них половина оказались Стрелками, Литовцами и даже Петроградцами! — Он же принес с собой подобранные на поле боя каски и документы восьми различных германских и австрийских частей. По-видимому, участок занимала австрийская дивизия с германцами в резервах и в артиллерийских прикрытиях.

— К раненому А. Барковскому на перевязочный пункт у Трыстеня, еще во время атаки на батареи, приходил, уже раненый в обе руки, его фельдфебель Субботич, с докладом, что противник сбит на всем фронте полка, что он сдал роту раненому ефрейтору Пейко и что «наш отец» идет на батареи. Позже к нему опять пришел уже из тыла истекавший кровью от штыковой раны ст. унт. — офицер Черкашин и принес для него носилки. Под вечер раненые солдаты 8 роты принесли его на полковой перевязочный пункт, «где к этому времени», как показалось Барковскому, «собрался почти весь полк». Да, когда за день было больше 1 1/2 тысячи раненых солдат и 18-ть раненых и контуженных офицеров, оказавшись среди них, можно было подумать, что здесь собрался весь полк. В 9 час. вечера в тряской и грузной санитарной линейке, по болотной гати из бревен отправили А. Барковского вместе с раненым в живот Прапорщиком Ящевским в дальнейший страдный путь, — в м. Рожище, в дивизионный лазарет. Там через два дня, спокойно, с сознанием конца своих молодых жизней и единственного счастливого смысла их в совершенных подвигах, скончались Волощенко и Ящевский.

— В тыл вели пленных 5 офицеров и врачей и 500 нижних чинов.

— Конные разведчики, под командой Подпоручика Адамовича, таясь от вспышек ракет и пальбы, вывозили орудия. Сколько их было взято? Хаос, смешение частей и заботы не о подсчете трофеев были так велики, что в этом счете все сбились и определяли его разно — от 15 до 40. Но не только Подпоручик Адамович вывозил свои орудия, — еще и Волынцы, после смены, вывезли в тыл и сдали Кексгольмцам их 18 пушек. Были орудия «спорные», захваченные не то Кексгольмцами, не то Литовцами или Стрелками. — Возможно, по ходу боя, что одни и те же батареи сначала брали Кексгольмцы, a затем, под огнем же выручавшей их артиллерии и пехоты неприятеля, когда вступали в линию Стрелки или Литовцы, они их снова брали и не могли не думать, что это их трофеи. Но в этом ли дело? Этим ли считаться после боевого братства наследникам тех, кто «души своя положили за други своя»! И кто может отрицать, что все трофеи Трыстеньского поля были добыты духом и кровью атаки Кексгольмцев и были достойной наградой их подвига «в день пятнадцатый июля», как летописно и торжественно отметился в их памяти день Трыстеньского боя.

Л.-Гв. Кексгольмский полк потерял под Трыстенем из состава 16-ти рот убитыми и ранеными 1973 человека. Это составило, если принять, что роты были доведены до 200–220 человек, — около 60 % убыли. Потери в ротах были от 76 (16-я) до 149 (5-я) человек; 1-й, 2-й и 3-й б-ны потеряли по пятьсот с лишним человек (2-й б-н 552). Доблестные пулеметчики понесли громадную потерю — 43 человека.

Раненых было в восемь раз больше чем убитых.

Это соответствует характеру боя, — движению в рост на огонь и победным рукопашным схваткам.

Из 36 офицеров состава четырех баталионов было: 11 убитых, что составляет 30 %, 12 раненых и 6 контуженных; сумма потери 29 человек, то есть восемьдесят процентов. Эти цифры подтверждают, что офицеры были на местах, — впереди своих солдат. Число контуженных соответствует наступлению под огнем тяжелой артиллерии.

Все же эти цифры говорят сами за себя.

На смежном участке боевые действия продолжались ночью.

Петроградцы ходили в атаку на кол. Михайловку на левом рукаве Стохода к западу от леса Ур. Воля, но были отбиты и окопались по опушке леса. Волынцы получили ночью приказание выдвинуть из резерва в тот же лес 3-й и от Владимировки 4-й б-ны и повторить атаку Петроградцев на Михайловку.

Неприятель же, как выяснилось позже, покинул на ночь и Аполонию, и Бабье, и, даже, Волосовку, и только к рассвету немцы заняли снова эту последнюю.

