Сергей Мусаниф Понты и волшебство

Глава первая, в которой отважный герой встречает прекрасную леди, попавшую в беду, и отправляется на поиски приключений

Утро не задалось.

Не помню, с какой ноги я встал, зато прекрасно помню, что под нее сразу же подвернулась пепельница, которая, соответственно, тут же перевернулась, и окурки рассыпались по ковру. Ковер был правильный, с длинным ворсом, и процесс его чистки даже при наличии не менее правильного, чем сам ковер, моющего пылесоса обещал мне много недружелюбных взглядов домработницы.

В новом доме улучшенной планировки и повышенной комфортности вода из крана по утрам шла чуть теплая, а холодный душ, хоть он и способен разбудить человека, имевшего неосторожность под него залезть, и придать этому человеку заряд бодрости на целый день, отнюдь не способствует появлению у вышеупомянутого человека хорошего настроения. Вдобавок оказалось, что полотенце упало с сушилки, на которую я его вчера бросил, и всю ночь пролежало на полу, естественно не став от этого суше и теплее.

Разогнав холодную воду по телу при помощи мокрого и холодного куска ткани, я напялил спортивный костюм и поперся в кухню на предмет приготовления завтрака. Кофеварка неприятных сюрпризов не преподнесла, и это обнадеживало.

Я нарезал сосиски, обжарил их на вологодском сливочном масле, которое мой приятель Васька нарезает из ворованного на таможне «Анкора» в подвале одного из подмосковных домов, залил все это дело пятью яйцами и взялся за солонку, потом за перечницу. Крышка перечницы открутилась при третьем же взмахе руки, и ароматно пахнущая яичница покрылась толстым слоем, но отнюдь не восхитительного молочного шоколада, а жгучего красного перца, что явно делало блюдо непригодным для поглощения.

Оставлю за кадром все те слова, что я сказал перечнице. То ли ей не понравился мой тон, то ли то, что я кинул ее в угол, но она треснула и отказалась от дальнейшего функционирования в роли столового прибора.

Открыв холодильник, я обнаружил, что сосиски были последними, яйца тоже, и мне, видимо, придется обойтись без горячего завтрака, а я этого крайне не люблю.

Один мудрый дед, с которым я познакомился, когда служил в армии, за время долгого общения убедил меня в том, что завтрак является основной едой в течение всего дня. Завтрак можешь жрать сам, говорил он, обед подели с каким-нибудь другим духом, но ужин отдай деду; усекаешь, салага? Я усекал — по мере своих скромных возможностей.

Кстати, звучит парадоксально, но сами деды ужин почему-то любили. Будучи дежурным по кухне, я частенько видел их унылые лица, возникающие в окошке для выдачи пищи примерно через полчаса после отбоя. И хотя зачастую эти унылые лица целиком не помещались в окошко, в глазах у дедов были голод и тоска.

— Дай пожрать, салага, — говорили они.

— Идите, пожалуйста, в… — отвечал им я. — У меня проверка на носу, мне недостача не нужна.

Обычно после этого они вежливо уточняли, куда именно я рекомендовал им отправиться, закатывали рукава и стучали в дверь с требованием впустить их внутрь. С моей стороны не следовало никаких возражений, ибо дверь была хлипкой, а порча казенного имущества в мои планы не входила.

Деды заходили на кухню и убеждались, что размеры окошка для выдачи пищи не позволяли им правильно оценить реальные габариты салаги, отказавшегося дать им пожрать, после чего они говорили:

— Живи пока.

И, сохранив лицо, деды шли туда, куда я рекомендовал им отправиться с самого начала.

— Дай пожрать, — сказал я холодильнику.

— Дверца открыта, — ответило шведское чудо бытовой техники, а подумало, наверное, примерно то же, что я когда-то говорил стаям голодных дедов, имевшим неосторожность забрести на территорию кухни.

— Сам туда иди, — сказал я.

Масла было полно, оно и понятно, Васька заезжал в гости совсем недавно. Но избытка других продуктов, равно как и их присутствия, в означенном холодильнике не наблюдалось. Пива, водки и шампанского было хоть отбавляй, а вот продуктов — нет.

Немного порывшись в лесу стеклянных бутылок, я нашел банку лучшей закуски к хорошему коньяку — если вы настолько забыли правила хорошего тона, что имеете неосторожность закусывать хороший коньяк. Некоторые мои знакомые такую неосторожность имеют, поэтому закуска у меня была.

Я не большой любитель морепродуктов, да и стосорокаграммовой баночки, пусть даже с маслом и хлебом, моему организму явно недостаточно для того, чтобы с ходу вписаться в бурлящий жизнью реальный мир, но за неимением лучшего пришлось довольствоваться тем, что есть в наличии.

Когда я намазывал черной икрой второй бутерброд, за спиной раздались чьи-то шаги, сменившиеся весьма эротичным зевком.

— Что за дела, Светлана? — строго сказал я, даже не повернув головы. — Женщина в доме, а есть совершенно нечего.

В качестве прелюдии к ответу я получил два слабых удара кулаками в спину.

— Какая я тебе Светлана, свинья!

Тирада была достаточно гневной, чтобы заставить меня отложить в сторону бутерброд, убрать от греха подальше горячий кофе и обернуться. Действительно, это оказалась не Светлана. Но самый любопытный для меня факт заключался в том, что эту девушку я не знал.

