"Планета кочующих городов" - читать интересную книгу автора (Балмер Кеннет)

II АМАЗОНКА

На Планете Парсло верность старой родине — Земле — была законом. Существовал и другой нерушимый закон: жить здесь можно только по разрешению Управления Радиации Парсло, которое никогда не ошибается. Вскоре после завершения строительства первых поселений, происходившего под командованием Патриарха Парсло, ученые окончательно отказались от всяких попыток понять природу Радиации; а ведь вначале они активно занялись измерениями и опытами, желая найти ей место в каталогах многочисленных уже известных излучений. Старый друг Марсдена, университетский доктор Пер Карлквист часто горевал об этой всеобщей покорности: теперь для любого исследования, для любой свежей мысли шлагбаум закрыт. Долгими ночами они беседовали об этом, да что там они — весь народ требовал от правительства и науки: соедините свои силы и узнайте наконец, что такое эта дающая нам жизнь Радиация!

Паула Лейден жила в городе Черекровец. Это был город пастельных тонов, город шпилей и куполов, лежащий меж серебристых пальцев речной дельты у Спокойного моря. Под ярко-красным флайером Марсдена проплывала земля — дикая и фантастическая, полная буйной зелени. А частые оспины давно покинутых сайтов колыхались самыми густыми зарослями. Он пригляделся к местности и нажал кнопку автопилота, но скорость на максимум не поставил: не хотелось слишком спешить. Зависимость от этой женщины начинала тяготить его. Да, Паула дарила ему моменты высшей страсти, но резкие смены настроения, глубина ее депрессий — с некоторых пор просто пугали его. Он уже прикоснулся к регулятору скорости — но рука не послушалась его.

По всей юго-восточной части континента землю усыпали покинутые сайты городов… Мятежное изобилие зелени стелилось там, где шли проспекты и высились живые комплексы. У самого Марсдена мать родилась на севере, в Стирольной зоне. Там рано выпадал снег; Дуглас еще помнил материнские рассказы о зимних кострах — так странно было слушать о них на солнечном пляже юго-востока, в аромате садов. Теперь ее нет. Умерла и встретилась — там — с его отцом… Они были хорошими родителями, не стоило ждать от них большего — в тех невероятных ситуациях, которые налагали на них самые неожиданные требования…

Флайер летел стрелой — прямо на Черекровец.

С той роковой встречи уже прошло четыре года — Лейден тогда по-дружески пригласил его к себе на вечеринку. А может, четыре дня, или четыре века? Порой он совсем терял чувство времени, попадая в ауру Паулы… в ауру Паулы? или в пауру Аулы?.. Ум за разум заходит… Терял даже рассудок… терял сознание… все терял… но так много получал потом — ее дивные прелести, ее чудеса, ее сокровища. Да, тело Паулы он завоевал без труда. Но он завоевал больше, чем просто обладание ею. После всех потерь — он получил свежесть ощущений и острое чувство красоты. Все стало обращаться к нему острыми гранями. Он все время был погружен в воспоминания о Пауле — в чувственные, осязательные воспоминания о ней, сразу возбуждавшие его, он жил и дышал, чтоб увидеть ее снова… Это длилось четыре года, а может — всего четыре секунды…

Его вдруг охватило желание музыки. Оно все росло и наконец заставило набрать номер на циферблате. Теперь в его домашней кассетной библиотеке засуетился робот — рычаги перебирают кассеты и нажимают на клавиши. И вот уже вертится бобина. Изящный темный квадрат приемника сначала тихо, потом все громче наполняет кабину звуками. Это льются первые торжественные аккорды Дворжака — симфония «Из Нового Света». Марсден слушал эти вступительные такты, позволял музыке втекать в свое сознание и обволакивать его… И вдруг — словно удар топора обрубил мелодию — раздался голос Паулы:

— Дугги! Дугги! Отвечай мне, Дугги!

Его дернуло, как от удара кулаком:

— Паула? Да, Паула!

— О Дугги, дорогой! Глен пришел домой! — Ее охрипший от волнения голос перешел в шепот заговорщицы: — Я знаю, он подозревает! Сейчас тебе нельзя сюда!

— Ну ясно! Нельзя.

— Но ты правда любишь меня, Дугги?

— Конечно, люблю!

— Я должна лететь! Думай обо мне, дорогой!.. Я уверена — Глен хочет сделать что-то страшное! Как вошел, сразу спросил меня про новый флайер. Я не смогла даже выйти — позвонить тебе. Это было ужасно!..

