"Мир под крылом дракона" - читать интересную книгу автора (Гетманчук Людмила)

Глава 4 Лесной житель

Добирался я долго. Ночевал в лесу, у костра. Мой ужин обычно состоял из пшеничной лепёшки, куска сыра и каши, сваренной с кусочками солонины.

Получалось довольно вкусно. Правда, первый раз я ее не доварил, и крупа хрустела на зубах, а от солонины потом всю ночь хотелось пить. Травы, которые мне дала кухарка Рона, прекрасно шли с утра вместо чая, помогая проснуться и заряжая бодростью на весь день.

На мне все еще была одета форма охранника, к которой Рон предложил теплый плащ. Стояла середина осени, у нас это время года называют Драконье лето. Прошли сентябрьские дожди, смыв летний зной с уставших деревьев. Воздух очистился от пыли. Листья загорелись всеми оттенками пламени, от темно-бордового до бледно-лимонного. Говорят, очень похоже на огонь, выдыхаемый драконом.

По ночам уже было прохладно и мне приходилось много времени тратить на устройство места ночевки. Темнело рано, поэтому до шести мне нужно было успеть собрать хворост, наломать лапник, если рядом были елки, или сгрести в кучу опавшие листья и накрыть их одеялом. Потом я разжигал костер, подвешивал над ним котелок и шел строить шалаш. Для этого у меня был запасной эльфийский плащ, легкий, непромокаемый и достаточно большой. Я находил подходящую по высоте ветку или тонкое дерево, наклонял и привязывал верхушку покрепче к соседнему дереву, сверху накидывал плащ, а его полы прижимал камнями с двух сторон одеяла.

К тому времени, когда я заканчивал строить свой «дворец», мой ужин был уже почти готов. Иногда, если рядом было озеро, я шел купаться. Вода, нагретая солнцем за день, была намного теплее воздуха. Наплававшись, я ложился на воду и любовался яркими осенними звездами.

С утра я заваривал травы, седлал коней и отправлялся в путь. Я не спешил, но хотелось закончить путешествие до холодов. Отерон снабдил меня картой, и я рассчитал приблизительный маршрут. Весь путь должен был занять около двух недель.

Три дня от замка Отерона до границы, по собственноручно построенной дороге. Затем я пойду на юго-запад, подальше от моря, чтобы по дуге обойти столицу, на это должно уйти еще пять дней. Затем еще дня три-четыре, как получится, по отрогам Драконьих гор и я буду там.

На землях дроу все шло прекрасно. Форма охранника была всем знакома и меня беспрепятственно пропускали патрули, не задавая лишних вопросов. Но на всякий случай Рон дал мне охранную грамоту. Что-то вроде "препятствий не чинить, вопросов не задавать". Кстати, на границе пригодилась. У дроу все работают четко, не то, что у нас. Ну, теперь это забота Шона. За что боролся, на то и напоролся, мысленно улыбнулся я.

В форте я переночевал, помылся и нормально поел. Утром надел человеческую одежду, упаковав, на всякий случай форму, правда, сапоги менять не стал — уж больно хороши. Запасся продуктами, поблагодарил за гостеприимство и отправился в путь.

Чем дальше я удалялся от моря, тем реже встречались поселения людей.

И это меня вполне устраивало, так как я не хотел, чтобы меня кто бы то ни было видел. Уж слишком у меня теперь запоминающаяся внешность.

Я уходил вглубь страны, все красивее становилась природа. Смешанные леса перемежались лугами, между невысокими горами блестели на солнце блюдца озер.

Путешествие доставляло мне истинное удовольствие.

Я не охотился по пути. Во-первых, потому, что у меня не было времени сидеть в засаде полдня и ждать, когда глупый олень окажется на расстоянии выстрела. Это только в сказках главный герой, не слезая с коня, может подстрелить пяток диких уток, или пару зайцев, или одного оленя, пока его друг собирает хворост.

Во-вторых, зачем мне столько мяса?

На самом деле охота — это довольно утомительное занятие, требующее не только времени, но и знаний. Нужно уметь читать следы, знать повадки зверей, находить звериные тропы и отличать медвежье дерьмо от оленьих орешков.

Иногда попадались заросли поздней малины, усыпанные сладкими ягодами. Я набрал немного малиновых листьев, из них получается замечательный чай, хорошее средство от простуды. Еда закончилась на пятый день. Пришлось идти к людям.

