"Часы любви" - читать интересную книгу автора (Маккинни Меган)

Глава 22

Серый призрак рассвета еще только вползал на небо у горизонта, когда Равенна проснулась в объятиях Ниалла. Солома под ее плащом была такой теплой, что ей трудно было даже подумать о том, что пора уходить, однако она все решила. Нужно оставить Ниалла, пока у нее еще хватит силы на это. Здесь, в считанных шагах от замка Кинейт, от места, где обитал отец, она просто должна была отвоевать свободу и все сделать самостоятельно – иначе ей оставалось только терпеть последствия манипуляций графа.

Она поглядела на Тревельяна. Тот крепко спал. Но – даже мысль о причинах столь глубокого сна была ненавистна ей. Разъяренная на Ниалла, она намеревалась улечься спать в одиночестве, под обманчивой охраной пурпурной шерсти бархатного плаща, однако граф тут же опустился возле нее. Равенна попыталась противиться графу, который, невзирая на настроение спутницы, привлек ее к себе. Она была так близка к нему, что ощущала даже его сердцебиение… а потом – буквально против воли – сама повернулась к нему.

Тогда Ниалл поцеловал ее, и рука его – уже привычным движением – легла на ее грудь. Ненавидя себя за это – тогда, как и теперь, утром, она ответила ему поцелуем. Он взял ее быстро и резко, словно привязывая к себе душу Равенны, и она не сопротивлялась – потому что уже успела принять решение. Она бросит графа, хотя ей уже казалось, что она любит его.

Натянув на себя платье, изогнувшись, чтобы достать крючки на спине, она отступила от груды соломы, послужившей им ложем. Небо в прорехах соломенной крыши сделалось сизым. Скоро будет светло. Ей придется сперва отыскать дорогу, а там до замка Кинейт идти не одну милю. Ниалл последует за ней, Равенна понимала это, но в этом случае она сумеет провести по крайней мере час или два в обществе людей, которые могли знать ее отца. И за эти часы она готова сражаться. Незачем ждать.

Равенна бесшумно набросила плащ на замерзшие плечи. В последний раз поглядев на Ниалла, она попыталась представить себе их новую встречу. Конечно же, ее ждет целая буря, хотя Равенна надеялась на другое. Он не оставил ей выбора. Она должна или порвать с ним, или влюбиться, навсегда связав себя. Он будет добиваться все большей и большей власти над ней, и наконец она ощутит себя в вечном долгу перед ним. Ниалл – чересчур могущественный и влиятельный человек, чтобы можно было позволять себе попасть к нему в должники. Он будет видеть в ней только рабыню. Простую ирландскую крестьянку, которой придется угождать ему ради выказанной щедрости. И еще потому, что он алчет ее, а она не вещь и не будет принадлежать кому бы то ни было. А потому она более не примет его благодеяний – в том числе и нового, им затеянного – поездки в родительский дом.

Она отвела взгляд от спящего, полуобнаженное тело которого утопало в соломе. Ей так хотелось поцеловать его на прощанье, однако Равенна проглотила желание – словно горький как желчь комок. Если она поцелует Ниалла, он может проснуться. И тогда ей ответит поцелуем, и она снова попадет в его чары и предастся легкомысленным удовольствиям.

Даже не оглянувшись назад, Равенна на цыпочках оставила сарай и бросилась в чащу вязов.

От вида замка Кинейт у девушки, выросшей в ирландской лачуге, просто захватило дух. Поднявшись по дороге на небольшой пригорок, она поглядела против полуденного солнца. Ей не пришлось напрягать взгляд. Шпили замка часовыми поднимались над вершинами далекого леса, охраняя холмы. Изящный и относительно современный по сравнению с мрачным, задумчивым, состарившимся за века замком Тревельянов, сложенный из песчаника Кинейт казался мечтой принцессы. Пшеничного цвета стены, башенки венчала позеленевшая медь. Равенне сразу показалось, что она очутилась в одной из своих сказок. И посему она едва удерживалась от того, чтобы не побежать по усыпанной белым гравием дорожке и не броситься к подножию позолоченных парадных дверей.

Проходя сквозь железные с золотом ворота, увенчанные неоклассическими английскими грифонами, Равенна пожалела о том, что не может выглядеть более привлекательной. Шпильки так и остались в соломе, и ее волосы, пусть и перевязанные шелковой лентой, свободно лежали на спине, к счастью, укрытые шерстяным плащом. В подоле ее все еще оставались репьи, и шелковое платье, еще вчера опрятное и свежее, превратилось в мятую тряпку.

Снедали Равенну и другие тревоги. Как представиться? Как спросить о своем отце? Она пыталась продумать эти вопросы во время путешествия, но Тревельян настолько отвлекал ее внимание, что у Равенны просто не было времени на размышление. И теперь она сожалела об этом… весьма сожалела. Подходя к французским, инкрустированным позолотой дверям, она вспомнила старинную поговорку: «Все пустяк для дурака…»

– Кто ты?

Дверь распахнулась прежде, чем она получила возможность постучать, и на Равенну сверху вниз уставился дворецкий, являвший полную противоположность Гривсу. Однорукий дворецкий Тревельяна, изъяснявшийся на английском языке с ирландским акцентом, был чересчур человечен. Сей же муж, истинный образец холодной аристократической помпезности, похоже, не был склонен к какому-нибудь проявлению человеческих чувств. Он смотрел на гостью, как на девицу, опоражнивающую ночные горшки, посмевшую возомнить себя леди и постучаться в парадную дверь.

– Я хочу видеть… – Губы ее дрогнули. Так кого же она, в конце концов, хочет видеть? Она не сомневалась в том, что отец ее умер. Так кто же способен рассказать ей о нем?

– Лорда или леди Кинейт, будьте добры, – проговорила Равенна, презирая себя за то, что взгляд дворецкого вызывал в ней желание отступить.

– По какому делу? – Дворецкий обозрел мятый плащ и пыльный подол, явно сомневаясь в ее происхождении.

С горечью Равенна решила, что никак не сможет опровергнуть его подозрения. Ей оставалось только вступить в бой, и она сделала это.

– Проведите меня к леди Кинейт, или вам же будет хуже. – Менее всего она хотела бы показаться беспомощной этим людям.