Марсден слышал ее тяжелое дыхание на том конце связи — но щелчок тумблера разорвал контакт. И сразу Дворжак с величественным равнодушием снова полился в кабину…

Дуглас в раздражении вырубил музыку. Это — в духе Паулы. Она же просила… На мгновение он ощутил, как смыкается черная вода над головой… все! Он наклонился и щелкнул тумблером, переключаясь на другой канал, чтобы тут же услышать заразительный, булькающий смех Стива Уинкэма.

— Дуг! Собачий сын! Я тебя по всему свету ловил эти два дня!

— Понимаешь, только что передвинули наш Лоаден. А ты бы, Стив, роботов получше поставил себе на связь.

— Хорошо, что я еще живьем тебя не ловил — на моих старых летучках. Тогда бы ты посоветовал мне купить новый флайер.

— А что, ты не можешь себе этого позволить?

— В общем-то могу… Видишь ли, я сделал дело с Куллифордом.

— Наконец-то! Это здорово, Стив! А сейчас ты где?

— Не слышу в голосе жажды встречи! Я на векторном курсе. Черекровец будет через 16 минут 10 секунд.

— Я тебя встречу в «Красном дереве». — Это была скромная таверна, где Дуг часто бывал с Паулой.

— Ну нет, Дуг. Давай лучше в «Ампи Майка»? Подойдет?

— Ладно. Слушай! Ты не введешь снова меня в Спартанские круги?

— Это можно. Я как раз придумал для тебя кой-что. Не поверишь — именно сейчас обмозговывал, а тут твой робот мне кричит, что ты — на Черекровце. Уладим. Люблю четкую договоренность.

— О чем это ты?

— Сам увидишь.

Стив Уинкэм часто темнил, скрывая свой очередной фокус. Это, наверно, было связано с его профессией — импресарио. Как мифологический герой, он поднимал зыбь — внезапно, чтобы насмешить богов.

Такие мысли пришли к Марсдену, когда он вылезал из флайера, припаркованного в тесноте около «Ампи», и увидел, как Стив Уинкэм уже потягивает у стойки «Кровавую О'Хару». У Стива был острый подбородок, но в первую очередь все замечали его глаза — светло-голубые, выпуклые, излучавшие тонкий добрый юмор. Он запоминался: его живость и румянец, возбужденная речь — все это говорило о глубокой увлеченности Стива всеми гранями жизни.

— Дуг! Что ты пьешь в эти алко-дни? Заказывай ужин.

— Что и всегда. Мне, Стив, крепкий цитрус с каплей джебаля.

— Твоя история с Таккатом — это здорово!

Пожали руки. Марсден сам устраивал свои любительские матчи, но обычно толку выходило мало. Поэтому для профессиональных схваток и состязаний, за счет которых он жил, Дуг предпочитал нанимать Стива Уинкэма. Чутье спортивного импресарио у Стива было что надо.

— Почему здорово?

— Тренировка у тебя еще хорошая.

— Куллифорд, — напомнил Марсден, сделав глоток. — Вот это для тебя, Стив. Когда?

— Старик! Важнее — где!

— Ну?

— Парень настаивает — в экваториальной зоне.

— Мне подходит. Планетное вращение даст чуть больше баллона[3] — ты же знаешь теорию. А он-то почему так хочет?

Куллифорд родился в Поляр-сити, на севере Стирола, где уран добывают.

— Ясно. И ты думаешь — экваториальный баллон поможет ему против меня? — усмехнулся Марсден. — Ну, Стив, и хитрый же ты лис. Я это могу оценить. Но ведь смотри — декатлон[4] сведет на нет всю разницу. Бери Куллифорда. Где и когда ему вздумается. — Он погасил усмешку. — В бруто все решает дубина.

Уинкэм громко чмокнул губами:

— Порядок, Дуг. Как скажешь. Я всегда стараюсь: все к услугам клиента.

— Так и будет, старина! Лучшие в мире экзисенсы. Люди заплатят, чтоб увидеть находку Стива Уинкэма. Вот — ирония наших дней… А почему ты хотел в «Ампи Майка»?

Уинкэм допил свою «Кровавую О'Хару» и встал:

— Пошли, покажу.

Марсден тоже встал и пошел за Стивом. На момент они отразились в высоком зеркале бок о бок. Уинкэм расхохотался, и его ослиный гогот прозвучал куда громче обычного.

— Ух, Дуг, и здоровый же ты, черт! Вот сейчас ты в зеркале — как башня надо мной. А лицом к лицу — как-то не замечал!

— Называй меня: «тактичный Ку-Зет!» — сказал Марсден, отходя от зеркала.

«Ампитеатр Майка» был построен в форме огромной миски; гордо поднимались крутые бетонные стены с отгибом наверху — их поддерживали включенные в бетонную толщу антигравитационные блоки, иначе такое сооружение не устоит. Этот гигант считался весьма привлекательным для шоу-бизнеса: на такой сцене что угодно можно поставить.

