"Иглы мглы" - читать интересную книгу автора (Широков Виктор Александрович)
ИЗ ТБИЛИССКОЙ ТЕТРАДИ
СВЕТИ-ЦХОВЕЛИНе гаснет свет внутри Свети-Цховели [1].Людская память помнит о былом.И снова торжествует дух над телом,над ложью — правда и добро — над злом.Мы, может, не подумаем о войнах,не раз дотла испепелявших край;и по могилам взгляд скользнет спокойно:в них лишь тела ушедших в ад и рай.Все умирает: дерево и птица.Бессмертие лишь может сниться нам.И все-таки прославлена десницапостроившего этот строгий храм.Нельзя судить насмешливо и строгодалекий и полузабытый век;здесь в мыслях становился равен Богууниженный судьбою человек.Величие не в княжеском обличье,величие — в натруженных руках,когда не надо думать о величье,а просто дело оставлять в веках:сажать деревья, пролагать дороги,учить детей и виноград растить…Наследством станет новый мир в итоге,и поколений не прервется нить.И будет дух торжествовать над телом,над ложью — правда и добро — над злом…Пока не гаснет свет Свети-Цховели,людская память помнит о былом.10. 72МАСТЕРСКАЯ
Народному художнику Грузинской ССР Ладо Гудиашвили
Личики, лица, трагичные маски,морды звериные, лики святыхвсе ожидало чудесной развязкии наполняло движеньем холсты.Плыл по течению слабенький плотикс девой поникшей и с гадом земнымдуха боренье с мятущейся плотьюбыло, казалось, волненьем моим.Я за воскресшую правду сражался,я наклонялся к любимой моейв зеркале рамы мой мир отражался,с виду живущий судьбою своей.Раскрепощались беззвездные ночии нерестились мильоны комет,и Чукуртмы [2] соколиные очик солнцу стремились, встречая рассвет.Жизнь продолжалась, и длилось мгновенье,не принимая оковы годов,неудержимо, как сердцебиенье,ясное, словно улыбка Ладо.10. 72НА ПРОСПЕКТЕ РУСТАВЕЛИНа проспекте Руставелисто платанов встали в ряд.На проспекте Руставелигрустных слов не говорят.На проспекте Руставелив песню просится мотив.На проспекте Руставеликаждый юноша красив.На проспекте Руставелидарят женщинам цветы.На проспекте Руставелине бывает темноты.Я свое стихотвореньена Урале, весь в снегу,вспомню, словно на мгновеньев южный город забегу.В ту зеленую аллею,где не встретил никого.Ни о чем не пожалею,не забуду ничего.На проспекте Руставелисто платанов встали в ряд.На проспекте Руставелигрустных слов не говорят.10. 72ВСТРЕЧАПровинциалочка в столицетакое чудо, черт возьми!Разговорись — вернет сторицейзазря потраченные дни.Ты, снова молод и доверчив,плыви асфальтовой рекой,покуда синеглазый вечерпрощально не махнет рукой.Плыви, рифмуя "нежность — снежность",не чувствуя обычных пут…В Ижевске есть такая свежесть!Так очи в Глазове цветут!Учи листвы язык зеленый,освободясь от зимних дрем,весной удмуртской удивленный,воскресшим сердцем умудрен.23.04.1974* * *
Никогда не писал дневников:откровенности, что ли, страшилсяили мнимости тех двойников,в чьем обличии вдруг бы явился.Понимаю сейчас — избегалполуправды, неверного слова;тех зеркал, что округлей лекалкорректируют облик былого.И не раз в скоротечном письмепризнавался жене или другув том, что всплыло мгновенно в уме,не накинув раздумья кольчугу.А сейчас сожалею о том,что не вел заповедной тетради;может, прозы подвинулся б том…Смысл — он есть иногда в маскараде.И пройдясь повзрослевшей рукойпо наивным смешным откровеньям,вдруг поймешь, что обязан строкойгруде старого стихотворенья.3.01. * * *Осталась на губах пыльцаволшебного цветка Надежды…Как странно! — я не ведал преждеподобной чуткости лица.То явь была иль сон случайный?Прикосновеньем потрясен,я убеждал себя вначале,что это был, конечно, сон.Но тотчас вспомнил предсказанье,ту карточную ворожбу,атеистическим сознаньемиспытывая к ней вражду.Сбылось! — зачем я заставлялраскидывать по кругу карты?Передо мной разверзся кратер,и я на облаке стоял.И птицы свили хоровод,и миг столетьем обернулся,и съежился в минуту год,и невредимым я проснулся.Сбежал с воздушного крыльца,на службу зашагал прилежно…Печального цветка Надеждылегко стирается пыльца.21.04.* * *
Н. О.
