ГЛАВА 5. Ночные голоса

"…слушайте, слушайте меня, дети мои! — высоко запел голос. —

Великие додоны всё содержат Силой своей, и разумом своим удерживают первобытную тьму, чтобы не сорвалась она с привязи и не поранила невинного лика Бытия. Так велика эта светлая Сила, так могущественна, что наполняет она ликованием и дерзкой отвагой того, кто припадёт к Камню, породившему всё живое, что вы видите вокруг!

Долгие, долгие тысячелетия Камень принадлежал додонам и сияющей мощью своею питал всё живущее и всё существующее! Только тьме не уделял он от щедрости своей. И так всё продолжалось в блаженной неизменности, пока не нашёлся один безумец. У тьмы свои пути, свои лазейки. Тот, кто соблазнится посулом, станет уязвим для стрел Изнанки Бытия!

Что за песни пела ему тьма? Что за чудные видения посылала его внутренним очам? Что за узы нежно обвивали его плечи? Что за мечты кружили голову героя? Пропало имя его в ночи. Последний звук без всплеска утонул в глубинах алчных времени, чтобы не возродиться никогда. Так тьма карает своих героев, что в услужении у неё.

Додоны дали ему имя-призрак, только чтобы отделить его от имени живущих. Пространственник — так звали его мудрые додоны. Дан третий глаз ему, чтоб прозревать глубины мирозданья. Великими дарами был награждён от Камня он. Пресветлой мудростью пророка. Отвагою бессмертного героя. И дивной, дивною красою блистал его неомрачённый тьмою лик.

Прекрасен был герой, но странная печаль в его созрела сердце. Мудрые додоны не распознали червоточья тьмы. И в страстных речах его не видели угрозы. Был безмятежен мир.

Пришёл он к Камню и просил даров себе преизобильных, чтобы в его печали открылось новой сущности зерно. "Что ж дать тебе могу я, — удивился Камень, — чего б ты не имел? Скажи мне, может, и найдётся среди даров моих ещё один, забытый мною."

Смолчал герой. Не знал он, что за боль его терзает. Он вышел из священной пещеры и, на утёсе стоя, осматривал весь мир, что перед ним простёрся. Проникновенен взгляд его. За вершины гор не спрячется мельчайшее зерно. В глубинах океанов не укроется пылинка. В небес безбрежье не скрыта крошка вещества.

"Всё взял я от тебя", — сказал он Камню. И отправился на поиск Тайны Тайн. Когда хотел, шёл он по земле цветущей. Когда хотел, летел в воздушном океане. Когда надоедало, шёл по дну морей. Из земного лика в лик земной скользила его дорога. За спиной его, вращаясь и взрываясь, гасли бездны. Срывал рукою облик мирозданья, чтоб бросить его, как плащ, себе под ноги.

Давил подошвой звёзды, швырял галактики ногами. Бил, как скорлупу ореха, черноту пространственных провалов. Извлекал ядро и бросал его за спину. Распарывал пространства швы, рождал миры. У последней бездны он сотворил себе лужайку и кусочек света. И лёг, и замолчал. Плёнка бытия нежно и беззащитно колебалась у самого лица Героя.

…и переливчатый, в последнем истощеньи, свет невидимый Вещественного Края дразняще колебался и звучал. И голос вкрадчивый прожурчал, как ручей весенний зовёт и манит всё живое…"

…

"Наполнены трухлявыми костями все земли сосуды. Нет больше места, чтоб вместить желающих распасться на бусины первичных элементов. Всё перемололи жернова, что мелют беспрерывно, мешая безучастно траву с героем, поэта с дохлой ящерицей, камень с первою любовью. Навоз и верность, долг и падаль, пространство с выгребною ямой, тьму со светом.

Исполнена земля всех нечистот, всех выбросов, всех мороков, всей шелухи, всех пакостей, всей блевоты того, что Бытиём зовут. Пространство душ забито осколками, остатками вонючими того, что звалось любовью. А, может — похотью?