Под полом огромной главной аудитории заключался целый лабиринт отдельных, но соединяющихся комнат, рингов и сцен; они обычно были заняты. Уинкэм вел Марсдена к «Восьмому желтому» рингу. Горизонтальные и эскалаторные ленты несли их через комплекс, а из помещений слышались выкрики, звон металла, глухие удары боксерских перчаток, легкий топот изящных ножек, резкие удары колокола. Все эти звуки и запахи канифоли, пота, пыли; невольное ощущение вкуса крови во рту — это были для Марсдена как старая, но незабвенная любовь. Люди, проходившие и скользившие мимо — боксеры, борцы, фехтовальщики, амазонки, футболисты и гирокларисты, одетые в цвета своих клубов, — вся эта смесь оттенков и стилей всех видов спорта планеты — все эти атлеты олицетворяли выбранный им жизненный путь. Марсден давно уже перерос уровень местных Спартанских кружков, но память юных лет не угасла в нем…

«Восьмой желтый» был невелик, даже тесноват. Места — человек на двадцать шесть — обычно бронировались на время особенно интересных схваток: за счет казны для всяческих знаменитостей или за собственные — и хорошие! — деньги для особенно ярых болельщиков. В переднем ряду сидела пара; они позевывали, развалясь, — сразу было видно компетентных профессионалов. Марсден кивнул им: «Джек, Молли! Привет, рад видеть!» — и сел рядом с Уинкэмом.

Шла пробная схватка. Дуглас рассмотрел подготовленный к бою ринг. В безжалостном свете лучей кружили две девушки — словно кошки перед дракой.

— Это Феникс Поппи, — тихо сказал он Стиву, устраиваясь в кресле. — Помню ее. Она еще в хорошей форме.

— Да нет, старик, смотри на другую! Мы из-за нее пришли. Валяй свое профессиональное мнение. Если ручаешься мне за нее — заплачу без всяких, и считай, что договор готов.

Марсден сердито взглянул на веселого импресарио:

— Не надо, Стив! Бизнес есть бизнес, а мне не хотелось бы ломать ей жизнь.

И Стив, развалясь в кресле, сосредоточил внимание на сопернице Феникс Поппи.

Иные профаны сочли бы, что у мужчины нелепо спрашивать мнения об амазонке. Но Уинкэм и Марсден знали лучше. Женщина, даже если она сама — классная амазонка, никогда не даст объективного ответа.

— Ее зовут Шари Арруза, — шепнул Уинкэм. — А сама она величает себя «Алое Пламя» — дурочка еще.

Амазонки эти сражались с умом. Шари Арруза скользила по рингу в хорошем ритме. Марсден быстро измерил ее темп в секундах. Она была быстрей, чем Феникс Поппи. Одетая в алое — шорты и туника, обнажавшая ее правую грудь, — она двигалась более уверенно. Ее стандартные черные сапожки до колен блестели в лучах света, твердо постукивая по брезенту ринга. Плетеный щиток, диаметром двадцать четыре сантиметра, так и плясал в ее левой руке, парируя электрические укусы бича Феникс Поппи.

Маски девушек сверкали бижутерией под лучами юпитеров.

Каждая из двух амазонок пыталась достать до тела противницы своим электрическим бичом, свистя и щелкая им. Круглый щиток отбивал удары этого змеиного жала. Удар — отбой, удар — отбой, и хлыст опять готов для нового удара… Иногда бичи переплетались, и девушки отскакивали назад, чтоб разделить их. Победить должна ловкость и быстрота.

Уже дважды Алое Пламя была близка к победе, и Феникс Поппи лишь в последний миг удавалось поставить щиток. Марсден не мог не увлечься зрелищем — он наклонился вперед, следя за качаниями девичьих тел и взмахами бичей, мерцавших радужными отблесками ярких огней.

Сердцем бойца он хорошо понимал этих девушек — их сложные маневры, их преданность боевому искусству амазонок, моральный груз, лежащий на них. Глядя на ринг, он не мог быть судьей — слишком живо сочувствовал он обеим соперницам…

Вдруг, Поппи, уже казавшаяся усталой и неспособной продолжить схватку, взметнула свой бич в воздух. Как живое змеевидное существо, хлыст закружился, вибрируя и набирая силу. И вот посыпались удары — как прыжки ядовитой кобры. Шари, застигнутая врасплох, выбилась из ритма — ей осталось только отбиваться щитом. Было слишком поздно. Электрическое жало вонзилось в ее обнаженную грудь. Дуглас ясно видел искру разряда и уловил сдавленный стон девушки. Красное пятно, словно второй сосок, выступило на белой коже груди.

