"Любовь для умных мужчин" - читать интересную книгу автора (Кащеев Л.)

Глава II, понимание общественного контекста

Сложившиеся представления об отношениях между мужчинами и женщинами — это язык, на котором общаются люди: каждый толкует поступки другого, предсказывает его действия, исходя из того, что другой человек опирается на ту же культурную традицию, что и он.


Женщины же вообще просто помешаны на следовании общественным стандартам, поскольку для них крайне важно получить общественное одобрение (то есть пребывать в убеждении, что общество их одобряет). Фраза «все так делают» звучит для неё так, что никаких других обоснований не требуется. Она готова под этим лозунгом делать даже то, что противоречит её собственным интересам, она подчас требует от мужчины то, чего самой ей и не хочется, но, как она полагает, ей «положено» этого хотеть.


В частности, у любой женщины есть представление о том, как должен действовать в той или иной ситуации «нормальный мужчина». Исходя из этого эталона, она и дает оценку вашим действиям. Если она глубоко убеждена, что нормальный мужчина на третьем свидании дарит девушке автомобиль — если конкретно вы этого не сделаете, она, как легко догадаться, сочтет вас «скупердяем»[1].


Так что игнорировать традиции нельзя. Но и слепо подчиняться им, считая, что «раз все так делают, значит, так и правильно» — тоже. В том, что касается обыденной жизни, общественные установки невероятно консервативны. Людям проще свыкнуться с радикальными переменами в экономике или государстве, чем с тем, что вместе можно жить не расписываясь. В итоге сегодня до сих пор считается «справедливым» то, что соответствовало жизненным реалиям XIII века, или возникли весьма противоречивые сочетания из традиций, возникавших в разные века, при разных общественных формациях.


Образ привлекательного мужчины: исторически сложившийся абсурд

Женщина рождает, выращивает и воспитывает ребенка, мужчина обеспечивает безопасность и материальное благополучие матери и ребенка — это сложившееся исторически распределение ролей в паре. Исходя из него, на протяжении веков формулировались основные требования к представителю противоположного пола.


Нетрудно заметить, что выполнение «мужской» миссии сильно зависит от социума. Социум развивается, соответственно, какие-то качества мужчины становятся не нужны, какие-то напротив выходят на первый план.


Иерархия и соответствующее стремление женщины занять место рядом с самым высоким по рангу самцом были уже в обезьяньих стаях. Но вот каковы признаки высокого ранга, на которые самка реагирует даже не задумываясь? У приматов вожаком становился самый сильный и дерзкий. Это правило оставалось в силе до времен Возрождения: дюжие войны-дворяне никак не выглядели хлюпиками рядом с крестьянами.


Однако технологии войны развивались быстрее мирных отраслей, и именно на войне физическая сила несколько обесценилась: вместо рыцарей — мушкетеры. А что касается борьбы за власть, то всё чаще этот вопрос решался не в открытом поединке, а путем интриг и заговора — выигрывал хитрейший и подлейший. Ловкость вытеснила грубую силу. Соответственно, правящие классы всё сильнее демонстрировали своё высокое положение как отсутствие необходимости утруждаться, защищенность. В моду вошла нарочитая изнеженность, «слабосильность».


Что до мирного труда, то хозяйствующие единицы укрупнялись, и там появлялся всё более многочисленный класс управленцев и конторских служащих. В социальной иерархии они стоят выше «трудяг», а потому их «изнеженность» опять же становится признаком социального успеха.


Логичным продолжением тенденции стала метаморфоза многовекового образа «сноровистого работяги». Даже в материальном производстве физическая сила и выносливость значили всё меньше, квалификация и ум выходили на первый план. А параллельно росла роль нематериального производства. Число работающих исключительно головой или выполняющих пусть и физическую, но ненапряжную работу в сфере обслуживания превысило число работающих на производстве, причем первые и зарплаты получают выше.


Вектор развития очевиден: от дюжих богатырей — к изнеженному буржуа, приказчику-менеджеру, программисту…


Что же в этом смысле сохранилось с ископаемых времен? И 10.000 лет назад, и сегодня человека, занимающего высокое положение в иерархии, отличает дерзость, смелость, уверенность в своем праве брать лучшие куски — вплоть до наглости.


Но и эту схему многое путает. Любой, кто занимался бизнесом или делал политическую карьеру, отлично знает, что в современном обществе для успеха иногда гораздо важнее не смелость или дерзость в её «классическом понимании», а как раз противоположные качества — хитрость, терпеливость, изворотливость.


Это тем более важно для тех, кто делает карьеру в бюрократических структурах — государственном аппарате или больших корпорациях. Там возвышение человека всецело зависит от мнения вышестоящего начальства, а начальство ценит, скорее, не уверенность и дерзость, а, напротив, лояльность, умение послушно улыбаться или два часа ждать в приемной. Вот и получается, что на служебной лестнице зачастую возвышаются не дерзкие самцы, а их полные противоположности.