– Виконтесса леди Кинейт подстригает розы в оранжерее. Ее нельзя отрывать от дела.

Обнаружив в себе больше нахальства, чем она могла предположить, Равенна вошла, минуя дворецкого, в зал, в котором окна чередовались с навеянными Ватто[55] пасторальными гобеленами. Указав пальцем на дверь, она проговорила с нарочитым высокомерием:

– Отведите меня в утреннюю гостиную и принесите чашечку чая. Я подожду там вашу госпожу.

Дворецкий молча замер у двери. Равенна повернулась к нему спиной, чтобы он мог снять с нее плащ.

После долгой паузы, которая явно ушла на обдумывание последствий, грозивших дворецкому, если он выставит незваную гостью, он повернулся к ней, и Равенна с ликованием ощутила прикосновение рук, помогающих ей избавиться от плаща.

– Следуйте за мной, мисс. Я извещу леди Кинейт о вашем появлении.

Он повел ее в арку, под которой располагались стеклянные двери. Растворив створки настежь, дворецкий впустил Равенну в небольшую приемную. Свет вливался в нее через головокружительной высоты двадцатифутовое окно, обрамленное целым морем бархата сливового цвета.

– Ваше имя, мисс? – Дворецкий посмотрел на Равенну, опустившуюся на зеленый с золотом диван.

– Равенна. – Она поглядела на слугу самым ведовским взглядом. Если уж и таким образом она не сумеет избавиться от расспросов о фамилии, которой у нее не было, значит, и все прочие способы окажутся бесполезными.

– Благодарю вас. Чай сейчас подадут. – С сомнением поглядев на нее, дворецкий поклонился и отправился за своей хозяйкой.

Трясущейся рукой Равенна вцепилась в подлокотник дивана. До сих пор она держалась, однако теперь ей предстояло обратиться с расспросами об отце к леди Кинейт. Равенна ничего не знала об этой женщине. Она могла оказаться ее бабушкой, тетей или кузиной. Леди Кинейт могла вышвырнуть ее из дома при первом же упоминании об отце. Словом, дама эта могла представлять из себя огнедышащего дракона.

Равенна рассматривала облака, нарисованные на потолке, весьма напоминавшие ей о принцессах и зачарованных замках. Людоеды не обитают в подобной роскоши. Равенна вдруг приободрилась. Быть может, хозяйка замка примет ее как давно потерявшуюся родственницу, как внучку, которой она никогда не знала. Они подружатся, и у нее, наконец, появятся и другие родственники, кроме Граньи.

– И кто же это смеет отрывать меня от роз?

Взгляд Равенны обратился к дверям, в которых появилась прекрасная брюнетка, лет на пятнадцать старше ее самой; хозяйка замка была в платье из желто-зеленого атласа. Причудливую прическу прикрывал плетеный капор, украшенный дорогими искусственными фиалками и завязанный лентой цвета лаванды. Очаровательные губы вытянулись в ниточку, когда хозяйка с неодобрением поглядела на Равенну.

– Кто ты? – повелительно спросила виконтесса, обратив к гостье газельи глаза.

– Меня зовут Равенна. Я из графства Лир. – Побелев от страха, Равенна встала перед красавицей.

– Какое у тебя дело ко мне? – Виконтесса нетерпеливо хлопнула по ладони садовыми ножницами. Перчатки цвета спелого сыра закрывали до локтей ее руки, предохраняя их от шипов. Равенна не ответила, и бросив ножницы и перчатки на комод в стиле Людовика XVI[56], виконтесса вошла в комнату.

– Ты цыганка? Хебблетуайт, мой дворецкий, так полагает. Он думает, что ты хочешь обокрасть нас. – Леди Кинейт с пренебрежением окинула взглядом ее завязанные на затылке волосы и запачканный подол.

От беспомощности Равенна могла только прошептать под этим осуждающим взглядом:

– Я не цыганка.

Она не могла даже осудить леди Кинейт за столь унижающие ее мысли. Проведенная в сарае ночь сделала ее облик менее чем презентабельным; кроме того, Равенна прекрасно знала, что кажется всем дикаркой, и Веймут-хэмпстедская школа, невзирая на все доблестные старания, так и не сумела превратить ее в более мирную особу. И теперь, глядя на себя глазами этой титулованной красавицы, Равенна желала себе смерти. Она слишком поздно осознала достоинства веймут-хэмпстедского воспитания.

– Итак, что за дело у тебя ко мне? – Равенна уже собиралась ответить, когда леди Кинейт остановила ее поднятой рукой, незамедлительно продолжив: – Ты должна знать, что если попытаешься предложить мне какие-нибудь амулеты или предсказать судьбу, я прикажу арестовать тебя. Мы не терпим у себя цыган. Довольно с нас уже ирландцев, работяг и любителей есть картошку…

Равенна молчала, не отводя глаз от рук леди Кинейт. Даже крохотной царапинки не было на сливочно-белой коже. Каждый ноготь отполирован до идеального блеска. Чистые, мягкие… руки истинной леди.

Тут Равенне вспомнились руки Граньи, всегда – насколько она помнила – казавшиеся ей древними и утомленными работой, морщинистыми и распухшими от старости. Но руки бабушки всегда прикасались к ней с нежностью и любовью. Они не могли оказаться злыми – в отличие от этих, холеных.

– Я разыскиваю отца, – произнесла Равенна, гнев заставил ее вспомнить о гордости. Уж она-то не была любительницей картошки, и если некоторых из ирландцев можно было считать таковыми, то лишь потому, что англичане ограбили их и лишили всего достояния.

– Какое отношение я могу иметь к твоему отцу? – виконтесса казалась всерьез раздраженной.

– Я имею основание полагать, что он происходил из замка Кинейт. Я знаю, что он был знатным… – Равенна умолкла. Путешествие на север в Антрим теперь казалось таким бесцельным. Эта леди Кинейт, прекрасная, холодная и строгая, никогда не поможет ей. Цепляясь за последнюю ниточку надежды, Равенна заглянула в самую глубь сухой пустыни глаз хозяйки этого замка, надеясь отыскать в них сочувствие. Однако оазиса не было.

Прекрасный рот леди Кинейт изогнулся в пренебрежительной усмешке.

– Если отец твой был человеком знатным, тогда ты, вне сомнения, знаешь его имя. Насколько я полагаю, правила приличия требуют признавать своих законных детей.

