"Лакомный кусочек" - читать интересную книгу автора (Этвуд Маргарет)

Хорошенько охладите поверхность стола (желательно иметь мраморную доску), а также продукты, посуду и кончики пальцев… Из рецепта бисквитного теста (Л. С. Ромбауэри М. Р. Бекер. Радости кулинара).

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

31

Я убирала квартиру. Два дня не могла решиться, но наконец принялась за дело. Действовать надо было методично — снимать грязь постепенно, слоями. Сперва верхний слой — всякий мусор. Я начала с комнаты Эйнсли; все, что она оставила — полупустые баночки от косметики, засохшую губную помаду, старые журналы и газеты, устилавшие пол, заплесневевшую банановую кожуру, валявшуюся под кроватью, одежду, которую она не взяла с собой, — я свалила в картонные коробки; в те же коробки пошли все мои вещи, которые я решила выбросить.

Очистив пол и мебель, я вытерла пыль — повсюду, включая лепку под потолком и верхние края дверей и оконных рам. Потом принялась за полы — подмела их, вымыла и натерла мастикой. Полы так изменились от этой процедуры, словно я вместе с грязью сняла слой досок, под которым оказался другой слой. Потом я вымыла посуду и постирала кухонные занавески, а после этого устроила себе обеденный перерыв. Поев, взялась за холодильник. Особенно присматриваться к скопившимся в нем монстрам я не стала. Достаточно было поднять к свету любую из банок, чтобы понять, что их лучше не открывать. Продукты, жившие в этих банках, покрылись мохнатыми, пушистыми или колючими на вид шкурами плесени — в зависимости от того, к какой одежке склоняла их природа, — и было легко себе представить, какой разнесется запах, если снять крышки. Я осторожно опустила банки в мешок для отбросов и, вооружившись ломиком, атаковала морозильник; однако я обнаружила, что толстый слой льда, который сверху казался мягким, точно губка, внизу был тверд, как камень; надо было, чтобы лед хоть немного подтаял.

Я начала мыть окна — и тут зазвонил телефон. Звонил Дункан, и это было странно: я о нем почти забыла.

— Ну что? — спросил он. — Что произошло?

— Свадьба отменяется, — сообщила я. — Мне стало ясно, что Питер пытался уничтожить мою личность. Теперь я ищу новую работу.

— Понятно, — сказал Дункан. — Но вообще-то я спросил не об этом. Меня интересует Фиш.

— Понятно, — сказала я, жалея, что сама не догадалась.

— В принципе я, конечно, знаю, что произошло; но мне хотелось бы понять причины. Ведь он забросил свои прямые обязанности.

— То есть бросил аспирантуру?

— Не аспирантуру, а меня, — сказал Дункан. — Что мне теперь делать?

— Понятия не имею, — ответила я. Меня раздражало его равнодушие к моей судьбе. Теперь, когда я снова осталась одна, моя собственная персона казалась мне гораздо более интересным предметом, чем личность молодого человека по имени Дункан.

— Перестань, — сказал Дункан, — если мы оба будем напрашиваться на сочувствие, у нас ничего не выйдет. Один должен страдать и дергаться, а второй — спокойно слушать и сочувствовать. В прошлый раз ты страдала и дергалась.

Я поняла, что мне его не переспорить.

— Ладно, — сказала я. — Заходи попозже, чаю попьем. Только у меня ужасный беспорядок, — добавила я, извиняясь.

Когда он пришел, я кончала мыть окно — стояла на стуле и стирала тряпкой белую жидкость для чистки стекол. Мы очень давно не мыли окна, и они покрылись толстым слоем пыли; теперь я представляла себе, как странно будет снова видеть улицу сквозь прозрачные стекла. К моему огорчению, до верхних углов рам мне было не дотянуться, и там оставался налет сажи, размытой подтеками дождя. Я не слышала, как вошел Дункан. Вероятно, он несколько минут простоял в комнате, наблюдая за мной, прежде чем объявил о своем присутствии:

— Вот и я.

Я вздрогнула, потом сказала:

— Привет. Сейчас я спущусь, только закончу это окно.

Он молча ушел на кухню.

Насухо вытерев стекло рукавом, оторванным от одной из старых блузок, которые оставила Эйнсли, я нехотя слезла со стула. Во-первых, я люблю кончать начатое дело, а несколько окон остались невымытыми; во-вторых, мне вовсе не улыбалась перспектива обсуждать любовную жизнь Фишера Смита. Войдя в кухню, я увидела, что Дункан сидит на стуле и с настороженной неприязнью глядит в открытый холодильник.

— Чем это тут пахнет? — спросил он принюхиваясь.

— О, всякой всячиной, — небрежно ответила я. — Мастикой, жидкостью для чистки стекол и еще кое-чем.

Я подошла к окну и растворила его.

— Чай или кофе?

— Все равно, — сказал он. — Ну так что же у них произошло?

— Ты, наверное, сам знаешь — они поженились.

Чай было бы легче приготовить, но, бегло оглядев полки буфета, я не нашла заварки и принялась насыпать кофе в ситечко кофейника.

— Да, вроде бы. Фишер оставил нам довольно двусмысленную записку. Но как это получилось?

— Обыкновенно, — сказала я. — Познакомились на вечеринке, а дальше все пошло само собой. — Я поставила кофейник на огонь и села. Мне хотелось помучить Дункана, но у него был очень обиженный вид, и я закончила: — Конечно, не обошлось без осложнений, но я думаю, все уладится.

