"Грешные удовольствия" - читать интересную книгу автора (Трапп Джессика)

Глава 9

Ситуация была недвусмысленная, и можно было лишь догадываться, какую сделку предложит такой демон, как Монтгомери. Холод пробежал по позвоночнику Бренны. Скорее всего, речь шла о том, что он лишит ее невинности. Она уже несколько часов этого ждала, но боялась, что у него на уме было не просто протолкнуть свою плоть внутрь ее и тем самым осуществить брачные отношения. Нездоровый блеск в его глазах, когда он заявил, что хочет видеть ее голой и умоляющей у своих ног, по-настоящему напугал ее.

Свет проникал в коридор через бойницы, и в лучах солнца плясали пылинки. Она смотрела по сторонам, надеясь найти место; куда бы могла убежать и спрятаться. Но что можно было сделать в этих цепях? Ничего. И он тоже об этом знал.

Она расправила плечи, готовая выполнить свой супружеский долг. Она будет лежать так же неподвижно, как фигуры на ее миниатюрах. Не станет сопротивляться, как бы он ее ни унижал. Будет думать о цвете и запахах краски и постарается запомнить то, что можно будет использовать в следующей серии своих миниатюр. А сам отвратительный акт наверняка продлится недолго, и она отнесется к нему просто как к способу обогатить свое искусство.

Если ей вообще будет позволено опять им заниматься.

Она поклялась себе оставаться спокойной, но ей очень мешало воспоминание о том, каким был размер его мужского естества во время купания. Она хорошо представляла себе – не раз рисовала – свое лоно, чтобы знать, что он не сможет войти в нее иначе, как с силой.

По мере того как они приближались к спальне, ее беспокойство все росло. Какую он задумал сделку? Кажется, он отнял у нее все, что мог. Ее дом. Свободу. Гордость. Все они, как игрушки, были раздавлены его чудовищными руками. Он даже спрятал от нее ее краски и кисти.

Наконец они дошли до спальни. Он распахнул дверь, втащил ее в комнату и, обернувшись, посмотрел на нее в упор.

Она почувствовала себя такой же одинокой, как один мазок краски на белом холсте. Неужели он набросится на нее, когда она все еще будет в кандалах? Это будет предел ее унижения.

Ну почему она не может упасть в обморок?

От злости на сестер и отца у нее потемнело в глазах. Если бы они не бросили вызов королю этой проклятой свадьбой, ей не пришлось бы расхлебывать кашу, которую они заварили, и расплачиваться своей жизнью и своим телом. Что, если она откажется ублажать Монтгомери? Что он с ними сделает? А ей какое дело? Пусть сами выпутываются.

Дверь захлопнулась за ее спиной со страшным грохотом, а с ней и ее независимое будущее.

– Я сохраню жизнь твоему отцу и твоим сестрам, если ты согласишься – с радостью и восторгом – выполнять в постели любой мой каприз, – сказал он без какого-либо вступления.

С восторгом! Любой каприз! Неужели этот человек ждет, что она сможет притвориться, будто что-то к нему чувствует, если он собирается силой навязать ей то, что ей противно? Она сжала кулаки.

– Просто изнасилуйте меня, и делу конец. – Странно, что этот скот еще до сих пор на нее не запрыгнул. – Я уже связана. Вам осталось лишь завершить все остальное.

Он прислонился к столбику кровати и скрестил руки на груди.

– Это не та сделка, которую я желаю с тобой заключить.

– А я вообще не хочу заключать с вами никаких сделок!

– Но ты же хочешь, чтобы я снял с тебя кандалы? И ты хочешь, чтобы твоя семья осталась жива.

Она разозлилась – ведь он говорил правду и пока ничего не предпринимал. Если бы он сразу же швырнул ее на постель, она смогла бы сопротивляться. А он, видимо, все рассчитал, а это распаляло ее все больше и больше.

– Мне нужна твоя действенная поддержка в деле установления здесь мира и порядка.

– Вот как? Разве мужчины знают, что такое мир? Они думают лишь о войне.

– В данный момент я не думаю о войне.

Она оглядела его идеальное лицо, мощные бицепсы под камзолом, твердое бедро, которым он опирался на матрас. Его спокойствие приводили ее в ярость. Если он ждет, что она сама предложит ему себя, ему придется ждать всю ночь.