В российском обществе это пока чувствуется не очень сильно, именно в силу его структурной отсталости: в эпоху передела социалистической собственности большинство состояний, особенно крупных, было сделано именно что наглостью и твердостью. Но тенденции постиндустриального общества, где «капитал пляшет под дудку таланта»[2], подбирают под себя и нашу страну.


Типажи эдакого хряка или нагловатого живчика в роли преуспевающего чиновника или бизнесмена всё больше уступают «интеллигентам». Приходится оглядываться на Европу и США, где в чести аккуратные мальчики «ботанистого» вида и странные типы в свитерах, которые делают огромные состояния.


Но представления о том, как выглядит «идеальный мужчина», заложенные на генном и подсознательном уровне женщин, не изменялись сообразно обстоятельствам. Средневековая крестьянка, попав на машине времени в современный мир, сделала бы абсолютно неправильный жизненный выбор: она предпочла бы мускулистого (например, дорожного рабочего), а супервысокооплачиваемого программиста обдала бы ушатом презрения. Это понятно и объяснимо. Сложнее понять то, что в подсознании современной женщины до сих пор сидит та самая крестьянка. Культ мужской силы, дерзости и прочей брутальности никуда не делся.


Женщина ищет самого перспективного и успешного самца, который лучше всего обеспечит её и её детей… но её критерии поиска устарели насквозь!


Рыцари на белом коне готовы ждать часами в приемной? Нет. Они способны корпеть над тысячами строк программного кода? Тоже нет! Даже про Джеймса Бонда — а он, согласитесь, «усовершенствованная версия» крутого самца! — в последних сериях бондианы постоянно говорят, что это «динозавр холодной войны». Так и все «супер-мачо» — динозавры, порождения средневекового общества, способа производства и т. п., которые выглядят нелепо в современном мире и имеют немного шансов добиться материального и социального успеха.


Естественно, большинству женщин не хочется связывать свою судьбу с аутсайдером. Поэтому от мужчины требуют соответствовать прошловековым критериям мужественности, но при этом обладать качествами, позволяющими добиваться успеха сегодня. Что получается? Кентавр — существо с мужской головой и телом прекрасного жеребца. Зашибись красиво, но так не бывает. Дело даже не в том, что боготворимая женщинами физическая сила мужчинами утрачивается, как любая ставшая ненужной функция организма. Важнее то, что «традиционный мужчина» и мужчина, преуспевающий в постиндустриальном, информационном обществе — это абсолютно разные психотипы.


Миллионы женщин ищут того, чего просто не может существовать в природе.


Женщина, повинуясь подсознанию и инстинкту, влюбляется в «мачо». Но страсть проходит, и на первый план выпирает то, что в социальном плане он ничего достичь не может. И вчерашняя возлюбленная обрушивается на него с упреками, что он и сам опускается на дно, и женщину с дитями туда же тянет.


Не сулит ничего хорошего и противоположный вариант, когда женщина умом выбирает успешного. Сердцу (и матке) не прикажешь, женщина мало того, что его не любит, она испытывает к нему раздражение по причине свого равнодушия. Ей хочется любить! И то, что жизнь её благополучна, никак не покрывает отсутствия этой радости в её жизни.


Нельзя, правда, не отметить, что экономический и социальный прогресс в целом сделал менее актуальной роль мужчины как добытчика — женщина может обеспечить не только себя, но и своего ребенка. А потому материальное преуспевание и социальное положение мужчины тоже становятся менее актуальны в глазах женщины. Она может выбрать силача и красавца, или человека с чудовищной потенцией, или утонченного интеллектуала — и без разницы, что все они не при деньгах!


Запутанность и абсурдность традиций

Нечто подобное произошло и с шаблонами общения между полами. Они зародились в «неэмансипированную» эпоху, когда женщина себя и своего ребенка прокормить и защитить не могла, и в этом смысле полностью зависела от мужчины. В таком контексте обычаи «покровительства» над женщиной со стороны мужчины были абсолютно естественны и разумны, и одновременно та же тотальная зависимость женщины порождала взгляд мужчины на неё «свысока». Мужчина отвечал за её жизнь и благополучие, но при этом имел массу привилегий и власть над женщиной — всё было сбалансировано.


Но дальше контекст изменился, фактическая самостоятельность женщин стала логично оформляться в новые традиции. Однако одна система обычаев и отношений стала накладываться на другую, образуя в сумме нечто совершенно противоречивое.


У женщин появились права. Но привилегии, возникшие в эпоху их беспомощности, тоже остались. Соответственно, у мужчин отобрали многие их привилегии, но оставили практически все обязанности.


В частности, женщины стремятся жить в каждый момент по той системе обычаев, которая в данный момент для них удобней.


Допустим, сейчас женщине неохота ничего решать и вообще думать. Тогда она говорит: «Ну, ты же мужчина, ты и решай». Через час уже по-другому вопросу у неё уже есть своё мнение — и она немедленно вспомнит, что у неё есть права и свободы.


