"Мир-крепость" - читать интересную книгу автора (Ганн Джеймс)20Я уже знал это чувство — темноту вокруг и падение, — только на сей раз оно продолжалось дольше и сознание вернулось ко мне быстрее. — Добрый день, Лаури, — сказал я, моргая от яркого света. Она вынула руки из перчаток и сняла сетку с головы. Потом повернулась, и у меня перехватило дыхание. — Спасибо за чудо, — сказал я. — Похоже, спасать меня вошло у тебя в привычку. Она криво усмехнулась. — На этот раз ты не оставил нам выбора. Она была в голубой кофточке и свободной юбке, маскировавшей ее формы, но я хорошо помнил их. Мои руки безвольно повисли, когда я вспомнил, как когда-то держал ее в объятиях. Будь у меня карманы, я спрятал бы руки в них, но у рясы карманов нет. Я отвернулся. — Этого я и хотел. Где Архиепископ? — Сегодня ты не сможешь встретиться с ним. Он отдыхает — в последнее время здоровье его ухудшилось. Может быть, завтра или послезавтра. — Это не страшно. Я осмотрелся. Комната была небольшой, с мягким резиновым полом, металлическими стенами и низким металлическим же потолком. Вдоль стен стояли различные аппараты, половину из которых я знал. — Мы на корабле Архиепископа, — сказала Лаури. — Он совершает одну из своих инспекторских поездок. Это официальная причина. Сейчас мы находимся на орбите, слишком высоко, чтобы угрожать Бранкузи, но зато вне досягаемости ее ракет. Поэтому трудно было установить контакт с залом суда. Чуть дальше — и у нас ничего бы не вышло. Даже подтягивая, я не была уверена, что захватила тебя и что ты попадешь сюда живым. — Ты могла оставить меня там. — И позволить тебе раскрыть тайну камня? — Значит, вы еще не знаете ее? Она покачала головой. — Ты здорово рисковал: ведь ты не мог быть уверен, что Архиепископ замешан в это и сможет тебя вытащить. — Да, уверенности у меня не было, но я знал, что он недалеко от Бранкузи. Мне сказал Силлер, да и Сабатини говорил об этом Аббату, но я вспомнил, только когда пытался угадать, кто может действовать анонимно. Я откинул все и всех, и осталось только одно — Церковь. Ты должна была работать на Архиепископа и располагать этим устройством, ибо можно было пробраться в старую крепость, где держал меня Сабатини, но не выбраться оттуда, когда я потерял сознание. Тебе могло помочь только это. — Я указал рукой на машину. — И это сообщение для Фалеску. Я долго не мог понять значения колечка над «i» и только потом сообразил, что это символ Церкви, ваш знак. — И все же ты рисковал. — Она нахмурилась. — Ты мог ошибаться, или Архиепископ мог решить, что не стоит вмешиваться в это дело. Знаешь, он даже хотел так поступить. Демонстрация деятельности и власти Церкви противоречит его принципам и политике. — Потому я и организовал это представление. Приходилось действовать открыто и решительно, иначе я бы не полез. Риск был не очень велик: моя жизнь имела значение до тех пор, пока я не нашел ответы на вопросы. — Ты и вправду расшифровал камень или просто блефовал? — Всего понемногу, — ответил я. — Я мог рассказать Императору все, что знаю о кристалле, но это не дало бы ему ничего. Не поможет это и Архиепископу, по крайней мере не в той степени, как он рассчитывает. Все страдания и смерти были напрасны. — О, Уилл! — воскликнула она, и глаза ее потемнели. Мне очень хотелось подбежать к ней, обнять и прижать так крепко, чтобы боль никогда больше не коснулась ее, но я не имел права этого делать, да и память о происшедшем между нами стеной окружала меня. Я не мог двинуться с места. Вместо этого я разглядывал машину, почти такую же, как в контрольном зале Собора. — Странно, — сказал я, — что у нее такой большой радиус действия. — Архиепископ располагает специалистами и техникой тысяч миров. Они увеличили мощность и поменяли сносившиеся части. Та, что стоит в Соборе, использует лишь небольшую часть своей силы. — А другие? — Тоже действуют. Архиепископ — глава Церкви, хранитель ее чудес. Образы, которые он может вызывать, удивительны и необычны. — И он не может помочь разрозненной, кровоточащей Галактике? — Это не его обязанность, — тихо сказала Лаури. — Он охраняет наследие людей. Эти вещи нельзя раздавать, как игрушки детям: они слишком опасны. Представь только, что они окажутся в руках людей вроде Сабатини, Силлера или Императора Бранкузи. — Возможно, — пожал я плечами. — Я поговорю об этом с Архиепископом. Она хотела что-то сказать, но промолчала. Я с болью