– Мы женаты. Церковь подтвердит, что я принадлежу вам, так что это не будет считаться насилием, – выпалила она, рассердившись, что сказала правду.

– Принимаю твою точку зрения.

Он поднял бровь, и она вдруг испугалась, что он начнет прямо сейчас. Более мягкий подход, наверное, будет благоразумнее, решила она.

– Почему бы вам не выбрать женщину, которая охотно удовлетворит ваши потребности вместо меня? – разумно предложила она.

– Потому что ты моя жена, а с другой женщиной это будет адюльтер.

– Но я клянусь, что не буду возражать.

Уголки его губ приподнялись в улыбке. Ему, очевидно, нравилась эта дискуссия. Негодяй.

– Связь с ними не будет считаться осуществлением брачных отношений, – возразил он.

– Если вам так важно подтверждение, можно испачкать простыни кровью цыпленка.

Он поднял руку, останавливая ее:

– Успокойся, Бренна. Здесь не будет никакой цыплячьей крови. Только мы с тобой можем подтвердить наш союз. Кроме того, я хочу детей.

Детей!

– Этого еще не хватало.

В горле у Бренны застрял комок. Рухнула ее спокойная жизнь монахини. Она вдруг представила себя с большим животом, как у Мейрионы, а потом матроной, окруженной выводком сопливых малышей.

Она оглядела комнату, пытаясь сосредоточить свое внимание на письменном столе, на окне, на чем угодно, но только не на кровати. Осуществление брачных отношений уже само по себе плохо. Но дети?

– Я не жеребая кобыла.

– Женщины любят детей.

– Но только не я.

Дети были олицетворением долга и заботы. Петля ответственности, которая погубит ее искусство. Епископ Хамфри уже отказался повесить ее картины в городском кафедральном соборе только потому, что она женщина. Он бранил ее за то, что она занимается живописью вместо того, чтобы выйти замуж, остаться дома и создать семью. Но она не хотела иметь детей.

– Мне нужен наследник.

Она была зла на свою семью и на себя за то, что не смогла убить его. Она, конечно, знала, что может забеременеть сразу же после первой близости, но это вряд ли произойдет. Одному Богу известно, сколько им придется совокупляться, чтобы она забеременела.

– Нет.

Он удивленно хмыкнул:

– Что тебе известно об отношениях между мужчиной и женщиной?

Она пожала плечами, удивившись тому, какой оборот принял их разговор и почему он вообще поменял тему.

– Обычные вещи.

– И что это за обычные вещи?

Если он намерен запугать ее откровенным разговором, ему это не удастся. У нее уже, были дискуссии на эту тему с братом Гиффардом, которому она продала свои миниатюры. Ее не пугали разговоры об акте или о том, как его надо изображать на картине. Но ее страшно пугала мысль, что ей на самом деле когда-либо придется совершить этот акт, главное – какие могут быть последствия.

– Женщина расставляет ноги, а мужчина проталкивает свою плоть внутрь ее, – сказала она, решив противопоставить свою прямоту его ничем не прикрытой грубости.

– Понятно. Значит, ты знаешь, что следует ожидать?

Его загадочная манера вести разговор была подозрительна. Почему он хочет казаться таким уверенным? Она знает, как совершается этот акт, не хуже его. Она уже много лет изображала его на своих миниатюрах.

– Конечно. Я же не дурочка.

Он погладил подбородок, будто размышляя о том, какой еще задать ей вопрос, а она поняла, что ее бесцеремонность лишь осложняет ситуацию. Чтобы взять ее под контроль, следует рассуждать более логично.

– Я поняла, что вы от меня ждете, милорд, – как можно спокойнее сказала Бренна.

Его глаза стали похожи на два тлеющих уголька из самых глубин ада.

– Нет, миледи. Мне кажется, вы меня совсем не понимаете. Мне нужна покорная жена, охотно выполняющая мои желания.

– Я не стану больше сопротивляться, если вы это имеете в виду. – Она подняла руку и потрясла цепью. – Я не могла бы этого сделать, как бы мне этого ни хотелось.

Если бы она знала, что это ей поможет, она стала бы колотить в дверь и звать на помощь. Но она понимала, что это бесполезно.

Не меняя своей позы, он улыбнулся. Это была зловещая улыбка.

Но идеальная.