А стоило бы, потому что она была как раз в моем вкусе.

Немного о моих вкусах.[1]

Женщины!

О, женщины! О женщинах можно говорить часами, но, если попросить человека, который говорит о них часами, написать все то, что он говорил, он выдохнется уже на третьей строчке. Женщина — это самая непостижимая загадка Вселенной. Она может быть ангелом с нимбом над головой, но стоит какому-нибудь облачку омрачить горизонт ее жизни, и через десять секунд вы получите разгневанную фурию с развевающимися по ветру волосами, и в каждом ее взгляде вам будут мерещиться темные аллеи и отравленные кинжалы. Женщины прекрасны, нежны и добры. В то же время они коварны, хитры и злопамятны.

Кое-кто из моих знакомых считает, что женщине необязательно отягощать себя мозгами, и ссылается при этом на библейскую легенду об Адаме и Еве, согласно которой женшина была создана из единственной в теле мужчины кости, не имеющей костного мозга. Я не готов согласиться с таким взглядом. Глупые женщины так же неприятны, как и глупые мужчины, и все очарование самой раскрученной фотомодели рассыпается прахом, стоит ей только открыть рот.

Я люблю женщин вне зависимости от количества выпитой водки. Наверное, я — лесбиян.

Фигура, лицо, прическа, вкус при выборе одежды, отсутствие рязанского говора, хотя бы легкий налет интеллигентности и многообразие тем для беседы — вот что я в первую очередь ценю в противоположном поле. Существуют и другие критерии, но они не столь важны при первичной оценке кандидатуры на роль подружки.

С фигурой, лицом и прической у незнакомки все было в порядке. Что касается вкуса при выборе одежды, его трудно было оценить за полным отсутствием таковой. Вряд ли золотая цепочка на шее, серьги в ушах и браслет на левой ноге могли сойти за одежду, а больше на ней ничего, простите за подробности, не было.

Далее по списку. Рязанского говора в ее речи не было, равно как и любого другого характерного для провинции говорка. Она назвала меня свиньей, что не слишком интеллигентно, но, согласитесь, вполне могло иметь место в данной конкретной ситуации. Что касается всего остального, то выяснить это можно было, только вступив в диалог, к которому она, судя по всему, была не слишком расположена. Я имею в виду, что, если человек расположен к конструктивной беседе, он не будет гордо поворачиваться к вам голой… э-э-э… спиной и не уйдет в направлении спальни.

Во мне взыграла природная любознательность. Я быстренько сунул в рот бутерброд, запил его половиной чашки кофе и пошел по следам прелестной незнакомки на предмет установления личности и наведения контактов. Войдя в спальню, я понял, что подаренный мне эпитет был очень мягким, ибо сам себя в такой ситуации я охарактеризовал бы еще хуже. Наша одежда, я имею в виду ее и свою одежду, была разбросана по всему полу и завязана в очень хитроумные и наводяшие на длительные размышления узлы, зачастую встречавшиеся в самых неподходящих для одежды местах, чему я не придал особого значения при пробуждении ввиду своей непроходящей утренней невменяемости. Судя по этим узлам, а также по растерзанному состоянию постели, забыть имя девушки было просто верхом хамства и невоспитанности с моей стороны.

Девушка как раз развязывала один одежный узел в попытке высвободить свои колготки.

Я деликатно поскреб пальцами по косяку.

— Извини, — сказал я. — Имело место временное помутнение рассудка. Мне показалось, что сегодня четверг и пришла моя домработница. Она занимается всякими покупками. И ее зовут Света. Она приходит по четвергам.

— Я — не твоя домработница, — сказала она.

— Я уже догадался.

— Это же надо так нажраться, — сказала она, обращаясь к противоположной от меня стене. — Чтобы наутро даже забыть мое имя.

— Позволь внести поправку, — сказал я. — Я не нажираюсь, а выпиваю в компании хороших друзей, причем выпиваю весьма умеренно и знаю свою норму.

— Да уж, — сказала она.

— Да, — подтвердил я. — И вообще все твои обвинения беспочвенны. Я помню, как тебя зовут.

— И как? — Яда в ее голосе хватило бы, чтобы отравить половину моих сотрудников, а штат у меня, к слову, весьма нехилый.

— А вот теперь не скажу, — сказал я. — Потому что ты ложно обвиняешь меня во всяческих пакостях.

— Не выкручивайся, — сказала она. — Меня зовут Ира, свой телефон я тебе не оставляла, так что можешь не волноваться. Более мы с тобой не увидимся.

— Печально, — сказал я.

— А все могло бы быть не так, если бы ты не оказался такой сволочью, — сказала она.

В битве с одеждой Ира одерживала верх, и теперь я разговаривал уже не с голой, но с полуодетой девицей.

Ловить тут было нечего, и я ушел допивать свой кофе.

Один знакомый ловелас как-то поведал мне, что женщины, они на самом деле как трамваи. Не в том смысле, что красные и постоянно лязгают на стыке рельсов, а потому что бегать за ними нет никакого смысла, все равно не догонишь. А через пять минут подойдет другая.

Утешившись сей нехитрой философской мыслью мужской шовинистической свиньи, я допил кофе и закурил свою первую сигарету. Когда до фильтра оставалось две затяжки, со стороны входной двери послышались металлический скрежет и приглушенные проклятия.

— Верхний замок, два оборота по часовой стрелке, — сообщил я. — Потом дерни за засовчик. Кстати, тебя куда-нибудь подвезти?