Истлела страсть, рассохлись нежные слова, рассыпались безмолвно песни…. Лохмотья доблести, смердящие останки верности, больная гниль патриотизма… Липучая слизь чести смешалась с сухими экскрементами бесчестья. Мечтательность и приземлённость — две сестры-близняшки. Гуманность и бесчеловечность изначально не отделились друг от друга и умерли, истлели, и покоятся в одном сосуде. И огромное, безбрежное, без верха и без низа море мук рождения…

Мертвенный звёздный блеск и мечта высокого полёта — мусор. Несчастье, счастье, с жизнью долгой и ранней смертью — всё осыпалось и всё лежит в руинах. Что вижу я перед собой? Чья жизнь, взлёт и падение, мечта, агония, любовь и мука…

Всё это — мне. Тошно мне! О, тошно! Изнанка Бытия — помойка…"

***

В шесть часов, как было обещано, Кондор безжалостно разбудил весь лагерь. Было дано только пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. Без воды было плохо. Мытьё в тазиках казалось навеки утраченной роскошью. После краткого завтрака все переоделись в рабочую одежду и собрались уже направиться к карьеру. Но, тут случилось нечто, что задержало весь выход.

От карьера, шатаясь и держась рукой за лоб, медленно двигался Боб Мелкович.

— Смотрите! — пронзительно крикнул Фарид. — Что это с ним?!

Боб оказался основательно грязен, а на лбу — большая багровая шишка. Он свалился на руки подоспевших товарищей и застонал.

— На меня напали! — пожаловался Боб. — Я пошёл погулять на рассвете, что-то не спалось. А тут ко мне подходит один такой тип, морда такая гадкая! Да ка-ак треснет мне по лбу! Чего я ему сдела-ал?! Я упал. Дальше ничего не помню.

Он окончил свою скорбную речь и оглядел присутствующих из-под ладони. Фарид Гесер с нескрываемым ужасом оглядывался. Калвин Рушер свински ухмылялся. Все остальные с большим сомнением отнеслись к причитаниям раненого.

— Ну, синяк, конечно, есть, — диагностировала Эдна. — Но жить, пожалуй, будешь.

— А, может, тебе всё это показалось? — усомнился в показаниях Аарон Коэн, которого Боб особенно не любил.

— А это ты видел?! — разозлился Боб, убрав ладонь и подставляя всеобщему обозрению грязную физиономию.

— Да ничего страшного, — попыталась успокоить несчастного страдальца Эдна.

— Да, ничего страшного! — обиделся не на шутку Боб. — Я там всю ночь провалялся без сознания!

— Когда же ты успел? — удивилась Нэнси. — Ты же на рассвете вышел погулять.

Короче, кончилось всё тем, что бедняжку Мелковича уложили на одеяло, напоили чаем и велели полдня не подниматься. Чего ему и хотелось.

Едва неполная группа достигла карьера и Кондор начал было объяснять задание, как из городка вышла процессия. Небольшая толпа, по обыкновению медленно передвигая ноги, подошла на расстояние десятка ярдов. Профессор очень удивился и прервал свою речь. Его взгляд, казалось, послужил сигналом. Всё такие же безучастные, жители городка достали из своих холщовых сумок камни и с заунывными воплями недружно кинули их в студентов и профессора.

— Это ещё что такое? — удивился последний.

Аборигены продолжали лениво доставать камни и бросать их всё с теми же заунывными воплями.

— Безобразие! — возмутился профессор. — Фанатики! Изуверы! Мракобесы!

Он бы и дальше продолжал ругаться, но оказалось, что камни едва доставали до группы. Только Заннату слегка попало по пышной макушке, но в целом никто не пострадал. Толпа побрела обратно в город — видимо, аборигены уже потеряли интерес к раскопкам. Тут подоспел Маркус.

— Вы где шатаетесь?! — накинулся на него профессор. — Нас чуть не поубивали!

