"Судебная машина" - читать интересную книгу автора (Бир Грег)ВЫВОДОдно великое общество-разум, удалившись от суеты Библиотек, сформулировало законы высшей метабиологии и нашло их совершенно аналогичными тем, что управляют планетарными экосистемами: конкуренция, победа путем выживания, эволюция и размножение. Оно доказало, что ошибки, боль и разрушение необходимы для любых перемен, а также, что гораздо более важно, для любого развития. Великое общество-разум провело сложные эксперименты, в ходе которых симулировались миллионы различных командных систем, и в каждом случае возрастание сложности, ведущее в конечном итоге к появлению разума, сопровождалось бескомпромиссным уничтожением предшествующих форм. Установив на основе этих опытов ряд аксиом, оно пришло к строгому математическому выводу: «В данной реальности, системы которой управляются временем и подвержены изменениям, конечный успех этики невозможен». Безразличие вселенной - ее бессознательная и беспощадная жестокость - умножается за счет необходимости того, что устаревшие мысли и жизни, давая место новым, должны гибнуть. Многократно перепроверив результаты своего труда, великое общество-разум стерло свои записи и уничтожило инфраструктуру в пределах семи миров и двух звезд, оставив лишь формулировку и Вывод. По всей галактике усвоение Вывода нарушило умственный покой Библиотек. Оказалось, что пробудиться от кошмарного сна истории невозможно. Одним из выходов представлялось самоубийство. Ряд видных Библиотек завершили свою деятельность. Другие признали, что Вывод верен, но не стали прибегать к суициду. Они продолжили жить, осознавая вероятность ошибки и разрушения. Их развитие шло своим чередом, размеры и сложность увеличивались, Библиотеки делались мудрее… Путешествуя между галактиками и по-прежнему оставаясь в одиночестве, Библиотеки поняли, что человеческое восприятие является единственно возможным. Возможность сверить Вывод с мнением независимых от людского интеллекта разумов не существовала. Опровергнуть его в данной реальности было нельзя. Прошли миллиарды лет, и вселенная стала гигантским домом. В ней жил практически безграничный разум, огромная закваска, сжигавшая в своем пламени доступную энергию и уменьшавшая тем самым срок существования реальности. Однако Вывод был непоколебим. - Подождите. Я ничего здесь не вижу. Я ничего не А хуже всего, простите, ваша болтовня о разумах, которые лишены эмоций. Мы-общность… Как вы себя в ней Я корчусь на полу своей клетушки и переживаю их эмоции: первое и второе одиночество, степени изоляции от памяти прошлого, от своих прежних личностей; тоску по индивидуализации, Началовремени… жажду понять не только внешнюю реальность, раскинувшуюся за границей огромной умственной вселенной общества-разума, но и постоянно меняющиеся потоки мыслей и порядок, возникающий в отношениях между придатками. Передо мной громогласная песня социального взаимодействия, любовь превыше всего, что мне было ведомо в плотской жизни. А больше, чем она - и недоступно мне, - чувство верности своему обществу-разуму и что-то вроде почтения к великим Библиотекам. (Мы-общность демонстрирует мне ощущения, существующие, по ее словам, на библиотечном уровне, но они столь масштабны, что я едва не распадаюсь на части, и меня приходится собирать заново.) В мысленном пространстве внутри тела ко мне приближается один из придатков. Свет у меня в клетушке тускнеет. Я понимаю, что знаком с ним; он тот, кем буду я… он - моя будущая личность. Касаясь меня, он испытывает грусть и некоторую скорбь. Ему больно от моей ограниченности рамками биологической природы. К нему возвращаются намеренно забытые воспоминания, мучительные. Мучительные и для меня. Я ясно вижу свою ущербность. Помню, как участвовал в бессмысленных спорах с друзьями, доводил жену до изнеможения, зря сердился на детей. Безрассудство моих отроческих лет предстает театром безумных теней. И я помню свои Все эти эмоции, показывает Мы-общность, имеют аналоги на их уровне. Наиболее неприятно для Мы-общности (это можно сравнить с физической болью) - признавать вероятность собственной неудачи. Возможно, что учителя неправильно наставляли учеников, что привело тех к ошибкам. - Давайте-ка скажем все напрямую, - предлагаю я. Я привык к своему воображаемому состоянию - к тому, что сижу у себя в клетушке, как в купе поезда, и гляжу наружу через небольшое окошко. Восьминогое тело стоит на утесе, ледники отступают. - Вы - преподаватели, такие же, каким когда-то был я, и обычно поддерживаете связь с более крупным обществом-разумом, составляющим часть Библиотеки. - Идея того, что общество есть разум, а разум есть общество, мне еще не до конца ясна. - Однако есть вероятность того, что произошел переворот. Революция! Учащиеся… Впервые за миллиарды лет… Непостижимо! И вот вы отрезаны от своей Библиотеки, остались одни, вам грозит