Деревню я нашел ближе к вечеру, по многоголосому собачьему лаю, далеко слышному в тихом осеннем воздухе. Два десятка крепких домов, со своими дворами, вытянулись вдоль реки, на которой в самом начале стояла водяная мельница. Колесо находилось в постоянном движении — урожай в этом году был обильным, и во дворе стояло несколько подвод с мешками зерна, укрытыми брезентом от дождя. Я подошел к мужикам, сидевшим на бревне в ожидании своей очереди. Поздоровался и спросил, где можно переночевать и подкупить провизии.

Они отправили меня к Марфе, местной знахарке. Живет одна, детей нет, хозяйство справное — поделится продуктами и от денег не откажется.

Марфа, симпатичная женщина лет тридцати, крепкая, как спелое яблоко, коса ниже попы, провела меня в дом, накормила, напоила свежим чаем. Говорить нам было не о чем, я о себе не мог много рассказать, а о ней и так все было ясно.

Сказал, что после ранения еду домой, служил на границе.

Ночью я не мог заснуть, перина с непривычки казалась слишком жаркой, и я вышел на кухню попить воды. Она стояла на фоне окна, тонкая ночная рубашка, ставшая почти прозрачной в лунном свете, не скрывала восхитительную женскую фигурку. Тонкая талия, широкие бедра и пухлые покатые плечи. Я подошел к ней со спины, вдохнул аромат ромашки и понял, что попал.

— У меня больше года никого не было. Если ты скажешь нет, я уйду.

— Не уходи, — еле слышно прошептала она и повернулась. Я прижал ее к себе, и мир перевернулся.

Утром я обнял ее и сказал,

— Прости, я не могу остаться.

— Я понимаю.

— И не могу взять тебя с собой.

— Я знаю.

— Прощай, милая, и спасибо тебе.

— Прощай, — сказала она и вернулась в дом.

Я продолжил путь в прекрасном настроении. Если все будет хорошо, завтра я увижу свой новый дом. Я уже ехал по отрогам Драконьих гор.

Где- то там, за горами, накрытая магическим защитным куполом, преодолеть который могут только сами драконы, находится колыбель нашего мира. По легенде, мы все — дети драконов, по какой-то причине не захотевшие быть подобными им и утратившие эту способность навсегда. Иногда они покидают свою родину и живут среди людей. Моя бывшая жена утверждала, что ее мать, дракон, подкинула ее отцу, брату эльфийского правителя, и улетела. Что-то пошло не так, когда она преображалась в первый раз, и больше она не пыталась обернуться. По крайней мере, я ее никогда не видел в образе дракона.

Мой конь споткнулся, и пришлось спешиться и осмотреть его ногу. Вывиха не было, но подкова болталась. Искать кузнеца пришлось до темноты. В следующей деревне кузня стояла на отшибе, но мне повезло, кузнец еще не ушел и не отказался помочь. Заплатив кузнецу за работу, я поехал дальше. Мне предстояло последний раз ночевать в лесу, если все будет в порядке, завтра путешествие закончится.

На следующий день я, наконец, добрался. На дом было наложено заклятие для отвода глаз, если точно не знать, где он находится — в жизни не найдешь.

Стоящий на склоне горы, окруженный столетними дубами и соснами, дом и прилегающие к нему постройки заросли диким виноградом и плющом, и это замаскировало его лучше любых заклинаний.

Я завел лошадей в довольно большой сарай, с запасом сена и овса, расседлал, напоил и накормил, и отправился осматривать дом. С фасада он казался двухэтажным, но на самом деле склон, на котором стоял дом, настолько крут, что впереди в подвал дома вела обычная дверь на уровне земли, а сзади дома подвал уходил под землю. Жилой этаж, шагов пятнадцать на пятнадцать, состоял из просторной гостиной с камином из дикого камня, двух маленьких спален, кухни и веранды, откуда открывался замечательный вид. Рядом бежал ручей, после недавнего дождя превратившийся в маленькую бурную речку, весело несущую желтые листья в озеро, еле видимое сквозь листву. Меня порадовал полный шкаф одежды, удобная мебель в гостиной и плита с вытяжкой на кухне. Крутая лестница вела из кухни в подвал, где я обнаружил целый склад продуктов, надежно укрытых и защищенных заклинаниями от порчи, мышей и насекомых. Я также нашел бочонок бренди, табак и трубку. Не помню, давал ли я распоряжение на этот счет, но, все равно, спасибо тому, кто об этом позаботился.