Каждое слово ее ножом резало на куски сердце Равенны. Она знала, что является незаконным ребенком, однако намеки на это, услышанные из уст состоятельной и привилегированной аристократки – причем, возможно, одной из ее кровных родственниц, – проникали внутрь до самых костей. Мрачная и расстроенная, она прошептала:

– Он любил мою мать. Я знаю это. Я уверена.

– Тогда он должен был жениться на ней.

– Леди Кинейт, вы его сестра? Или моя тетя?

– Не смеши меня. Какая я тебе тетя? Если предыдущий лорд Кинейт успел до кончины породить незаконную дочь, это касается только моего мужа, он был ему братом, а не я.

– Значит, ваш муж – лорд Кинейт? Младший брат моего отца? – Равенна жаждала правды. Ей было так важно что-нибудь узнать. Даже если этим она причинит себе боль. Даже если сама навлечет на себя несчастье.

– Лорд Кинейт действительно мой муж. А сейчас, – она приподняла бровь, – убирайся отсюда. У меня нет времени разговаривать со всякими рожденными вне брака цыганками.

– Пожалуйста, – молила Равенна, глаза ее были полны слез. – Мне только нужно узнать его имя. Просто назовите имя моего отца. Скажите, как звали брата лорда Кинейта?

– Не будь смешной. Я ничего не скажу тебе. Ну, или ты уйдешь сама и немедленно, или я прикажу Хебблетуайту выставить тебя. – Леди Кинейт невозмутимо взяла ножницы и садовые перчатки с инкрустированной крышки комода.

– Пожалуйста, мне пришлось добираться так далеко…

– Убирайся отсюда. И постарайся, чтобы обо всем этом не узнал мой муж. Уж он-то может посадить в тюрьму за такие претензии.

– Значит, я пойду в тюрьму, – воскликнула Равенна, отчаяние вместе с кровью пульсировало в ее венах. – Просто назовите мне его имя. Это такая малость.

– О, все вы, ирландцы, похожи друг на друга. Попробуй только окажи любому из вас маленькую милость, и можешь считать, что скоро останешься и без дома и без земли.

– Ну, пожалуйста, назовите мне его имя, – умоляла Равенна, сопротивляясь подступившим слезам. Отчаяние захлестывало ее. Она забралась так далеко от дома. Она так надеялась. И теперь отчаяние накатывало на нее мутным валом, который Равенна уж не могла отразить.

– Миледи.

Равенна повернулась к дверям утренней гостиной. И в ужасе увидела в них дворецкого, явно готовящегося выставить ее вон из замка.

– Хеббль, возьмите это… это… – леди Кинейт бросила решительный взгляд в сторону Равенны. – Возьмите это создание и выставьте за ворота Кинейта.

– Нет… – задохнулась Равенна.

– Леди Кинейт, прибыл еще один гость. – Дворецкий тревожно переступил на месте. – Это лорд Тревельян из Лира.

Равенна напряглась. Она неизбежно лишалась свободы. Леди Кинейт закатила глаза.

– Какой беспокойный день. – Глаза ее обратились к безупречному платью. – А я в таком беспорядке. Не могу же я приветствовать одного из самых высокочтимых графов, обитающих по эту сторону Ирландского моря, в своем сельском наряде. – Она кивнула на Равенну. – Выставьте эту девчушку, Хеббль, и передайте лорду Тревельяну, что я выйду к нему в приемную через десять минут.

Хебблетуайта явно раздирало на части.

– Что такое, Хебблетуайт? – резким тоном осведомилась леди Кинейт. – Разве у меня мало дел, чтобы еще думать о том, что у вас на уме? Выбрасывайте ее на улицу и подайте что-нибудь выпить лорду Тревельяну.

– Лорд Тревельян… – Хебблетуайт, сделав паузу, поглядел на Равенну. Сердце ее заколотилось в ожидании того, что ей предстояло услышать. Тревельян, очевидно, явился, чтобы помочь ей. И хотя Равенна не хотела никакой помощи, теперь выходило, что следует ею воспользоваться, иначе она ничего не узнает об отце. С сожалением она попыталась утешить себя тем, что отменно и заранее оплатила графу его услуги.

– Лорд Тревельян разыскивает свою жену, – Хеббль поглядел на свою госпожу глазами побитого щенка. – И, похоже, леди Равенна как раз и является ею.

Все краски отхлынули от лица леди Кинейт. Равенна пережила легкое потрясение, однако заставила себя ничем не обнаружить этого. У Тревельяна очередной приступ наглости, в этом не было и малейшего сомнения. Обычно в подобных случаях Равенна начинала бунтовать, но на сей раз – хотя ей было весьма неуютно представлять себя в роли его жены – она была благодарна ему за избранную тактику.

Взгляд леди Кинейт обратился к Равенне. Пробормотав абсолютно неразборчивые извинения, женщина торопливо вышла с какими-то словами о том, что ей необходимо найти мужа гостьи.

Через минуту Равенна услышала знакомый голос.

– Ах, вот и вы, моя дорогая. Слава Богу, целая и невредимая.

Она уставилась на появившегося в дверях Тревельяна. Направившись прямо к ней, Ниалл поцеловал Равенну в лоб, как и положено пылкому мужу, однако в глазах его сталью блистал пока еще дремлющий гнев, который, как она знала, уже был готов пробудиться в тот самый миг, когда они останутся с глазу на глаз.

– Милорд, муж мой… – приветствовала его Равенна, смущенно опустив глаза. По какой-то непонятной причине – а у него все причины были необъяснимыми – он решил не смущать ее. Однако за эту милость ей придется платить. Равенна знала – расплаты не избежать.

– Когда ты потерялась в лесу поле того, как наша карета сломалась, я впал в отчаяние. – Тревельян глядел на нее сверху вниз со зловещей искоркой в глазах. – И теперь, найдя тебя, обещаю, что более не выпущу тебя из вида.

Равенна глотнула, ощутив непонятную сухость в горле.

– Милорд, я чувствую себя хорошо. И могу позаботиться о себе, когда необходимо.

Ниалл понизил голос.

– Увы, и я крайне этим недоволен.