гибель… И в такой обстановке вы рассказываете мне про древнюю историю?! Мы-общность замолкает. - Наверно, я имею для вас большое значение. - Эти слова я произнес бы со вздохом, будь у меня легкие. - Понятия не имею почему. Впрочем, может статься, это и не важно. У меня столько вопросов! Хочется знать, что сделалось с моими детьми, с женой. Со мной самим. С миром. - Вы что, ее не помните? Ощущаю леденящий трепет. Пятьдесят миллиардов человек… или кем бы они ни были. Смутно вижу связи внутри общества-разума - парные, тройственные, тысячные, - как пережитки сексуальности и брака, так и те, что существуют лишь из соображений выгоды. От подобного известия мне становится вдвое больнее. Чувство оторванности от любимой возрастает и расширяется. Я хочу коснуться своего лица - проверить, не плачу ли. Руки проходят сквозь воображаемые кожу и кости. Мое тело давно уже обратилось в прах, и в пыль - тело Елизаветы. Что между нами сломалось? Она нашла себе любовника? Или я - любовницу? Я призрак. Что мне задело? Бывали трудные периоды, но никогда я не считал наш с ней союз - наш - Зачем я вам? Что я должен сделать? Договорить нам не удается. С ледником происходит нечто невообразимое. Со своего утеса - Наше тело наполовину вмерзло в отверделые деформированные данные - Мы видим, как пласты льда покрываются пузырями, как перегретое стекло. На поверхность вырываются гейзеры и тут же застывают причудливыми цветами. Прекрасная чума охватывает все вокруг. Мы-общность понимает не больше моего. Внизу, на холме, раздаются негромкие звуки. Мы-общность замечает излучение - гамма-лучи, бета-частицы, мезоны - и транслирует его мне. - Что-то приближается, - произношу я. Из облака творения и разрушения выходит Беркус. У него явно видны следы какого-то сбоя - он расточает слишком много энергии. Само его присутствие разрушает материю, из которой созданы Мы. Четверо из семерых придатков ощущают эмоцию, укорененную в самых глубоких алгоритмах их прошлого. Страх. Троим эта физиологическая функция незнакома. Они испытывают умственную озабоченность с намеком на космическую грусть, как будто Нашу гибель можно сравнить с уничтожением естественных звезд и галактик. Несмотря на эти странные разногласия - признак нарушений Нашего внутреннего порядка, - Мы продолжаем придерживаться своего курса. Беркус поднимается на холм. Через свое окошко я вижу монументальное, жуткое Беркус останавливается и ощупывает Наше тело, которое намного меньше и слабее, быстрыми нейтронными вспышками. От этого оно теряет силы, панцирь проминается. Чувствуя повреждения тела, Мы-общность невольно транслирует мне эти ощущения, которые я воспринимаю как боль. Внутри моего разума происходит взрыв. Вновь становится темно. Беркус решает, что в дальнейшем приближении нет необходимости. Для Нас и Нашего тела это удача. Если бы дистанция между нами еще хоть немного сократилась, последствия были бы фатальны. Подобную грубость тяжело пережить. Мы задаемся вопросом: сколько придатков содержится внутри Беркуса. Гипотетически можно предположить, что в нем находятся все учащиеся, полнота студенческого общества-разума, что объяснило бы и объемы используемой энергии, и смену конструкции. Наш убогий древний индивидуум приходит в сознание и сидит тихо. Он слишком шокирован, чтобы возражать. Избранная нами стратегия предполагает на данном этапе избежание тесных контактов с ученическими придатками. Однако Мы можем получить от них более подробную информацию. Беркус не отвечает. Весь разговор занял меньше одной миллионной доли секунды. Пауза длится секунды, минуты. Лед вокруг рушится, как комья грязи, упавшей в текущую воду. Беркус стоит на трех разъятых ногах, а остальными машет в воздухе. Эта карикатура так раздражает Нас, что Мы отступаем на несколько метров. Все это я вижу через Мы-общность, словно своими собственными глазами, и внезапно понимаю, для чего меня вызвали из памяти и зачем Мы-общность показывала мне разные лица и образы. За двенадцать миллиардов лет вселенная невероятно постарела. Жизнь и разум, сколько-то миллионов лет назад шагавшие сквозь космос (а другого разума, кроме человеческого, на свете нет), заперты теперь в пределах немногих звездных систем. Им, этим системам, не дают умереть, питая сконцентрированной энергией, оставшейся от погибших галактик. Созданные природой светила и планеты исчезли, а тот обрюзгший, впавший в кому лиловый шар, что висит над нами, - рой гигантских плазменных машин, контролирующих каждый грамм материи, каждый эрг энергии. Искусственные солнца пульсируют, как клетки огромного организма. Их конструкция предполагает максимальную эффективность - нужно сберечь каждый скудный миг оставшегося у мира времени. Планеты перестроены, переделаны, они теперь тоже - колоссальные геомашины. С ужасом я осознаю, что сама материя, из которой сложены все предметы, ее элементарные