Я шел из комнаты в комнату и открывал окна, чтобы избавиться от затхлого воздуха много лет стоявшего закрытым помещения. На дом сразу после постройки наложили немало бытовых заклинаний, от пыли, от сырости, от грызунов и насекомых — так что внутри он выглядел, как новый, несмотря на то, что ему уже двенадцать лет.

Таких домов было построено ровно тридцать, во всех концах страны для службы безопасности. Во всех жили, постоянно или временно, люди, работающие на корону. Знали о них очень немногие.

Этот дом я оставил для своих нужд, уничтожив все упоминания о нем в документах. Надеюсь, что здесь меня никто не найдет.

Солонина мне порядком надоела, и, хочешь — не хочешь, а придется идти с утра на охоту. Когда я еще сидел на троне мы часто устраивали королевскую охоту в честь приезда каких-нибудь именитых гостей. В окружающий летнюю резиденцию лес выпускали заранее отловленного оленя, натравливали на него свору собак, а потом верхом гордо выезжали охотники, и в бедное животное летела сразу дюжина стрел. Смешно вспомнить!

Проснувшись засветло, я отправился ставить силки на кроликов, которые водились в лесу в изобилии. Петлю из толстой шелковой нити я прикрепил к верхушке гибкой ветви, затем нагнул ее до земли и зацепил самым кончиком за рогатку, предварительно воткнутую мной в грунт. Присыпал петлю прелыми листьями и ловушка готова. Справившись с этим делом, взял удочку и решил на рыбалку.

Когда нас с Шоном по приказу отца стали учить верховой езде — нам было года четыре, не больше — в дворцовой конюшне служил старый конюший.

Вот он и научил нас простым житейским мудростям. Теперь я понимаю, что все происходило по приказу отца, но тогда нам было удивительно интересно убегать из дворца и жить в лесу. К двенадцати годам мы с Шоном уже знали, что в лесу не пропадем. Мы ходили на рыбалку, отслеживали следы зверей, искали яйца птиц в гнездах. Мы научились ставить силки, строить шалаши из камыша и спать зимой в лесу. Дед Наум научил нас пить свежую оленью кровь, есть строганину, жарить змей на углях. Кстати, змеи съедобные все, кроме морских. Мы ловили крабов и собирали мидии на скалах в море, готовили салат из крапивы, одуванчиков и дикого чеснока. Дед учил нас, и всегда приговаривал.

— Не думайте, что королевским детям это не пригодится. Нужно все знать и уметь. Жизнь иногда может так повернуться, что ой-ой-ой! Учитесь детки, вдруг вам это однажды спасет жизнь.

И отправлял нас купаться в проруби. Вот и пригодилась мне твоя наука, старый конюх.

Жаль, что своим детям я не уделял достаточно внимания. Все время занят был, а дети незаметно выросли, и оказалось, что я опоздал на целую жизнь.

И сижу здесь теперь один, как дурак, с удочкой. И времени у меня теперь навалом, вот только дети далеко и не со мной.

О, клюёт! Я подскочил с поваленного дерева, на котором сидел, и в этот момент удочка с такой силой рванулась из рук, что я свалился в воду. Хорошо, что там было по грудь. Я намотал леску на руку и начал подтягивать рыбу. Осетр, рвался с лески, натянув ее до предела. Перчатка на правой руке треснула, когда осетр дернул особенно сильно. Я тянул рыбину и боялся поскользнуться на илистом дне. Наконец я отвел правую руку с леской вверх и, дотянувшись, схватил осетра за жабры. Рыба билась в руках, я вышел на берег, положил ее на песок и, найдя круглый камень, несколько раз стукнул ее по голове. Она сразу успокоилась, и я с облегчением плюхнулся рядом. На ветру в мокрой одежде стало прохладно. Пора домой. Я срезал и заострил крепкую ветку, воткнул ее в рыбью голову, закинул ветку на плечо, и так, с уловом за спиной, стал подниматься вверх по склону. Свалив осетра на кухонный стол, решил переодеться. Скептически посмотрел на то, что я с себя снял — все в мокрых разводах, в песке и зеленой ряске. Придется стирать, а этого-то я как раз и не умею.

Разделав рыбу, я отложил кусок на уху, промыл и засолил икру, а остальное отнес в подвал. Отмыв себя, стол и кухню от рыбы, я вспомнил о силках, расставленных на рассвете.

Уже на подходе к силкам услышал стон. Подбежал и увидел, в одном из силков волка, попавшего задней лапой в петлю, и теперь наполовину висящего в воздухе. Глаза, наполненные болью, кровь течет из рассеченной ниткой лапы.