Поздней ночью — к Ларисе! К Ларисе!по размытому мартом снежку…В слюдяном разварившемся рисепоскользнуться легко сапожку.Поздней ночью по улице гулкой,где лишь ветер плечист и речист,страстотерпица тащит придурка,он прилип, как березовый лист.Поздней ночью — как вымерли — в дометолько лифта гуляет кадык.Сей летающий гроб похоронитна минуту — последних живых.Поздней ночью пришедших с игрою,разрушителей дивного сна.Но Лариса простит и откроет,и плеснет на дорожку вина.Поздней ночью, метро разрываяледяное пространство тоски,два бездельника, два попугаятщатся мыслей слепить черепки.Поздней ночью все души в полоску,их несходство наветов страшней.И в Филях ты поправишь прическу,в Лихоборах я сброшу кашне…На рассвете едва ли поверюв снежный обморок, в лунный вояж…Неужели две сонных тетериподнимались на пятый этажпоздней ночью — к Ларисе, к Ларисе…И в стандартные двери стуча,каждый был друг от друга зависим,негодуя, смеясь и ворча.И тяжелого неба десницавместе с шуйцей широкой землине давали в темнице теснитьсяи к бессмертному свету влекли.10.04. - 24.07.* * *Чашечка кофе в кафе "Марс".Жизнь на Голгофе не жизнь — фарс.Хочешь, не хочешь — держи форс,выпятив мощный торс.Круг повторяется — круг крут.Крепче, седок, обхвати круп.Помни, что подешевел креп,случай давно слеп.В рифму сказал — получай балл.Не угадал — покидай бал.Скажут потом: "Человек был,не умерял пыл".Чашечка кофе в кафе "Марс".Жизнь для поэта порой — фарс.Если всерьез, то — свивать тросвесь из шипов роз.2.09.СТАНСЫБез устали мотают людиистории большой клубок;и шар земной обмотан будетвитками огненных дорог.Но ты мне помнишься иначе,еще не начат спор веков,и умеряет пыл горячийладонь прозрачных родников.И что-то папоротник шепчетдоледниковое, свое;и ветер тихо гладит плечи,и птица без конца поет.Я знаю: шум твоих заводовнадолго пенье заглушил;и вместо небосвода — сводовбетонных этот мир вкусил.Крапиву жгучую бичуя,искоренив чертополох,не сразу человек почуял,что быт не этим дик и плох.К чему преследовать огнямирастений дикую орду?Их выкорчевывать с корнямисебе отыскивать беду.Стоят столбы — посланцы света,топорща мертвое литье;но если будет вся планетабетонной, что житье-бытье?Пускай дома — дворцы, как в сказке.Но если и репей исчез,и вместо горок — на салазкахмы падаем по скатам рельс…История — она пытлива.Она рассудит: что и как.Но ты живешь нетерпеливо,мой современник, маг бумаг.Ты даже мельницы стариннойкрыло не хочешь сохранить,а что до свечки стеаринной,то предпочел вольфрама нить.Тому нисколько не перечу.Прогресс на то он и прогресс,но неужель на гуттаперчубездумно мы сменяем лес?Какой он — лиственный иль хвойный,с грибами или без грибов,но он — живой. И с ним спокойней,чем в царстве каменных столбов.Пока еще на ветках шишки,и есть, где побродить пешком,и даже косолапый мишканам не по Шишкину знаком…Я все о том же: о природе,где все бездумней и тесней,а значит, в некотором родео нашем с вами естестве.Понятно, человек — не птица.Он смеет. Строит. Царь и бог.Он на деревьях не гнездится,а для зимовки жидок стог.Но размышляя над итогомсвоих свершений и проказ,не нужно быть царем и богом,вот старшим братом — в самый раз.Без устали мотают людиистории большой клубок;и шар земной обмотан будетвитками огненных дорог.Сложны не те уже задачи.Пока не кончен счет веков,пусть нам умерит пыл горячийладонь прозрачных родников.30.09.