Накануне Эйнсли появилась в квартире после долгого отсутствия, и, пока она собирала вещи, Фишер сидел в гостиной на диване, закрыв глаза и выставив бороду, в горделивом блеске которой читалась вера каждого волоска в свою жизненную силу. Эйнсли уделила мне несколько минут и сообщила, что они отправляются в свадебное путешествие на Ниагару и что Фишер, по ее мнению, «вполне подходящая кандидатура».

Я объяснила это Дункану, как умела. Мой рассказ не расстроил его, не порадовал и даже не удивил.

— Что ж, — сказал он. — Фишеру, я думаю, это пойдет на пользу. Мужчина не может слишком долго жить абстракциями. Вот только Тревор очень расстроен. У него разболелась голова, он лег в постель и отказывается даже готовить. В результате всех этих событий мне придется искать новую квартиру. Тебе известно, какое дурное влияние может оказать на человека неблагополучная семья, а я не хочу, чтобы моя личность подверглась нездоровым изменениям.

— Надеюсь, Эйнсли будет довольна, — сказала я. Мне действительно хотелось на это надеяться. Я была рада, что оправдалась моя пошатнувшаяся было вера в ее способность позаботиться о себе.

— По крайней мере, — добавила я, — она получила то, чего ей сейчас хочется, а это уже немало.

— Снова один на целом свете, — задумчиво проговорил Дункан, покусывая ноготь. — Интересно, что теперь со мной станет?


Судя по тону, этот вопрос все же не очень интересовал его.

Говоря об Эйнсли, я вспомнила Леонарда. Несколько дней назад, узнав о замужестве Эйнсли, я позвонила Кларе и сообщила ей, что Лен может теперь выйти из подполья. Потом Клара позвонила мне и сказала, что очень волнуется, потому что Лен вовсе не выказал признаков особого облегчения. «Я думала, — сказала Клара, — что он тотчас отправится к себе, но он сказал, что пока останется у нас. Он по-прежнему боится выходить на улицу, но в комнате Артура чувствует себя прекрасно. Дети его обожают, и надо сказать, мне тоже приятно хотя бы на время сбыть их с рук; если бы еще они с Артуром не дрались из-за игрушек! Странно, что он не только не ходил на работу все это время, но даже никому не сообщил свой новый адрес. Не знаю, что делать, если и дальше будет так продолжаться».

Тем не менее она показалась мне гораздо более уверенной в себе, чем прежде.

Из холодильника раздался громкий металлический звук. Дункан вздрогнул и вынул палец изо рта.

— Что это?

— Лед падает, — сказала я. — Я размораживаю холодильник.

Запахло готовым кофе. Я достала две чашки и поставила их на стол.

— Так ты теперь ешь? — спросил Дункан, помолчав.

— Еще как! Сегодня днем съела бифштекс, — сказала я с гордостью. Мне все еще казалось чудом, что я отважилась на такой подвиг и преуспела.

— Что ж, это полезно для здоровья, — сказал Дункан и впервые поглядел мне в лицо. — Ты действительно хорошо выглядишь. У тебя здоровый, бодрый вид. Как тебе это удалось?

— Я тебе уже говорила, — сказала я, — по телефону.

— Так ты это всерьез? Насчет того, что Питер пытался уничтожить твою личность?

Я кивнула.

— Вздор, — сказал он мрачно. — Питер вовсе не пытался тебя уничтожить. Ты все это придумала. На самом деле ты пыталась уничтожить его.

У меня заныло под ложечкой.

— Ты правда так думаешь? — спросила я.

— Загляни себе в душу, — сказал он, глядя на меня гипнотическим взглядом из-под челки. Он отпил кофе и, помолчав, чтобы дать мне время на размышление, добавил: — А если хочешь знать правду, то дело было вовсе не в Питере. Дело было во мне. Это я пытался тебя уничтожить.

— Перестань, — сказала я, нервно рассмеявшись.

— Пожалуйста, — сказал он. — Не буду настаивать. Может быть, Питер пытался уничтожить меня. А может быть, я пытался уничтожить его. А может быть, мы оба пытались уничтожить друг друга. Как тебе нравится такое объяснение? Все это теперь не имеет значения. Ты снова вернулась в так называемый реальный мир, снова превратилась в потребительницу.

— Да, кстати, — спохватилась я, — хочешь торта?

У меня оставался еще кусок — плечи и голова.

Дункан кивнул. Я дала ему вилку и достала остатки сладкого торта с полки. Развернула целлофановый саван.

— Тут мало что осталось, — извинилась я.

— Я и не знал, что ты умеешь печь, — сказал он, попробовав. — Пожалуй, это не хуже продукции Тревора.

— Спасибо, — скромно поблагодарила я. — Я люблю готовить, когда есть время.

Я следила за тем, как торт исчезает: не стало улыбающегося рта, потом носа, потом левого глаза. Вот и второй зеленый глаз исчез, закрылся. Дункан принялся за локоны и кудри.

Глядя, как он ест, я испытывала странное удовлетворение; все-таки моя работа не пропала впустую; пусть даже он ест молча и без видимого удовольствия. Я мило улыбалась ему.

А Дункану некогда было улыбаться: он занимался делом.

Подобрав с тарелки последний шоколадный локон, он положил вилку и отодвинул пустую тарелку.

— Спасибо, — сказал он, облизываясь, — было очень вкусно.