Его зубы были большими и белыми… только два передних зуба немного заходили один на другой. Совсем немного, недостаточно, чтобы придать теплоты его внешности и сделать его более человечным, даже похожим на мальчишку, а не на холодного красавца.

Улыбка делала его человеком. Эти два зуба были первым недостатком, который она углядела в его безупречной внешности. Их нельзя было разгладить наподобие того, как слуги разглаживали его одежду. Если бы она увидела его улыбку в день свадьбы, она не смогла бы воспользоваться кинжалом. Его улыбка была обворожительна. Она обезоруживала и была почти приятной.

Бренна тряхнула головой, чтобы вернуться к прежней ситуации. Ничего в этом человеке не было приятным. Особенно если он собирается насиловать ее до тех пор, пока она не забеременеет его щенком. Надо срочно придумать план и повернуть все в свою пользу.

А он между тем продолжал:

– Миледи, я хочу гораздо большего, чем просто отсутствие необходимости заставлять вас. Мне нужна сделка.

– Сделка?

Это звучало ужасающе. Особенно если это касалось появления его наследников. Какую бы он ни навязал ей сделку, детей у нее не будет. Про себя она поклялась, что поговорит с Аделью и кем-нибудь из служанок о том, как предупредить беременность до тех пор, пока она сможет убежать.

– Я хочу иметь возможность свободно передвигаться, не опасаясь следующего нападения из-за угла. Я меняю жизнь вашего отца и ваших сестер на вашу клятву, что вы больше никогда не предпримете попыток убить меня. Мне нужна тихая, спокойная семейная жизнь, – он понизил голос, – а она связана со спальней.

– Я бы никогда не согласилась на спокойный брак. Мой язык часто меня подводит.

– В таком случае тебе придется научиться его сдерживать – ради своей семьи.

Еще одна угроза. Она стиснула зубы.

– Это сделка дьявола. Моя семья не заслуживает моей заботы о ней.

Он пожал плечами. И' даже этот жест казался точно рассчитанным. Одновременно пугающим и возбуждающим.

– Беспокойство за семью редко связано с тем, заслуживает она его или нет. Но именно это предложила ваша сестра взамен вашей жизни – полную покорность в моей постели.

В ее воображении вдруг вспыхнул ее собственный образ – какой она будет через двадцать лет. Она все еще будет в кандалах, но сгорбленной от того, что будет постоянно кланяться, потакая каждому его капризу. Ее пальцы огрубеют от ежедневной домашней работы – и все это ради того, чтобы спасти отца и сестер, которым не было до нее никакого дела. Они на целый год заперли ее в башне и втянули в глупый заговор против королевского Покорителя.

– Я… я не могу этого сделать, – запинаясь, сказала она. Он, видимо, уловил ее взгляд, и тон его немного смягчился.

– Вот что я тебе предлагаю, Бренна: мне нужна жена, а не кукла. Ты можешь говорить свободно, но ты должна уважать мои взгляды на политику и на то, как я буду управлять нашим поместьем.

– Чертовски великодушно, – пробормотала она саркастически. У нее были другие представления о свободе. Она хотела заниматься живописью и бороться так, как хотела. Зачем Господь проклял ее, создав женщиной?

– Но что касается наших интимных отношений, ты должна позволять мне изучать твое тело и безоговорочно мне отдаваться.

Она с трудом удержалась, чтобы не закричать, не обвинить Бога в несправедливости. Хорошо, что на этот раз Монтгомери не упомянул о детях, а то она наверняка сорвалась бы. Придется попить какие-нибудь травы, чтобы предотвратить беременность, но так, чтобы он об этом не узнал. Она никогда не родит ему наследника!

– И взамен всего этого вы снимете с меня эти проклятые кандалы?

– Нет.

Она посмотрела на него испытующим взглядом:

– Но вы освободите мою семью?

– Нет.

Она отошла к своему пустому столу, почувствовав непреодолимую потребность быть от мужа подальше и взять в руки кисть, чтобы создать видимость чего-то обычного, нормального. Но ее краски и кисти были заперты в сундуке, а на руках надеты кандалы.

Наступила тишина.

Отчаявшись, что он больше не продолжает разговор и не спешит открыть ей, в чем же состоит сделка, она выпалила:

– А что же я получу взамен моего согласия, сэр?

