"Невеста была в черном" - читать интересную книгу автора (Вулрич Корнелл)Глава 3 Расследование по делу о смерти Морэна— Ну, что ты там нашел? Ты у нас, похоже, становишься экспертом по убийствам — которые-не-похожи-на-убийства, — проворчал шеф. — Разумеется, это было убийство! Ну конечно! Разве в этом можно сомневаться? — Хорошо, хорошо, только не надо сбрасывать бумаги с моего стола. Ну а Клинг говорит, что люди, которых он бросил на это дело, похоже, не столь в этом уверены, как ты. Вот почему на твое участие в разбирательстве мне потребовалось получить его добро. Он был весьма любезен… — Что?! — Уэнджер едва не лишился дара речи. — А что же они пытаются сделать — представить, будто он сам себя запер? Шеф успокаивающе махнул рукой: — Ну-ну, погоди, не кипятись. Он вот что имеет в виду, причем я понимаю его точку зрения. Миссис Морэн и вправду получила — во всяком случае, утверждает, что получила, — фальшивую телеграмму, подписанную именем ее сестры. К сожалению, никаких следов телеграммы в доме не обнаружено, она исчезла. Так что проследить, откуда она была отправлена, невозможно. Ее ведь могли послать прямо отсюда, из города, а миссис Морэн от волнения не обратила внимания на дату и место отправления. Правда, малыш рассказывает о том, как с ним играла «леди». Но у нас лишь два факта, которые определенно указывают на то, что тут не обошлось без вмешательства взрослого, — перерезанный телефонный провод и записка на одеяле малыша… Уэнджер презрительно выпятил нижнюю губу. — А как же замазка? — Ты считаешь, что ребенок не смог бы добраться с нею до верха двери, так? Нет, Клинг говорит, на этот счет они его уже проверили. Не вмешивались, просто протянули ему замазку и сказали: «Давай-ка посмотрим, как ты замажешь дверь, ты же сделал это на днях». А сами отошли в сторонку и наблюдали за ним. Когда он дошел до высоты, дальше которой не доставал, то подтащил табурет на трех ножках, из-под телефона, взобрался на него и аккуратно заделал щель вверху. Причем, если он сделал это добровольно и без каких-либо подсказок во второй раз, почему же, хотели бы они знать, он не мог это проделать в первый? — Кхе-кхе! — Уэнджер возмущенно прочистил горло. — Парни Клинга подвергли его еще одному испытанию. Они спросили его: «Сынок, если бы твой папа зашел туда, что бы ты сделал: выпустил бы его или оставил там?» Он ответил: «Пусть останется и поиграет со мной в прятки». — Эти ребята что, с ума посходили? Где у них головы? Да, теперь я не сомневаюсь — ребенок и телефонный провод перерезал. И записку написал печатными буквами… — Позволь мне закончить, хорошо? Они вовсе не собираются утверждать, будто ребенок сделал все это сам. Но они Такова версия людей Клинга — и не забывай, она еще не устоялась, ее лишь обыгрывают, пока не подвернется что-нибудь получше. К примеру: у Морэна имелась подружка на стороне. Фальшивая телеграмма была отправлена жене, чтобы обеспечить им свободу действий. Прежде чем женщина пришла, он, будучи один в доме с сыном, стал играть с ним в прятки. Он случайно заперся в чулане, а глупый малыш взял и заделал замазкой дверь. Появляется подруга, а Морэн уже задохнулся. Она теряет голову, смертельно опасаясь за свою репутацию. Укладывает ребенка и оставляет для жены неподписанную записку, приколотую к одеялу. Возможно, пока она все еще мечется там, начинает звонить телефон, и она, боясь снять трубку, еще больше теряет голову и в отчаянии перерезает провод. Они даже предполагают, что бедняжка настолько чокнулась, что, открыв дверь и увидев мертвого Морэна, в панике опять закрыла кладовку — лишь бы оставить все, как было, и даже опять замазала щели, чтобы это напоминало детскую работу, и ничью другую. Иными словами, несчастный случай плюс неумелая попытка со стороны человека с нечистой совестью скрыть свою причастность к нему. — Фу-у-у! — выдохнул Уэнджер, зажав нос. — Ну а вот мнение на этот счет вашего подчиненного Уэнджера, без лишних слов: дерьмо. Я остаюсь или выхожу из игры? — Оставайся, оставайся, — неожиданно смешавшись, согласился шеф. — Я свяжусь с Клингом. В конце концов, один раз ошибиться может каждый. Казалось, они играют в креп — все сидели кружком на корточках, возвышаясь над чем-то в середине на полу. Что это, было не видно из-за их широких спин: во всяком случае, нечто ужасно маленькое. Иногда одна из рук поднималась и в недоумении чесала затылок. Иллюзия была абсолютная. Недоставало только стука — этого извечного языка игры в кости. У дверей, не принимая участия в происходящем, но внимательно за всем наблюдая, высилась мужеподобная дама-инспектор. Что-то в ее облике противоречило человеческим представлениям о здоровье и эстетике. Смотревшего на нее сверху вниз она обманывала тем, что обещала закончиться раздвоенной, то есть в паре брюк. Но в конце концов она таки оказывалась в длинной юбке, и тогда естественное чувство гармонии восставало. Уэнджер, появившийся в дверях, постоял, никем не замеченный, вбирая взглядом происходящее, пока ему не надоело. Наконец он прошел вперед, и согбенный конклав распался, обнаружив пигмея среди гигантов. На фоне их мощных фигур Куки казался даже еще мельче, чем был. — Только не так, только не так, — запротестовал Уэнджер. — Нет, что это вы задумали — подвергнуть — Да