Я с опаской подошел и услышал шепот: «Помоги». Оборотень, причем совсем молоденький, еще щенок.

— Сейчас, только не кусайся! — я достал нож из сапога и перерезал леску. Волчонок упал и дернулся, пытаясь встать.

— Стой, не двигайся!

Леска впилась настолько глубоко, что передавила кожу и кровь текла ручьём. Надеюсь, что связки целы. Я снял рубашку и замотал ему лапу. Взял на руки теряющего сознание волка и поспешил домой. Щенок оказался очень легким, как полугодовалая собака, да еще и очень худым.

Забежал на кухню, положил его на стол, где еще совсем недавно разделывал рыбу. Достал чистое полотенце, разжег плиту и поставил чайник. Сунул тонкий нож в огонь, прокалить. Хорошо, что волк без сознания. Пришлось повозиться, подцепить и перерезать леску мне удалось только с третьей попытки.

Я промыл рану водой, очистил от попавшей туда грязи и шерсти, нашел нитки с иголкой, кинул их в кипяток, а потом только вспомнил, что в подвале у меня есть бренди. Пришлось бежать вниз и набрать в кружку — схватил первое, что попалось на глаза.

Еще раз промыл, уже алкоголем, и зашил кожу. Кровь уже не текла, все-таки у оборотней регенерация лучше, чем у людей. Намазав шов заживляющей мазью, обернул полотенцем и отнес волчонка на ковер у камина. Он уже очнулся и тихонько скулил. Я принес ему воды и поддерживал, пока он лакал воду. Напившись, щенок вытянулся на ковре. Я почесал его между ушами.

— Спи, глупыш, а я пока пойду, приготовлю нам ужин. Только не вставай, хорошо?

Я сварил уху, положил кусок рыбы в миску, размял ложкой и поставил на окно остывать. Не думаю, что мой пациент сейчас в состоянии обернуться в человека, а собакам горячее нельзя. На всякий случай я пожарил еще два куска рыбы и достал последнюю лепешку из тех, что дала Марфа.

Щенок спал, но сразу поднял голову, когда услышал мои шаги. Я размотал полотенце, и осмотрел рану. Совсем не плохо.

— Обернуться можешь? — отрицательное покачивание головой, — Ну, тогда я отнесу тебя на кухню.

Волчонок вылизал миску и посмотрел на меня все еще голодными глазами.

— Еще не наелся?

Я сел на корточки и протянул ему кусок лепешки с сыром. Он с такой скоростью клацнул зубами, выхватывая еду из моих пальцев, что я непроизвольно одернул руку.

— Эй, осторожнее, не покалечь меня, я и так достаточно покалечен. — Виноватым взглядом щенок, уже успевший проглотить хлеб, посмотрел мне в лицо. Повязку с глаза я снял еще вчера, подъезжая к дому.

— Я знаю, тебе мясо нужно, извини, но вместо кролика я сегодня поймал тебя. А ты не вкусный. У меня еще есть жареная рыба, будешь? Только подожди, я косточки вытащу, собакам их есть нельзя, — щенок зарычал. — Хорошо, хорошо, не совсем собака!

Мы доели рыбу, выпили воды и волчонок вопросительно посмотрел на меня, а потом на дверь.

— Тебе на улицу нужно? Давай, отнесу. Только не вздумай убегать, нитки из шва ты сам не вытащишь. А если хочешь, оставайся со мной. Я тут один. Хотя, что это я? Может у тебя есть куда идти? Тебя родители, наверное, ищут?

Волк на секунду высунул морду из куста и помотал головой.

— Нет? Ну, тогда оставайся.

— Угу, — с трудом прорычал щенок, все-таки волчья глотка не приспособлена для речи и давалась ему с трудом. Поджимая больную лапу, щенок похромал к дому.

Возле лестницы я подхватил его на руки и отнес во вторую спальню. Зверь смешно залез под одеяло, хвост остался на подушке, покрутился с одеялом вместе, устраивая поудобнее больную лапу, вздохнул тяжко-тяжко и заснул.

Я отправился во двор за дровами, утром плиту разжигать, да и камин можно разжечь, ночи уже прохладные.

