Ольга Белоусова За стеной

1

Я ПРОСНУЛАСЬ В УЖАСНОМ НАСТРОЕНИИ. ВПРОЧЕМ, ПО УТрам у меня такое случается. И, думаю, не только у меня. Кому и когда добровольно хотелось вылезать из теплой кроватки? Но в тот день мое недовольство окружающим миром достигло наивысшей отметки. Я долго лежала с закрытыми глазами, пытаясь понять, с чего мне так мерзко, а потом разом все вспомнила. Уж лучше бы у меня память напрочь отшибло.

Вчера приходил Серый. Само по себе это событие отнюдь не блещет оригинальностью, и пережить его я в состоянии. Ведь переживала же все последние восемнадцать лет нашего знакомства. Да вот только на сей раз мой дружок детства прибыл не один. И опять же, приведи он с собой чистюлю Эдика или даже, на худой конец, глупого Дрю, это вряд ли можно было бы назвать бедой. Но нет же, Серый пришел с родственниками! Вернее сказать, с одним родственником, потому что больше у него никого не осталось. Да и Тим ему всего лишь троюродный дядька, десятая вода на киселе, как говорит мама. И они на пару завели песню… Ну, знаете, как раньше бывало: «У вас товар, у нас — купец…» Только Серый обошелся без предисловий. «Тетя Нел, нам с Диной пора жить вместе. Вы не против?» Против? Кто против? Мама против? Моя мама только «за»! Ах-ах, жаль, бабушка не дожила до такого радостного события… Уж действительно, как жаль! Она бы меня в обиду не дала! Короче говоря, не успела я и рта раскрыть, как мать (моя собственная мать!) нас благословила.

— А чего тут думать? — удивилась она, когда, после ухода дорогих гостей, я все ж таки попыталась устроить дома небольшой скандал. — Ваше время пришло. А, на мой взгляд, так Сержик еще и подзадержался маленько.

— Ты могла, по крайней мере, спросить меня…

— О чем, например? Серж или не Серж? Ты ведь прекрасно знаешь, ни к кому другому он тебя все равно не отпустит.

К несчастью, в ее словах имелся смысл. Серый в своих пристрастиях был удивительно постоянен, неважно, что это — пиво, охота или женщина. Слабо утешало только то, что мы в общине такие не одни. Мое поколение, пятое от Взрыва, выросло, значит, наступила пора свадеб.

У меня снова начала болеть голова.

По крыше нудно барабанил дождь — погода проявляла характер. Вылезать из кровати не хотелось, но я с детства усвоила, что есть вещи, без которых ни один более-менее приличный день пройти просто не может. И расставание с одеялом непременно входит в их число.

— Дина, вставай, — позвала мама из кухни. Я сделала вид, что не слышу, хотя прекрасно понимала, что этот тркж не сработает. — Вставай, Дина, — повторила мама через пару минут. — Пора просыпаться!.. Дина!

Лучше встать, пока у нее хорошее настроение.

Я доползла до умывальника, поплескалась в холодной воде и заглянула на кухню.

— Нарви лука, — сказала мама, не оборачиваясь. — Завтракать будем.

Она всегда поднималась ни свет ни заря, искренне считая, что жизнь очень коротка и потому долгий сон — роскошь, которую мы себе позволить не можем.

На улице было свежо и мокро. Длинные толстые стрелки лука издалека напоминали лужу крови. Старательно обходя особенно грязные места на дорожке, я пробралась в середину этой «лужи» и принялась выбирать лучшие кустики.

— Мы собираемся за ягодой, — сообщила из-за забора Лера.

— Доброе утро, — буркнула я, срезая ножом сочные стебли. Красноватый сок на руках тоже напоминал кровь.

Лера выпрямилась, откинула со лба длинные волосы и засмеялась.