в сердце смотрел на нее. — Лаури… — сказал я. — Лаури… Девушка подняла голову. — Да? — Нет, ничего. Мы помолчали. — Что такое этот кристалл? — спросила она наконец. — Ты скажешь мне, Уилл? — За определенную цену. — Какую? — Я скажу Архиепископу. В этом нет ничего особенного и ничего плохого, но я скажу только тогда, когда увижу его. Она задумалась. — Не проси у него жизни или свободы. Он добрый человек и даст их тебе просто так. Но не мог бы ты рассказать мне о камне сейчас? Я заколебался, зная, что могу лишиться единственного, чего желал, того, что мог теперь получить. — Расскажу, если ты пообещаешь не говорить этого никому, даже Архиепископу… особенно Архиепископу, пока я не договорюсь с ним. Она вздернула голову, и я увидел ее великолепную белую шею. — Обещаю. — Я не буду говорить тебе. — Лаури погрустнела. — Ты увидишь сама. Принеси камень. Она повернулась и вышла, я остался один и еще раз внимательно оглядел комнату. На всех стенах были металлические плиты; я подошел к одной, покрутил маховичок, и плита отошла в сторону. Это оказался ставень, и за ним я увидел бархатно-черное поле с блестящими огненными точками, переливающимися различными цветами. Это не было зрелищем ужасающей бесконечности, просто картина, без глубины и перспективы. Пространство, которого можно было коснуться рукой, драгоценные камни, а за ними — туманное мерцание, как гигантский мост через Галактику, ждущий стоп гиганта. Однако гигантов уже давно не было, только карлики ползали среди звезд. Звезды были так близко, что я мог сорвать одну из них для Лаури. Впрочем, ее блеск не мог сравниться с блеском глаз девушки. Я закрыл металлический ставень и сильно закрутил. Потом подошел к другому окну, открыл его и вскрикнул, провалившись в бесконечную ночь. Не сразу удалось мне успокоиться. Постепенно мои побелевшие пальцы разжались, я выпустил поручни на стене и заставил себя взглянуть еще раз. Голубовато-зеленый шар Бранкузи плавал в черной пустоте, солнце отражалось от больших океанов, мелких озер и ледовой шапки на полюсе. Половина планеты была в тени, и на ней слабо светилось пятно города. Интересно, не Королевский ли это Город? Справившись с головокружением, я восхитился этим сказочным зрелищем, совсем не похожим на предыдущую картину, холодную и равнодушную. Эта картина была теплой, полной жизни. Это был дом, планета, на которой рождались люди, которая их кормила и на которой они жили до самой смерти, не зная, как она выглядит. Потому они ее и уничтожили. На мгновение я увидел ее такой, какой сделали планету люди, — холодной, серой и угрюмой крепостью. Горстка людей сидела в комнатах наверху, обогреваемых светом солнца, остальные внизу, в сырости и холоде, теснились как черви на тухлой рыбе. Ничего удивительного, что они были бедны, тупы и бесчувственны. Я знал, что наступит день и крепость падет. Придет день, когда серые стены рухнут, когда солнце дойдет до самых темных подземелий. И я постараюсь сделать все возможное, чтобы приблизить этот день. — Уилл… — позвала Лаури. Я вздрогнул и обернулся. Она стояла посреди комнаты, держала камень в вытянутой руке и смотрела на меня. Я закрыл ставень. — Положи его на пульт. Девушка осторожно положила. Камень лежал, невинный, прозрачный; мы взглянули на него, а затем посмотрели друг другу в глаза. «Я люблю тебя, Лаури», — подумал я, но мысль эта была насыщена горечью и сомнением. Девушка покраснела и отвела взгляд. — Ты знаешь, о чем я думал. Ты ведь можешь читать мысли. — Иногда. Если разум человека открыт. — Как мой сейчас? — Да. — Попробуй сделать то же с камнем. Попроси, чтобы он заговорил с тобой. Она вгляделась в камень, нахмурилась, потом вздохнула и загадочно посмотрела на меня. — Что ты слышала? — Ничего. Может, какой-то далекий шум, вроде жужжания пчелиного роя. Что это такое, Уилл? Я глубоко вздохнул — еще одна надежда не сбылась. — Надень наушники и попробуй еще раз. Она надела их, нажала кнопку, взглянула на камень, а затем посмотрела на меня. Глаза ее были широко распахнуты, и я понял, что она приняла решение. — О, Уилл… — прошептала она. — Как это печально! Как удивительно и печально. — А самое грустное, что их дети еще не появились на свет. — Может, это произойдет скоро? Я умею читать мысли, а ты… Я покачал головой. — Умеешь, — настаивала девушка. — Один или два раза, — она покраснела, — я чувствовала, как твои мысли касаются моих. И ты всегда