Камин разгорелся легко, тяга хорошая, и я приоткрыл дверь к волчонку в спальню, чтобы ему было теплее. На кровати лежал мальчик лет десяти, худой и очень грязный, ногами на подушке, голова на самом краю постели, длинные волосы непонятного цвета свешивались вниз, почти доставая до пола. Я подвинул его к центру, укрыл, стараясь не думать о том, что завтра мне еще и простыни стирать придется. И щенка купать. Мальчишка подергал во сне ногой и что-то проскулил. Ему явно снился волчий сон.

— Привет!

— Доброе утро!

— Я кушать хочу, — закутанное в одеяло грязное и лохматое чучело стояло на пороге кухни и чесало в затылке.

— За стол я тебя в таком виде не пущу. Сначала — мыться.

— А я не хочу, я никогда не мылся.

— Заметно, — сказал я, подходя к ребенку и без лишних слов взваливая его на плечо.

Что тут началось, не передать словами! Я тащил его вниз по лестнице в ванную, куда заранее налил несколько ведер теплой воды и одно поставил рядом — смывать мыло. Вы когда-нибудь купали дикую кошку? Вот и я тоже не сподобился. И как оказалось впоследствии, купать детей я тоже не умею.

Щенок вцепился в перила, орал, кусался и царапался. Каждый палец приходилось отдирать в отдельности, он довольно сильно укусил меня за руку и поцарапал шею.

С большим трудом мы преодолели лестницу, но застряли в дверях ванной комнаты. Звездочкой, расставив руки и ноги, звереныш уперся в дверную раму и заверещал так, что окна задрожали. Это стало последней каплей. Оглохший, исцарапанный и укушенный, я поднял его подмышками и швырнул в воду. В ванной, рассчитанной на взрослого мужчину, худой ребенок сразу ушел под воду с головой, а там не очень покричишь. Я схватил его за шею и, придерживая его голову над водой, быстро, одной рукой, стал намыливать его волосы, лицо и шею.

— Отпусти меня, одноглазый, я не хочу, я не буду мыться!

— Я тебе не просто Одноглазый, — прошипел я сквозь зубы, — меня зовут Одноглазый Черт а ты, — отворачиваясь от брызг, сказал я, — можешь называть меня просто, дядя Черт.

Поняв, что вырваться не удастся, волчонок открыл рот, но вместо крика изо рта вылетел мыльный пузырь и поплыл в окно. Я, продолжая держать его за шею, окунул его с головой, смывая первую грязь. Достал и намылил еще раз. Когда мне показалось, что волосы достаточно промылись, я его поднял и припугнул:

— Будешь вырываться — останешься голодным.

Бедный ребенок стоял, не двигаясь, и только поскуливал от страха и обиды, пока я его намыливал, тер жесткой мочалкой, смывал, и опять намыливал. Уже в самом конце, когда я стал поливать его чистой водой, промывая длинные волосы, он расплакался, размазывая слезы и сопли ладошкой. Я достал его из ванной, закутал в чистую простыню вместе с головой.

— Не плачь, глупый, чистым быть намного приятнее, ты это скоро сам поймешь. Сейчас пойдем кушать и пить сладкий чай с медом. Обещаю, больше не буду тебя обижать.

Прямо в простыне, я посадил его за стол, поставил перед ним миску с вареной картошкой и чашку с черной икрой. Чай, уже заваренный, стоял на плите. Я взял с полки еще два чашки, обернулся и потерял дар речи. Голодный ребенок влез носом в чашку с икрой и теперь пытался слизнуть языком икру, медленно стекающую с носа прямо в рот, с совершенно блаженным выражением лица.

Я, всхлипывая от смеха, протянул руку с полотенцем и вытер его лицо. Пришлось учить волчонка кушать ложкой.

— Как тебя, кстати, зовут?

Он шмыгнул носом, глаза наполнились слезами.

— Я не помню. Меня совсем маленького нашли, и я жил в семье конюха, в доме возле конюшни. Конюх меня Серым звал. Два года назад я первый раз волком обернулся, так они меня хотели убить. Я еле сбежал, и с тех пор живу в лесу.

— Не реви, все будет хорошо.

Из-под спутанных, но уже почти сухих серых волос на меня смотрели блестящие от слез глаза того же цвета.

— Серый, говоришь? Ну что ж, как тебе имя Сергей? Нравится?

— Да!

— Ну, вот и славно, будешь Сережей, и, чур, слез больше не лить, а то опять тебя мыть придется. Сколько тебе лет ты тоже не помнишь?

— Нет.

— Это не столь важно, будем считать, что тебе десять. Важно то, что ты, несмотря ни на что, умудрился выжить….