В течение дня 16 июля 3-й и 4-й б-ны Волынцев оставались в лесу на отдыхе, производя разведку путей на Михайловку для вечерней атаки.

Первые же два б-на Волынцев около 10 ч. утра были двинуты в атаку на д. Волосовку, но взяли ее только под вечер, понеся тягчайшие потери. Неприятель оставил и Остров-Волосовский, и поздним вечером 4-я рота Волынского полка перешла Стоход по переправам, насланным под огнем ротой Его Величества, но затем вынуждена была вернуться.

В это же время, вечером 16-го июля 3-й и 4-й б-ны Волынцев, пройдя через окопы Петроградцев, которые должны были остаться на месте, на случай неудачи, повторили атаку на Михайловку, но попали в болото, дальше в проток, где вода доходила местами по шею и отошли под ураганным огнем за Петроградцев, понеся большия потери. Лишь к полуночи роты успели разобраться и придти в порядок.[23]

К рассвету 17 июля весь Волынский полк был стянуть к Волосовке для новой попытки форсировать переправу. Литовцы были в резерве в Жуковом лесу.

У Стрелков, Л.-Гв. 2-й Царскосельский полк провел 16-е июля в Щурине, а в ночь на 17-е было обнаружено разведкой, что немцы отошли за Стоход.

С утра до вечера 17-го июля Волынский Полк и немцы, разделенные рукавами Стохода, вели жестокий, с чередующимися атаками, бой за переправу у кол. Остров Волосовский, закончившийся переправой и закреплением на линии H. Двор-Витонеж одной лишь роты Капитана Колюбакина с пулеметом и командой разведчиков.[24]

Правее Волынцев, от д. Бабье, так же весь день, вел бой за переправу Л.-Гв. 2-й Стрелковый полк и там же лишь только одной 11-й роте Капитана Тавастшерна удалось переправиться и занять позицию на высоте 90.00 правее Колюбакина.

18-го июля Волынцы были отведены в резерв, и день прошел без перемены в положении, а в ночь на 19-е Стрелки перевели через Стоход на высоту 90,00 два баталиона Л.-Гв. 2-го Царскосельского полка и, влево от них, Л.-Гв. 3-й Стрелковый Его Величества полк; одновременно, правее их, перешел Стоход и закрепился Л.-Гв. Московский полк.

С переходом через Стоход на участке II-го Гв. Корпуса, вся Ковельская операция была, в сущности, оставлена. К немцам подошли резервы, наши же резервы были истощены, и на линии Стохода началась прежняя позиционная борьба, с тою лишь переменой, что неприятель утратил тет-де-пон на левом берегу Стохода, а мы его приобрели на правом.

Прорыв на Ковель не удался. Все жертвы, принесенные Гвардией, остались бесплодны. Достижения девятимесячного отдыха и работы в «большом резерве» были утрачены на половину.

Причины того были, по-видимому, следующие:

1. Незнание военно-географических данных избранного для перехода участка Стохода, недопускающего ни форсирования без большой и длительной технической подготовки, ни использования кавалерии, — или пренебрежение этими данными в расчете на жертвенную доблесть Гвардии.

2. Неправильный выбор пункта неприятельской позиции для главного удара.

3. Недостаточность артиллерии, собранной на ударном участке для подготовки овладения плацдармом и, затем, для прикрытия переправы.

4. Недостаточность резервов за ударным участком.

5. Движение в атаку на Трыстень одного полка без равносильных последующих «волн».

Ни одна из этих причин не умаляет заслуг частей Императорской Гвардии, проявивших в эти дни высшую воинскую доблесть, во-истину принесших великие жертвы на алтарь Отечества и справедливо чтущих в своих союзах и обществах «день пятнадцатый июля на берегах болотистых Стохода» — днем своей общей славы и днем своего боевого объединения.

В зарубежном музее Л.-Гв. Кексгольмского полка хранится реляция Трыстеньского боя, подписанная Командующим полком Полковником Бароном Штакельбергом; на ней — собственноручная резолюция Главнокомандующего Западным Фронтом — старого Волынца Генерал-Адъютанта Эверта:

«Не могу удержаться и не высказать восхищения молодецкому делу славного Кексгольмского полка».

