Глава 5

— Вставайте! — рыкнуло над ухом. Диана распахнула глаза и сонно хлопнула ресницами: кто бы это мог быть. Ах!

— Вы?! — возмутилась и натянула простынь до подбородка, пряча наготу. Ну, почему она не может спать в ночнушке и чепчике, как Адель? Еще одна странность, которая наверное возбудит интерес святой инквизиции, и та получит еще один повод причислить Диану к разряду ведьм и возможность сжечь на костре.

Черт бы побрал непрошенного гостя, со свойственной ему бесцеремонностью завалившимся в девичьи покои без предупреждения!

— Я вас не звала! Подите прочь!

И тут же получила в лицо ворох одежды:

— Вставайте и одевайтесь!

Граф не говорил — натурально рычал. И выглядел обеспокоенным и злым.

— Вам что, прищемили капканом вторую ногу?

Сантьяго без слов схватил девушку за плечи и заставил встать. Диана чуть сквозь пол не провалилась от стыда, а мужчина, словно не заметил, до чего довел ее, как не понял, что творит и в каком виде стоит перед ним Диана.

— Грубиян! — прошипела, цепляясь за простыню, в попытке укрыться под ней вновь, но мужчина, предугадав маневр, перехватил девушку. Та то ли от стыда, то ли в растерянности от его бесцеремонной наглости, не думая, впилась зубами в руку наглеца.

Сантьяго взвыл, словно его укусила волчица и отпрянул к стене:

— Черт бы вас подрал!

По руке мужчины бежали струйки крови, словно ее разодрали собаки. Диана испугалась — может, к ее странностям прибавилась еще она: в момент, когда нужно постоять за себя, у нее вырастают зубы волкодава?

Девушка притихла, укуталась в простыню и, забилась в угол кровати, с ужасом и сожалением поглядывая на графа. Тот ответил злобным взглядом. Подобрал раскиданную одежду, силой впихнул ее в руки бесноватой:

— Сейчас же одевайтесь!

— У вас… кровь, — робко указала пальцем на окровавленную руку. Может он не видит? — Нужно перевязать. Я прошу прощения, но вы сами вынудили меня…

— К черту!! — взревел Сантьяго и, схватив девушку за ноги, подтащил к себе, попытался сунуть ее ноги в штанины брюк. Диана взбрыкнула.

Мужская одежда? Да он совсем выжил из ума!

— Я женщина! Грех носить…

— Еще одно слово и зря потраченная минута — я вас вытащу отсюда нагишом!

И сделает — глянув на него, у девушки отпали всякие сомнения. Она нехотя начала одеваться, прикрикнув на него, чтобы отвернулся.

Граф недовольно засопел, выказав ей свою широкую спину.

— Если вы думаете, что я куда-то поеду, то глубоко ошибаетесь. Я не собираюсь уезжать раньше вечера, тем более с вами вдвоем и тем паче в таком виде, — заявила, сунув руки в рукава широкой мужской рубахи.

— Меньше слов и больше дела! Быстрее миледи!

— Куда вы торопитесь в такую рань? Если на охоту, то вам не мешало бы знать, что я не собираюсь вас сопровождать. Терпеть не могу охоту…

— Вы оделись, наконец?!

— Вы рычите, как голодный волк. Вы абсолютно невоспитанны. Разве можно так разговаривать с женщиной?…

— Не испытывайте мое терпение!

— Хочу заметить, что его у вас вовсе не наблюдалось, — бросила Диана, пытаясь справиться со шнуровкой колета. — Очень неудобная штука.

Сантьяго повернулся, увидел, что Диана почти одета и схватил ее за руку, увлекая прочь из спальни:

— Потом зашнуруете!

— Куда вы меня тащите?! Отпустите сейчас же! Я подниму крик, слышите вы, грубиян?!

— Крик?! Давайте!

Мужчина пихнул ее к окну, заставляя поглядеть перед собой — за остроконечной оградой замка виднелся лес и лента дороги, по которой от опушки шла кавалькада всадников, ехала телега с монахом за красным балдахином.

— Кричите громче, чтобы они услышали!

— Гости? — прошептала Диана, внутренне холодея от плохого предчувствия — всадники были явно из инквизиторской стражи, а судя по балдахину посреди процессии…

Сантьяго не дал ей время на раздумья — схватил за руку и бегом ринулся к лестнице вниз. Скатился в миг и, пролетев по коридору, сбивая стражу и поднявшихся слуг, выбежал во двор. Две лошади, с прикрепленными к седлам небольшим мешкам, мирно ждали своих всадников под навесом.