В шкафу обнаружилось несколько женских нарядов, в том числе штаны и две рубашки. Конечно, вид у волчонка в них был забавный, но ничего другого я придумать не смог. Вот с обувью хуже. Я выдал ему теплые носки, ходить дома, а на днях придется ехать в ближайшую деревню, покупать ему одежду и обувь.

Скоро зима.

Вечером я вышел на улицу и закурил трубку. Звезды на небе от края до края, отражались в темной спокойной озерной глади, настолько чистой, что если нырнуть и из-под воды посмотреть на небо, то можно увидеть пролетающих над озером птиц. Но это днем, а сейчас я просто любовался звездами и думал, что все будет хорошо.

Я стал учить волка быть человеком. И, приблизительно через месяц, понял, что зашиваюсь. Я не успевал охотиться, готовить, стирать. Учить ребенка читать, колоть дрова, а также, рассказывать сказки, ходить на рыбалку и мыть посуду. Слава всем богам, убирать было не нужно — заклинания еще держались.

Скажу честно — не королевское это дело. Я оседлал коней, на одного посадил Сережу и поехал добывать себе жену, твердо решив без Марфы не возвращаться.

Сказка для Сережи.

Несколько раз, когда мы тихонько сидели на бревне с удочками в руках, над нами пролетали драконы. Мы оба с восторгом провожали глазами этих прекрасных созданий. А вечером Серый требовал сказку, обязательно про драконов. И я рассказывал.

Давным-давно, когда люди были еще очень глупыми, они боялись драконов. И среди них были такие, которые называли себя рыцарями. И ради любви прекрасной дамы они отправлялись совершать подвиги. Самым-самым великим подвигом считалось тогда сразиться с драконом. Они надевали доспехи из железа, брали большой меч, который можно было поднять только двумя руками, и отправлялись на поиски дракона.

Однажды один такой рыцарь, звали его Алекс Уно-Дес-Трес, решил, что он влюбился, и отправился сразиться с драконом ради прекрасных глаз дочери своего соседа, Миланты Фер-Дер-Кон. Миланта была веселой девушкой, всегда приветливой и, когда она улыбалась Алексу, у нее на щеках появлялись очаровательные ямочки. И Алекс влюбился по уши.

Он надел свои лучшие доспехи, сел на коня и отправился добывать голову дракона.

Алекс искал его год, потом еще год. И вот, когда он совсем отчаялся, потому, что его конь сбежал, меч утонул в болоте, доспехи поржавели и развалились, он сидел на берегу озера, пытаясь поймать себе хотя бы лягушку на ужин. Вдруг над ним, совсем низко, пролетел дракон цвета грозовой тучи и плюхнулся в воду прямо перед ним, распугав всех лягушек.

Рыцарь не испугался, нет, он просто, из тактических соображений, спрятался за дерево.

Дракон тщательно вымыл крылья, лапы, хвост и шею. Потом вздохнул, как-то совсем уж тяжко, по-драконьему, вышел на берег и вспыхнул, синим пламенем.

Рыцарь прикрыл глаза рукой, а когда он решился, и посмотрел сквозь пальцы, на месте дракона он увидел свою любимую Миланту. Алекс выскочил из-за дерева с криком.

— Любимая, как я рад тебя видеть! Что ты тут делаешь? А где дракон?

Миланта уперла руки в боки, осмотрела рыцаря с головы до ног и сказала:

— Тебя ищу, дурак! Уже два года летаю над всей страной и ищу тебя. И если ты сейчас же не отправишься со мной домой, я тебе такого дракона покажу, что ты всю жизнь заикаться будешь. Ты меня спросил, нужны ли мне твои подвиги?

С драконом он решил сразиться, дурак набитый! Я сама дракон, и папа мой — дракон, и мама тоже дракон, и братья мои — драконы. А ты всю жизнь жил рядом с нами и даже не догадывался. Так что решай сейчас! Или ты возвращаешься со мной, и завтра свадьба, или я утоплю тебя в этом болоте с лягушками!

Конечно, рыцарь пожалел бедную девушку, которой пришлось два года его искать, и согласился лететь домой. Тем более что он ее любил, а к лягушкам относился с прохладцей.

Миланта превратилась обратно в дракона и посадила гордого рыцаря себе на спину. Дома она его помыла, побрила (у него уже борода выросла по пояс) и вышла за рыцаря замуж.

Жили они долго и счастливо, и было у них пятеро детей — все, как один, дракончики.

И никто из соседей об этом даже не догадывался.