Он кашлянул и, взяв Равенну за руку, проговорил:

– Леди Кинейт, моя жена занимается крайне деликатным делом. Не знаю уж, много ли она успела вам сказать…

– Ох! Я все понимаю, лорд Тревельян, все понимаю. Ситуация требует, чтобы к ней отнеслись с предельной осторожностью. – Леди Кинейт кивнула головой с излишним пылом. – Но откройте мне, милорд, когда мы в последний раз виделись в Лондоне, вы были свободны, а я с тех пор о венчании не слыхала…

– Мы вступили в брак без особого шума, миледи, – уголок рта Тревельяна приподнялся в ехидной улыбке. – Положение моей жены во многом напоминает ваше собственное, леди Кинейт. Когда лорд Кинейт решил жениться на дочери сапожника, по вполне понятным причинам брачные празднества также решили не афишировать.

Женщина покраснела. Равенне было даже приятно, что эту величественную красотку столь удачно подкоротили под нужный размер.

– Конечно, милорд. Так было уместнее, – пробормотала она.

Пожимая руку Равенне, леди Кинейт шепнула:

– Простите мне мое поведение. – И уже более громким голосом она произнесла: – Я должна позвать Эдварда. Я знаю, он будет рад видеть вас… – И растерянно посмотрев на гостей, закончила: – …обоих…

– Позвольте мне принести вам подкрепиться, – Хебблетуайт поклонился и также вышел.

Оставшись вдвоем с Тревельяном, Равенна не сразу заставила себя посмотреть ему в глаза. Направившись к дивану, она устало опустилась на него.

– Спасибо за вмешательство. Вы прибыли как раз вовремя. Она едва не выставила меня.

– Я мог бы сказать заранее, что на другого рода прием тебе нельзя было рассчитывать. – Подойдя к Равенне, он взял ее за подбородок, заставив поднять голову и встретить его взгляд. – Ну почему ты вечно делаешь какие-то глупости? То убегаешь от меня, то отказываешь на мои предложения. Что ты надеешься извлечь из этой жизни такого, чего я не способен предоставить тебе?

– Независимости, – прошептала она.

Глаза его снова сердито вспыхнули:

– Неужели она стоит жизни? Тебя запросто могли бы убить в лесу, одинокую и беззащитную.

– А Малахия считает, что за нее можно умереть.

– Это не одно и то же.

Она негромко ответила:

– Я борюсь не за страну, а скорей за себя. Я не католичка и не принадлежу к протестантам. Люди Лира сторонятся таких, как я. Для них я отверженная, неудачница. Но я знаю обращение, на которое англичане обрекли ирландцев. Сама я ничто, и у меня нет ничего, кроме себя самой. Но я не позволю тебе делать со мной все, что угодно.

Слова эти явно тронули Ниалла. Равенна видела, что он понял ее; однако она знала, что понимание может обернуться для нее новым разочарованием.

– Ну почему ты такая грамотная? – возмутился Тревельян.

– Ты сам послал меня в школу. Я – твое произведение.

– И теперь ты обратилась против меня?

– Нет. Не против тебя. Я никогда не признавала тебя своим господином и поэтому не могу восстать.

– Я слышу шаги, – Ниалл тяжело вздохнул и прикосновение его руки к щеке Равенны сделалось ласковым. – Обсудим этот вопрос попозже, в спальне.

Она уже собралась возразить, но все же заметила расставленную ловушку. Или, сохраняя благопристойность, разделить с ним комнату, как подобает жене, или же разоблачить обман и позорно бежать отсюда, так ничего и не узнав об отце.

– Вот видишь, я не отказался от своего обещания не отпускать тебя, – поддразнил Ниалл Равенну.

– Но ты не сумеешь удержать меня. – Равенна с вызовом поглядела на него. – Ты не забыл – я ведь отверженная? А тот, кому нечего делать вовне, обращается внутрь себя. Моя любовь так глубоко зарыта, что даже ты не сумеешь отыскать ее.

– Я отыщу ее. Не забывай, кому ты отказываешь. К тому же, если не врет гейс: утверждая подобные вещи, ты можешь разорить весь Лир.

– Гейс – чушь, ерунда. Но даже если это не так, вина за неудачу ложится на тебя.

– Девка, – сказал он негромко, чтобы не слышали хозяева. – Интересно, знаешь ли ты, что за пламенем в твоих глазах таится ледяное сердце?

Слова эти ранили ее, однако глядя на Ниалла, Равенна вполне могла поверить в то, что он любит ее. Только это было не так. Он видел в ней существо не более интересное, чем пастушка, приглядывающая за его коровами, чем портниха, шьющая одежду из тонкой шерсти, которую дают его овцы, пасущиеся на горах Сорра. Для него она только служанка, имеющая, на его взгляд, некоторые достоинства, предоставляющая ему особое наслаждение.

Нет, она хотела большего, чем предлагал он. Если даже она вдруг поймет, что влюбилась в него – а в том, что этого уже не случилось, не было полной уверенности, – ей нужна будет взамен его любовь. А на это он не способен; тогда ему придется склонить гордую голову и смиренно просить ее. До сих пор Ниалл повелевал и ждал от нее повиновения. Просить не в его характере и не в природе того общества, к которому они оба принадлежали. Если им суждена любовь, значит, ей придется каким-то образом доказать Ниаллу, что она – ровня ему… А это невозможно, ибо она не сомневалась в том, что он, представитель Верхов, не допустит ничего подобного.

Дверь распахнулась перед лордом и леди Кинейт. Взволнованная Равенна вскочила и молча застыла перед человеком, который – возможно – приходился ей дядей.

– Тревельян, рад видеть вас. – Виконт сердечно пожал руку Ниалла. Равенна наблюдала за ним.

Лорду Кинейту, высокому и симпатичному, было уже под пятьдесят. Широкоплечий, с широкой улыбкой, он просто дышал родством. Хотя волосы его успела посеребрить седина, было видно, что прежде они были темно-каштановыми или черными. Его удивительно синие, почти фиолетовые глаза сразу привлекали к себе внимание.

– Моя жена только что сообщила мне совершенно невероятную весть, Тревельян, – сказал лорд Кинейт, обратив свой взор на Равенну.

