ГЛАВА 4

Голым он, понятное дело, приехать не рискнул. Но из принципа он нарядился в самые яркие из своих одежек, повязав на голове красную бандану с черными черепами. На малиновых кроссовках кислотно-зеленые шнурки, бесформенная футболка оскалилась мордой какого-то монстра. Всю дорогу Субботин хихикал, представляя реакцию декана. Интересно, какая она? Наверное, толстая замотанная училка с пучком волос, испорченных химией. Серая кофта на костяных пуговицах. Унылая юбка, прикрывающая уродливые шишковатые колени. Туфли на низком каблуке и перекрученные колготки. Такая, наверняка, взвизгнет, увидев его. "Пошел вон!". Странно, но почему-то мысль об этом приводила Субботина в лихорадочное возбуждение. Глупо, если учесть, что такого шанса ему больше не представится. Но весь мир состоит из глупостей — больших и маленьких, и эта не принадлежит к числу тех, которые причиняют боль и позволяют почувствовать свою ущербность.

Однако, попав на факультет, он тут же раскаялся. Атмосферу, которая здесь царила, никак нельзя было назвать деловой. Креативной, да. Свободной, бесспорно. С легкой безуминкой. Странное дело, впервые за долгое время Субботин почувствовал себя дома. Несмотря на то, что этот дом был коммунальной кухней. Зеленые шнурки весело подпрыгивали, когда она перескакивал через ступеньки, торопясь на встречу с деканом.

В приемной никого не было. Видимо, обед секретарши плавно перешел в ужин. Дверь в кабинет была слегка приоткрыта. Он заглянул и увидел аккуратный женский зад, обтянутый джинсами. Зад торчал из-под бескрайнего захламленного стола. Оттуда же раздавались тихие ругательства.

— Можно?

— Кого там черти несут? — раздался глухой удар, потом последовал короткий мат, и на него из-под рыжей копны взглянули два пронзительных голубых глаза. Память услужливо процитировала: "Невыразимая печаль открыла два огромных глаза"… Откуда это? Вспомнить не успел:

— Я вам звонил. По объявлению.

— А, голый системотехник! — Стефания не без любопытства окинула его быстрым взглядом и одобрила: — Хороший прикид!

Она задумчиво выдернула какой-то проводок из компьютера и протянула ему:

— Все время вываливается, зараза такая! А куда вставлять, ума не приложу. Комп глючит, а мне сегодня документы надо подготовить кровь из носа. Поможешь?

И это то самое сложное тестирование? Ха-ха! Компьютер вздрогнул, почувствовав гнев своего бога, заурчал и заработал. Проводки встали на место и пообещали: больше никогда, ни при каких обстоятельствах… Принтер испуганно выплюнул первую порцию бумаги и дал самую страшную клятву на свете: клятву стахановца. Не прошло и пяти минут, как вся оргтехника работала в едином режиме — слаженно и быстро.

— Ни фига себе! — сказала декан и с уважением посмотрела на вновь приобретенного работника. — Ты, наверное, слово волшебное знаешь.

Он приосанился:

— Знаю.

— Тогда скажи — мальчик или девочка?

В глазах Субботина мелькнула паника, грозясь достичь размеров вселенского ужаса. Неужели догадалась? Но как? Он уже давно пьет анаболики и качает мышцы, манеры — у него мужские, грудь перевязана, даже месячные в последнее время прекратились. Организм, наконец, смирился с неизбежным и начал медленно перестраиваться на иной ритм жизни. А заодно на иное ее восприятие. И вдруг этот странный и, пожалуй, что и бестактный вопрос. Он вмиг растерял свою уверенность и попятился к двери.

Стефания на него обращала никакого внимания, уставившись в монитор:

— Так как? Можешь определить, мальчик он или девочка?

— Э… вы про что?

— Про комп, разумеется. Я где-то читала, что они, как и люди разнополые. И чтобы с ними подружиться, нужно дать имя и обращаться твердо, но ласково. Но с этой заразой ничего не понять: характер сволочной, женский, а морда вроде как и мужская. Запуталась.

Она сумасшедшая! Точно сумасшедшая! Открытие не только обрадовало, но и умилило, словно все так и должно быть.

— Это мальчик!

— Точно?

— Абсолютно!

Они синхронно посмотрели в подмигивающий монитор.