– Мое благорасположение. И не называй меня сэром.

– Ваше благорасположение? – Она погремела наручниками и выглянула в окно. Вдоль стен везде стояла охрана. Кроме того, повсюду были установлены мишени, чтобы его люди могли упражняться с арбалетами и стрелами. – Вы взяли в плен моего отца, навязали мне себя в качестве мужа, отняли у меня кисти и краски, избили меня кнутом и заковали в цепи. В чем же ваше благорасположение, позвольте спросить?

– Ваш отец не попал бы в плен и ваш замок не был бы захвачен, если бы вы выполняли приказы короля. Как я уже говорил, в моей власти не только согнать с земли всех ваших людей, но и бить их кнутом и заключить в тюрьму.

Да, король наградил Монтгомери огромными полномочиями. Теперь все они были в полной его власти. А ее положение сейчас было таким же опасным, как незаконная продажа ее эротических миниатюр.

Рискуют не только ее отец и Гвинет. Есть еще Адель и брат Гиффард. И все слуги замка. Такие как Дженнет и те две злыдни – Джейн и Исанна. И крестьяне в деревне.

– А если я буду охотно соглашаться со всем в вашей постели, вы не причините вреда моим людям?

– Если только они принесут мне клятву верности.

– А моя семья?

– То же самое.

– Вы собираетесь посадить их в тюрьму?

– Нет, я просто арестую их и буду содержать под стражей. Если только не последуют новые волнения.

– Арестуете?

– Темница лучше галер.

– А что будет с моими сестрами?

– Я выберу им мужей.

У Бренны сжалось сердце. Адель презирала саму мысль о замужестве, а Гвинет нужен муж, который бы меньше обращал внимания на ее красоту, а увидел бы, какая она на самом деле.

– А что будет с землей?

– Я заберу ее в качестве компенсации за причиненный мне вред. В качестве свадебного подарка король пожаловал мне порт Уиндроуз.

Ее отец никогда на это не согласится. У него повсюду были большие связи, и он люто ненавидел короля. Даже сидя в тюрьме, он соберет людей, и тогда все они погибнут.

– Но земля принадлежит по праву моему брату.

– В таком случае ему следовало бы лучше следить за тем, что на ней происходит.

– Но он… занят. – Она не могла рассказать ему о том, что Натан находится в полуизгнании в Италии. О его разногласиях с отцом и о том, как она возмущалась, что он может уехать, потому что был мужчиной, а ей пришлось остаться здесь, запертой в башне. Но она ни за что не выдаст брата. – А если бы он возместил ваши убытки? Он хороший человек и, без сомнения, поклянется в верности вам как господину.

Монтгомери подошел к ней и положил ей руку на плечо. Взгляд его голубых глаз был безжалостным.

– Я устал от твоих отговорок. Заключаем сделку или нет?

'—А если я скажу «нет»?

– Не скажешь.

Злость вспыхнула в ее душе.

– Но я могла бы.

Он усмехнулся:

– Тогда я позову священника и настою на том, что он подтвердит осуществление брачных отношений. Наш союз будет не таким приемлемым, как перемирие между нами, но он будет не менее действенным и полезным.

Негодяй. Он знал, что она не позволит, чтобы ее семья и люди, живущие в замке, расплачивались за ее глупое безрассудство.

– Вы говорили, что хотите заключить не такую сделку.

Он улыбнулся, но глаза оставались серьезными.

– Я могу и передумать. И не думаю, что тебе будет так противно от моих прикосновений, как ты притворяешься. Даже если мы не заключим сделку, касающуюся жизни твоих сестер. К тому же ты сама сказала, что, поскольку нас обвенчали по закону, это не будет считаться насилием.

Боже, как она его ненавидела! Как презирала!

– Если я не оказываю вам физического сопротивления, это не означает, что вы не выудили мое согласие силой.

Он пожал плечами. Какой ужасающе высокомерный жест!

Она начала судорожно искать способ договориться и выторговать лучшие условия капитуляции.

Ей надо как-то постараться сбить Покорителя с толку. Во все время их переговоров он осматривал ее простое платье с таким же выражением, как она обычно изучала пустой холст, чтобы увидеть, что в нем скрывается.

Бренну не особенно смущала потеря невинности. Она уже давно думала о том, что девственность является помехой в ее занятиях живописью.