– Боюсь, леди Равенна излишне раздражена, милорд, – Тревельян стиснул ее руку. – Она слишком упряма, даже когда речь идет о ее же собственном благе. Наша карета сломалась, и мы были вынуждены заночевать в сарае. Торопясь добраться сюда, она оставила меня, и, как я понял, ворвалась к вам в дом. Позвольте мне принести извинения и возместить ущерб.

Лорд Кинейт расхохотался.

– Никаких извинений, мой добрый друг. Хотя, явившись ко мне с этой вестью, леди Кинейт, должен сказать, потрясла меня.

Ладонь на руке Равенны налилась свинцом. Тревельян улыбнулся, пожалуй, не без горечи.

– Конечно, чего еще ждать от такого рассказа. Вы должны простить моей жене ее молодость и порывистость.

– Да-да, – виконт указал на диван. – Не хотите ли перекусить?

Помедлив, Тревельян поглядел на Равенну, отметив под ее глазами тени, выдававшие усталость.

– Если вы не возражаете, Кинейт, жена моя прибыла в ваш дом с огромными трудностями. Как я уже говорил, наша карета сломалась…

– Какая глупость с моей стороны! – воскликнула леди Кинейт. Повернувшись к Хебблю, она сказала: – Пожалуйста, проводите леди Тревельян в комнату, где она сможет отдохнуть. И немедленно пришлите наверх чаю, пирогов и всего, что ей понадобится.

– Вы прочли мои мысли, – Тревельян улыбнулся.

Леди Кинейт успела обрести прежнюю уверенность в себе.

– Милорд, вы весьма любезны и терпимы к нашей нерасторопности.

– Должен вам сказать, Тревельян, – произнес лорд Кинейт, – что вы еще не знаете, как повезло вам с вашей очаровательной женой. Вы ничего не слыхали об убийстве в Хенси?

Равенна ощутила, как Тревельян напрягся. Страх сковал ее сердце.

– Об убийстве, вы говорите? – невозмутимо переспросил Тревельян.

– Да, – кивнул Кинейт. – Не хочется пугать вашу жену, но благоразумие советует вам задержаться здесь столько, сколько потребуется, пока не починят вашу карету. Вчера в Хенси застрелили человека, входившего в город. Убийцы бежали в горы, они всегда трусливы. Их еще не поймали. На покойнике был сюртук, который он купил у своего хозяина только в прошлом месяце. И если бы старина Джек Киларни не был ирландцем, я бы решил, что его в новом отличном костюме приняли за англичанина, а значит, стреляли смутьяны. Иначе случившееся невозможно объяснить.

– Невозможно объяснить, – пробормотал Тревельян.

Итак, Джека Киларни, вне сомнения, приняли за Тревельяна. Он попал в засаду, и если бы не проявленное вчера Ниаллом присутствие духа, убитым мог бы оказаться он сам. Более того, на сей раз они могли погибнуть вдвоем. Равенна никак не могла справиться с охватившим ее ужасом.

– Ступай, любимая, отдохни, – проговорил Ниалл, поглядев ей в глаза. – Я скоро последую твоему примеру.

– Но… – Тревога в его глазах погасила ее возражения.

– У нас еще будет время поговорить о деле, ради которого мы приехали, – шепнул он.

Ей хотелось бы воспротивиться, однако Равенна понимала, что Ниалл прав. Им представится более удобный момент заговорить о ее отце. Успокоившись, она кивнула лорду и леди Кинейт.

– Да, я действительно устала. Весьма благодарна вам за гостеприимство.

– Мы рады видеть вас у себя, леди Равенна. – В голосе лорда Кинейта звучало любопытство. И прежде чем последовать за Хебблем, она обернулась, вдруг заметив, что и хозяин замка столь же озадачен, как и она сама, – парой глаз, так похожих на его.

– Мы приехали сюда, чтобы отыскать отца Равенны. – Сделав большой глоток бренди, Тревельян поглядел на виконта. Леди Кинейт отправилась распорядиться насчет обеда, и мужчины уютно устроились в библиотеке у очага. – Старый сказитель, – неторопливо продолжал Ниалл, – утверждал, что отец леди Равенны был родом отсюда. Я понимаю; что это может показаться абсурдом, но мы считаем, что им был ваш брат.

– Мой брат, Финн Бирне, лорд Кинейт, скончался.

– Нам это известно.

Лорд Кинейт вопросительно поглядел на Тревельяна.

– И откуда же?

Тревельян сардонически усмехнулся:

– Бабушка Равенны сказала, что отец ее умер. Старуха просто… знала это.

Виконт приподнял бровь. Ниалл ухмыльнулся.

– Кое-кто из жителей Лира считает старую женщину ведьмой.

Лорд Кинейт расхохотался.

– Восхитительно. Какая прелесть. Неплохо бы познакомиться с нею.

– Кинейт, по-моему, Равенна – ваша племянница.

Поглядев друг на друга, мужчины сразу стали серьезнее.

– Финн Бирне неожиданно умер двадцать лет назад, – сказал лорд Кинейт. – Именно тогда я и унаследовал виконтство.

– Мы не знаем, как это случилось, – проговорил Ниалл.

– Это была ужасная трагедия, – в глазах лорда Кинейта стояла боль. – Финн Бирне был на пять лет старше меня и должен был стать виконтом. Я служил в Королевском флоте. Когда Финн Бирне явился проведать меня, мне было двадцать восемь лет. В своей записке он намекал на то, что должен поведать мне нечто важное. Мы были очень близки, и он сказал, что я должен все узнать первым… но что он хотел открыть, так и осталось тайной.

– И что с ним произошло?