Другое проявление этого принципа заключается в том, что женщины горячо доказывают свою способность заниматься тем, что ранее считалось «мужским занятием», — но с оборотной стороной медали такого занятия иметь дело не хотят.


Например, женщины охотно садятся за руль. И действительно водят не хуже мужчин (на мелкие «особенности» женского стиля вождения глаза можно закрыть) Идиллия продолжается, пока машина исправна. Вам вряд ли удастся найти женщину, которая бы сама устраняла мелкие неисправности или меняла бы пробитое колесо. Это, по мнению женщин, «не женские занятия». Женщине должны доставаться радости жизни, а копаться в железках, возиться с домкратами — это, по их мнению, удел мужчин.


Однако наиболее характерное проявление этого дуализма — позиция женщин в мате риальных вопросах. Сегодня женщины имеют доступ практически к любой профессии и должности. Мужчина и женщина на равной должности получают одинаковую зарплату — штатные расписания предприятий просто не знают разницы полов[3]. Но женщины в массе своей продолжают считать, что мужчины обязаны их содержать. Пусть и не утверждают этого прямо, но это проявляется в тысячах мелочей. Например, в том, что «щедрость» или материальный статус стоят в списке ценимых женщиной качеств мужчины едва ли не на первом месте. Если мужчина скажет, что он ценит в женщине «щедрость», как на него посмотрят? А если он заявит, что ищет состоятельную девушку? Для женщины же искать щедрости мужчины и рассчитывать на неё остается вполне естественным. Женщины убеждены в своем праве получать на работе столько же, сколько получает мужчина, поровну делить с ним домашние обязанности — но при этом так или иначе быть у него на содержании.


Возникла дисгармоничная, перекошенная в пользу женщин, лишенная разумных обоснований система отношений между мужчиной и женщиной. Но такие, заведомо невыгодные одной из сторон, отношения не могут быть устойчивы.


Шире выбор — труднее выбрать

Ужесточение требований к партнеру, о котором речь шла в предыдущих главках, вроде бы нивелируется расширением пространства выбора. Нашим предкам выбирать было особо не из кого. И поселения были меньше, и доступны для общения были лишь люди в своей социальной нише.


Сегодня социальных условностей уже нет (почти), а пространство выбора пары для жителя миллионного города — десятки тысяч человек. А ведь мы не сидим на месте, ездим в другие города и страны… Первичный контакт между людьми не обязательно должен быть личным: появились вначале газеты знакомств, а потом и Интернет, сделавший полем выбора партнера практически весь мир. Отныне мы ограничены лишь языковыми барьерами и своими материальными возможностями по преодолению географических барьеров[4].


И только в таких условиях, только сейчас выбор стал действительно выбором, поскольку появилось реальное разнообразие вариантов. Еще несколько десятков лет назад люди выбирали партнера внутри своей регионально-социальной группы, где все были воспитаны в одних ценностях, находились примерно на одном культурном и материальном уровне. «Справа — кудри токаря, слева — кузнеца» — что это за выбор, если и кузнец, и токарь почти одинаково получают, мыслят, говорят и любят?


Но… больше выбор — больше суеты! Выбрать труднее, кроме того, неопределенно широкое пространство выбора порождает невероятно высокие ожидания по поводу того, кого он встретит там, за горизонтом. Тем более, что масс-медиа без устали рисуют нам образы идеальных мужчин и женщин.


Решиться выбрать кого-то навсегда очень трудно. И крайне велик соблазн вообще не выбирать, не останавливаться, не связывать себя никакими обещаниями.


Если лично вы не считаете для себя интересным это движение, то вполне вероятно, что ваша партнерша уже ищет того, кто придет вам на смену или разнообразит её жизнь. Конкуренция обостряется и становится глобальной не только в экономике, но и в «сексономике» — и там, и там тенденции абсолютно одинаковы.


Спокойной жизни нет нигде, ни дома, ни на работе; каким бы прочным не казалось ваше жизненное положение, успокаиваться нельзя. Война идет по всем фронтам. Ваше «суперстабильное» предприятие завтра могут разорить тайваньские конкуренты, вас самого — подсидеть молодой, но бойкий парнишка, а ваша супруга может завести роман по Интернету с симпатичным итальянцем или переспать с тренером по фитнессу.


Вчера человека ограничивали тысячи обычаев — но они же и защищали его. Сегодня нет ни ограничений (кроме ваших внутренних, которые вы установили для себя сами), но и защиты нет. Вам не уклониться от войны. И лучше нападать первому.


Нетрудно заметить, что многие из сложившихся «правил игры» не только не имеют под собой никаких разумных оснований — они крайне невыгодны для мужчин. Миллионы их соглашаются на ущемленное положение исключительно из-за того, что не берут на себя труд задуматься над происходящим или не позволяют себе смелость пойти против потока.