"Веснушки — от хорошего настроения" - читать интересную книгу автора (Разумневич Владимир Лукьянович)

Глава X Отчего кружится голова

Не лежится Стасику на больничной койке.

— Какое сегодня число?

— Тринадцатое.

— Странно. Утром было тринадцатое. Сейчас тринадцатое. Когда же наступит четырнадцатое?

— Завтра. Не может же через каждый час наступать новый день.

— По-вашему, выходит, меня лишь вчера привезли в больницу. А по-моему, я тут полжизни провёл. Состарился уже, наверно.

— Что верно, то верно — старик! Полюбуйся!

Врач Ирина Константиновна вынимает из сумочки круглое зеркальце и подносит его к самому носу Стасика.

В зеркальце отражается похудевшее лицо, совсем будто чужое. Даже веснушек не видно. Зато нос смешно вытянулся, заострился. Под глазами синеватая опухоль, словно её подкрасили химическим карандашом.

Быстро же меняет болезнь человека! На второй день после катания на лыжах у Стасика поднялась температура, стало знобить. Не голова, а кузница — весь день назойливый звон. А чуть поднимешься — невидимые кузнецы так забарабанят по затылку, что в глазах двоится и ноги подкашиваются. И приходится снова ложиться и ждать, когда утихнет болезненный перезвон в голове.

Удары стихают постепенно, отдаются в темени всё глуше. Кузнецы устраивают передышку. Чёрные лихорадочные запятые убегают из глаз, рассеиваются.

Стасик щупает руки, ноги, живот — всё на месте, всё точно такое же, как неделю, как месяц назад. И всё же он больной. Голова горячая, как печка. Так и пышет жаром. Откуда берётся этот жар? Голова должна быть холодной как лёд — простуженная, а она вон как накаляется!

Ирина Константиновна кладёт ему на лоб мокрую повязку. От её прохлады голове и всему телу приятно. Тянет ко сну.

Дремоту рассеивает голос. Он доносится откуда-то издалека, словно из-под пола. Голос знакомый, неторопливый, тревожный:

— Как здоровье, Стаська? Голова не болит?

Стасик видит перед собой узенькие карие глаза Мирона. Он в большом белом халате. Ног и рук из-под халата не видно. Болтаются одни рукава с тряпичными тесёмками.

Мирон садится на табурет рядом с кроватью и кладёт на постель открытку с изображением медвежат в лесу.

— В нашем ларьке продаются. Последних медвежат купил. Больше нет.

— Спасибо, — говорит Стасик и прячет медвежат под подушку. — Голова не болит, когда лежу. Но как только встану…

В дверях показывается долговязый Колька Мерлин.

— Как твои дела? — справляется он, застёгивая на ходу халат. — Голова здорова?

Колька торжественно вручает ещё одну открытку с медвежатами. Стасик и её суёт под подушку, снова начинает рассказывать о своей голове.

Не успевает кончить, как в палату осторожно входит Петя.

— Я не помешаю тебе, Стасик? — спрашивает он почему-то шёпотом. — Как голова?

Приходится начинать рассказ о голове сначала.

На белый столик перед койкой Петя кладёт три конфетки «Раковая шейка» и открытку.

— Опять медведи?! — изумляется Стасик. — У меня теперь медведей больше, чем кроликов. Открою в больнице медвежачью ферму.

— Чернявка, Стасик, вчера окролилась. Восемь детёнышей. И все шевелятся.

— Вот здорово! Береги, Петька, крольчат. И главное, думай больше. Мозгами, а не макушкой. А то ещё кота крольчатам подсунешь.

— Я не подсовывал… Это же ты…

— Петька, прикуси язык, — повышает голос Мирон. — Больным о плохом напоминать вредно. С ними говорят только о приятных вещах.

— Что же, приятного у нас тоже много. Хоть отбавляй. Сегодня, например, по арифметике Мирон двойку отхватил…

— Петька, прикуси язык, — ещё строже требует Мирон. — Расскажи лучше, как ты таракана испугался…

— А ты лошади на конюшне чуть ногу не отдавил…

— Сейчас перецарапаются, как кошки. Да ладно вам! — прерывает их спор Колька Мерлин. — Скажите лучше Стаське, как мы его крепость по-новому перестраиваем. Со всех сторон бойницы и пушки. Отразим натиск любого неприятеля!

— У кроликов чесотка, — снова вступает в разговор Петя. — Чешутся и чешутся, как шелудивые. Йодом их полечить, что ли?