Ответом был стук захлопнувшейся двери. Я пожал плечами. Поскольку о событиях предыдущей ночи я почти ничего не помнил, сожалеть было особенно не о чем.

Ну напился. Ну забыл. С кем не бывает? И зачем так драматизировать?

Я выглянул в окно и посмотрел Ире вслед. На улице была самая натуральная осень, унылые деревья, лишенные лиственного покрова, лужи на асфальте и спешащие по своим делам прохожие. Сашке Пушкину бы понравилось.

По пути на стоянку я выкурил вторую сигарету. Черная кошка дважды перебежала мне дорогу, так что пришлось плеваться, стучать себя по голове и держаться за пуговицу на пиджаке.

Сторож приветствовал меня своим обычным невнятным бурчанием и столь же обычным запахом перегара. Я помахал ему рукой, и выходить из своей каморки он не стал. Мой аппарат стоял рядом с выездом, на одном из самых престижных мест, и, как ни странно, стоял довольно ровно.

При моем приближении он радостно пискнул сигнализацией и открыл дверцу. Я плюхнулся на сиденье, сунул ключ в замок зажигания и закурил третью сигарету. Каким бы хорошим ни был собранный в Германии мотор, перед началом движения его надо прогревать. Те, кто пренебрегает этим правилом и крутит холодный двигатель на всю катушку, расплачиваются капитальным ремонтом поршневой уже через год эксплуатации.

Кстати, кто-то может заметить, что я слишком много курю. Это факт, с которым я не собираюсь спорить. Зато я регулярно навещаю спортзал, хожу в фитнес-клуб и бегаю трусцой по выходным. Дыхание у меня хорошее, на общее физическое состояние тоже грех жаловаться, так что можно покурить. Работа у меня довольно нервная.

Я бизнесмен, соответственно соседи считают меня бандитом, и при всем моем желании, если бы оно у меня присутствовало, я не смог бы их в этом разубедить. Но желания кому-то что-то доказывать у меня уже давно нет, кроме того, времена сейчас смутные и в некоторых ситуациях куда выгоднее иметь репутацию бандита, нежели таковой не иметь.

В общественном сознании произошли какие-то сдвиги. Слово «бандит» не потеряло своего первоначального значения и продолжает характеризовать человека с отрицательной стороны. Однако бандитами считаются почти все люди, которые умудряются зарабатывать больше трехсот зеленых американских рублей в месяц, независимо от того, как они их зарабатывают. Много денег у него, говорит простой обыватель, много денег и хорошая машина, понятное дело откуда. Бандит.

Страшно сказать, но некоторые девушки вместо того, чтобы ждать принца на белом скакуне, как и положено юным романтическим особам, стали мечтать о коротко стриженном отморозке на последней модели «БМВ» с непременным дробовиком под сиденьем.

Простой обыватель, который в любом деле разбирается куда лучше, нежели специалист, посвятивший этому делу всю свою жизнь, далее сообщает, что отличить бандита от нормального человека можно по некоторым внешним признакам. Бандиты, по мнению простого обывателя, обычно хорошо одеты, коротко подстрижены и ездят на новеньких импортных машинах. Разговаривают они либо на одних «понтах», и таких личностей относят к так называемым быкам, или торпедам, либо же, напротив, в общении весьма вежливы и обходительны. Вежливых и обходительных принято считать бандитами еще хуже, потому что они являются авторитетами и гораздо более жестоки, нежели их подчиненные. В качестве примера абсурдности такого определения хочу рассказать, что не далее вчерашнего дня по отношению к описываемым событиям имел удовольствие лицезреть посредством телевидения интервью с неким господином Швыдким, министром культуры РФ. Одет безукоризненно, разговаривает крайне вежливо, по городу передвигается на новеньком Б-пятом «фольксвагене-пассате», а прическу вы видели и сами. И какую же ступень в криминальной иерархии должен занимать этот воспитаннейший и культурнейший человек? Не иначе как казначея московского общака.

Так что если встретите где-нибудь простого обывателя, можете смело плюнуть ему в левый глаз. И скажите, что это я передал.

Поскольку я был единоличным владельцем и генеральным директором своего небольшого бизнеса, никто не стал указывать мне на прискорбный факт опоздания на работу.

Головной офис моего предприятия располагается на одной из периферийных бензоколонок из принадлежащей мне сети. В центр города по утрам добираться целая проблема, сплошные пробки и дорожные работы, а здесь, в Московской области, все довольно тихо и спокойно.

Здесь я встречаюсь с кем мне надо, а кто не надо не знает, где меня искать.

Я выпил чашку кофе, закусил парочкой бутербродов из кафешки при заправочном комплексе, позвонил двум нужным людям, послал подальше одного ненужного и углубился в бумаги.

Примерно в половине двенадцатого в кабинет завалился Александр и подпер собой южную стену. Он пожелал мне доброго утра, я ответил ему тем же, несмотря на то что по моим меркам уже давно наступил день, и тут Александр заглох, всем своим видом показывая, что знает нечто, о чем не хочет говорить, но говорить о чем ему явно придется.

— Ну, — сказал я, закуривая сигарету.

— Думаю, будут у нас проблемы, — сказал он и снова заглох.

Я выкурил сигарету до половины. Когда он в таком состоянии, лучше его не торопить. Начнет нервничать, заикаться и в итоге будет рассказывать свою историю в три раза дольше.