— Доброе утро, Дина. Слушай, мать тут рассказала, зачем они вчера к вам ходили. Сержик молодец, не забыл, что мой отец ему дядька, пусть и не по прямой линии. Он такой довольный — первый раз, все-таки, родича сватал.

Полдеревни замой счет развлеклись. Интересно, это должно греть мне душу?

— Отстань!

— А Эдик только завтра собирается… Он мне по секрету сказал. Вы, пожалуй, нас перегоните.

— Если у нас соревнования, добровольно уступаю тебе пальму первенства, — я махнула рукой, во все стороны полетели алые брызги луковичного сока.

— Ненормальная, — снова засмеялась Лера. — А что такое пальма?

— Отстань от меня, а?

— Ты в лес пойдешь?

— Ненормальным лесу не место, — мрачно сказала я, выбираясь из луковых зарослей. Лук — как сорняк, дай волю — заполонит весь огород.

— Значит, пойдешь, — откликнулась Лера. Я решила проигнорировать ее высказывания, иначе наш разговор мог затянуться на неопределенное время; сполоснула лук в тазу и зашла в дом.

На кухне на своем любимом месте (у него уже и место свое здесь появилось!) у окошка, как ни в чем не бывало, сидел Серый. После смерти отца, когда он остался совсем один, он частенько ел у нас. Мама его жалела и подкармливала, а он помогал нам по хозяйству и приносил мясо с охоты. Охотником Серж был хорошим. Наверное, лучшим в общине. Он никогда не возвращался из леса с пустыми руками.

— Утро доброе, моя красавица!

— Кому доброе, а кому и нет.

Он ухмыльнулся. Я схватила нож и принялась с остервенением крошить ни в чем не повинные стебли. Мама разлила по тарелкам жидкий суп.

— Осторожнее, Диночка, ты ведь не с заклятым врагом сражаешься, — заметил Серый. Я молча высыпала лук ему в суп, плюхнулась на свое место и уткнулась в тарелку.

— Рита сказала, что завтра начнут расчищать старые дома, — задумчиво заметила мама, усаживаясь рядом. — От мусора и привидений. Ох, и расплодилось же их у нас… Одной из главных идей в деревне была: «Каждой семье отдельное жилье!»

— Мам, давай немного передохнем, — жалобно попросила я.

— А кто тебе мешает?

— Мне перечислить поименно?

— Я ведь о тебе забочусь!

— У меня будет несварение желудка!

— Не волнуйтесь, тетя Нел, — сказал Серж, отставляя в сторону пустую тарелку. Вот это аппетит! Как же я его прокормлю?! — Мы все обсудим, как только Дина успокоится. Кроме того, нам не нужен дом. Я ведь живу один.

У меня внутри все замерло. О том. что дом у нас уже есть, я как-то не подумала.

— Ты поел, дорогой? — ласково поинтересовалась я.

— Да, спасибо.

— На здоровье. А теперь… иди-ка ты отсюда! Не порть мне с утра настроение! У тебя для этого целая жизнь впереди.

— Не нужно, Диночка, воспринимать данное событие как личную трагедию, — спокойно, слишком спокойно сказал Серый. Я знала этот его обманчивый тон — как правило, он не сулил ничего хорошего. Раньше я никогда не позволила бы себе подобных высказываний: побоялась бы последствий. Мы с Сержем выросли вместе, и я еще в детстве усвоила одну простую истину — в его присутствии некоторые слова лучше произнести про себя, чем вслух. Обычно я так и поступала.

— Если бы это зависело от меня, я бы прожил свою жизнь один, но общине нужны дети. И ты хорошо это знаешь. Ты всегда была разумна, какая муха тебя сегодня укусила?

Серый встал.

— Уже уходишь, Сержик?

— Дела, тетя Нел.

— Надеюсь, мы сегодня больше не увидимся, — пробормотала я.

— Надейся. Надежда дышит до последнего, — он развернулся и направился к выходу. Я смотрела, как он нагибает голову, чтобы не удариться о притолоку.