кто его допрашивает? Уэнджер понял, что ошибся. Один из полицейских убрал поблескивающие карманные часы, которые он, очевидно, совершенно безрезультатно раскачивал на цепочке, пытаясь соблазнить малыша. Инспектор запрокинула голову и заржала как лошадь. Куки, с той дьявольской быстротой, с какой дети угадывают сочувствие и моментально ему подыгрывают, бросил взгляд на Уэнджера, сморщил по-обезьяньи свою забавную мордашку и принялся издавать умеренные всхлипы, грозившие перерасти в рыдания. — Ага. Видали? — констатировал Уэнджер, окидывая собравшихся обвиняющим взглядом. — Вы что, не знаете, что дети такого возраста боятся фараонов? Каждый из вас в отдельности для него — натуральный враг, а когда вы собираетесь вокруг все сразу… — Мы ж все в гражданском, а, ребята? — на полном серьезе возразил один из них. — Он же не видел наших блях, откуда ж он мог знать? — Эксперт по младенцам, — хихикнул себе под нос другой, когда полицейские направились к двери. Уходивший последним угрюмо бросил: — Надеюсь, вам больше повезет, чем нам. Господи Иисусе, да лучше я каждый день буду работать с «медвежатниками», чем с этакой мелюзгой, толкуешь ему, толкуешь, а он даже не понимает. — Еще как понимает, — буркнул Уэнджер. — Просто подход нужен умелый, только и всего. Мужеподобная инспекторша, однако, осталась в комнате, хотя польза от нее была сомнительная. Уже в самом начале этой игры обнаружилось, что одна она наводит на «главного свидетеля» больший ужас, чем все остальные вместе взятые. Стоило ей сделать движение от двери — Куки тут же заходился в кошмарной истерике. Уэнджер подтащил стул, уселся, расставил ноги под прямым углом и посадил на одно колено Куки. — И опять же мы поиграем в Чарли Маккарти, — язвительно захихикала матрона. — Я даже думаю, что в тот вечер он вообще все проспал… — А я думаю — он не спал. Занимайтесь своими делами. Куки уже начал признавать Уэнджера после предыдущих бесед «на коленях». Он благосклонно, а может, даже и небескорыстно улыбнулся ему снизу вверх: — У вас есть еще леденцы? — Нет, доктор говорит, что я и так дал тебе слишком много. — Уэнджер принялся за работу. — Кто все-таки заставил твоего папу войти в кладовку, Куки? — Никто его не заставлял, он сам захотел. Он играл в одну игру. — На этом самом месте вы уже не раз застревали, — радушно подбросила матрона. Уэнджер, ощутив вспышку непритворного гнева, что случалось с ним редко, рывком повернул голову: — Послушайте, сделайте одолжение! Он набрал полную грудь воздуха — чтобы хватило для того, что, он знал, его ждет. — С кем он играл в эту игру, Куки? — С нами. — Да, но с кем «с нами»? С тобой и еще с кем? — Я, он и леди. — Какая леди? — Леди. — Какая леди? — Леди, которая была здесь. — Да, но какая леди здесь была? — Та леди, которая… та леди, которая… — И не то чтобы Куки не хотел говорить, просто диалектика всего это дела приводила его в замешательство. — Та леди, которая с нами играла, — вдохновенно заключил он. Уэнджер уже израсходовал почти все дыхание, которым запасся: с удрученным шипением он выпустил остальное. — Видите, как он каждый раз уходит? Этому малышу, когда он вырастет, рот будет не нужен. — Послушайте, Макговерн, я не шучу, если вы сделаете еще хоть одно замечание не по делу, пока я этим занимаюсь… — А чем вы занимаетесь? — пожелала узнать инспектор, однако вопрос задала предусмотрительно невнятно. Уэнджер вытащил черную записную книжицу. Снова повернулся к восседавшему у него на колене свидетелю, беспечно покачивающему ножками. — Ну, послушай, как называлась эта игра? — Прятки! — с радостной уверенностью заявил Куки. Он уже попал на знакомую территорию. — Чья очередь была первая? — Моя. — А затем чья? — Затем этой леди! — А после этого? — После этого была очередь моего папочки. — Спектакль с растущими сборами, — тихо пробормотал Уэнджер. Он неразборчиво нацарапал в книжке на свободном колене (другой рукой, согнутой в локте, поддерживая свою ношу): «Обольстили»… Зачеркнул это слово, заменил его на: «Обманули»… Тут же зачеркнул и это, написал: «Заманили в чулан во время игры в прятки». Расстроенный, поднял взор: — Что за чертовщина! Это же бессмысленно! Как это незнакомая женщина, которую человек сроду не видел, может запросто войти в дом и добиться того, чтобы взрослый мужчина стал играть с ней в какие-то там игры, — ведь так получается? Инспектор ядовито прошипела — достаточно тихо, чтобы быть уверенной, что ее не смогут обвинить в том, будто она что-то сказала: — Еще как. Только не в те игры, которые вы имеете в виду. Записная книжка ударилась о противоположную стену и, затрепетав страничками, упала на пол. — Что такое? — спросил Куки, с интересом проследив за ней взглядом. — Книжка что-то сделала, да?: — Одну минуточку, вы считаете само собой разумеющимся, что ребенок никогда ее прежде не видел, так? — попыталась напомнить ему инспектор, рискуя вывихнуть шею. — Вы же слышали, что он каждый раз говорит! — в гневе закричал на нее Уэнджер. — Я записал это в книжице шесть раз! Прежде она у них в доме никогда не появлялась. Лицо у Куки снова стало сморщиваться, как у обезьянки. — На тебя я не сержусь, сынок, — поспешно поправился Уэнджер, успокаивающе гладя его по головке. И вдруг оно пришло. Куки досмотрел на него с нерешительностью