— Какого рода проблемы? — спросил я.

— С безопасностью, босс, — сказал он. — Борю вчера грохнули.

— А мы здесь с какой стороны? — спросил я.

— На его место придет Леня.

— Ну и что? Боря, Леня, это все мелкое местное хулиганье. Их проблемы никоим образом нас не касаются, так что вы что-то напутали, Александр.

— Нет, босс, — сказал он. — Ничего я не напутал. Леня — тот еще отморозок.

Я зевнул. Мне было скучно. Боря, Леня… Сколько на моем веку было таких Лень и Борь, и все они были либо отморозками, либо беспределыциками, либо кем-то еще. Главное в нашем бизнесе — это обращать на них поменьше внимания. Отличительной особенностью подобных субъектов являются крайне непродолжительные сроки жизнедеятельности их организмов, которые, я имею в виду сроки жизнедеятельности, обычно прерываются при помощи небольших кусочков свинца или пакетиков Си-4.

— Приедет — поговорим, — сказал я Александру. — И нечего раньше времени панику устраивать.

— Просто у нас тут, типа, заправка, босс, — сказал он. — Очень уязвимое место с точки зрения пожарной безопасности.

— Вы слишком много беспокоитесь, Александр, — сказал я.

— Лучше бы нам держать офис ближе к центру, — сказал он.

Это старая песня, он считает, что самые реальные люди в бизнесе должны иметь кабинеты с видом на Кремль. Сколько раз он пытался уломать меня арендовать здание в Москве, и сколько раз я говорил ему о практической стороне этого вопроса. Находиться в области было удобно, плюс к этому я имел возможность держать руку на пульсе событий. И никакие внутренние разборки местных криминальных группировок, на территории которых, совершенно случайно, кстати говоря, оказался мой головной офис, не могли поколебать мои позиции по данному вопросу.

Это случилось в три часа пополудни.

Я подкреплял силы в нашем кафе (лучшая кухня в Московской области, доложу я вам; от клиентов не было бы отбою, если бы шеф-повар готовил всем так, как он готовил мне!), когда заявился Александр с очень бледным лицом и трясущимися руками.

— Началось, — сообщил он, и если бы я не знал Александра так хорошо, как я его знал, то по его внешнему виду и тону, которым он произнес это одно-единственное слово, я мог бы предположить, что началась Третья мировая война или очередной Киндерсюрприз объявил очередной дефолт.

Поскольку требовать от него объяснений в этой ситуации было бессмысленной тратой времени, да и вряд ли бы мой заместитель сумел приехать с такими вестями откуда-то издалека, что в нынешнем его эмоциональном состоянии было просто нереально, я решил, что что-то началось здесь, и вышел посмотреть, что же именно началось. Александр пошел за мной.

Долго искать причину взбудораженного состояния моего помощника мне не пришлось, ибо обнаружилась она прямо по курсу, метрах в двадцати от выхода из кафе. Если бы я не обедал в отдельном кабинете, то имел бы удовольствие лицезреть происходящее прямо из-за столика, чем, кстати, и занимались немногочисленные посетители пункта общественного питания. Лицезрели.

Прямо Рим какой-то, подумал я. Хлеба и зрелищ.

Рядом с заправочными колонками стояла только одна машина. Это была, как говорится, того, кого надо, машина. Черный с тонированными стеклами «мерин» в сто сороковом кузове с шильдиком «600» на кромке багажника с одной стороны и табличкой «Брабус» на противоположной.

Вокруг машины имели место быть пятеро субъектов. Четверо в одинаковых кожаных плащах до самого асфальта и в темных очках. Их можно было бы принять за близнецов, если бы они не разнились возрастом и комплекцией. Пятым был мой заправщик. Он сидел на мокром асфальте рядом с валяющимся там же заправочным пистолетом и всем своим видом давал понять, что только что получил тяжелые повреждения — в рабочее, спешу заметить, время — той части тела, которая просто необходима для ношения черных вязаных шапочек с вышитыми на них логотипами моей компании. Иными словами, ему только что дали в глаз.

Он молчал. Очевидно, сказать ему было нечего. Зато остальные орали напропалую, и, судя по тому, что один орал громче других, главным был он. Это был тип, телосложением напоминающий матерого хряка, правда, если бы сему достойному представителю непарнокопытного животного мира ударила бы в голову блажь вырядиться в черный кожаный плащ и передвигаться только на задних ногах. Я подошел поближе и остановился, предоставляя всем возможность высказаться. Хряк сразу заткнулся, смерил меня весьма недружелюбным взглядом и заявил, что хочет видеть менеджера этой заправки.

— По какому поводу? — поинтересовался я.

Отличающийся благоразумием Александр стоял метрах в двух позади меня и намного восточнее.

— По поводу обслуживания клиентов на этой дерьмовой заправке, — сказал он.

— Вас плохо обслужили? — спросил я.

— Да!

— И в чем же это выражалось, позвольте поинтересоваться?

— А кто ты такой, чтобы чем-либо интересоваться? — крайне невежливо и агрессивно спросил он.

— Я не помню, чтобы вы входили в круг моих близких знакомых, — сказал ему я. — И я так же не помню, что мы пили с вами на брудершафт, так что не вижу для вас никакого извинительного повода говорить мне «ты».

— Он не заплатил за бензин, — сообщил Александр с безопасного расстояния.