— Не смей мне угрожать!

Серый даже не обернулся. Хлопнула входная дверь. Я предпочла думать, что это сквозняк.

— Дина, Дина…

— Что, мама?!

— Дурная ты еще. Сержик — лучший из парней твоего поколения…

— Чем же он лучше других?

— Он неглуп и силен.

— Веский аргумент!

— Очень веский. Нам нужны дети. Здоровые дети.

К здоровым Старшие относят тех, кто сам ходит и сам думает, а главное — может иметь детей. Количество рук, ног и голов при этом не пересчитывается. Кого теперь это волнует?

А было время, когда жизнь ребенка не стоила и одного пшеничного колоска.

После Взрыва людей в деревне оказалось так много, что в каждом доме теснилось по три-четыре семьи. Город умер, и больше им некуда было пойти. Сюда пришли те, кто смог выбраться из развалин, не утонул в болотах, кого не сожрало оголодавшее лесное зверье. Почти все они были облученные и обреченные. И очень хотели есть. А есть было нечего, потому что Взрыв весь урожай отправил псу под хвост. Вокруг деревни всю траву подобрали, каждое деревне перетрясли. Многие тогда, в самом начале, умерли, многие погибли позже, так и не приспособившись к новому миру.

Трупы сжигали. Боялись инфекций и увеличения кладбища — при таких темпах смертности — до невероятных размеров. К тому же на второй или третий год рядом с деревней появились волки: страшные, злые и вечно голодные, потому что остальные звери почти все вымерли от радиоактивного заражения. Волки приспособились питаться исключительно трупами и чуяли их даже под землей. Бороться с этой напастью у людей не хватало сил.

Умерших не жалели, ведь они и страдать перестали, и общине их кормить больше не надо. А вот с домашним скотом была настоящая беда: помочь ничем не могли, только смотрели, как мучается… Мясо заболевших животных в пищу не годилось. На вкус такое, что проглотишь, и тут же наизнанку выворачивает. Потому, наверное, и людоедства у нас не было.

Людоедства не было, а голод был. Вот и не ценили детей — лишний рот. Да они и рождаться почти перестали. Долго, очень долго у нас на каждого новорожденного приходилось десять умерших. А на каждого здорового новорожденного — четыре больных. Сейчас во всей деревне только одна улица жилая. И смерть больше не кажется полезной штукой. Потому что, если не будет людей, то что же тогда будет? Но это так, фи-ло-со-фия…

Мама налила кисель в чашки. Какое-то время мы молчали. Кисель был кислым, но я знала, что сахара дома нет, и не будет до осени.

— Ты завела бессмысленный разговор, детка. Община — от слова «общее». Мы зависим друг от друга. У тебя нет выбора. Так же, как нет его ни у кого из нас.

Мать была не права. Выбор имелся. Но только для самоубийц. Не нравится жить в общине — живи без общины. Я видела одного такого. Он убил отца Сержа, и община его изгнала. Когда он выходил за ворота, Серый бросил в него камень. Только камень, хотя в его глазах была ненависть, страшная, как Взрыв. Человек ушел, и только потом я поняла, что его приговорили к смерти, куда более ужасной, чем от удара ножом. Много позже кто-то принес в деревню изжеванные обрывки одежды.

Так что мать моя была не права. Просто о таком выборе как-то глупо говорить вслух.

— Если ты можешь дать общине детей, значит, дашь, — сказала мама, уловив мои мысли.

— А кому они здесь нужны, мои дети?

— Ты не можешь знать, какие дети у тебя родятся.

— Если они будут похожи на меня…

— Они будут похожи на тебя и Сержа. Значит, они будут сильными и умными. Они смогут выжить в этом мире и продолжить род. Это — главное.