— Это хорошо! — с каким-то непонятным облегчением вымолвила Стефания и протянула ему руку для рукопожатия. Ее ладонь была прохладной, твердой, но удивительно женственной. Субботин принюхался. Хм, и духи ей вполне соответствуют. Elizabeth Arden. "Provocative Woman". Легкие и вместе с тем провоцирующие. Этот запах он еще с прошлой жизни запомнил. И теперь, словно невзначай отметил. — Сейчас покажу тебе твои владения. Ничего, что на ты? На "вы", боюсь, у меня с тобой не получится. Слишком ты молодо выглядишь.

Владения впечатляли. Ноздри Субботина раздувались, когда он понял, в ЧЕМ заключаются его служебные обязанности. Маленькая порция власти кружила голову. Жизнь, похоже, налаживалась. Даже зарплата и то его устроила. На квартиру и еду пока хватает, даже на развлечения останется.

Как босс, Стефания была идеальна. Вызывала лишь тогда, когда с компом случались какие-то неполадки. А поскольку они возникали очень редко, то он практически и не видел госпожу-деканшу. Тетка она была неплохая, и в чем-то Субботин ей даже симпатизировал, но первое впечатление так и не удалось изгладить. Ему все время казалось, что Стефания единственная, кто догадывается об его истинной сущности. С остальными все было намного проще. Субботин забавлялся, как новички примеривали на него оба пола и, в конце концов, останавливались на безличной форме.

Чтобы хорошо работать, нужно сначала отладить схему работы, и только потом приняться за ее организацию. Что Субботин и сделал. Он матерел на глазах. Юношеский пушок давно сошел с лица, выражение невинности осталось в прошлом. Черты стали жесткими и чуточку надменными: здесь он был некоронованным королем, и прекрасно знал об этом. В компьютерном зале все ходили на цыпочках, боясь разгневать всесильного Субботина. В гневе Женя действительно был жесток и отвратителен. А еще он умел ругаться. Виртуозно. Нецензурно. И даже красиво. За что отдельное спасибо малому загибу Петра Первого, украдкой списанного в архиве Публичной библиотеки, хотя пришлось немало побороться, чтобы ему выдали нужные документы. Пару раз даже отмечал, как студенты пишут понравившиеся выражения в свои тетрадки. И снисходительно исправлял ошибки. Дети, что с ними поделаешь?!

Это была совсем не та жизнь, о которой он мечтал когда-то. Но в ней было сравнительно удобно и комфортно. Как в разношенном и многократно странном свитере: пусть он потерял форму, но в нем чувствуешь себя тем. Кто ты есть на самом деле. Иногда он задавался вопросом: а что дальше? Ведь не может же такая матрица продолжаться вечно, рано или поздно что-то произойдет, и последует новый виток. И никто не знает, чего в нем будет больше — счастья, горя или душевной маятности.

Будь Субботин трансвеститом, наверное, было бы легче. Будь он транссексуалом, тяготившимся своим телом, тоже бы смирился. Стал бы денег копить для дорогой и многоэтапной операцией. Но он был ни тем, ни другим — человек-потеряшка. Пластмассовая кукла, наспех сработанная на советской фабрике, и мечтающая стать белокурой голливудской красоткой. Так? Он и сам не знал, но где-то в глубине росло раздражение против себя и обстоятельств, заставивших его скрываться и вести неправильную, двойную жизнь, весьма далекую от детской мечты.

Ночь — время для кошмара. Чьи руки обнимали его во сне? Женские? Мужские? Чей рот он терзал неумелыми деревянными губами? И кем он был в момент наивысшего соития — мужчиной? женщиной? Плутая по лабиринтам своих и чужих снов, он задавал эти вопросы сразу всем богам — знакомым и едва видимых в лабиринтах чувственности. Но боги молчали. Какое им дело до человека-потеряшки?

Утром он просыпался оттого, что влажное одеяло сбилось меж ног — становилось стыдно и противно. Он зверел от безысходности и срывался на тех, кто приходил в его маленькое королевство.

А потом появилась она, словно призрак из прошлого.

И Субботин сорвался.

Осознанно.

С наслаждением.

Мир состоит из глупостей — больших и маленьких. Тех, кто приносят радость и счастье, и тех, кто ставит печать смерти. Чужой или своей — уже неважно.