знаешь, когда человек говорит правду, а когда лжет. Поэтому я и не пыталась обмануть тебя. Ты безошибочно определяешь чувства, если они достаточно сильны. Может, это даже помогает тебе определить, кто где находится. — Да, — сказал я, вспомнив схватку с Сабатини. — Но я думал, что это все умеют. Лаури покачала головой. — Я бывала во многих местах и видела разных людей, но никто не обладал твоими способностями. Она помолчала, первый восторг прошел. — Но из этого ничего не следует, правда? Он нам не поможет. — Она указала на камень. — Не прямо. Скажи, ты знала, кто я, когда увидела меня впервые? — Нет, — ответила она. Это была правда, и я обрадовался. — А потом ты узнала и вытащила меня от Сабатини при помощи вот этого устройства. Лаури кивнула. — Понимаешь, мы искали Фриду, но когда нашли, было уже поздно. Зато там оказался ты, и мы узнали, кто ты такой. Тебя нужно было забрать оттуда, и я вызвалась добровольно. — Фрида работала для вас? — Да. Граждане думали, что Фрида их агент, но она работала для нас. Она должна была принести мне камень, но попала в ловушку и не добралась до меня. — Значит, ты была связной, — сказал я. Она кивнула. — И потому пела свои песенки. Если кому-то нужно было передать информацию или получить сообщение, он ходил от бара к бару, пока не находил тебя. — Да, — ответила Лаури, спокойно глядя на меня. — Фалеску тоже работал на вас? — Да. Он доставил бы тебя сюда, на корабль. Но Агенты Императора забрали его на допрос, а потом отпустили, так ничего не узнав. Ты, наверное, устал. Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. Узкими коридорами мы направились в кормовую часть корабля, встретив по пути несколько человек в серебристо-черных мундирах. Они уважительно кланялись Лаури. Наконец девушка остановилась перед дверью и отодвинула ее. Мы вошли в небольшую комнатку с койкой, стулом и умывальником. — Здесь тесновато, — словно извиняясь, сказала Лаури. — Да? — Сабатини и вправду умер? Я слышала об этом и никак не могла себе представить. — Да, умер, — со вздохом ответил я и рассказал, как это произошло. Девушка задумалась. — Страшный и несчастный человек, — сказала она потом. — Но зачем ты заманил его в склад? Ты не говорил, но я знаю, что ты не собирался мстить. — Мне не хотелось лгать — я пошел к тебе домой, узнал, что ты исчезла, подумал, что он схватил тебя. — О-о! — Она отвернулась к двери. — Лаури? — Что? Я заколебался. — Ты пришла ко мне в камеру только из-за камня? — Нет. — Лаури? — Что? — Извини за то, что я написал. Это было зря. — Конечно. — Ты простишь меня? — спросил я, подойдя к ней совсем близко. Взглянув на меня, она улыбнулась. — Я уже давно тебя простила. — Лаури, — быстро сказал я, чтобы покончить наконец с этим вопросом, пока не передумал. — Почему ты это сделала? Почему вмешалась в это дело? — Потому что так хотела, — медленно ответила она. — И потому, что это был мой долг. — Перед кем? — спросил я, и это прозвучало почти как стон. — Перед людьми. И перед Архиепископом. — Ты не должна была этого делать. — Это не так уж и много, Фрида сделала больше. — Но… — начал я и умолк. Слова звучали безнадежно. Ее ответ прозвучал в моей голове отчетливо, как колокольчик. Сердце мое учащенно забилось. Между нами больше не было стены, крепость рухнула. И все же, когда я взглянул на ее лицо, оно было бледным и несчастным. — Это ужасно, правда? — тихо сказала она. — А могло бы быть чудеснее всего в мире. Мы двое, наделенные такими способностями, могли бы стать счастливее всех в мире, если не считать тех, чей голос дошел до нас через века и расстояния. — Да… — Скажи, Лаури, — слова давались мне с трудом, — скажи, что я ошибся, что ты только играла роль… Но она покачала головой, а в глазах ее были печаль, усталость и жалость. — Я не смогла бы, Уилл, и ты знаешь это. Такова уж судьба женщины. Я просто делала то, что требовалось. Иногда это было неприятно, но другим приходится делать вещи и похуже. Это был единственный способ что-то узнать. Тогда я узнала, что наемники Императора не схватили тебя. Я не жалею ни себя, ни тебя, это что-то другое, правда? — Да, — глухо ответил я. Она помолчала, печально глядя на меня. — Спокойной ночи, Уилл. Я не ответил. Стена вновь разделила нас, и была она толще, чем когда-либо прежде. Любовь разрушила ее, но слова воздвигли снова. Я лег на койку и повернулся к стене. Ворочался я долго, потом все же заснул. |
||
|