— Вот как? — удивился я. — Вы не заплатили за бензин? И после этого вы еще жалуетесь на плохое обслуживание?

— Я — Леня Подольский, — сказал хряк. — Я не собираюсь ни за что платить в своем районе.

— А я — хозяин этой заправки, — сказал я. — И спешу вас уверить, что на моих заправках платят все.

— Ага, — сказал Леня. — Так ты, значит, хозяин. С тобой-то я и хотел побазарить.

— По какому поводу? — поинтересовался я.

— Насчет того, кто и кому тут платит, — сказал он. — У тебя большой бизнес на моей территории, а Бог велел делиться.

— Я делюсь, — сообщил я. — Но Бог не указывал лично на вас, поэтому я делюсь с Андрюшей Беляевским.

— Андрюша Беляевский здесь не катит, — сказал Леня.

— Любопытное замечание, — сказал я.

— И будешь ты мне отстегивать… тридцать косых для начала. В месяц. А потом посмотрим.

— Весьма самонадеянно с вашей стороны, — заметил я, — ставить мне такие условия.

— Ты же не хочешь, чтобы тут все вспыхнуло? — спросил он.

— Определенно не хочу, — согласился я. — И готов принять для этого любые меры.

— Вот и прими, — сказал он. — Тридцать косых в месяц.

Человек явно не представлял реальных масштабов моего бизнеса, иначе не стал бы требовать столь скромную сумму, но просвещать его на этот счет я не собирался. Его разведка плохо приготовила свое домашнее задание, и это уже не моя проблема.

— Это солидная сумма, тридцать тысяч, — сказал я. — Хотелось бы уточнить, что именно я покупаю за эти деньги.

— Тишину и спокойствие.

— Тут и так было тихо и спокойно, — сказал я. — До вашего визита. Кстати, раз уж мы заговорили о тишине и спокойствии, я хотел бы уточнить, за что вы ударили моего человека.

— Этого?

— Именно его.

— Он оперся на мою машину.

— Это серьезная причина, — согласился я. — Но, понимаете, в любом обществе существуют какие-то нормы приличия и правила, которыми руководствуются входящие в это общество люди, и согласно этим правилам, ударив моего человека, вы нанесли оскорбление лично мне. Так что, я надеюсь, вы сможете правильно оценить то, что я сейчас сделаю.

Весовые категории у нас были примерно одинаковые, разве он был чуть полегче, поэтому особо соизмерять силу удара я не стал и врезал ему от всей души. А человек я душевный.

Здесь я хочу заметить следующее: даже в банальной кулачной драке на бензоколонке к делу надо подходить профессионально и точно знать, какие именно повреждения вы хотите нанести каждым своим ударом. Для того чтобы точно отмерить дозу удара, вы должны отчетливо представлять, кого вы бьете, за что вы его бьете и какие в дальнейшем у вас с ним должны сложиться отношения. Допустим, если вы, приняв на грудь пару лишних бутылок водки, повздорили со своим близким другом, обсуждая подробности вчерашнего футбольного матча, нет смысла укладывать его в реанимацию с сотрясением мозга и множественными ушибами и переломами.

Леня, пришедшей на смену Боре, с которым у меня существовали определенные договоренности, мне не понравился, и никаких дальнейших с ним отношений я не планировал. Он вел себя глупо и, приехав сюда, совершил как минимум две грубые ошибки, каждая из которых была для него фатальной. Поэтому повреждения он должен был получить максимальные, чтоб и другим неповадно было… Кое-кто, конечно, может заметить, что бить в лицо главаря криминальной группировки не слишком-то разумно, поскольку подобные личности бывают крайне обидчивы и отличаются хорошей памятью к нанесенным оскорблениям, но, поверьте, у меня тоже были свои резоны.

Мой правый кулак вонзился в его челюсть. Челюсть хрустнула и уехала в сторону. Настоящий профессионал может многое определить по звуку удара в челюсть. Некоторые умудряются даже подсчитать количество выбитых зубов с погрешностью в одну единицу. Я такими способностями не отличаюсь, по моим прикидкам, жевательных и клыков он должен был потерять от двух до пяти штук. Получив в челюсть, Леонид отправился в непродолжительный полет, который был грубо прерван возникновением у него на пути бензоколонки. Приложившись о колонку затылком, он медленно сполз на асфальт.

Трое его коллег отступили на шаг и извлекли из-под плащей бейсбольные биты.

Забавно. Как-то не замечал, что американский вариант лапты пользуется в нашей стране бешеной популярностью, однако биты для него встречаются в любом магазине спортивных и около того товаров, расходясь в общем-то весьма неплохими партиями. Забавно, что другие аксессуары для этой игры типа бейсбольных мячиков, перчаток-ловушек и доспехов для кетчера таким же успехом не пользуются и встретить их на прилавке гораздо труднее. А биты — это да.

Вторым любопытным фактом было то, что никто из спутников Леонида не попытался подойти к нему и поинтересоваться, как дела. Зря. Если бы он им ответил, они бы дважды подумали, прежде чем сделали то, что они сделали.

Они пошли на меня.

Причем у них был такой вид, словно им не впервой было приближаться к людям с бейсбольными битами в руках и ярко выраженным намерением показать, кто на этой грядке главный перец. Они еще не знали, что это мой огород.