— Док, я не ваша личная гвардия, — развязанно ответил переводчик.

Профессор ещё больше разозлился. Он принял суровый вид и принялся выговаривать проводнику:

— Я просто вне себя! Да что это они взбесились?! Так-то вы выполняете свою работу!

— Ну хорошо, хорошо, — пробормотал уличённый в небрежности переводчик, — я обязательно постараюсь выяснить… Да ничего ведь не случилось!

— Помилуйте, на Мелковича вон напали! — не унимался Кондор.

— Где? Когда? — насторожился Джок.

— Его всего избили, — с плохо скрытым удовольствием сообщил Фарид.

— Он вышел на рассвете погулять вокруг палатки, а на него напали. — вступил Заннат. Он почесал свою макушку, надеясь отыскать там свидетельство агрессии туземцев, но запутался пальцами в волосах.

— Погулять… на рассвете… — задумчиво повторил Маркус. — А это что там такое?

Он указал на некий недвусмысленный предмет на дне карьера. Это был фонарь.

— Ага! — Кондор пошевелил кустистыми бровями и оглядел студентов острым взглядом. — Сознавайтесь, кто из вас шатался ночью в карьер? Щупал артефакт?

— Да бросьте, док! — всё так же развязанно воскликнул Маркус. — Разве не ясно, что это Мелкович ночью лазал где не надо, да и ушибся.

— А я бы всё же попросил, — непримиримо ответил док Кондор, — нет, я требую! Идите в город и немедленно всё выясняйте! Я отвечаю за сохранность группы! Да что это такое?! Мы к ним не лезем, и они пусть к нам не лезут!

Он ещё долго разорялся. Такой скандальный был характер у Мариуша Кондора, а Джока он особенно не любил. Подобные перепалки происходили каждый день на виду у всего лагеря. Профессор требовал беспрекословного подчинения, а проводнику доставляло удовольствие подразнить вспыльчивого венгра. Выглядело это чрезвычайно потешно: невысокий горбоносый Кондор наскакивает на долговязого переводчика, а тот нет-нет, да что-нибудь обидное ввернёт.

Так думали все. Но, от Вилли не укрылось, что Маркус Джок встревожен и за беззлобным пререкательством скрывает беспокойство. Из этих двоих Вилли, без сомнения, более положился бы на опытного Маркуса, нежели на упрямого профессора.

— Да я не отказываюсь! — миролюбиво оправдывался Маркус. — Просто я хотел бы присутствовать при раскопках.

Кроткий Маркус! В такой ипостаси он был ещё более странен, и Кондор не нашёл достаточно убедительных причин, чтобы отказать ему. Спускаясь вниз, Мариуш спросил проводника:

— Вы в самом деле считаете, что Боб был здесь ночью? Вы полагаете, что он солгал?

— Нет, нет! что вы?! — немедленно отпёрся от подозрений Маркус. — Как можно!

— Мелкович бредит артефактом, — сообщила Нэнси. — Уверена, он надеялся найти сокровища. Другого такого идиота трудно отыскать.

Группа подошла к камню. Он выглядывал из почти отвесной стены, которая состояла из перемежающихся слоёв светло-жёлтого, светло-коричневого и бурого цветов. Приступать к раскопкам было крайне опасно.

— Нам остаётся лишь одно, — констатировал профессор, — создать искусственное обрушение и расширить карьер. Но, для этого нужны колья. Мы будем их вбивать в землю наверху и добьёмся нужного эффекта.

— Мне нравится эта идея, док, — похвалил переводчик.

— А вы отправляетесь в город и выясняете причину нападения, — отрезал док.

— Слушаюсь, сэр, — безрадостно ответил Джок.

***

Маркус шёл по мощёным дорожкам городка. Воздух был неподвижен. Несмотря на то, что ярко светило солнце, Стамуэн выглядел сумрачно. Не было слышно птиц, только назойливо зудели мелкие летучие кровососы. Проводник шёл неторопливо, тщательно следя за тем, где ступают его ноги. Впереди, метрах в двух, стукнул о мостовую небольшой камешек.