Ее взгляд задержался на его высокой фигуре воина.

– Почему вам нужна я, а не моя сестра? – Вопрос вырвался у нее с языка почти помимо воли. Но ей хотелось это знать. Ведь все мужчины хотели Гвинет. А ее не хотел никто.

– А кто сказал, что я не хочу вас обеих?

Мерзавец!

– Разве ты только что не сказала, что я могу выбрать в качестве партнера в постели любую женщину?

Такого унижения она еще не испытывала.

– Стало быть, я должна пожертвовать собой и выполнять любые ваши капризы, а вы все равно можете превратить наш брак в фиктивный?

– Если ты будешь выполнять условия сделки и выполнять любое мое желание, наш брак не будет фиктивным.

– Отвратительно!

Он приблизился к ней и провел пальцем по ее ключице.

Она вздрогнула, и хотела отвернуться, но он успел схватить ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Не надо притворяться, что между нами ничего не происходит. Бренна, тебе незачем бояться, что я унижу тебя тем, что буду спать и с тобой, и с твоей сестрой. Мне интересна ты, а не она.

Бренна была поражена. Волна желания помимо ее воли прокатилась по телу. Она ему интересна? Со своим шрамом? Она сжала губы, не зная, как ей быть дальше, как обернуть это заявление в свою пользу. У нее не было опыта в соблазнении мужчин и подчинении их своей воле.

Не дав себе ни секунды задуматься, она дернула за тесемку, так что верх платья соскользнул вниз и стали видны ее груди и мягкая розовая кожа вокруг сосков.

Монтгомери втянул носом воздух.

Бренна улыбнулась. Его высокомерие оказалось не такой уж неприступной крепостью, как она раньше думала. Ручеек ее власти над ним слегка повернулся в ее сторону.

– Вы удивляете меня, миледи.

Глядя прямо ему в глаза, она снова потянула за тесемку, и платье опустилось еще ниже– под самые соски.

– Прежде чем я соглашусь на вашу дьявольскую сделку, я настаиваю на том, чтобы вы обошлись с моими сестрами честно и позволили им не выходить замуж.

Взгляд Монтгомери потемнел.

– Достаточно того, что им разрешили жить.

– Им не нужны мужья.

– Дворянкам положено выходить замуж.

– Я не позволю вам выдать моих сестер за людоедов.

– Я разрешу им выбрать из нескольких мужчин, но они должны выйти замуж. Мы договорились или нет?

Опасаясь растерять свою храбрость, она затараторила:

– Я хочу, чтобы моего отца не увозили в Лондон. Вы должны встретиться с моим братом и дать ему шанс возместить причиненный вам ущерб. Вы заберете нашу землю только в качестве лорда-господина, и вы не выгоните живущих на ней людей.

Бренна негодовала: ее семья не заслужила то, что она делает ради них. Но она не может допустить, чтобы они пострадали.

С замиранием сердца она наблюдала затем, как Монтгомери, сдвинув брови, смотрел то на ее грудь, то на лицо. Она уже попросила, чтобы не трогали ее сестер, чтобы отца не увозили в Лондон, чтобы они могли остаться здесь. Это уже было бы почти невозможным благодеянием. Но она рискнула и добавила с отчаянием в голосе:

– И я хочу, чтобы вы вернули мне мои кисти и краски.

Рука Монтгомери впилась ей в плечо.

Пока он, очевидно, решал, что ему делать дальше, ее сердце стучало так, что ей казалось, что оно может выскочить из груди.

Смутившись, что разыгрывает роль дешевой проститутки, Бренна прикрыла платьем грудь и сердито посмотрела на него, хотя в общем-то ей было все равно.

Он схватил ее за плечи, поставил на ноги и медленно повернул. Его тело излучало тепло.

Сердце Бренны ухнуло. Победа была так близка.

– Что вы делаете?

– Рассматриваю свою награду.

– Вы это уже делали, – выпалила она.

– Нет. Тогда я проверял, нет ли оружия. Но ты подсластила свою пилюлю, и я хотел бы подсластить свою.

Она молчала, не зная, что сказать.

– Значит, суть наших переговоров в том, – сказал он, поворачивая ее то в одну сторону, то в другую, – чтобы я оставался лишь лордом-господином, а не собственником, чтобы я пожалел твоих сестер, не отсылал в Лондон твоего отца и поговорил бы с твоим братом.