— Это вы их приготовили? — спросила Диана, останавливаясь.

— Миледи, вы значительно утомили меня своими глупыми вопросами. Перестаньте изображать дитя и быстрее двигайте ногами!

Девушка вздохнула:

— Мы бежим?

— Именно! — рявкнул мужчина и закинул ее в село, как тюк. Секунда и сам оказался в селе, наддал, направляя коня к потайной калитке.

Откуда он узнал про нее? Когда успел приготовить лошадей? И неужели всерьез думает, что в замок решила нагрянуть инквизиция, чтобы спасти заблудших? Здесь нет еретиков. Наверняка святые отцы просто проезжают мимо, а Сантьяго решил воспользоваться этим, напугать девушку и тем сломать ее планы и осуществить свои. Очень удобно!

— Я никуда не поеду! Я не сложила вещи, не попрощалась с отцом и сестрой, гостями. Это некрасиво. Я не готова к отъезду и не вижу повода спешить! Что вам вообще в голову взбрело вытаскивать меня из постели в такую рань? Я только заснула! И вообще, это отвратительно разгуливать в таком виде! Вы решили меня опозорить? Если только меня увидят…

Мужчину развернуло в седле. Он глянул на девушку как на элитную ослицу и с силой хлопнул ладонью по крупу ее лошади. Кобылка взвилась и ринулась к калитке вперед коня графа.

Диана не любила поездку на лошадях, и больше часа тряски не выдерживала. А тут они летели, казалось полдня. Девушка пыталась сказать графу, что ее уже тошнит от дикой скачки, но лишь клацнула челюстями, вторя стуку копыт. Остановить же лошадь девушка не могла — Сантьяго крепко держал узду в своей руке и гнал вперед.

К полудню Диана окончательно выдохлась и буквально висела, обнимая лошадь за шею. Немного и она бы свалилась, но мужчина, наконец, заметил ее состояние и соблаговолил остановиться. Стащил девушку с седла и поставил на землю:

— Отдыхайте.

Диана осела в траву — ноги не сдержали:

— Вы посланы мне на погибель.

Сантьяго пропустил ее замечание мимо ушей. Привязал лошадей и, подхватив девушку на руки, перенес с палящего солнца в тень, под сень дубовой листвы. Вытащил из седельной сумки лепешку и вложил в руку Дианы. Сел рядом:

— Подкрепитесь. Конечно это не та пища, что вам нужна, но придется потерпеть.

Девушка глянула на него, как на ненормального: какая пища? Что может полезть в горло после того, как из тебя всю душу вытрясли и ты не понимаешь, жива ли вообще? В таком состоянии, что черствый хлеб, что изысканный деликатес едино воспринимается.

— Ешьте, — приказал Сантьяго. — Нам очень далеко ехать и боюсь, ближайшие дни в таком же темпе пройдут. Вам понадобятся силы, чтобы перенести дорогу.

Рука девушки бессильно опустилась:

— Зачем? — закатила глаза к листве над головой. — Скажите на милость, зачем мы гоним, словно за нами сам ад следует?

— Что-то около того, — согласился мужчина и сунул травинку в рот. Девушка хлопнула ему на ногу хлеб и возмущенно заметила:

— Вы специально устроили все это!

— Не говорите ерунды. Вы сами все прекрасно видели.

— Вы об отряде охраны святого инквизитора? — прищурилась девушка уничижительно. — Мало ли кто проезжает мимо замка? Мало ли кто приезжает к отцу?

— Перестаньте, — поморщился Сантьяго. — Не ведите себя как дитя. Вы хорошо поняли кто это, зачем и к кому.

— Нет, — упрямо заявила девушка. Мужчина заглянул в ее глаза и понял, отчего она настаивает — ей было проще верить в иллюзию, чем принять правду. Она просто боялась принять жестокую реальность этого мира и потому усиленно отрицала очевидное. Она была безумно испуганна и совершенно одинока. В ее зрачках прятался загнанный в силки никому неведомый зверек, который очень хотел быть как все, но знал, что другой и не находил себе места, не мог найти.

Сантьяго тут же забыл все противоречия меж собой и девушкой — вложил в ее ладонь хлеб и зажал своей рукой:

— Кушай, — попросил почти ласково. — Я знаю, ты голодна всегда, хлеб не спасет тебя, как никогда не спасал. Но придется потерпеть еще немного.

Диана смутилась, отвела взгляд, не зная как реагировать.