– Финн должен был ждать меня у старого арсенала, где мы обычно встречались, когда он приезжал в Лондон, потому что в казармы его не пускали. Я не знал, что здание ремонтируют. Весь фасад его со стороны улицы занимали леса. Вокруг были пешеходы и рабочие, и мы не сразу отыскали друг друга. Потом мне объяснили, что средневековое здание обветшало и требовало ремонта. – Голос Кинейта дрогнул. – Вот и не повезло Финну. – Он глубоко вздохнул, а потом, помрачнев, продолжил, едва шевеля губами. – Наконец, отыскав друг друга, мы были так рады. Он казался бодрым и счастливым… просто необычайно счастливым, и мне не терпелось услышать новость. Потом мы отправились в «Посох и жезл», старинный паб, где нам нередко случалось бывать, и уже там услыхали женский вопль. Даже сейчас он повторяется в моей памяти снова и снова, словно какой-то неотвратимый кошмар. Мы бросились к бедной женщине, и она показала наверх. По лесам карабкался крохотный мальчик – лет, наверно, пяти, – он уже забрался так высоко, что мать не могла даже надеяться влезть наверх и остановить его. Он каким-то образом улизнул, воспользовавшись невниманием женщины, заговорившейся со знакомыми на улице. Мы в ужасе следили за тем, как мальчишка время от времени поскальзывался, но всякий раз для того лишь, чтобы продолжить подъем, ибо крайний испуг не позволял ему спуститься вниз. Наконец, Финн не выдержал. Я, офицер флота, за геройство награжденный лентой королем Георгом IV, застыл как примороженный, а Финн действовал. Став на леса, он поднялся по ним футом на тридцать. Затаив дыхание, мы смотрели на то, как он отыскивал взглядом мальчишку. Над головой брата несчастный ребенок звал мать на помощь, и она отчаянно рыдала внизу. Наши нервы были в напряжении. Каждое движение на лесах дорого давалось нам, ибо и Финн, и ребенок могли сорваться. Наконец, добравшись до малыша, брат сумел посадить его к себе на плечи. Теперь он спускался, терзая наши нервы каждым неторопливым движением – потому что оба они находились еще на грани смерти. Финн был уже футах в десяти от земли, когда мальчишка отцепился от него и собственными усилиями спустился на землю к матери. Тут это и случилось. От каменной башни отломился шпиль.

Он летел вниз как дротик, набирая в падении скорость. Помню, как начали падать леса. К этому времени мальчишка был уже в безопасности на руках матери, но Финну еще нужно было спуститься. Когда мы нашли его посреди обломков, помочь моему брату было уже нельзя. Шпиль ударил его прямо в грудь. – Лорд Кинейт умолк, словно у него не хватило сил… и лишь через несколько минут негромко продолжил: – Он был пронзен насквозь.

Кровь отхлынула от лица Тревельяна. Он помрачнел, словно вспомнив о гейсе, о последствиях бунта против судьбы.

– И вы так и не узнали, о чем он хотел поведать? – спросил он.

Виконт скорбно покачал головой.

– Добравшись до Финна, я едва успел обнять его, как брат мой умер. Он сказал несколько слов. «Я хочу… я хочу…». И назвал имя женщины.

– И как же ее звали?

Лорд Кинейт поглядел на Тревельяна и негромко сказал:

– Я заметил сходство между Равенной и Финном. Глаза и рот очень похожи. Я верю, что Господь благословил меня ею вместо утраченного любимого брата. И я хочу этого более, чем чего-нибудь другого на свете. Мне нужно дитя Финна Бирне. Скажите мне, Тревельян, мать Равенны звали Мэри?

Ниалл с недоумением поглядел на виконта. После долгой паузы он плотно закрыл глаза и отпил глоток «Старого Светлого».

– Конечно, тут возможна ошибка, – предположил он. – Ваш брат умирал. Вы могли не расслышать его.

Лорд Кинейт был искренне разочарован.

– Ошибка невозможна. Он вполне определенно произнес имя Мэри.

– Мать Равенны звали иначе. Боюсь, что Финн Бирне любил другую.

– Тем не менее Равенна может оказаться его дочерью.

Тревельян покачал головой.

– Согласен, но как доказать это? – Он не сводил глаз с пламени в очаге. – Быть может, так даже лучше.

– Финна сглазили, Тревельян. Эта девушка – его дочь. Я в этом не сомневаюсь.

– Быть может, он неправильно произнес имя. Ведь ему было ужасно больно, – предположил Ниалл. – Вы уверены в том, что ошибки не могло быть?

– Я отчетливо слышал имя. И даже сейчас оно преследует меня. Равенна – дочь Финна Бирне, но как я могу признать родство с ней, не предъявив доказательств?

– Вы не можете этого сделать, – согласился Тревельян, явно разочарованный. – Равенне придется смириться со своим незаконным происхождением.

– Но Финн не был распутником, Тревельян. Жаль, что вы не были знакомы. Он был поистине достойный человек во всем. – Он хлопнул ладонью по диванной подушке. – Мой брат был не из тех, кто бросает детей.

– Всякому из нас случается хотя бы однажды забыть о добродетели.

Но лорд Кинейт не уступал.

– Подумайте хорошенько. Иначе ничего не сходится. Равенна находится как раз в подходящем возрасте для того, чтобы Финн мог ухаживать за ее матерью. Он приехал в Лондон лишь для того, чтобы рассказать мне о своей женщине, я в этом уверен. И она – мать Равенны.

– А что именно сказал Финн Бирне перед смертью? – спросил Тревельян.

Лорд Кинейт скрипнул зубами от горя.

– Боль и теперь не прошла. Имя я слышал отчетливо. Мы повсюду искали женщину, но без успеха.

– Так каковы же были его слова? – Брови Ниалла – темное золото – насупились.

– Он сказал: «Я хочу… я хочу Мэри[57] Бриллиант». Мы повсюду искали такую женщину. Однако обнаружили Мэри Бриллиант только в Лондоне, она пела в опере, и ей было под пятьдесят. Конечно же, брат не мог влюбиться в нее.

Лорд Кинейт продолжал говорить. Тревельян же застыл возле каминной доски. В глазах его горел огонек. Лорд Кинейт еще распространялся о своей утрате и разочаровании, когда Ниалл, извинившись, отправился к жене.

Тревельян вошел в апартаменты на третьем этаже замка, отведенные им Хебблетуайтом. Равенна глядела в окно. Лицо ее побледнело. В глазах металось отчаяние, а он так хотел услышать ее смех.

– Равенна, – прошептал Ниалл, привлекая ее к себе и заключая в объятия. – Ничто не потеряно.

– Когда я получу возможность переговорить с лордом Кинейтом о моем отце?

– Я уже побеседовал с ним. – Ниалл поглядел на Равенну, надеясь на встречный взгляд.

– И что он сказал?

– Он сказал, что брат его, Финн Бирне, действительно умер. Он скончался двадцать лет назад.

– Финн Бирне, – прошептала она. – Что еще известно? Ты обнаружил, что он… что он… – она не могла подыскать нужные слова.