человека, уверенность которого только что поколебали. — А на кого же вы тогда сердитесь? Вы сердитесь на мисс Бейкер? — А кто такая мисс Бейкер? — Та леди, которая играла с нами в прятки… Уэнджер чуть не уронил мальчика на пол, прямо головой вниз. — Бог мой, наконец-то я вырвал из него имя! Вы слышали? Ну вот, я даже и не думал… Вспышка энтузиазма, впрочем, оказалась короткой, лицо у него снова помрачнело. — А-а, просто она, вероятно, обвела их вокруг пальца. Стала мисс Бейкер, когда переступила порог, и перестала быть мисс Бейкер, едва вышла. Мне б только узнать, под каким предлогом она явилась к Морэну, как добилась, чтобы ее впустили… — Одна из соседок? — предположила Макговерн. — Мы уже опросили всех до единой в радиусе шести кварталов. Куки, что мисс Бейкер сказала твоему папе, как только он открыл дверь и впустил ее? — Она сказала «хэлло». — Он запнулся, очевидно, вовсю стараясь как можно добросовестнее исполнить то, что от него требуется. — Ну вот, Уэнджер оглянулся на лестницу: — Интересно, а не поможет ли она… Спросите доктора, в состоянии ли она спуститься сюда, хотя бы на минутку. Скажите ему, что я не хочу допрашивать ее, сами понимаете, лишь хочу посмотреть, не прояснит ли она один момент, который затронул ребенок. Я совершенно ее не задержу. — Смотрите не нажимайте на малыша, пока меня не будет, — предупредила инспектор. — Мне полагается присутствовать во время ваших бесед. Вернулась она через пару минут: — Они не хотели ей разрешать, зато она сама хочет. Сейчас спустится. Вместе с миссис Морэн шли, поддерживая ее под руки, доктор и няня-сиделка. Вдова двигалась очень медленно. Нет, не там, в чулане, произошло убийство, оно совершалось здесь, сейчас, у него перед глазами. — Только, пожалуйста… — попросил доктор. — Обещаю вам, — заверил его Уэнджер. И сама наполовину мертвая, Маргарет оставалась прежде всего матерью. — Вы ведь не очень его утомляете, а, офицер? Она доковыляла до них, наклонилась и поцеловала сына. Уэнджер уже хотел было отказаться от своей затеи. Но, в конце концов, рано или поздно это пришлось бы сделать. — Миссис Морэн, я полагаю, никакой мисс Бейкер вы не знаете… Я пытаюсь выяснить, действительно ли есть такой человек или же это всего лишь… Куки только что упомянул какую-то мисс Бейкер… Вдова смотрела на него, и он раньше доктора и няни увидел, как она изменилась в лице. Еще мгновение назад казалось, что к чувствам, которые она испытала, уже невозможно ничего добавить, а вот поди ж ты… Ко всему прочему ужасу, который уже выпал на ее долю, казалось, добавилась очередная порция кошмара, и он медленно разлился по лицу женщины подобно холодной липкой пленке. Она приложила пальцы к вискам у бровей, как будто боялась, что череп расколется. — Только не она! — прошептала миссис Морэн. — Так он говорит, — невольно выдохнул в ответ Уэнджер. — О, нет-нет! Он правильно истолковал смысл, который женщина вложила в это поспешно произнесенное «нет»: она не отрицала само существование этой мисс Бейкер, она отрицала обвинение — просто потому, что оно, видимо, показалось ей невероятным. — Выходит, такой человек есть?.. — мягко настаивал он. — Это его… — Она без сил указала на Куки, не в состоянии вымолвить хоть слово. Неудержимые слезы, уже не от горя, а от смертного ужаса, хлынули из глаз. — Воспитательница из детского сада. Если ее горе и стало еще горше, чем оно было до этого, так только оттого, что причиной его оказалась не абстракция, не просто кем-то запечатанная дверь; она обрела имя, материализовалась в человеческий облик, в молодую женщину, которая присматривала за ее мальчиком по нескольку часов в день. Миссис Морэн упала — не в обморок, просто подкосились ноги. Няня и доктор подхватили ее. Они осторожно развернули несчастную женщину в сторону двери, повели туда маленькими шажками. Сказать она больше ничего не могла, но больше говорить и не надо было. Теперь все зависело от Уэнджера. Прежде чем дверь закрылась за печальной процессией, доктор, не оборачиваясь, сердито бросил: — Меня тошнит от вас, ребята. — Ничего не поделаешь, — упрямо ответил детектив. — Без этого не обойтись. Она стояла посреди кучки малышей на огороженном участке двора, подальше от более грубых забав старших детей. Они играли. Малыш проходил под аркой из поднятых рук: его брали в плен и раскачивали взад и вперед, а потом шепотом предлагали выбрать одно из двух бесценных сокровищ, после чего — в зависимости от того, что он выбрал, — ставили позади того или другого ведущего. На Одиннадцатой Восточной улице во времена Уэнджера в эту игру никогда не играли, поэтому он не очень-то в ней разбирался. Ему еще сроду не приходилось выполнять работы противнее сегодняшней. А это еще даже не арест. Вероятно, решил он, расчувствовался из-за этой малышни. Это ведь жестоко, даже мерзко — утаскивать девушку отсюда, чтобы узнать, не она ли лишила человека жизни. Воспитательница заметила, что он наблюдает за ней, оставила на минутку детей и направилась к нему. Невысокая стройная фигурка, медно-золотистые волосы: молодая, не старше двадцати четырех — двадцати пяти; симпатичная в очках (явно не по возрасту) в черепаховой оправе и еще симпатичнее без них, пусть и несколько простоватая. Умеренно раззолоченная веснушками по высоким