Неужели он, правда, провидец? Иначе откуда он знает то, чего не знает и отец? То, о чем никто даже не догадывался?

Девушка действительно чувствовала себя голодной постоянно. Она ела возмутительно много, но все равно не насыщалась, как никогда не чувствовала вкуса пищи. Она лишь знала как что зовется, но по вкусу не отличила бы молока от печенья — для нее все было едино, сколько помнила себя. Единственное что немного насыщало ее — мясо. Вкушая оленину, она не чувствовала, какова она на вкус, но по запаху могла определить, сколько лет было оленю, как он погиб, сколько детенышей после себя оставил, где гулял, какая самка ему приглянулась. Этот запах единственно немного утолял голод. Но он был запахом, а не пищей.

Диана вгрызлась в лепешку, глядя перед собой: наверное, пора признать, что она действительно значительно отличается от людей. Но Боже, как же это страшно!

Неужели она настолько порочна и грешна, что Господь решил покарать ее?

Что же она сделала? Влюбилась в Уилла? Ерунда — она была такой и до встречи с ним.

— Вы говорите странные вещи, — заметила на всякий случай.

Сантьяго посмотрел на нее с сочувствием и тихо заметил:

— Тебе больше некого опасаться.

Возмутительно! Он что, копается в ее душе?!

— Я никого не боюсь, — хлопнула ему в ладонь остатки лепешки. Мужчина искоса глянул на нее:

— Боишься, еще как. Не скажу что самое трудное и интересное позади, оно еще впереди, но оно больше не возбудит чужого любопытства. Мы успели.

— Что именно? Я не понимаю, о чем вы.

— Все ты понимаешь, — потерся затылком о ствол дуба мужчина. — Вчера тебе исполнилось восемнадцать — младенчество закончилось. Старое начало отмирать и выпускать бабочку из кокона.

— Вы с собой разговариваете?

— С вами.

— Да? Тогда вам не мешало бы знать, что мне уже исполнилось восемнадцать и далеко не вчера.

Сантьяго загадочно улыбнулся и промолчал. Зато девушку начало распирать любопытство и желание "покусаться":

— Вы ведете себя и говорите, как колдун. Чертов колдун! Я хочу знать, куда вы меня везете!

— Только?

— Да. Если вы решили заманить меня на какой-нибудь шабаш, то у вас ничего не получится, Господь сохранит меня. Я христианка.

Мужчина поморщился:

— Из ваших уст весь этот бред забавно звучит.

— Я вас предупреждаю, что не потерплю кощунства.

— Нет, Диана, вы усиленно уверяете не меня, а себя. Защитная реакция вполне мне понятная. Но вам больше не к чему прятаться и маскироваться под обычного человека, хоть и со странностями. Но этих странностей слишком много, дорогая моя. Вы можете продолжать изображать несмышленое дитя… до ближайшего полнолуния. Далее это будет невозможно. Процесс уже идет — вы меняетесь, то что заложено в вас — расцветет. И то, что произойдет, не поддастся объяснению. Вам понадобится серьезная помощь, как ребенку, который встал на ноги и готовится сделать первый самостоятельный шаг.

— Вы пугаете меня?

— Нет. Если честно, я рад, что мы успели и молю хозяина Вселенной, будь он Будда или Христос, чтобы мы вернулись в Монтрей до начала главных метаморфоз.

— Понятия не имею о чем вы. Ваши слова для меня абракадабра… А что будет?

Сантьяго поднялся и настороженно оглядевшись, словно что-то учуял, вскользь бросил:

— Вы будете очень уязвимы, — и протянул ей руку, предлагая опереться и встать. — Нам пора.

— Я больше не сяду в седло.

Граф обернулся и пристально посмотрел в глаза девушки. Каким-то непонятным образом она уловила все его чувства: от сожаления, понимания, до просьбы и готовности применить силу, если она будет упорствовать. Диана встала, не в силах противиться ему.

— Знаете что такое гон? — спросил Ферна, помогая девушке сесть в седло.

— Да.

Мужчина кивнул:

— Теперь лисица вы, — и вскочив в седло, взял в руку узду лошади Дианы и наддал своего коня. Они вновь понеслись вперед.

Этот день был бесконечным. Диана измучилась, несясь галопом по лесам и полям. Сантьяго как специально выбирал глухие места, видимо, чтобы не было возможности снизить темп, остановиться. По дороге им не встретилось ни одно селенье и у девушки сложилось впечатление, что мир закончился. Все что было — было в замке Артего — там остались радости, печали, заботы, вопросы, ответы, родные, знакомые, она и сама жизнь. А здесь ничего и никого не было: безбрежность природы, солнце, пыль на проселочных дорогах и тишина, разбавленная галопом лошадей, отдаленной заунывной песни кукушки и шума травы и листвы.