Мне давно не доводилось так веселиться, и я подошел к вопросу творчески. Перехватил первого молодчика, сломал ему руку, врезал по голове его собственной битой, при этом не позволяя ему выронить сей спортивный инвентарь на асфальт. Второго встретил ударом ноги в живот, и тот сразу же потерял биту, сознание и интерес к происходящему. Третий был достойным противником. Он продержался секунд пять, после чего получил тупоносым португальским ботинком в… район детородного органа, закричал фальцетом и упрыгал в сторону леса.

Я подобрал оброненную им биту и немного поработал над внешним видом их автомобиля, окрестив получившийся результат «тюнингом от Геныча». К этому моменту Леонид начал подавать признаки жизни, пробуждая во мне дикое искушение засунуть биту ему в… левое ухо. Однако я отказался от столь варварского способа общения и помог Леониду усесться в машину. Точнее, улечься. Через лобовое стекло. Его ботинки немного поелозили по полированному когда-то капоту и затихли.

— Вызовите эвакуатор и уберите отсюда этот мусор, — сказал я Александру, а сам пошел заканчивать трапезу.

Наблюдая через окно, как охранники грузят ребят в машину, а саму машину — на эвакуатор, я закурил сигарету и набрал телефонный номер. Как обычно, ответили после первого же гудка.

— Слушаю.

— Приветствую вас, Андрей.

— А, бензиновый король, — сказал Андрей Викторович, предпочитающий, чтобы в миру его называли Андрюшей. — Сколько лет, сколько зим!

— Два дня, — поправил я.

— Да? — удивился он.

— Сауна, — сказал я. — Девочки, пиво, карты, стрельба по неподвижным мишеням.

— Так ты тоже там был?

— Я все оплачивал, — сказал я.

— Провалы какие-то в памяти, — сказал он. — Сауну помню, девочек помню, пиво помню. Тебя и стрельбу не помню. Чего звонишь-то? Я на этой неделе больше не пью.

— А я так, из интереса, — сказал я. — Хотелось бы задать вам один весьма интимный, я бы даже сказал, деликатного свойства вопрос.

— Я люблю блондинок.

— А я — рыжих, но в данный момент я хотел спросить о другом. Известны ли вам места, где вы, прошу прощения за мой французский, не катите?

— Известны, — сказал он, мгновенно настораживаясь. — В Удмуртии, Ямало-Ненецком автономном округе и в Конго. Потому что я там никогда не был. Но не думаю, что мне бы там отказали, если бы я попросил.

— Забавные вещи в последнее время происходят с географией, — сказал я. — Никак не думал, что мой офис с утра переехал в Удмуртию.

— Зная твою извращенную манеру излагать свои мысли, — сказал Андрюша, — я могу предположить, что столь вычурным образом ты пытаешься дать мне понять, что на тебя наехали.

— Похоже на то.

— Ты сказал им, что работаешь со мной?

— Именно так я им и сказал.

— И они тебе ответили, что я там не качу?

— Так они и ответили.

— Козлы.

— Согласен целиком и полностью, — сказал я. — С этим надо что-то делать.

— Козлов надо учить, — сказал Андрюша. — А тех, которые не учатся, надо валить. Кто это был?

— Подольские, по-моему.

— Ага, Борю вчера завалили, — сказал Андрюша. — И поперла реакция. Если не ошибаюсь, за старшего у них теперь должен быть Леня.

— Он и приезжал.

— Сломали чего-нибудь?

— Можно и так сказать.

— Я оплачу ущерб, — сказал Андрюша. — Вышли мне все счета.

— Боюсь, мы друг друга не так поняли, — сказал я. — Я просто похулиганил немного.

— Куда приехать за трупами?

— Окститесь, молодой человек, — строго сказал я. — Трупов не было. Я же сказал, что похулиганил немного.

— Я твое «немного» знаю, — сказал он. — Леня, он… он в состоянии разговаривать?

— Разговаривать — не знаю, — честно признался я. — Но слушать может.

— И то ладно, — сказал Андрюша. — И пусть только попробует кивнуть не в том месте. Я закрою твой вопрос до вечера.

— Очень на это рассчитываю, — сказал я.

— Можешь о них забыть, — сказал он. Голос его не предвещал подольским ничего хорошего. — Я этих местных мальчиков знаю. Есть у них две машины и двадцать стволов, так они себя уже круче гор чувствует, а в нашем бизнесе, ты знаешь, это очень опасное заблуждение. Боря таким же был.

— Не вы его?..

— Сто лет он мне нужен, — сказал Андрюша. — Я на кабаки трачу больше, чем он в месяц зарабатывает. Зарабатывал.

Я не стал смущать его вопросом, когда он на самом деле в последний раз за что-то платил из собственного кармана, в конце концов, у каждого свой стиль. Мы еще немного потрепались о погоде, политике и финансах, после чего он сказал, что его мальчики уже вызвонили больницу, в которую везут Леонида, и он отправляется туда, чтобы поговорить с хирургами-косметологами. На этой оптимистической ноте мы попрощались.

Часа через два мне позвонил сам Леонид. Ну, если быть точным, то звонил и разговаривал кто-то из его мальчиков, однако сам Леонид присутствовал при разговрре в виде фонового мычания, кваканья, хрипения и сопения.

— Это, — сказал голос в трубке, — я, типа, от Лени звоню. По его просьбе, типа. Извините за беспокойство.

— Ничего-ничего, — сказал я. — Никакого беспокойства.

