"Смерть в Галерее" - читать интересную книгу автора (Аллингхэм Марджори)

2

— Конечно. Это очень серьезно, и вполне естественно, что мистер Филд очень рассержен.

Мисс Дорсет откинулась на спинку своего секретарского кресла, и ее худое лицо вспыхнуло.

— А какой художник не рассердился бы, если бы ему в разгар экспозиции позвонили из галереи и спокойным голосом сообщили, что его лучшая картина вся изрезана ножом. О, мисс Айвори, как бы я хотела, чтобы ваш отец поскорее вернулся.

Мисс Дорсет была когда-то веселой и жизнерадостной, а теперь уже много-много лет тихо старела на службе. Однако, казалось, никто, даже она сама, этого не замечал. Она отодвинула бумаги и встала. Губы ее дрожали.

— Дэвид Филд здесь? — голос Фрэнсис выдал ее расстроенное состояние, но мисс Дорсет была не в том настроении, чтобы это заметить.

— Конечно, здесь. Они все наверху, в кабинете мистера Мэйрика. Шумят и обсуждают, как мистер Филд сообщит всему Лондону о случившемся. Если бы мистер Мэйрик был здесь, он бы обязательно что-нибудь придумал. Формби рассказал, как все это случилось. Я сразу все прекрасно поняла, но я места себе не нахожу от злости. Это тот большой портрет мексиканской танцовщицы, номер шестьдесят четыре. Прекрасная картина!

— Я что-то не поняла. Так Формби видел, кто это сделал? — озадаченно спросила Фрэнсис. Формби работал в Галерее смотрителем уже много лет, и с трудом верилось, что такое невероятное варварство могло произойти прямо у него перед носом.

Мисс Дорсет не смотрела на нее.

— Формби упрямо стоит на своем, — промолвила она неохотно. — Он утверждает, что все было в порядке в два часа, когда он пошел в большую галерею к мистеру Роберту. Они там разговаривали с мистером Лукаром, а когда вышли оттуда, минут через пятнадцать, он вернулся и увидел этот кошмар. Формби поднял тревогу, и Норт позвонил мистеру Филду. Это все опять продолжается. Просто чудовищно!

— То есть Формби утверждает, что там никого не было, кроме Роберта и Лукара, и что они были вместе? Он понимает, что это значит?

— Не спрашивайте меня об этом. — Мисс Дорсет подавила волнение, лицо ее приняло покорное выражение. — За всю свою жизнь я поняла, что в бизнесе лучше держать язык за зубами и закрывать глаза на многое, но сейчас мне кажется, что и у осторожности должны быть свои пределы. С семнадцати лет я работаю на вашего отца, и я его очень уважаю. Пусть я потеряю место, но я должна написать ему всю правду. Всю, начиная с истории с Королевским каталогом. И сейчас я твердо уверена, что нужно послать ему телеграмму. Мне стыдно смотреть, как прекрасная старая фирма со старыми традициями чахнет в руках сумасшедшего, пусть даже о нем самом вы не можете сказать ничего дурного. В жизни не говорила таких неосторожных слов, но это правда, и кто-то должен об этом сказать.

Фрэнсис медленно поднялась наверх. Дверь в личный кабинет Мэйрика была открыта и, замешкавшись перед дверью, она услышала внутри голоса. Она различила вежливый, но настойчивый голос смотрителя. Его речь выдавала уроженца бедных кварталов восточного Лондона.

— Да, но я не спускал с картины глаз, сэр, — говорил он. — Все было в порядке, когда я подошел к ней в два часа. Клянусь всеми святыми. И в суде я скажу то же самое. Я обо всем честно рассказал.

— Да, вы рассказали, приятель. Вы рассказали обо всем ясно и понятно. Ну и что теперь? Смогут ваши люди отреставрировать картину, Мадригал? И сколько времени это, по-вашему, займет?

Фрэнсис узнала и второй голос. Она вдруг с досадой почувствовала, что этот голос ее волнует. Дэвид Филд был известен тем, что в своей жизни взволновал уже великое множество женских сердец. Так, мимоходом, с легкой ласковой улыбкой. Фрэнсис быстро прошла вперед, но толстый ковер заглушил звук ее шагов, и некоторое время она оставалась незамеченной.

Роберт, сидевший за большим столом, и Лукар, лениво развалившийся рядом, выглядели нелепо в комнате с белыми панелями, служившей в восемнадцатом веке будуаром герцогини. Из всех неприятных людей, когда-либо встретившихся ей в жизни, Фрэнсис, не колеблясь, отдавала первенство Лу-кару. Это была пародия на мужчину — рыжие волосы, красное лицо, склонность к полноте. Но даже со всеми этими недостатками можно было бы смириться, если бы не его непомерное самомнение. Самомнение так и сквозило во всем его облике. Оно сочилось из него как эссенция, высоко задирало его нос, надменно кривило плебейский рот и окружало его пухлое коротконогое тело облаком самоуверенности. Он один из всех присутствующих выглядел совершенно довольным собственной персоной. Роберт, напротив, нервничал даже больше обычного, его длинное лицо стало совсем серым. Он сидел и твердым карандашом прокалывал дырочки в промокательной бумаге. Было заметно, как дрожат его руки.

Формби стоял посреди комнаты спиной к Фрэнсис, а в кресле рядом с ним сидел худой высокий мужчина, на которого она старалась не смотреть. Не то чтобы Дэвид Филд смущал ее в обычном смысле этого слова, но все-таки она старалась на него не смотреть.