скулам. Они ей шли. — Вы ждете кого-то из ребятишек? — приятным голосом спросила она. — Занятие закончится только через… Он попросил разрешения пойти к ней без сопровождения — его сопровождал лишь «староста», из детей постарше, — и не объяснил директору, какое у него дело: так, считал он, тактичней. — Я хотел бы поговорить с вами. — Он хотел все разузнать, не пугая девушку понапрасну. Ведь пока что она — всего-навсего имя, случайно слетевшее с языка ребенка. — Я — Уэнджер, из полицейского участка. — Ой. — Особого страха она не выказала, просто ее застали врасплох. — Если не возражаете, я бы хотел, как только вы здесь закончите, чтобы вы поехали со мной и навестили Куки Морэна — вы знаете, сына миссис Морэн. — Ах да, бедный кроха, — сочувственно вздохнула девушка. Игра тем временем застопорилась. Дети так и стояли, как прежде, мордашки повернуты к воспитательнице в ожидании указаний: — Начинать тянуть, мисс Бейкер? Она вопрошающе глянула на Уэнджера. — Закончите занятие, — согласился он. — Я подожду. Она вернулась к своим обязанностям. Предчувствие неприятностей, казалось, совершенно не повлияло на ее отношение к делу. Она быстро хлопнула в ладоши: — Ну что ж, дети, хорошо. Готовы? Потяну-у-ули!.. Ну-ну, не слишком сильно… Послушай, Марвин, ты же оторвешь Мегги рукав… В классе, уже после того как она усадила детей в школьный автобус и отправила по домам, Уэнджер смотрел, как девушка убирает со своего стола, аккуратно складывая вещи в выдвижной ящик. — А эти рисунки для раскрашивания, которые они для вас делают — вроде тех, что у вас тут, — разве они не забирают их домой каждый день? Праздный вопрос мужчины, стоявшего и наблюдавшего за чем-то для него непривычным. Во всяком случае, прозвучал, вопрос именно так. — Нет, они забирают их по пятницам. За неделю рисунки накапливаются, а в конце недели мы освобождаем их столики, и малыши уносят рисунки, чтобы показать родителям, каких успехов они добились. — Она весело засмеялась. Он взял наобум одну из раскрашенных картинок. Крупная малиновка, сидящая на ветке. Он усмехнулся в притворном восхищении. — Образец прошлой недели или этой? — Еще один из праздных вопросов, заданный просто для того, чтобы поддержать разговор, пока дама поправляет шляпку. — Этой, — оглянувшись, ответила мисс Бейкер. — Пополуденное задание в понедельник. Вечер в понедельник был как раз вечером, когда… До дома Морэнов они ехали на такси. Из них двоих Уэнджер чувствовал себя даже более неуверенным и все сидел, мрачно уставившись в окно со своей стороны. — Вы везете меня по полицейскому делу или это… э-э… акт милосердия? — несколько смущенно спросила она наконец. Смущение не было вызвано чувством вины, просто сказывалась неуверенность, ибо она не знала, что от нее хотят. — Это всего лишь формальность, не обращайте внимания. — Он снова глянул в окно такси, словно его мысли были где-то далеко-далеко. — Кстати, вы были тем вечером у Морэнов? — Даже приложи он максимум усилий, ничего более неуместного, чем этот вопрос, у него не получилось бы. Не то чтобы Уэнджер был излишне тактичен или пытался избежать разговора всерьез: просто ситуация пока что не давала поводов для более жесткого обращения. Он превысил бы свои полномочия. — У Морэнов?! — В полнейшем удивлении девушка выгнула брови дугой. — Господи Боже мой, конечно, нет! Он не повторил свой вопрос, она тоже промолчала. Достаточно было по разу и того и другого. Ее слова занесли в протокол. Уэнджер присутствовал на множестве очных ставок, но, пожалуй, никогда еще не видел такой драматичной, как эта. С одной стороны — мисс Бейкер, столь беззащитная против ребенка. С другой — ребенок, столь беззащитный против всего мира взрослых. Он так ей обрадовался, когда Макговерн ввела его. — Хэлло, мисс Бейкер! — Он побежал ей навстречу через комнату, обхватил ее за колени и заглянул в лицо. — Я не смог прийти сегодня в школу, потому что мой папа уехал. Вчера я тоже не мог прийти. — Знаю, Куки. Мы все по тебе скучали. Она повернулась к Уэнджеру, будто желая спросить: «Ну, и что же мне полагается делать?» Тот опустился на корточки и постарался, чтобы голос у него звучал тихо и чтобы его уверенность воодушевляла малыша: — Куки, ты помнишь тот вечер, когда твой папа зашел в чулан? Куки поспешно кивнул. — Это та леди, которая была здесь с тобой? Они ждали. Наконец ей пришлось напомнить самой: — Была я тогда с тобой, Куки? Казалось, он так и не ответит. Для взрослых, находившихся в комнате, напряжение стало почти невыносимым. Она сделала глубокий вдох, взяла его ручку в свои. — Была ли мисс Бейкер здесь с тобой в тот вечер, когда твой папа пошел в чулан, Куки? — спросила она. На этот раз ответ раздался так неожиданно, словно чуть ли не выскочил из малыша. — Да, мисс Бейкер была здесь. Мисс Бейкер поужинала с папой и со мной, вот — помните? — обращался он прямо к ней, а не к остальным. Девушка медленно выпрямилась, в замешательстве качая головой: — О нет… я не понимаю… Их лица как бы сомкнулись вокруг нее. Никто ничего не сказал. — Но, Куки, посмотри на меня… — Нет, пожалуйста, не пытайтесь на него воздействовать, — вежливо, но решительно вмешался Уэнджер. — А я и не пытаюсь… — беспомощно ответила она. — Подождите меня за дверью, хорошо, мисс Бейкер? Я сейчас к вам