– Виконт не сумел обнаружить связи между тобой и его братом. – Ниалл глядел сверху вниз на Равенну, предвкушая мгновение, когда он сумеет исполнить ее мечту и растолковать ужасающую ошибку, которую допустил лорд Кинейт. У него даже кружилась голова. Он с трудом удержал себя от того, чтобы сразу не исправить ее.

– Значит, все ясно, – сказала она тихим и ровным голосом, едва скрывавшим слезы. – Если бы существовали свидетельства того, что Финн Бирне любил мою мать, я могла бы попытаться установить родство. Но поскольку это не так, я более не буду занимать ваше с виконтом время. Мы должны уехать отсюда при первой возможности.

Равенна словно окаменела в объятиях графа, не желая сопротивляться и не принимая их.

Коснувшись ее щеки, Ниалл улыбнулся.

– Мы уедем отсюда, как только карету починят и за нами пришлют из Хенси.

Равенна кивнула с полной уверенностью в том, что сохраняет власть над своими эмоциями. И вдруг почти против собственной воли прошептала:

– Ну что было плохого в моей матери, раз он не смог полюбить ее?

Вопрос растрогал Ниалла. Он не мог даже надеяться на такую искренность ее души.

– Он любил ее, Равенна. Я только однажды видел твою мать, но не сомневаюсь в том, что душа ее была не менее прекрасна, чем внешность. Я знаю, он любил ее, – многозначительно произнес Ниалл.

– Но почему же… – Голос ее дрогнул. И Равенна не окончила фразу.

Он прижимал девушку к себе. Черные пряди как обычно упали на ее глаза. Ниалл отвел их, едва не поддавшись желанию поцеловать Равенну. Теперь не время. Не время, когда его одолевает вопрос, который так страшно задать.

– Позволь мне спросить тебя, Равенна, – проговорил он негромко. – Если бы, прибыв сюда, ты действительно обнаружила, что Финн Бирне любил твою мать, даже хотел жениться на ней, как бы ты поступила тогда? Чего бы захотело твое сердце?

Равенна поглядела на него с удивлением.

– Чего бы захотело мое сердце? Конечно, это была бы радость. Все вокруг переменилось бы. – Полные розовые губы ее дрогнули. – Лорд Кинейт – добрая душа. Если бы я смогла чем-нибудь доказать, он признал бы наше родство. – Едва ли не виновато она поглядела на Ниалла. – Ну, а если бы меня признал виконт, твоя власть надо мной прекратилась бы. Дядя заставил бы освободить меня. Он не позволил бы обращаться со своей племянницей подобным образом.

Слова эти поразили Тревельяна в самое сердце. Он ожидал вовсе не такой реакции. Он мчался наверх, перепрыгивая через две ступени, стараясь убежать от напыщенного дворецкого, пыхтевшего позади, мечтая сказать Равенне о том, что Финн Бирне действительно любил Бриллиану. И теперь перед ним возникла страшная перспектива – можно было все сказать, а потом увидеть, как она сбежит из его объятий с помощью протекции лорда Кинейта, или же не говорить ничего… Скрыть новость, которая сделает Равенну счастливой. А он надеялся на то, что счастье соединит их. Как это ни глупо, он надеялся, что она бросится ему на шею, будет обнимать его, смеяться сквозь слезы, припадет с благодарностью к его губам. Губам, которые так жаждали поцелуя.

– Ты ничем не обязана мне, – произнес он, пожалуй, чуточку резковато.

Равенна поглядела на Ниалла настороженными глазами.

– Ты держишь меня в заточении. Ты все время пытаешься подчинить мои желания своим. Тебе не кажется, что если бы я не была в твоей власти, со мной нельзя было бы обходиться подобным образом?

– Ну, а если бы это было не так, что бы ты сделала тогда? – Руки его стиснули ее запястья. Гнев уже мчался в душе Ниалла табуном диких коней. Ему приходилось сдерживать себя, чтобы не тряхнуть ее хорошенько за плечи.

– Если бы лорд Кинейт признал меня… – Глаза Равенны сделались задумчивыми при этой мысли. – Наверно, я отправилась бы в путешествие. Мне хотелось бы увидеть свет. Я бы зажила совсем не так, как прежде.

– Все это я могу дать тебе.

Равенна поглядела на его тяжелые руки, не ослаблявшие своей хватки.

– Но ведь так это не делается. Все должно быть иначе.

Ниалл закрыл глаза. Он ненавидел себя. Он осуждал и презирал себя за то, что собрался сделать, но ничего не мог поделать с собой. Все узнав от него, она вырвется на свободу и никогда не вернется к нему. Да и зачем это ей? Молодая, прекрасная, с деньгами и положением Кинейта она сделается независимой. Ей будут делать предложения знатные пэры. Она будет выбирать. Ну что может он предложить ей такого, чего нет у всех остальных? Только свое сердце и душу… Ниалл уже сейчас видел этот смеющийся рот, который уже успел наполнить собой его мечты. Этот прекрасный рот, ради которого он уже готов пойти на смерть.

– Пусть предательство Финна послужит уроком тебе, – сказал он ласково, прикасаясь к ее лицу со всей сдержанностью, на которую был способен. – Бриллиана была похожа на тебя. Такая ранимая, не из тех, кто может рассчитывать на покровительство мужчин, подобных Бирне. Поэтому он и оставил ее.

Ложь заставила Ниалла задохнуться, но правда была бесконечно опаснее.

– Ты узнал, что он бросил ее? – Эта весть потрясла Равенну, побледнев, она поглядела на него круглыми глазами.

Ощущая свою силу, жестокую и ласковую, Ниалл ответил:

– Кинейт сказал мне, что он умер, повторяя имя какой-то Мэри. Я не сомневаюсь в том, что он твой отец, Равенна, но Кинейт уверял, что брат его любил эту Мэри.

Равенна съежилась, словно в груди ее застыли слезы, которых нельзя было выплакать.

– Ко мне у тебя будет больше оснований для благодарности, – продолжал Тревельян как бес-искуситель, признавая, что ощущение это не столь уж неприятно ему. Поглядев на Равенну, он покровительственно кивнул. – Обещаю, что буду обращаться с тобой совсем не так, как обошелся Финн Бирне с твоей матерью. Я не хочу, чтобы тебя ждала судьба Бриллианы – бедность и одиночество.