частицы - они изготовлены людьми. Галактики мертвы, превратились в бесцветные уголья. Все первозданные молекулы, не вошедшие в состав трех тесно сжатых систем, застыли и распались. Сама гравитация потеряла свои извечные свойства и сделалась неопределенной. На смену ей пришли силы, генерируемые звездными и планетарными механизмами. Все стало не тем, чем кажется, и с той поры, когда я жил, не сохранилось ничего. Запасы энергии строго ограничены. А управляет ими и контролирует Работы Концевремени сверхкомпетентное обществоразум, состоящее из множества «придатков». И одна из этих объединенных личностей… Одна из них - моя жена. - Где она? Могу я с ней поговорить? Что с ней случилось - умерла, была записана?.. Толи от моих слов, толи от близости Беркуса Мы-общность бросает в дрожь. Меня отправляют в более тихое место, откуда я смогу все видеть и слышать, не беспокоя их. Я чувствую, как Наше паучье тело зарывается в рыхлеющий грунт утеса. Мы плачем, оседая под жгучими лучами Беркуса. Его постоянно меняющееся тело потребляет энергию с невероятным уровнем потерь, как будто учащимся ни до чего нет дела, кроме их безумной миссии. Они сокращают срок активной жизни на целые дни - сокращают его Вывод доказывает верность концепции первородного греха - все живое должно питаться, должно разрушать, должно карабкаться по эволюционной лестнице, наступая на головы бесчисленных жертв. Творение включает в себя смерть и боль; мир - это склеп. Я изучаю Вывод. Внутри Нашего тела время течет несколькими параллельными потоками. Я пытаюсь охватить принципы и выражения, дающиеся не в словах, а в виде многосмысловых абстракций. Вывод .сложнее любой человеческой жизни и даже жизни вида, поскольку основан на другой логике: в ходе его доказательств создаются, изменяются, сводятся к формуле, а потом к нулю миниатюрные вселенные мысли. Он укоренен в сферах интеллектуального опыта, которые мне недоступны. Однако меня снабжают их толкованиями. Закон: Любая динамическая система (как я понимаю - любой организм) имеет лимитированный доступ к ресурсам и лимитированное время на достижение своих целей. (Приводится множество случаев как из истории, так и из малой искусственной вселенной.) Отсюда следуют другие законы, касающиеся поведения систем в потоке энергии. Мне они совершенно непонятны. Наблюдаемый закон: Цели различных организмов, в том числе подобных друг другу, не могут полностью совпадать. (Очевидное доказательство сводится к демонстрации существующих противоречий.) Далее начинается бесчисленный ряд рассуждений, сопровождаемых слишком многочисленными для моего восприятия примерами: Передо мной словно распускаются бутоны стальных цветов. Мне плохо, я чувствую, как прекрасные существа гибнут впустую, как теряется их информация, как пресекаются их возможности. Сложность экосистем возрастает, что позволяет возникнуть организмам, главные адаптивные качества которых - способность воспринимать окружающую действительность и принимать решения. Появляются прототипы обществ, взаимодействующие путем обмена ресурсами, плодами культуры и политическими моделями и благодаря этому способные к более эффективной организации. Однако эволюция продолжается. Общества и культуры гибнут, их ждет забвение; фрагменты крупных систем исчезают, не успев выполнить свое предназначение. Из истории: одни нации охотятся на другие и пожирают их заживо, выплевывая культуру, как шелуху. Закон: Вселенная нейтральна и безразлична к случающимся событиям; вмешательство какой-либо всепревосходящей динамической системы не происходит… В дни, когда я был рожден, жирный дым поднимался над трубами крематориев, и Бог не слышал стонов Своего народа. Передо мной абстракция, означающая в доказательстве Вывода зло. Она похожа на акулу, но на самом деле это всего лишь особо сложное уравнение. В ее пасти - история, и тупое давление органики, и все беды прошлого; акула не делит нас на плохих и хороших, ей неведомы суд и справедливость, она готова сожрать и сильных, и многообещающих, и юных. Боль, боль, агония - а сверху над всем этим незрячая безразличность вселенной. После того как - казалось, часами - я думал, задавал вопросы и получал ответы, познал новые способы мышления, я начал ощущать доскональность Вывода и почувствовал отчаяние, такое, какого не знал прежде. В плотской жизни у меня была надежда на то, что когда-нибудь разумные существа узрят путь к справедливой и прекрасной жизни. Правда, на практике они всегда держались за старое. Небеса запятнаны злом - или недвижны. Но справедливый Бог не правит ими. Справедливого Бога нет. Идеальная справедливость и красота несовместимы с творением и развитием. Ни рождение сына и дочери, ни день свадьбы, ни все моменты радости не сотрут моего страха перед историей. А то, что случилось после моей записи, - еще ужаснее. Мне кажется, что я окунулся в плотоядную |
||
|