Джок замер и стал оглядываться, не поворачивая головы, одними глазами. На дорогу упал ещё один камень, уже побольше. Тогда проводник осторожно, не делая резких движений, снял с шеи амулет и поднял его над головой. Так он выжидал некоторое время. Ничего более не происходило. Маркус повесил шнурок обратно к себе на шею и спрятал маленький талисман за ворот видавшей виды футболки. Он вытер вспотевшие ладони о бриджи.

Шаария сидела на мощёном полукруге перед своей каменной хижиной и насмешливо смотрела на гостя.

— Отверженный — отверженной, — начал Маркус. Старуха промолчала.

— Отверженный, сын отверженной — отверженной, — снова пропел Джок. Он потянулся рукой к знаку изгнания. Старуха сделал рукой знак, означающий "не надо". И указала перед собой.

— Сестра — брату, — неохотно пропела она. Маркус сел. Он молчал до тех пор, пока шаария не разрешила:

— Говори.

— Отпусти их, — попросил проводник.

— Ты знаешь, это не в моей власти. Избранный нашёлся.

— Тогда отпусти остальных.

— Нет. Я должна спасти моих детей.

— Твои дети отвратительны. В них нет искры.

— Не тебе судить додонов, шаари.

Маркус помолчал, опустив голову. Потом взглянул на старуху, которая равнодушно продолжала курить трубку и насмешливо спросил:

— Сколько ты живёшь, шаария? Лет семьсот, не меньше? Тебе не надоело?

— Глупый. Жить никогда не надоедает. Если бы я думала иначе, то давно была бы Лгуннат — мёртвой прорицательницей.

— Я видел здесь мальчика, — не к месту проронил Маркус. — У него живые глаза.

— Да, — небрежно отозвалась старуха, — ты был таким же. Он — будущий Искатель, как и ты. Вас губит беспокойство.

Маркус снова умолк. Они сидели друг напротив друга довольно долго.

Старуха нарушила молчание:

— Ты знаешь, Сади, ничего сделать нельзя. Император должен получить свою долю. Так было всегда. Не нам нарушать обычаи. Бесчисленное множество додонов сошло во тьму, пока не появились люди. Нам ли их жалеть? Ты видел хранилище Символов?

— Видел. Скоро они его отроют. Уже собрались колья добывать.

— Так что же ты сидишь? Иди и помоги им. Здесь больше не о чем говорить. Ты выполнил свою задачу и больше не мешай нам. Никто не остановит Судьбы, даже Мать додонов. И берегись, Искатель, ты раскрываешь наши тайны чужакам.

Маркус вернулся в лагерь, сел за столик под навесом и неторопливо закурил.

— Нападений больше не будет, — пообещал он. — Только не ходите по ночам.

— Мы так и не выяснили, — напомнила Эдна, — кто и зачем разбил передатчик, зачем выведены из строя машины.

— Я же вам сказал — мууру. А уж зачем, он больше никогда нам этого не скажет.

— Что вы нам советуете, Маркус? — продолжала Эдна.

— Всё то же, пока не стало хуже: немедленно снимайтесь с места и уходите.

Он выглядел не просто усталым, а даже подавленным.

— Но Кондор говорит, у нас воды не хватит.

— Её и так не хватит, — тяжело ответил проводник и отправился к своей маленькой палатке. Там он упал на старый спальный мешок и долго лежал, глядя в пыльный брезент потолка. Постепенно его глаза стали закрываться, и он спокойно задышал во сне.

"Приходит время, — проскрипел ржавый тусклый голос, — и камни начинают говорить. Что ты просишь, Спящий?

— Знать судьбу, — тихо ответил Маркус.

— Кровь великой расы, даже разбавленная океаном воды, всё ещё имеет силу. Твоя просьба принята, о Спящий. Слушай.