Молли в первом ряду встала. Она показалась Дугу жестокой и неприятной; на лице ясно виднелись следы старых шрамов, залатанных пластическими операциями.

— Хватит, дочка, — обратилась она к Поппи. — Иди оботрись. И ты, милочка! — это относилось к Шари Аррузе.

Алое Пламя сошла с ринга, держа в левой руке опущенный бич и щиток, а правой потирая ужаленную грудь. Дуглас хорошо понимал, что главная боль у нее внутри — ощущение раненой плоти было ничто в сравнении с горечью поражения.

— У тебя третий удар! — отметила Молли сухим тоном бывалого тренера. — Сегодня, милочка, ягоды тебя подвели.

— Завтра я постараюсь! — быстро возразила Шари, переводя дыхание. Ее большие темные глаза с мольбой обратились к наставнице. Марсден смотрел, как мускулы перекатывались на ее удлиненных бедрах. Молли покачала головой. Шари сняла с головы алмазную диадему, освободив массу упругих темных волос. Молли продолжала:

— Жалко, милочка.

— Но это все ягоды. Я уверена, — торопилась сказать Шари, тяжело дыша и продолжая массировать грудь. — Скоро ведь Черекровец будут передвигать. Все говорят.

— Может быть, милочка, все может быть. Иди-ка теперь умойся, приди в норму.

— Ну? — спросил Стив Уинкэм, когда девушка шла к раздевалке, волоча по полу бич. Ни разу она не взглянула ни на Стива, ни на его друга.

— Хорошо, — определил Марсден с уверенной легкостью эксперта, говорящего о том, чего он сам никогда не сможет испытать. — Но не слишком. Не высший класс.

Молли повернулась к нему с недовольным, но все же любезным выражением лица и согласно кивнула:

— Застыдилась. Но так всегда бывает. Поппи через это уже прошла. А у этой еще и не было настоящей беды.

В душе Марсдена росло раздражение. Для чего Стив притащил его сюда? Ну ладно: бедняжка пытается получить звание амазонки. Высокооплачиваемый спорт, тут тебе и деньги, и самоутверждение. Но явно проваливается. Зачем тут профессиональная компетентность Марсдена? На таком уровне вполне достаточно опыта Молли.

— Пошли допьем! — встал Уинкэм. — С нами, Молли? А Шари не захватишь?

Медленно угасало то возбуждение, которое Дуглас неизменно ощущал при виде любой спортивной схватки. Он достаточно разбирался в тайниках души спортсмена, и ему были понятны мотивы действий Стива: тому были нужны не победы, не победители — ведь все лавровые венки все равно когда-то пойдут в мусор. Дуг сам предпочел бы, чтоб все были победителями — без побежденных. Он чувствовал, как в его тело впитывается сок ягоды… Нет, ерунда, Радиация Парсло слишком тонка для этого… Но он вдруг ощутил страстное желание сойтись в бою с Куллифордом — прямо здесь и сейчас!

Вернулись в бар и стали ждать женщин. Тут Стив Уинкэм неожиданно заявил, с необычайной для него трезвой ясностью:

— Дуг! У меня не случайный интерес к Шари Аррузе. Я не хочу, чтоб она прохлестала всю свою жизнь в амазонках…

— Вот как? А что она сама об этом думает?

— …и я помогу ей. Ну, про твои дела с Паулой я знаю. Слушай сюда. Ты ведь устраиваешь все свои любительские выходы сам. Сам себе антрепренер. Прекрасно! Профессионал, не буду критиковать. Но ведь тебе нужна секретарша, такая…

— Бог с тобой, Стив! Какая еще секретарша? У меня для такого дела роботы.

— Да. И сколько раз твои роботы сажали тебя в лужу? Бери-ка лучше Шари своей секретаршей: фактотум[5] шефа, твой заместитель по всем делам, исполнитель всех поручений. Такую работу она будет делать с закрытыми глазами. Она — бакалавр по компьютерам. И сил у нее хватит — я знаю… — Стив замолчал, думая о чем-то своем.

Да, Источник Жизни в Черекровце, видимо, слабел. Радиации Парсло здесь, похоже, уже не хватало. Марсден наклонил голову, соглашаясь. Возражать не хотелось: каким-то образом он почувствовал облегчение.

— Ладно, Стив! Так и сделаю. Но если она все мои дела запутает? Тогда ты будешь своей шкурой отвечать!

— Не запутает, Дуг! Я ее знаю, а она — меня. А тебе нужен кто-то, чтобы вправить тебе мозги.

Марсден подумал о Пауле Лейден: «Мои мозги? Это — самая неразрешимая загадка Вселенной».