– Не надо, – сказала она холодным голосом, отворачиваясь к окну.

Став рядом, Тревельян заглянул в полные ненависти глаза. Притихнув на мгновение, оба они слушали, как негромко играет ветер с ветвями огромных ильмов, выстроившихся вдоль дороги к замку, и Ниалл подумал, не возненавидела ли теперь Равенна и этот замок – оттого, что могла полюбить его. Мысль эта заставила его поежиться.

– Значит, все улажено. Ты по своей воле остаешься со мной.

– Я не буду твоей пленницей.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

С явным удивлением Равенна заглянула в глаза Ниалла.

Она действительно была колдуньей. Он почувствовал, что на все готов ради нее. На все – но только не на то, чтобы дать ей свободу.

– Ты делаешь мне предложение? – спросила она негромко.

– Да, – прошептал Ниалл.

– Ты намереваешься сделать меня своей женой?

– Да, – повторил он.

– Но я буду тогда лишь пешкой в твоих руках, с которой ты будешь делать все, что захочешь.

– Нет. Ты будешь моей женой.

– По имени, но не по сути, – с безнадежностью в голосе сказала она. – Ты просто хочешь меня – как Финн Бирне хотел мою мать. Ты даже способен предложить мне брак, но только потому, что гейс испугал тебя. Ты думаешь обо всех неудачах, которые в противном случае начнут преследовать тебя. Тебе нужна жена, так почему нельзя сделать ею меня.

Непролитые слезы превратили в аметисты глаза Равенны.

– Если я выйду за тебя, ты начнешь командовать мною; я ведь не ровня тебе и никогда ею не стану. Я тебе не нужна. Иначе ты просил бы меня и ничего не требовал; вставал, когда я вхожу в комнату, обращался со мной так, как с леди Кинейт. Но ты вместо этого хочешь манипулировать мною.

Ниалл не стал отрицать ее слов, понимая, что его недрогнувший взгляд самым лучшим образом подтверждает правоту обвинения. Можно было не сомневаться, что в это мгновение она ненавидит его не меньше, чем Финна Бирне.

– Я не буду ничьей игрушкой, – прошептала Равенна, отворачиваясь.

Ниалл грубо встряхнул ее за плечи. Нутро его корчилось от боли. Он терял Равенну. И чем ближе к себе старался притянуть ее, тем дальше она отдалялась. Но какой у него остается выбор? Граф был в отчаянии. Другого выхода не оставалось – только плен.

– Ты ничего не поняла, – проскрежетал он. – Все это не так. Ты недооцениваешь силу моего чувства.

– Нет, – Равенна глядела в сторону полными гнева глазами. – Всякий раз, когда ты прикасался ко мне, я ощущала силу твоего чувства. Но что мне это дало, если ты все еще видишь во мне ту оборванную девчонку, пробравшуюся однажды в твои комнаты, чтобы украсть несколько волосков? Милорд, вы принадлежите к Верхам. Таким, как вы, был и мой отец. Бриллиана никогда не могла составить пару Финну Бирне, та же судьба ждет с вами и меня. В конце концов, что может потребоваться лорду от крестьянки? – Голос Равенны дрогнул. – Сущие мелочи, как свидетельствует пример Финна Бирне.

Ниалл уже открыл было рот, чтобы опровергнуть ее слова; тем не менее ему пришлось промолчать, памятуя о ловушке, которую он устроил для себя самого.

– Ты неверно судишь обо мне, – наконец проговорил он, ощущая слабость своей позиции в отсутствии тех убедительных аргументов, к которым не смел прибегать.

Слезы, с которыми Равенна справлялась мгновение назад, теперь хлынули по ее щекам. Она глядела на него, такая прекрасная в своей безнадежности… Ниалл понимал, что оболгав Финна Бирне, он убил все ее мечты, однако же не стал ничего делать, чтобы успокоить Равенну. Эгоистичный гедонист – таким мог он считать себя отныне. Ведь гибели собственных мечтаний он предпочел смерть ее надежд.

– Разве ты не понимаешь, что нельзя силой заставить меня полюбить? Гейс более мудр, чем нам кажется, – сказала Равенна, с мольбой протянув руку. – Он говорит правду.

– Чем же можно заслужить твою любовь? Скажи мне, и я все сделаю.

– Физическое желание – далеко не все, что нужно мне в жизни…

– Я знаю это, – перебил Ниалл, ненавидя себя за отчаяние, звучавшее в его голосе.

– Будь это иначе, я предпочла бы Малахию. Он хотел обладать мною, но я поняла, что ничего другого он никогда не сумеет мне дать… а мне нужно большее.

– Так скажи мне, что тебе нужно!

– Я хочу любви и равенства в отношениях. Иначе я буду только служанкой, удовлетворяющей твои прихоти.

– А не случалось ли тебе когда-нибудь испытывать одиночество? – Вырвавшийся из его собственных уст вопрос потряс Ниалла, он не хотел говорить ничего подобного, но произнесенная фраза уже стала между ними, готовая превратиться по собственной прихоти во врага или друга.

Отступив от Ниалла, Равенна повернулась к нему спиной, словно желая скрыть выражение своего лица.

– Милорд, на этой земле нет более одинокого, чем я, человека. У меня никогда не было никого и ничего, кроме Граньи. Я люблю писать, однако и эта любовь одинока. Сочинительство – дело столь же удаленное от людей, как и все скорбные, лишенные друзей годы моей жизни.

– Тогда приходи ко мне.

– Но чем вы гарантируете мне равенство?

Ниалл не сумел ответить. Рыдания вдруг накатили на Равенну всепоглощающей волной. Спрятав лицо в ладонях, она заплакала, каждой слезинкой сплетая удавку на шее Тревельяна.

– Пожалуйста, моя любимая. Не надо, – прошептал он, уткнувшись в волосы Равенны, вновь оказавшейся в его объятиях.

– Я знаю, он любил ее. – Полные слез глаза обратились к окну, к зеленым лужайкам Кинейта. Казалось, что Равенна никогда не захочет увидеть их снова. – Гранья сказала мне, что он любил ее, и я буду верить в это до скончания своих дней.

– Верь ей. Верь, – шепнул Тревельян, сожалея о том, что солгал.