— Только попробуй! Самого йодом измажу. Запляшешь. Болячки нужно керосином мочить через каждый день. А потом маслом мажь. И всё в порядке! Клещи как миленькие подохнут.

— Туманка, Стасик, становится настоящей попрошайкой. Даёшь ей морковку, другую… А ей всё мало. Упрётся лапками в сетку и жалобно так на меня смотрит — добавки просит. Хорошо бы особые конфеты для кроликов изобрести. В виде морковки…

— Отравишь ты крольчат! Пропадёт без меня ферма, — отчаивается Стасик. — Скорей бы выписали!

Мирон напряжённо хмурит лоб. Силится вспомнить что-нибудь приятное для Стасика.

— Да, вспомнил! Шефы подарили нам двадцать пар коньков.

Ирина Константиновна просит ребят удалиться, не утомлять больного.

— Я тебе, Стасик, завтра учебники принесу, — обещает Петя. — Мы вместе будем уроки готовить, чтобы ты не отстал. Мне разрешили каждый день в больницу приходить.

До чего ж весело жить на свете, когда у тебя такие верные друзья! Вот ушли они, а Стасик их по-прежнему чувствует рядом. Долго не может успокоиться. Пусть в висках до боли барабанят кузнецы, но думы в голове светлые. Хорошие думы! От таких мыслей по-иному жить хочется! И хочется, чтобы рядом всегда были Мирон, Петька-головастик и Колька Мерлин. Пусть люди смотрят на неразлучную четвёрку и радуются! Стасик даже слышит, как люди восторженно говорят: «Нам бы таких друзей! Они друг за друга готовы в огонь и воду. С такими можно и на Марс лететь!»

Ирина Константиновна измеряет ему температуру и недоуменно смотрит на градусник:

— Тебе, Стасик, значительно лучше. Друзья, видимо, хорошие, повлияли. Не ожидала. Там, за дверью, новая делегация пожаловала. Интересуются твоим здоровьем. Не хотела пускать, а теперь придётся.

Она приводит в палату Владимира Семёновича. Следом входит вожатая Любовь Павловна. Из-за её спины торчат Томины косички и выглядывает растерянное лицо — Стасик глазам своим не верит — толстяка Борьки Титова.

— А ты зачем? — хмуро ворчит Стасик.

— Я тебе, Стаська, крендель принёс. Самый большой, — гудит Борька. — И шарф могу отдать, если хочешь.

— Мне шарф не нужен. Кутайся сам, а меня и без него в жар бросает.

Владимир Семёнович угощает Стасика яблоками:

— Поправляйся, Стасик. Чернявка и её крольчата тебе кланяются. Они ждут не дождутся твоего возвращения.

— А мне приказано Станиславу Комову генеральский привет передать, — сообщает Любовь Павловна. — Генерал-то, оказывается, тебя помнит. Как узнал, что ты в больнице, прислал тебе вот эти погоны и звёздочку. «Пусть, говорит, сохранит для своего генеральского кителя. А летом мы его с отрядом обязательно на полигон пригласим. Пусть посмотрит наши учения!» Так что готовься, товарищ будущий генерал!

Столик перед койкой Стасика весь завален подарками. Лекарству приходится потесниться. Пузырьки и таблетки Любовь Павловна перекладывает на подоконник.

Стасик хочет подняться с кровати. Но Владимир Семёнович приказывает ему лежать не двигаясь:

— Больничный режим, как и солдатский, требует дисциплины. Прыгать будешь, когда в интернат вернёшься. Возвращайся поскорее!

Борька, прощаясь, набирается духу и говорит:

— Извини меня, Стаська, что я тогда… помнишь, Наталье Ивановне пожаловался…

— Ладно, извиняю.

Задерживается одна Тома. Она сидит на самом краешке табурета. Перебирает пальцами голубой бантик на косичке. Несколько раз пытается что-то сказать и не решается. Ещё ниже опускает голову.

Когда Ирину Константиновну на минутку вызывают в коридор, к Томе возвращается наконец дар речи.

— Тебе больно, Стасик? — спрашивает она, как тогда в лесу.

Стасик отвечает точно так же, как тогда:

— Ничего. До каникул заживёт…

Они не знают, о чём больше говорить.

Тома торопливо опускает руку в кармашек платья, вынимает… открытку с медвежатами, суёт её Стасику:

— Возьми…

И сразу убегает.

У Стасика кружится голова. Наверно, болезнь снова вернулась. Но почему же тогда не слышно кузнечного звона в ушах, не рябит в глазах от прыгающих запятых, не давит виски? Непонятно!