выйду. Когда он вскоре вышел к ней, девушка сидела в кресле у окна, одна. Правда, в соседней комнате некий мужчина занимался каким-то делом, только она этого не знала. Щелкала замком на сумочке, открывая и закрывая ее. Но посмотрела Уэнджеру прямо в глаза: — Не могу этого понять… Он ничего не стал ей объяснять. Слова ребенка тоже занесли в протокол, вот и все. Уэнджер прихватил с собой и показал ей раскрашенный рисунок. Крупная малиновка на ветке. — Вы уже говорили мне, что именно этот образчик вы давали им для раскрашивания в понедельник пополудни. И что они приносят рисунки домой только раз в неделю, по пятницам. Мисс Бейкер смотрела на рисунок гораздо дольше, чем это нужно для простого опознания. Он подождал немного, потом сложил листок и убрал его. — Но этот нашли прямо здесь, в доме, мисс Бейкер, в ночь с понедельника на вторник. Как он сюда попал? Девушка просто смотрела на карман, куда он положил рисунок. — Возможно, мальчик принес его с собой в тот день без разрешения, прежде чем за него поставили оценку. — Это предположение высказал он, с вопросительной интонацией. Она вскинула взор: — Нет. Я… я не думаю, что он это сделал. Я в тот день отпустила Куки пораньше, потому что за ним пришла мама. Можете спросить миссис Морэн, но… — Уже спросил. — Ах, ну тогда… — Она встала, покраснев чуть гуще обычного. — Тогда что же вы мне устроили — ловушку? Он склонил голову, как бы уходя от ответа. — Выходит, я оказалась в каком-то двусмысленном положении. — Вовсе нет, — неискренне заверил Уэнджер. — Зачем вы так? Она посмотрела на сумочку, еще раз раскрыла ее и снова щелкнула замком, и тут вдруг подняла глаза и обожгла его вспыхнувшим обидой взглядом, который так удачно гармонировал с огненным цветом ее волос. — Хотя, право, не знаю, с какой бы это стати! Испытание, которому вы меня только что подвергли в той комнате, вряд ли можно назвать честным и справедливым. Он был бесконечно вежлив, голос звучал прямо как шелковый: — Почему же? Разве ребенок недостаточно хорошо вас знает? Разве он не видит вас пять дней в неделю? Бездоказательно, это-то да, и вы вправе это утверждать, но все было честно. — Неужто вы не понимаете? Разум младенца, ребенка такого возраста, столь же чувствителен, как открытая фотопластинка: он реагирует моментально. Вы только что попросили меня не воздействовать на него, но вы, мужчины, за последние несколько дней уже, несомненно, на него повлияли, сами, возможно, того не желая. Он наслушался о том, что я была здесь, и теперь верит этому. У детей граница между реальностью и воображением весьма и весьма… Уэнджер заговорил терпеливым урезонивающим тоном: — Относительно нашего влияния на него вы совершенно ошибаетесь. Прежде чем он назвал это имя, мы о нем понятия не имели, так что услышать его от нас он не мог. Собственно говоря, когда он впервые его назвал, нам пришлось прибегнуть к помощи миссис Морэн, и уж она нам все объяснила. Ногами она не затопала, но всю ее так и передернуло. — Но что же именно я якобы сделала — может, все-таки расскажете мне? Ушла отсюда, после того как произошло такое, и молчок? — Ну пожалуйста. — Он обезоруживающе протянул к ней обе руки, ладонями вперед. — Вы уже сказали мне, что вас здесь не было, а я ведь не повторял свой вопрос, правда? — Зато я повторяю: меня здесь не было! Категорически! До сегодняшнего дня я в этом доме никогда не бывала. — Ну, тогда о чем говорить. — Он сделал успокаивающее движение, как будто хотел что-то прижать к полу обеими руками: мир любой ценой. — Говорить больше не о чем. Сообщите мне лишь, чем вы в тот вечер занимались, и мы со всем покончим. Вы ведь не возражаете, правда? Она успокоилась: — Нет, разумеется, нет. — Без обид, это простая формальность. Об этом мы даже спросили миссис Морэн. Девушка снова села. Ее спокойствие перешло в задумчивость. — Нет, разумеется… — Задумчивость перешла в глубокое самосозерцание. — Нет… Уэнджеру пришлось кашлянуть: — Как только будете готовы… — Ах, простите, я, похоже, все делаю не так, правда? — Она в который раз открыла и закрыла сумочку. — Детей отправили домой в обычное время. То есть в четыре, вы знаете. Когда я убрала со стола и ушла, было уже, наверное, четыре тридцать. Я вернулась к себе в «Женский клуб» и оставалась в комнате примерно до шести, отдыхая и занимаясь стиркой. Затем вышла и пообедала в одном заведении в нашем квартале, куда обычно хожу. Вам, вероятно, понадобится название? Ему, казалось, жутко неловко. — Заведение Карен Мэри — небольшая частная закусочная, принадлежащая одной шведке. Затем я прогулялась и где-то часов в восемь заскочила в кинотеатр… — Я полагаю, сейчас вы не помните, в какой именно? — мягко предположил он, будто речь шла о самой важной в мире тайне. — Ну почему же — «Стандарт», «Мистер Смит уезжает в Вашингтон», вы знаете. Я не часто хожу в кино, но когда таки хожу, то только в «Стандарт». Ну вот, пожалуй, и все. Когда сеанс закончился, я вышла и вернулась в «Женский клуб», уже перед двенадцатью. — Что ж, хорошо, вполне достаточно. Большое спасибо, этого вполне достаточно. Ну, не стану вас задерживать… Она встала — чуть ли не против воли: — Вы знаете, а я бы… я бы предпочла не уходить при… при данных обстоятельствах. Я бы чувствовала себя гораздо лучше, если бы все это