Когда река Времени течёт по спокойному своему руслу, то придонные камни не стонут и не плачут. Они не чувствую потоков, что медленно катят над ними.

Но, встретив на пути пороги, река бушует и кидается на скалы, так сердит её препятствие любое. Кто устоит, о Спящий?

— Тот, кто крепко врос корнями в материнскую породу.

Проскочив пороги, река стремится к водопаду, где с высоты полёта птицы текущие спокойно воды срывают пальцами верхушки скал и тащут всё, что им попалось в цепкие объятия. И вниз бросают, в котёл кипящий.

Что будет с тем, кого сорвали воды и бросили, как щепку, в гущу водной пыли? Что ему поможет? Доблесть, слава, честность, любовь? А, может, трусость, жадность, предательство, обман? Что скажешь, Спящий?

— Только случай!

— Желаешь с Судьбою бросить кости?

— …желаю…

— Тогда иди к источнику Варсуйя. И вкус воды тебе подскажет, что за жребий вынула тебе судьба."

***

— Маркус, у нас несчастье!

— Что такое?! — Маркус вскочил.

Его звал Кондор. Проводник поспешно выскочил. Зажмурился от яркого света и поспешил надеть шляпу.

Под навесом находилась только Эдна, а студенты все разбрелись по палаткам.

— Это просто наваждение какое-то! Не уследили за канистрами с водой! Представьте себе, студенты отвлеклись и нашли столик перевёрнутым, а канистры на песке! И вот — пожалуйста! — из одной канистры вытекла половина воды!

Раскладной столик, на котором стояла драгоценная вода, теперь валялся на песке. Гнутый алюминиевый профиль, из которого были сделаны его опоры, был нещадно погнут и поцарапан. Белый пластик одной канистры был с угла словно пожёван. Долговязый Маркус медленно покружил вокруг навеса.

— Всё ясно, — разогнулся он. — Здесь был гость. Варан. Он почуял воду и пытался прокусить канистру. Видимо, ему это удалось, вот вода и вытекла.

Все сокрушённо молчали.

— Теперь у нас ещё меньше шансов добраться до людей, — проговорила Эдна.

— Вы опять про то же? — насупился профессор. — Говорю вам, мы не двинемся отсюда! Это верная смерть. В пустыне, без транспорта, без связи, без воды! Я уверен, что мы добудем воду!

— Тогда нам нужно экономить силы. — обратилась к нему врач. — Надеюсь, что через пару дней в консульстве хватятся и пришлют подмогу.

— Насчёт второго я согласен. Но, бесцельное шатание будет лишь способствовать панике. Студенты начнут сходить с ума. Им требуется хотя бы видимость работы. Поэтому сегодня же мы отправимся на поиски кольев. Небольшая прогулка никому не повредит. Как думаете, Маркус?

— Здравая идея. Я помогу вам.

— Вот-вот, — смягчился профессор. — Одно меня лишь беспокоит. Как бы на ребят не напали аборигены. Представить себе не могу, что будет, если снова кого-то покалечат. Вы говорили с ними? Что они сказали?

— На вас больше не нападут. Это было ритуальное побиение. Вы нарушили спокойствие древних камней, туземцы продемонстрировали богам своё усердие. Теперь все квиты.

***

Профессор объяснял собравшимся задачу: найти подходящие деревья, обрубить сучья и принести сюда. На группы из трёх человек выдавалось по топорику. А у Маркуса был его собственный большой нож, похожий на мачете.

Профессор наметил каждой группе направление для поиска, назначил время. Всё было продумано. И вот студенты разошлись, в лагере осталась Эдна — сторожить воду. Да Боб Мелкович слегка залихорадил. Уж как он ни рвался в поход, его-таки не пустили. Герой смирился и залёг в палатке.

Эдна предусмотрительно вооружилась монтировкой на тот случай, если в лагерь опять заглянет водолюбивый варан.