Кексгольмский полк зачат под Полтавой (Сводный полк Гренадерских рот Полковника Де-Боа) и знал за свою двух-вековую историю такие дни и такие испытания, как Полтава, Гангут, Цорндорф, семидесятиверстный марш и захват Берлина, Чесма, Роченсальм, Фридланд, Бородино, Кульм, Лейпциг, Париж, Варшава, переход через Балканы.

Трыстеньский бой поднимается в истории полка на высоту этих имен и становится: по пролитой крови, — в ряд с Цорндорфом, где было убито 15 и ранено 13 офицеров и где на вечерней перекличке стояло около полутораста солдат; по чести и славе боевого успеха полка, — в ряд с Гангутом, Роченсальмом и Бородинским боем; по отличиям, — в ряд с Гангутом, за который Царь Петр наградил всех офицеров «авангардии» золотыми, на цепях и всех Гренадер серебряными медалями, — что было впервые в Русской Армии.

За Трыстень получили:

Георгиевские кресты:

Генерал-Майор С. А. Кузнецов.

Полковник Барон Н. И. Штакельберг.

Полковник Д. Г. Ядыгин (посмертный).

Шт. — Капитан В. К. Витковский.

Подпоручик В. Ящевский (посмертный).

Подпоручик В. Шелин.

Подпоручик Я. Збиковский (посмертный).

Подпоручик Н. ф. Ренненкампф.

Прапорщик Е. Меньшов.

Прапорщик Н. А. Андржеевский (посмертны).

Георгиевское оружие:

Подпоручик В. К. Осипов II.

Подпоручик Б. Фурнье.

Подпоручик Я. Цихоцкий.

Да будет суждено этим страницам, увековечившим один из лучших подвигов Л.-Гв. Кексгольмского полка и его достойных солдат и офицеров, воодушевить, рано или поздно, новых Русских воинов на столь же самоотреченное служение Родине под тем же именем, достойным памяти в вооруженных силах России.

Б. АДАМОВИЧ.

VIII-1932 и VIII-1933. Югославия.

Музей Общ. Офицеров Л.-Гв. Кексгольмского Полка.

1. Реляция щ «Боевые действия Лейб-Гвардии Кексгольмского полка 14 и 15-го июля 1916 года у дер. Трыстень», со схемой наступления полка.

2. «Выписки из Высочайших Приказов и Приказов по Армии и Флоту о награждениях Орденами Св. Георгия и Георгиевским Оружием офицеров Л.-Гв. Кексгольмского полка за подвиги в Великой войне 1914–1917 г.г.».

3. A. Барковский, — «Памятка о бое 8-ой роты Лейб-Гвардии Кексгольмского полка у дер. Трыстень 15 июля 1916 года».

4. Письмо Генер. — Майора Барона Н. И. Штакельберга — Генер. — Лейтенанту Б. В. Адамовичу 25 июля 1929 г.

5. Рапорт Подполковника Заремба — Ст. Полковнику Общ. Офицеров Л.-Гв. Кексгольмского полка от 21 марта 1928 г. за № 101.

«Вестник Волынца», №№ 3 и 4, 20 февраля и 16 августа 1930 г.:

6. Генер. — Лейт. А. Е. Кушакевич, — «Бой на Стоходе».

7. «Бой 2-го батальона Л.-Гв. Волынского полка на р. Стоходе 16-VI-1916 года», — «Записал Л. Кривошеев 1 февраля 1930 г., Белград».

8. К. Тизенгаузен, — «Действия на Стоходе 4-ой роты Л.-Гв. Волынского полка».

9. Полк. И. А. Колюбакин, — «Воспоминания о действиях 4-го батальона на р. Стоходе (июль 1916 г.)».

10. Полковник А. Соколов, — «Прорыв фронта на участке Ворончин-Трыстень и бои на реке Стоходе 16, 17 и 18 июля 1916 года».

11. «Бой на Стоходе. Из мемуаров покойного Вячеслава Яковлевича Куликова».

«Архив и Музей Л.-Гв. 2-го стрелкового Царскосельского полка. Сводка № 6. Ревель 17 апреля 1932 г.»:

12. «Описание боя под Стоходом, 15–21 июля 1916 года, по воспоминаниям Г. А. Тавастшерна».

«Оповещения по Объединению Лейб-Гвардии 3-й Артиллерийской Бригады, №№ 5 и 6, 19 дек. 1931 г. и 1 мая 1932 г.

13. Полковник Сакс, — «Бой 15 июля 1916 г. у д. Трыстень», со схемой.