– Д-да. – Ее щеки пылали. Его запах щекотал ей ноздри. Он почему-то напоминал ей о соленых брызгах океана и морских приключениях. Чушь какая-то. – И отдали мои краски и кисти, чтобы я могла продолжить свои занятия живописью.

Она ждала, согласится ли он на ее условия. Прошла минута. Потом другая.

– Если я разрешу тебе писать, мою пилюлю придется подсластить еще больше. Ведь живопись будет отнимать время у домашних забот.

Если бы Бренна могла его пнуть, то обязательно сделала бы это. Внутри ее все горело от разочарования. Ей хотелось двигаться, суетиться, спрашивать у него, какого черта ему надо. Но эти действия могли бы повернуть вспять тонкую струйку власти, которая уже текла в ее сторону.

– А взамен, – продолжал Джеймс, – ты поклянешься, что никогда не поднимешь руку ни на меня, ни на одного из моих людей. Вдобавок ты будешь обо мне заботиться, позволишь безраздельно властвовать над твоим телом и будешь покорно мне служить. И родишь мне наследников.

Ей хотелось кричать. Вопить. То, что он предлагал, звучало как смертный приговор. Но ведь она наверняка сможет сбежать и забрать с собой сестер. И ей придется скрывать тот факт, что она пьет травы, чтобы предотвратить беременность.

– Да, милорд.

– Ты уже не просишь снять цепи?

Он подбивает ее на то, чтобы она на него надавила? Какую игру он ведет? Она облизнула губы и сказала, взвешивая каждое слово:

– Мне бы очень хотелось, чтобы цепи были сняты, но я не стану просить о мелких милостях, когда на карту поставлены крупные. Я буду носить их до тех пор, пока вам не будет угодно их снять. Я надеюсь, что в будущем вы все же меня от них освободите.

Ее ответ, кажется, удовлетворил его, но он никак его не прокомментировал.

– Ты попросишь меня, чтобы я был нежен?

Она оглядела его с головы до ног – от коротких черных как вороново крыло волос до высоких черных сапог. Он был похож на древнего короля, готового к новым завоеваниям. Ее страх, что его плоть не поместится внутри ее, вернулся с прежней силой.

– Я видела размер вашего естества и не уверена, что вы можете говорить о нежности.

Он неожиданно моргнул, а потом усмехнулся, и в его глазах вспыхнули искорки.

Он провел пальцем по ее лбу. Прикосновение было легким, как дуновение ветерка.

– Если ты отдашься мне, уверяю тебя, мы оба будем довольны.

Она фыркнула. Довольны? Оба? Что такого может предложить ей ее враг?

– Вы красивый мужчина, и я полагаю, что у вас есть опыт в этих делах. Но если вы собирались обращаться со мной грубо и жестоко, у нас вообще не было бы этого разговора. Но о каком удовольствии может идти речь?

Он провел кончиком пальца вверх-вниз по ее руке. Мозоли на его пальцах намекали на то, каким завораживающим может быть их прикосновение к другим частям тела.

Жар сосредоточился в самом центре ее женского естества. Проклятое тело!

– Доверься мне, – прошептал он.

Довериться ему? Какая нелепость! Хорошо бы запустить в него тухлым яйцом за ту снисходительность, с которой он с ней разговаривает.

Прошло несколько минут, и она вдруг поняла, что он совершенно серьезен. Высокомерный болван!

Она чувствовала то же самое, как в тот момент, когда ее голова лежала на деревянной колоде и она молила Бога о том, чтобы все поскорее кончилось.

Бренна стиснула зубы. Ее единственным удовольствием была живопись. А он отобрал и ее.

– Вы можете заставить меня подчиняться вам, но вы не можете заставить меня получать удовольствие. – Эти слова придали ей силы. Должна же она оставить что-то для себя. – Не говорите об удовольствии, если мы оба знаем, что вам нужна лишь моя покорность. Я устала ждать. Мы заключили сделку или нет? – вернула она ему его собственные слова.

Вместо ответа Джеймс повернул ее и, прижав спиной к своей груди, схватил ее за талию и приподнял на цыпочки.

Она немного покачнулась, потеряв равновесие – ведь он держал ее только силой своих рук.