— Мы… э-э-э… как его, это самое то… типа, приносим вам свои извинения за утренний инцидент. Это, типа, целиком наша вина.

— Согласен, — сказал я.

— Мы готовы возместить весь ущерб, реально.

— Не стоит, — сказал я.

— Ну, тогда, типа, еще раз извините. Мы не правы были, реально. Нам уже все объяснили.

В это я готов был поверить. Уж кто-кто, а Андрюша может быть чертовски убедительным при любого рода объяснениях.

— Это, типа, больше не повторится.

— Знаю, — сказал я.

— Без обид? — с надеждой спросил голос.

— Без, — согласился я.

— Еще раз извините.

Он начал повторяться, и я положил трубку, про себя восхитившись оперативностью Андрюшиной работы. Вот почему в нашей стране организованную преступность не победить. Слишком хорошо она организована. Значительно лучше, чем те структуры, которые призваны ее победить.

Поразмышляв немного на тему, кто и как, а также для каких целей организовывает преступность, я закончил свой рабочий день, убрал документы в сейф, закрыл кабинет и пошел на парковку.

Тут-то все и началось.

Рассматривая произошедшие события задним числом, я пришел к выводу, что фраза «тут-то все и началось» не отражает полностью моего эмоционального отношения к этой истории. Это все равно как Великую Октябрьскую революцию, день свершения которой русский народ со свойственной ему одному логикой отмечает в ноябре, назвать незначительным событием в культурной жизни страны. Рядом с моей машиной стояла ОНА. Да, не она, а именно ОНА — тремя заглавными буквами. Она была вылитой копией матери моих восьмерых детей, которых у меня еще нет. Высокая, ниже меня лишь на полголовы, стройная, она должна была быть грациозной, как маневрирующий на горном серпантине «бимер», она была красива, как может быть красив сто сороковой «мерс» в день покупки, она была привлекательна, как может быть привлекательна цена в двадцать тысяч долларов за этот «мерс». Такой женщине можно было простить даже рязанский говор.

Одета она была странно. На ней были кожаные штаны в обтяжечку, куртка с бахромой и кожаные сапожки. Что тут странного, спросите вы? Кожа была очень хорошей выделки, намекая о приличной цене на комплект, однако одежда выглядела так, как и должна выглядеть повседневная одежда человека, продирающегося через лес или преодолевающего водные препятствия вплавь. На клубный костюмчик она явно не тянула. Слишком много потертостей, царапин и заплат.

И в то же время она выглядела стильно. У нее были длинные каштановые волосы, водопадом ниспадающие на плечи, пронзительные зеленые глаза и ослепительно белые зубы. К сожалению, поначалу я не смог оценить идеальной формы ее ушей, но и без этого эффект был поразительным. Она рассматривала мою машину. Это мне понравилось. Мне нравится, когда женщины знают толк в машинах, а в моем аппарате было что рассматривать часами. Но, как только моя нога ступила на асфальт стоянки, девушка сразу же обернулась и одарила своим взглядом меня. Под пристальным взором ее прекрасных глаз я почувствовал себя толстым, глупым и неуклюжим, хотя, по моему пристрастному мнению, не являюсь ни тем, ни другим, ни третьим. Как только она обернулась, я заметил на ее левом боку короткий кинжал. Ну, то есть коротким он был для кинжала. Для перочинного ножика он был очень длинным и легко попадал в категорию холодного оружия. Ходить по городу с таким инструментом, даже в качестве украшения, было не слишком разумно. Однако у меня почему-то сложилось впечатление, что незнакомка использует его не в качестве украшения.

— Добрый вечер, сударыня, — сказал я. — Могу ли я вам чем-то помочь?

— У тебя прекрасный скакун, — сказала она. — Благородных ли он кровей?

Манера выражать свои мысли у нее была странной, но порою и меня кидает в блажь словоблудия.

— Еще каких благородных, — сказал я. — Германская конюшня «Даймлер—Крайслер», тренировка «АМЖ», выведен специально для трудных дорожных условий.

— И как его имя, о незнакомец?

— Джи-ваген, — сказал я.

— Дивное имя, — сказала она. — Обнажи свою левую длань, благородный рыцарь!

— Э-э-э… — сказал я глубокомысленно. — Простите, но что именно вы хотите, чтобы я обнажил, сударыня?

Она протянула руку и дотронулась до моего левого бицепса.

Бицепсы — это моя гордость, так что упустить шанс покрасоваться перед красивой девушкой, тем более когда она сама об этом попросила, я не мог. Должен вам сказать, что демонстрация бицепса осенью — занятие неблагодарное. Летом вы просто задираете рукав футболки, при условии, что вы носите майки с рукавами, и вот он: хочешь — издалека любуйся, хочешь — руками щупай. Сейчас же мне пришлось скинуть куртку и закатать рукав рубашки.

Прекрасная незнакомка не обратила внимания на внушительный объем мускула, казалось, ее больше интересовала натянутая, как на барабане, кожа.

— Узрите знак Избранного! — чуть ли не благоговейно прошептала она и дрожащим пальцем дотронулась до моей татуировки. — Дракон, зверь небес!