окончательно прояснилось. Он повернул руку ладонью вверх: — А прояснять-то нечего. Вы, похоже, придаете этому больше значения, чем готовы придать мы сами. Не беспокойтесь, иди себе и обо всем забудьте. — Ну что ж… — Она уходила неохотно, оглядываясь до последнего, но все же ушла. Как только дверь за ней закрылась, Уэнджер будто получил заряд энергии от какого-то невидимого источника. — Майерс! — Человек, который находился в комнате дальше по коридору, выскочил из нее. — Днем и ночью. Не выпускать из поля зрения ни на минуту. Майерс заторопился к черному ходу. — Брэд! — позвал Уэнджер. И, не успела еще лестница перестать раскачиваться от тяжело спускавшегося человека, приказал: — Живо в кинотеатр «Стандарт», узнай название другого фильма, который показывали в понедельник вместе с «Мистером Смитом». Вот что хорошо, когда в кинотеатре идут сразу два фильма: иногда оказывается весьма кстати в нашем деле. Затем проверь заведение Карен Мэри, узнай, ужинала ли она там. Я хочу тщательнейшим образом проверить ее алиби, и да поможет ей Бог, если оно не удержится под лавиной стофунтовых гирь! — Эй, Лу, это Брэдфорд. Слушай, «Стандарт» мне и проверять особо не пришлось. Название второго фильма в тот вечер, если оно тебе все еще нужно, «Пять перчинок». Но мне сказали, что как раз передо мной кое-кто еще задал им тот же самый вопрос. Девушка в кассе даже удивилась, откуда такой интерес к какому-то там второсортному фильму. — Кто? — так и взвился Уэнджер. — Она. Эта девица Бейкер. Мне ее описали. Наверное, сразу же, как только ушла от Морэнов, отправилась в кинотеатр. Как тебе это нравится? — Просто шик, — с мрачной иронией ответил Уэнджер. — Дорабатывай эту же линию. Мальчик только что выдал цвет одежды, в которой она была в тот вечер. Раскололся совершенно неожиданно, как в тот раз, с именем. Темно-синий, запомнишь? Сходи в «Женский клуб», посмотри, не подскажут ли тебе, какого цвета была на ней одежда, когда она вышла из своей комнаты в понедельник вечером: кто-то, возможно, обратил на это внимание. И сделай это тихо, бляхой не козыряй. Я не хочу, чтобы она догадалась, что мы что-то там шьем, пока шитье не закончится. Ты всего-навсего парень, который без ума от девушки, имени которой не знаешь, но в состоянии вычислить ее методом исключения. — Опять Брэд. Боже мой, ее алиби трещит по всем швам. По-моему, теперь у нас на нее и впрямь что-то есть. — Ладно, оставь свой школярский задор. Поработаешь с мое, поймешь, что как раз когда думаешь, будто у тебя всего навалом, чаще всего оказывается, что у тебя нет ни шиша. — Ну, так ты хочешь меня выслушать или никому ничего не говорить? — Не выкаблучивайся, молокосос. Выкладывай. — В тот вечер она у Карен Мэри Она тут же сдалась. «Верно, — признала, вроде как перепугавшись, — она только что приходила сюда. Мне бы хотелось помочь ей, но, раз вы уже обо всем знаете, я не хочу себе неприятностей». И подожди, это еще не все. Я копнул и в «Женском клубе». Лифтерша и портье оба помнят, как она выходила в тот вечер. И была она — в темно-синем. — Возвращайся к папе, сынок, — нараспев сказал Уэнджер. — Алло, Лу? Это Майерс. Я у школы. До четырех она была у меня под наблюдением. Я, что называется, от нее ни на шаг со вчерашнего дня. Но тут возник один момент, и я хочу, чтобы ты узнал о нем сразу. Может, тут что-то есть, а может, ничего и нет. Как только она вышла из «Женского клуба», я последовал за ней и по дороге на автобус заметил, что продавец фруктов поздоровался с ней, как со старой знакомой, а она улыбнулась ему в ответ. Ну, я чуток приотстал и быстренько его обработал, чтобы успеть с ней на автобус. По его словам, в шесть вечера в понедельник она купила у него шесть флоридских апельсинов. Если не ошибаюсь, в холодильнике Морэнов на следующее утро оказалось два стакана сока, появление которых миссис Морэн объяснить не смогла, но была уверена, что до отъезда к матери она сок не готовила. — Я тоже это припоминаю. Согласно утверждению Бейкер, в шесть она выходила, а не возвращалась домой. Значит, апельсины она куда-то унесла. Я сейчас отправлюсь туда, потолкую с горничной на ее этаже. Апельсины в нашем деле хороши тем, что нельзя съесть и кожуру. — Ну, и как оно, Лу? — До того хорошо, что даже не верится. Я боюсь дышать, опасаясь, как бы все не рухнуло. Хотите верьте, хотите нет, шеф, но у меня наконец-то появилась живая подозреваемая, из плоти и крови, ведь до сих пор я все время гонялся за призраками. Я даже говорил с ней и слышал, как она мне отвечала. Я все время щиплю себя. — Ты ее ущипни, проку будет больше. — Эта девушка, желая обеспечить себе алиби, наговорила нам с три короба. Я слышал, бывают алиби с одним слабым звеном, с двумя, ну а тут — прямо с ума сойти! Ее не было в ресторанчике, где, по ее словам, она обедала, не было и на сеансе в кино, из дома она вышла в темно-синем костюме. Малыш опознал ее как человека, который в тот вечер был с ним и его отцом. Картинку, которую он раскрашивал пополудни в понедельник, нашли в доме в ночь с понедельника на вторник, а миссис Морэн абсолютно уверена, что, когда она сына забирала, у него с собой ее не было. Ну, и в довершение ко всему в шесть часов вечера в понедельник во фруктовой лавочке у своего дома она купила полдюжины флоридских