— Не беспокойтесь, мистер Филд. Мы все уладим. — Говорил, конечно, Лукар, и его развязная речь звучала оскорбительно. — Конечно, картины не будет на выставке денек-другой, но ничего страшного. Разве нельзя это все как-то уладить!

Неожиданно вмешался Роберт:

— Вы можете полностью на нас положиться. Мы немедленно сделаем все, что в наших силах, — торопливо говорил он. — Не могу выразить, как мы все потрясены тем, что это могло случиться с такой прекрасной картиной! И именно тогда, когда она была на нашем попечении.

— Вы, конечно, застрахованы? — с отсутствующим видом спросил Филд, и в комнате повисло неловкое молчание.

— Да, естественно. Полностью, — щеки Роберта покрыл неестественный румянец. — Естественно. Но при таких обстоятельствах, я имею в виду незначительность ущерба, я думаю, обращение в суд сделает реставрационные работы ненужными. В конце концов, разве не хотим мы все видеть полотно на выставке? И это главное.

Все это было шито белыми нитками. Филд встал, и Фрэнсис увидела его худой силуэт на фоне окна.

— Да-а, я надеюсь, — сказал он и, слегка склонив голову, внимательно посмотрел на них. — Скажите, Мадригал, что же все-таки произошло?

Это прозвучало как приглашение к откровенности, абсолютно нормальное среди мужчин, но Роберт все же им не воспользовался. Он поднял свои глубоко сидящие глаза, которые могли метать громы и молнии по малейшему поводу, сейчас они были смущенными и растерянными.

— Я никак не могу это объяснить, — сказал он напряженно. — Совсем никак.

Художник передернул плечами.

— Ну хорошо, — сказал он. — Возможно, я круглый дурак, но если вы отреставрируете ее и вернете на выставку к концу недели, мы обо всем забудем. И, пожалуйста, из любви к Мэйрику, присмотрите за персоналом. Он поддержал меня, когда я только начинал, и я не хочу причинить старику боль. Но, видите ли, картины пишутся потом и кровью. И я не могу позволить резать их все без разбора. Еще один такой случай, и мы можем закрывать лавочку.

Лукар открыл рот. У него была странная привычка самодовольно поводить плечами перед тем, как изречь очередную глупость. К счастью, Роберт этот жест заметил.

— Прекрасно, — быстро сказал он. — Прекрасно. Норт сейчас наверху, они готовятся перенести картину вниз. Может быть, вам лучше подняться к нему, Лукар? Проследите, чтобы они были максимально внимательны и аккуратны. Это все так ужасно! Просто ужасно.

В его словах чувствовалось нервное напряжение, и Лукар недовольно нахмурился. Он соскользнул со стола, на котором сидел и, повернувшись к двери, неожиданно встретился взглядом с Фрэнсис.

— Вы ли это, мисс Айвори, — елейно сказал он, лукаво прищурившись. — Вы озарили чудесным светом все вокруг. Не убегайте. Я мигом. — Он одарил Фрэнсис многозначительной улыбкой и выскочил из комнаты. Все почувствовали себя крайне неловко.

— Привет, Фрэнсис, — Роберт растянул губы в подобии улыбки. — Ты знакома с мистером Филдом?

— Надеюсь, что Фрэнсис меня помнит. — Художник вскочил. — Она была моей первой клиенткой. Я рисовал ее, когда ей было четырнадцать. Потом Мэйрик назначил мне стипендию, и я уехал учиться в Америку. Вот так и началась моя карьера. Здравствуй, дорогая Фрэнсис. Я совершенно подавлен — кто-то изрезал ножом мою прекрасную сеньориту. От этого можно сойти с ума. Мадригал в таком же состоянии. Чем ты сейчас занимаешься? Не могу привыкнуть к нашему городу после стольких лет свободы. Ну ничего, не будем расстраиваться. Пойдем лучше есть мороженое.

Он говорил, и она чувствовала, как постепенно проходит замешательство, вызванное игривыми словами Лукара, и была ему за это благодарна.

— Люблю мороженое больше всего на свете, — честно сказала она.

— Прекрасно, давай сбежим, пока не вернулся господин Помпадур. — Насмешка была скорее тонкой, чем резкой, и эта сдержанность удивила Фрэнсис. Обычно Лукара награждали менее вежливыми эпитетами.

Роберт кашлянул.

— Мне кажется, что тебе не стоит уходить, Фрэнсис, — сказал он. Слова прозвучали так резко, в них сквозило такое раздражение, что оба они остановились и в недоумении посмотрели на него. В глазах Роберта Фрэнсис прочла неприкрытый приказ остаться, только потому, что Лукар изъявил желание с ней встретиться. Это ее рассердило.

— А мне кажется, стоит, — спокойно сказала она. — Не каждый день меня угощают мороженым. Так мы идем?

Она быстро повернулась к Филду, и он взял ее под руку.

— Я тогда нарисовал ее с мороженым, — широко улыбнулся он Роберту, — мне особенно удались блики от ложечки вокруг ее подбородка. Кстати, а где эта картина?

— В спальне Мэйрика, — задумчиво произнесла Фрэнсис. И потом простодушно добавила, хотя и знала, что благовоспитанные девушки так себя не ведут: — Ну пожалуйста, пойдем скорее.

— Бедняжка, она так проголодалась, — сказал Филд. — В путь! Как ты думаешь, продержишься еще немного, пока мы перейдем через дорогу?

Он, улыбаясь, увлек ее за собой. Роберт так и остался стоять у стола, дрожащими руками комкая промокательную бумагу.

Потом, в течение всех следующих ужасных дней Фрэнсис размышляла, можно ли было тогда что-то изменить, можно ли было предотвратить все эти несчастья, останься они в тот день с Робертом.