"Уникум Потеряева" - читать интересную книгу автора (Соколовский Владимир Григорьевич)

ДЕД ФУРЕНКО МЕЧТАЕТ НАПИСАТЬ МИРОВУЮ ИСТОРИЮ ВСЕХ ГРАЖДАН

Тут-то на сцену и выступает старик Фуренко. Замшелый, высокий и костистый, скверно одетый, все в широкую одежду, он пучил голубые в красных жилках глаза, орал, оскорблял без понятия чина всех приходящих к нему за советом, помощью или рыбьим молодняком. И мало кто дерзал сказать ему противное слово. Потому что дед считал себя умным, — а возможно, что таким и был. Во всяком случае, оскорбляемому всегда казалось, что дед знает больше него, и он смирялся. Когда Постников, узнав Фуренкин адрес в секции аквариумистов, отправился к нему за экземпляром редкостной рыбки «водяные глазки», старик так свирепо слаял ему что-то гадкое насчет любителей водной фауны, что Валичка даже забоялся. Скромно погрустив у дверей малое время, он под гневным взглядом деда стал обходить аквариумы. И так, покашливая, прохаживался, покуда не поразил Фуренко в самое сердце некоей к месту высказанной тонкостью о методах лечения инфузории ихтиофтириуса. Фока Петрович (так звали старика) покряхтел еще немногое время сварливо, и вытащил чекушку. Домой Постников возвращался гордый, чуть качаясь, и в литровой банке плескались почти что даром доставшиеся два чудных экземпляра «водяных глазок». Дальнейшей дружбе способствовали два обстоятельства: во-первых, Валичка согласился бесплатно отдавать старику всю молодь, просто за добрый совет, помощь и некоторые ценные породы. Во-вторых, старик полюбил разговаривать с Валентином Филипповичем, узнав, что тот закончил два вуза. Фуренко умел уважать образование.

Иной, нимало не затруднясь, счел бы Фоку Петровича обыкновенным сумасшедшим. Такие люди находились, и их было немало. И вот ведь что странно: какие номера, фортели ни откалывал костистый дед со своими рыбками — это никогда не послужило бы поводом к разговорам о сумасшествии. Но чуть дело коснется бумаг, или книг, или тетрадей, — короче, предметов мыслительной деятельности — здесь мы уж тут как тут. И что, казалось бы, странного было в том, что дед Фуренко любил собирать разную письменную рухлядь? Религиозным он не слыл, страстью к поминкам не отличался, вообще к людям был довольно равнодушен, однако так уж повелось: чуть объявился покойник, особенно известная прошлыми заслугами личность, глядь — уж крутится вблизи высокая фигура в размашистых одеждах, и подбирается к архиву. Этими письмами у него были забиты все углы, свободные от аквариумов, даже в туалете под них были приспособлены полки. Вдыхая гнилостный запах влажной слежалой бумаги, Постников спрашивал старичину: «Зачем вам этот хлам, Фока Петрович? Сдали бы в утиль, купили себе новые туфли». «Многие деньги плочены, многие трачены труды, — гудел тот, вздымая корявый, белый и распухший палец. — А ты бы, мил-человек, нежели чем растыкать попусту, помог бы разобраться. А я потом напишу на этом основаньи мировую историю всех граждан». «Мировая история! — злился Валичка. — Вы и в своей-то жизни только помалу разобрались, а туда же». «Своя жизнь — што… Своя жизнь — она, брат, только своя, больше ништо…». Наконец старик стал настырен, и Валичка начал брать письма пачками к себе, разбирал, иногда задумываясь над чужою судьбой, слезами и радостями. Старику он составлял краткие справки типа аннотаций, — кто писал, кому, какие главные события, на что стоило бы обратить внимание. Глупая, бесполезная работа! — тем более, что ясно было и дураку, что ни за какую мировую историю граждан Фуренко никогда не возьмется и ни за что ее не напишет.

И вот однажды, маясь ночью на высоком стуле, посреди своего булькающего и свистящего царства, Валичка прочел странное письмо.

Писала женщина. Средних скорее лет. Впрочем, предположений мы можем делать сколько угодно! Проще привести текст…