Я не большой любитель тату, и вытатуированный на левом бицепсе дракон был вынужденной мерой. Дело в том, что в армии у меня было прозвище Бульдог, и на втором году службы кто-то из дембелей предложил сделать мне соответствующую наколку. То ли у дембеля тряслась с перепою рука, то ли по жизни он был не великим художником, но то, что должно было изображать упрямого и свирепого пса, превратилось в голодного шакала с маниакальными наклонностями во взгляде. Кроме того, наколка выглядела так, будто кто-то попытался рисовать на мне бледно-синей шариковой ручкой и не слишком в этом преуспел. Поэтому, когда я стал чуть старше и гораздо круче, наколка начала меня смущать. Результаты выведения татуировок, чаще всего в виде обезображенных участков кожи, как после ожогов второй степени тяжести, мне уже доводилось лицезреть, а посему я отправился в путевый салон и попросил наложить что-нибудь сверху.

Накрыть шакала оказалось возможным только драконом. Я не специалист, да и мастер едва ли был китайцем, обслуживающим триады или якудзу, но дракон получился неплохим. Сине-красно-зелено-золотой с черными вкраплениями, он раскрывал свою пасть, и вылетающее из нее пламя опоясывало всю руку. Тату было несравнимо лучше голубого шакала, однако я не думал, что оно способно повергнуть кого-то в благоговейный трепет.

— Да, симпатичный зверек, — сказал я, опуская рукав и надевая куртку. — Могу я сделать для вас еще что-нибудь, сударыня?

— Конечно, о благородный рыцарь, — сказала она. — Тебе потребно отправится со мной в священное место.

— Интересное заявление, — сказал я. — И далеко ли отсюда находится священное место? Потому что я знаю эти края довольно неплохо, и со священными местами здесь туговато.

— Четверть дневного перехода, — сказала она.

— Я не слишком разбираюсь в пешеходных мерах длины, сударыня, — сказал я. — Сколько это, если на ма… верхом?

— В путь! — провозгласила она. — Я покажу дорогу.

Я сделал шаг к машине и распахнул перед незнакомкой переднюю дверцу.

Многое можно сказать о женщине только по тому, как она садится в джип.

Существует много способов, скажу лишь о двух самых распространенных.

Первый заключается в том, чтобы повернуться к проему спиной, закинуть на сиденье свое мягкое место, а потом втянуть в салон ноги. Не самый эстетичный вид, если вы понимаете, о чем я говорю. Правда, второй способ еще менее эстетичен. Следует закинуть одну ногу в салон, а затем, опираясь одной рукой на сиденье, а второй на ручку дверцы, пропихивать свое тело в проем. К счастью, прекрасная незнакомка не воспользовалась ни одним из перечисленных. Она поставила сапожок на подножку и одним грациозным движением с небольшим разворотом в воздухе заняла свое место. А я для себя уже точно решил, что это действительно ее место.

Я вышел из ступора, обошел машину и уселся за руль. На трассу мы выехали в молчании.

Минут через двадцать незнакомка указала мне еле заметный с трассы поворот на проселочную дорогу, ведущую в глубь леса. Я крутанул руль, и мы запрыгали по кочкам. То ли от тряски, то ли оттого, что вокруг резко темнело, проснулась моя темная вторая половина. Она была гораздо мрачнее и жестче, чем первая, зато неизмеримо мудрее.

И, едва продрав глаза, она тут же начала вопить о ловушке.

Я призвал на помощь логическое мышление и пришел к выводу, что, если бы меня хотели похоронить в этом лесу, можно было избрать сотню более легких способов. Пуля на стоянке, пуля в подъезде, динамитная шашка в районе правого переднего колеса… Подсовывать мне девушку — это не стиль Леонида и ему подобных субъектов. Те действуют проще и прямолинейнее.

Моя спутница молчала, против чего я нисколько не возражал, любуясь ею в полумраке салона под легкую инструментальную музыку, струящуюся из колонок.

Примерно через полчаса автомобильной прогулки по лесу вокруг начало ощутимо светлеть. Логическое мышление отказалось помочь в разрешении этой ситуации, ибо до утра была еще целая ночь, а электрическое освещение в лесу не предусмотрено. За следующим поворотом ситуация прояснилась сама собой.

Свет исходил от установленной поперек дороги арки живого пламени.

Огонь был ярким, цвета расплавленного золота, и зависал в воздухе живым воплощением знаменитой операционной системы Билла Гейтса, короче говоря, вел себя так, как не положено себя вести любому порядочному лесному пожару. И, кстати о пожарах, вокруг ничего не горело.

Но главное было не в этом.

Арка делила дорогу пополам, и за ней начиналась другая реальность.

Не более и не менее реальная реальность, чем та, в которой я существовал всю свою жизнь. Она была просто другой, и это было понятно с первого взгляда. В ней тоже был лес, но он совсем не напоминал куцые и выхолощенные подмосковные насаждения. Это был стихийный, многовековой лес, заполненный гигантскими деревьями, перед которыми самые продвинутые земные баобабы выглядели бы тонкими, качающимися на ветру березками. Этот лес жил своей жизнью, не похожей на что-либо, виденное мною ранее. И в этом лесу, несмотря на полумрак, был день, откуда-то я точно это знал. А сумрачно там лишь потому, что могучая листва заслоняет солнце.

И еще в этом лесу были люди. Они призывно махали нам руками.

Я посмотрел на свою спутницу.

— Наш путь лежит в те места, о благородный рыцарь, — сказала она.

— Почему-то это меня не слишком удивляет, — сказал я.

И в этот ответственный момент у меня зазвонил телефон.