апельсинов и унесла их с собой — куда там она направлялась. В холодильнике Морэнов обнаружено два полных стакана апельсинового сока, и миссис Морэн уверена, что сок приготовил кто-то, но только не она сама. Правда, насколько она помнит, апельсины в одной из секций холодильника у нее лежали. Но тогда куда же девались те, что купила эта Бейкер? В комнате у нее они так и не появились: я беседовал с горничной, а та за всю неделю не выбрасывала не только никакой кожуры от апельсинов, но даже засохшего семечка. Ну, что вы на это скажете? — По-моему, верняк. Дайте ей побродить, скажем, еще сутки и посмотрите, не увязнет ли она поглубже. И готовьтесь к захвату. Только ни в коем случае не выпускайте ее из виду, чем бы она ни занималась. Держитесь около нее днем и ночью… — И даже двадцать пять часов в сутки, — безжалостно добавил Уэнджер. — Шеф, это Уэнджер. — Я ждал твоего звонка. Думаю, пора привести эту девицу Бейкер. — Веду, шеф. Звоню из вестибюля «Женского клуба». Мне хотелось получить ваше добро, прежде чем я поднимусь в номер и заберу ее. — Ну что ж, добро я даю. Мне только что принесли сообщение, в котором слова малыша впервые подтверждаются взрослыми, пусть всего лишь частично. Некто Шредер, который живет на противоположной стороне улицы, незадолго до полуночи случайно подошел к окну и определенно видел, как из дома Морэнов вышла женщина. Разумеется, на таком расстоянии, да еще в темноте, он ее толком не разглядел, но я не вижу особого смысла выжидать дальше. — Согласен. Особенно если учесть, что в прошлом она всегда исчезала. Я прибуду минут через пятнадцать — двадцать. Лифтерша попыталась заступить ему дорогу: — Простите, сэр, джентльменам подниматься в комнаты не позволено. «Я не джентльмен, я детектив», — хотелось ответить Уэнджеру, но он сдержался. — Дежурный мне разрешил, — грубовато сказал он. Она бросила взгляд через вестибюль и увидела высочайший потайной знак, что все в порядке и ему можно подниматься. Меньше всего Уэнджеру хотелось дожидаться внизу, пока к нему приведут подозреваемую — дело, что ни говори, весьма деликатное. Лифтерша открыла дверь на седьмом. — Подождите здесь. Потом сразу же поедем вниз, по пути никого подбирать не будем. Девушка во все глаза смотрела ему вслед, пока он шел по мирному, домашнему коридору: она поняла, что это арест. Уэнджер постучал в дверь. — Кто там? — В голосе совершенно не слышалось никакого испуга. — Откройте, пожалуйста, — негромко попросил он. Она тут же открыла, удивление от того, что она услышала его голос, все еще отражалось на ее лице. За ее спиной, в раковине лежали шелковые чулки. — Вы не будете возражать против того, чтобы пройти со мной? — Он был несколько торжествен, но отнюдь не груб. — Ах, — только и сказала она слабым голоском. Он стоял, ожидая, в открытых дверях. Она принялась искать верхнюю одежду во встроенном шкафу, но никак не могла найти именно то, что надо. — Не знаю даже, почему я не боюсь, — неуверенно заговорила она. — Наверное, мне следовало бы бояться… Она была страшно напугана. Уронила пальто с вешалки, и ей пришлось почистить его. Затем попыталась надеть пальто, не сняв его с плечиков. — Ничего страшного с вами не случится, мисс Бейкер, — угрюмо заверил он. — Чулки придется так и оставить? — развела она руками. — Да, пожалуй. Она нахмурила брови, по пути вытащила из раковины пробку. — Жаль, не успела постирать их до вашего прихода, — вздохнула мисс Бейкер. — Я вернусь сюда? — спросила она, прежде чем выключить свет. — Или мне следует… следует прихватить что-нибудь с собой на ночь? — Ей было нестерпимо страшно. Вместо ответа он просто закрыл дверь. — Видите ли, меня еще никогда не арестовывали. — Она искала поддержки, стараясь поспевать за ним по коридору. — Прекратите, ладно? — с досадой проворчал он. Он вошел в тускло освещенную комнату, бросил на нее взгляд, закурил сигарету; дым тут же добрался до конусообразного луча от лампы над девушкой. Поднимаясь, он приобретал бледно-сизый оттенок, словно какой-то реактив в химической колбе. — Плачем делу не поможешь, — с неуловимой корректностью сказал он. — Вас никоим образом не обижают. А винить за то, что вы здесь, можете только себя. — Вы не понимаете, что это значит… — всхлипнула она, обращаясь в ту сторону, откуда доносился его голос. — Вы занимаетесь арестами, для вас это обычное дело. Вам, вероятно, не понять, что происходит с человеком, когда он сидит у себя в комнате, в безопасности, в довольстве и в мире с окружающим, и вдруг появляется кто-то и уводит его. Спускается с ним в лифте дома, в котором он живет, у всех на виду ведет по улицам… а когда приводит сюда, то оказывается, что он… что я… якобы убила человека! Это невыносимо! Сегодня вечером я боюсь всех и вся на свете! У меня такое чувство, будто я героиня одной из сказок, которые я рассказываю детям. Только эта сказка стала явью: я околдована и подпала под чары великана — людоеда. Сквозь слезы она попыталась виновато улыбнуться в темноту. Из мрака раздался еще один голос: — А вы думаете, последние полчаса в чулане Морэну было легко? Вы не видели, когда его вытащили, зато мы видели. Без единого звука она обхватила голову руками. — Прекратите, — бросил Уэнджер. — Она очень ранимая. Невидимая Макговерн поцокала языком, выразив таким