Я сделала очередной глоток, посмотрела на мать. Она одна из немногих детей, переживших Взрыв. Ей почти семьдесят, а выглядит не старше тети Риты, как будто застряла где-то в своей молодости. Она сказала мне однажды, что просто запретила себе стареть, и так, мол, страшная. И все, не стареет. Только исхудала сильно, как река после мертвого сезона, а ходит тяжело — ноги болят. Кожа мягкая, тонкая и вся в мелких крапинках Мама называет это веснушками, но я знаю — это от первых дождей после Взрыва. Раны у нее плохо заживают, и всегда шрамы остаются, даже от легких царапин. На лбу один, широкий, красный. Когда Взрыв случился, ее толчком с кровати на пол сбросило, вот и разбилась сильно. А вокруг глаз — черные круги, такие, что бровей не видно. Облучение. По-разному, но оно, проявляется у каждого в деревне. У каждого, кроме меня.

— Почему я родились такой, мама?

В общине ее долго считали бесплодной, поэтому мое рождение стало для всех настоящим чудом. Говорили, что быть такого не может — и родила поздно, и ребенок здоровый. То есть абсолютно здоровый. Говорили, девочка не выживет, не приспособлена. Не может быть, но вот было. Не должна была жить, но выжила. Отец умер через год, и я его совсем не помню. Зато помню бабушку, которая похоронила своего мужа, двух сыновей и много кого еще, а умерла, когда мне исполнилось девять. В отличие от мамы, она любила рассказывать о прошлом и считала, что мы обязательно должны вернуться в Город Но ее мало кто поддерживал.

— Почему я родились такой? — повторила я вопрос, чувствуя, что мама не хочет отвечать.

— Не знаю, Дина, — она раздраженно нахмурилась, — Ты до сих пор об этом переживаешь?

— До сих пор? — я чуть не подавилась киселем. — Представь себе! Я ведь не похожа на них, — я махнула рукой в сторону двери, через которую недавно вышел Серый. — Думаешь, они это забыли? Как бы не так!

— По-моему, Сержу абсолютно все равно, похожа ты на него или нет. Кроме того, никто ведь не показывает пальцем на Дрю…

— Спасибо за сравнение!

Дрю — огромный, волосатый, добрый, совсем глупый и очень сильный Эдькин младший брат. Мы используем его для перевозки тяжестей, на большее он все равно не способен.

— Ничего уже не изменишь.

— Так ли уж ничего?

— О чем ты говорить?

Я потерла нос, сделала пару глотков из чашки и спросила, наконец, о том, что меня давно мучило:

— Скажи, а может так быть, что там, за лесом, есть люди… Такие, как я? — Нет!

Ответ матери был резким, испуганным протестом. Я поторопилась продолжить, пока она не прервала мои рассуждения и не выпроводила из-за стола.

— Но почему ты так в этом уверена? Бабушка говорила, что всеобщей войны не случилось. А вдруг Взрыв затронул не весь мир? Вдруг где-то далеко живут другие люди. Живут и ничего не знают о нас? Может, стоит их поискать? Город…

— Нет.

— Но почему, мам?

— Забудь о Городе. Нет там ничего, и быть не может. А если кто-то где-то и есть, то очень далеко, и искать их незачем. Радиация везде и на всех действует одинаково. Ты — лишь исключение, подтверждающее общее правило. К чему куда-то ходить, когда в собственной деревне такого полным-полно?

— А если хочется? Бабушка говорила…

— Она слишком увлекалась глупыми сказками. Из-за их дурацкой Станции мы чуть не сдохли, а она все мечтала туда вернуться! — Голос мамы внезапно сорвался на крик. — Зачем?! Мы никогда никому…

Она оборвала себя на слове, как будто испугалась, что раскрыла страшную тайну. Я ждала, затаив дыхание. Еще ни разу я не видела ее такой. Но продолжения не последовало. Мать внезапно успокоилась, покачала головой и сказала:

— Я всегда считала, что тебе не следует забивать голову рассказами о прошлом. Мы остались живы. Не всем так повезло. Подумай лучше над этим.

И я подумала.