– Ч-то вы делаете? – спросила она и тут же прокляла себя за неуверенность. Но сейчас ей было не до показной храбрости, потому что она чувствовала себя сбитой с толку.

Он наклонился и коснулся губами ее уха.

– Если мы придем к обоюдному согласию, я ничего плохого тебе не сделаю. В этом ты можешь на меня положиться.

Девушка вздрогнула, ощутив его дыхание на своей щеке. Несмотря на то, что между ними происходило на самом деле, было что-то пьянящее в том, что ее прижимает к себе такой привлекательный воин.

– Вы разрешите, чтобы за нами осталась наша земля? – спросила Бренна, стараясь перевести разговор в более безопасное русло. Надо притвориться, что он ее не завораживает, что его голос не обволакивает ее, словно теплый летний ветерок. Она ненавидела себя за то, что позволила себе на минуту потерять рассудок.

Свободной рукой он провел вверх по позвоночнику и остановился между лопатками. Она задрожала, будто сломанная грозой тонкая веточка.

– А если я разрешу, ты будешь выполнять все, о чем я тебя попрошу?

– Буду, – сказала она, ужаснувшись, что это, по-видимому, было ее последнее слово, но еще больше ее взволновало то, что по телу прокатилась волна вожделения.

– Наклонись вперед, – приказал он, нажав рукой на спину.

– Что вы делаете?

– Проверяю, насколько ты искренна. Ложись мне на руку.

Она послушалась и оказалась лежащей на его руке головой вниз, словно тряпичная кукла. Какая неудобная и унизительная поза! Ни в одной из своих картин она и представить себе не могла подобной сцены.

Она смотрела в пол, и рисунок досок от легкого головокружения слегка расплывался у нее перед глазами.

Он задрал ей юбку выше бедер. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой уязвимой и беспомощной. Что ей делать? Сопротивляться? Лежать тихо? Он обещал, что не причинит ей зла. В конце концов, он просто ее держит.

Его рука опять скользнула по позвоночнику, но на это раз вниз, сделала несколько круговых движений по талии, погладила ягодицы и опустилась вниз по ноге. Мышцы у нее между ног напряглись и начали покалывать, будто ее тело вовсе не смущало, что оно находится в таком неловком и непристойном положении.

Щеки Бренны запылали, когда она поняла, что он смотрит на ее ягодицы. Она могла лишь вообразить, что он при этом думает.

Бренна зажмурилась и стала ждать, понимая, что он испытывает ее силу воли.

Она непременно победит. Она молча поклялась себе, что подобно сильной королеве воинов стиснет зубы и вынесет все, что он задумал с ней сделать.

Джеймс раздвинул ягодицы и медленно, словно дразня, провел пальцем по ложбинке между ними.

Голова закружилась еще больше. Между ног стало жарко и влажно. Окружающий мир плыл перед глазами. Она уже ничего не ощущала, кроме его пальцев, приближавшихся, но не прикасавшихся к самому чувствительному месту.

Какое это страшное ощущение – вожделение. Если он догадается, что она испытывает хотя бы малейшее желание, он просто раздавит ее. Бренна решила, что не покажет ему, как она на него реагирует.

Он сделал еще одно движение пальцем, и она вздрогнула. Ее потрясло, что у нее нет никакой возможности противостоять его ласкам, но была готова оставаться в такой позе вечно.

Однако эта мысль отрезвила ее. Она полагала, что ему было необходимо ее послушание, пусть даже вынужденное. Но сейчас поняла, что он хочет сломить ее волю и стать хозяином, как если бы она была его любимым домашним животным.

Унизительно! Отвратительно!

Она открыла было рот, чтобы заявить, что их сделка расторгнута.

– Я согласен на твои условия, – сказал он. – Земля останется в вашей собственности до ноябрьского турнира в Мартынов день, где твоему брату будет дана возможность возместить мне ущерб. Твой отец не будет отправлен в Лондон, а останется с моим братом, а у твоих сестер будет возможность выбрать себе мужа по желанию.

Она ничего на это не ответила, но решила, что, если ей удастся связаться с братом, они смогут исправить положение. Потом она найдет способ сбежать. Она не может оставаться здесь и позволить этому человеку одержать над ней верх.

Ей придется быть очень осмотрительной. Она разрешит ему доступ только к своему телу, но сохранит свою Душу.