образом свое особое мнение. — Я… я не знала, что это было убийство. Я не знала, что это подстроили специально! — заговорила она. — Когда вы на днях привели меня к ним в дом, я думала, что произошел несчастный случай, что он каким-то образом закрылся в чулане сам, а ребенок не понимал, насколько это серьезно, и вот, позже, вероятно, желая избавиться от чувства вины, как это бывает с детьми, придумал историю, будто я к ним приходила. — Дела это нисколько не меняет, — оборвал ее Уэнджер. — Сейчас мы говорим с вами не об этом. Вы не ходили в «Стандарт». Вы не обедали в заведении этой шведки. Однако Она в отчаянии ломала руки. Наконец заговорила: — Я знаю… я и не думала, что за мной сразу же станут следить… вы казались таким дружелюбным в тот день. — Мы никого не предупреждаем. — Я не знала, что это убийство. Я полагала, речь идет лишь о выдуманной малышом истории. — Она глубоко вздохнула. — Я была… с мужем. Его зовут Лэрри Старк, он… он живет на Марси-авеню, 420. Я приготовила обед на его квартире и весь вечер пробыла там. Это признание не произвело на них никакого впечатления. — Почему же вы не рассказали нам об этом сразу же, когда вас спросили? — Да не могла я, неужели непонятно? Я воспитательница, мне не полагается быть замужней, иначе я потеряю место. — Вашу первую версию мы разнесли в пух и прах, от нее ничего не осталось. Естественно, вы вынуждены чем-то ее заменить, не можете же вы находиться в подвешенном состоянии. С какой стати мы должны верить этой версии больше, чем первой? — Спросите Лэрри — он вам скажет! Он скажет вам, что я пробыла там все время. — Обязательно спросим. И он наверняка скажет нам, что вы были с ним. Но малыш-то Морэнов говорит нам, что вы были Она судорожно вздохнула и откинулась на спинку стула. Луч желтого коридорного света прорезал темноту и кто-то произнес: — Он готов принять ее. Уэнджер отодвинул стул, ножки заскрежетали по полу. — Запоздали вы со своим признанием. Проку от него уже особого не будет, какой был бы, расскажи вы нам об этом сразу. Делу уже дан ход, мисс Бейкер, а менять лошадей посреди броду — рискованная, знаете ли, штука. Когда Макговерн с Уэнджером привели ее и поставили перед столом шефа, девушка опять плакала — беззвучно, как и прежде. — Вот эта, значит, молодая леди? — При других обстоятельствах данное замечание можно было бы принять за полудружеское приглашение к разговору. Только на сей раз у него было совсем иное значение. Зазвонил, заикаясь, телефон: Д-д-д-динь-дзин-динь! Шеф сказал: — Одну минуточку. — Снял трубку, послушал и спросил: — Кто-кто?! Да, Уэнджер находится здесь, но соединить с ним я вас не могу. Ну, что вам… Он опустил трубку, посмотрел на Уэнджера: — Тут тебе хотят что-то сказать насчет этой девушки. Держи, поглядим, что там такое. Он сделал знак рукой, и инспектор с мисс Бейкер вышли. — Муж, наверное, — пробормотал Уэнджер, обойдя стол, и взял трубку. Женский голос сказал: — Алло, это Уэнджер? — Да. С кем имею… — настороженно заговорил он. Женский голос врезался в его голос, как нож в масло: — Говорить буду я. Вы только что привели с собой одну девушку из «Женского клуба». Некую мисс Бейкер, воспитательницу из детского сада. Верно? Ну, я лишь хочу сказать, что она не имеет никакого отношения к тому, что случилось с Морэном в чулане. Мне плевать, как там у вас выглядит это дело, что вы о нем думаете или знаете или даже думаете, будто знаете. У Уэнджера словно муравьи заползали в брюках, он прикрыл ладонью мембрану и, корчась, стал подавать шефу сигнал: «Проследите, откуда звонят! Проследите, откуда звонят!» Голос прозвучал чуть ли не с телепатической проницательностью. — Да-да, проследите, откуда звонят, знаю, знаю, — сухо заметила женщина. — Я заканчиваю, так что не тратьте понапрасну времени. На случай, если в ваших умных головах возникнут сомнения и вам захочется отмахнуться от меня как от чокнутой, в записке, приколотой к стеганому одеялу малыша Морэнов, было написано: «У вас очень славный малыш, миссис Морэн. Я оставляю его там, где он будет в полной безопасности до вашего возвращения, так как ему я не желаю никакого зла». Мисс Бейкер никак бы не могла этого знать, потому что сами вы ей этого не говорили. Радио у них «Филко», он читает «Сан», на ужин, его последний ужин, я приготовила яичницу, в чулане висели два покрывшихся плесенью плаща, а его сигара догорела до конца, не потеряв формы, в пепельнице на столике рядом с креслом, в котором он сидел. Уж лучше вы ее отпустите. До свидания и желаю удачи. В тот же миг на столе у шефа зазвонил другой телефон: — Платный таксофон в аптеке Нойманна на углу Дейл и Двадцать третьей! Уэнджер, выскочив из комнаты, чуть не сорвал дверь с петель, так и оставив ее открытой. Шесть минут и восемнадцать секунд спустя он, дыша в лицо перепуганного владельца, которого вытащил из-за стойки, где тот выписывал рецепты, рявкнул: — Кто? Кто только что звонил вон из той средней будки, где еще лампочка теплая? Хозяин в совершеннейшем недоумении пожал плечами: — Какая-то женщина. Откуда мне знать, кто она? Улики: 1 записка печатными буквами, найдена на одеяле Куки Морэна; 1 раскрашенный цветными карандашами рисунок — крупная малиновка на ветке; вероятно, подделка взрослого «под детский». Дело не раскрыто. |
||
|