Сначала Диане было жутко, но постепенно она успокоилась и смогла увидеть прелести в уединении. Если б еще не эта бешенная скачка, будто за ними черт гонится и не физиономия Сантьяго, напоминающая, что об одиночестве речи нет и расслабляться рано. Этого экзекутора девушка бы от всей души возненавидела за "приятную" прогулку, но сил не осталось ни на какие эмоции.

К вечеру Сантьяго соблаговолил остановиться. Завез в какую-то глушь, где монотонно ухал филин и, наконец, освободил лошадь от Дианы, а Диану от лошади.

Девушка просто рухнула в траву взглядом высказав отношение к графу и его уникальной обходительности с женщинами.

Речь появилась позже, когда мужчина развел костер и подогрел в котелке воду, набранную в протекающем рядом ручье. Диана узрела кустики мяты и ползком добравшись до них, героически нарвала траву и кинула ее в воду.

— Меда нет, — вздохнула. Это было бы чудесно: пить ароматный чай с мятой, в прикуску с медом и подставляя лицо теплому ветру, слушать как шумит листва над головой, журчит ручей, переругиваются в кустах сойки и трещит сверчок в траве. При такой благодати о плохом не думается, все печали отвергаются, усталость как царствие небесное воспринимается, и легко на душе, сладко, томно.

Мужчина молча достал из седельной сумки флягу и подал девушке.

— Мед?

Она не поверила. Эль, брагу, вино или даже ром в его фляжке она могла представить, но чтобы Сантьяго возил с собой чистейший душистый цветочный мед, и помыслить не могла.

Она открутила крышку и долго вдыхала терпкий аромат, жмурясь от наслаждения.

— Любишь мед? — спросила, чувствуя, как закружилась голова от запаха цветочной пыльцы.

— Он вам нужен, — к чему-то ответил мужчина и принялся ломать сучья, покидывать их в костер. — Можете выпить весь, у меня еще есть.

Диана покосилась на мешок, что был приторочен к седлу его коня: неужели он набит флягами с медом? Ерунда, — тряхнула волосами. Конечно, проверить бы и подивиться, но сил нет. И девушка растянулась на земле, обняв флягу так, чтобы запах меда доносился до нее. Каждый вздох, что глоток восторга и бодрости. Тело еще продолжало ныть от тряски, но силы постепенно возвращались.

Сантьяго присел рядом с ней и протянул кружку с чаем.

Диана поднялась и недобро уставилась на него:

— Поразительная забота. Вы всегда опекаете лишь умирающих? Да, вы почти убили меня скачкой.

— На умирающую вы мало похожи.

— Мед спас.

— Так и подумал.

— Я серьезно.

— Я тоже. Еще чай выпейте и будите как новорожденная, — и заставил взять кружку. Диана еще внутренне повузмущалась, поизображала рассерженную, но недолго. Чай с мятой и медом злости не способствуют, они умиротворение рождают.

Девушка допила чай и подала кружку Сантьяго почти с благодарностью во взгляде.

— Еще?

— Нет, нет, что вы, — замотала головой, устыдившись что не торопясь чай пила из единственной кружки, а мужчина терпеливо ждал. И только тут поняла, что крепко прижимает к груди фактически опустошенную фляжку с медом. — Эээ, и это, — протянула ее хозяину, почти отрывая от сердца. Мужчина взял и… закрыл крышку, положил рядом с собой.

— Наутро кстати будет.

— А как же вы?

— Не беспокойтесь, я уже взрослый и легко обхожусь без меда, — с улыбкой поведал он.

— Мед любят не только дети.

— Может быть. Но я как-то спокойно относился к нему всегда. Как вы, вам лучше?

— Почти замечательно, — и не удержавшись, добавила яда. — Еще бы стереть вас с пейзажа, добавить сюда родной дом, лохань с водой, розовое мыло, зажженный камин и постель.

Граф молча встал и, сняв с седла скрутку, раскинул ее перед девушкой:

— Можете спать.

— Здесь? — ужаснулась.

— Перин в ближайшее время не предвидится. Я предупреждал — придется потерпеть.

Диана глубоко вздохнула, разглядывая одеяло.

— Могли бы остановиться на постоялом дворе.

— Угу. А к утру вас бы уже взяли и поджарили.

— Кто? Если вы намекаете на причину откровенного бегства, то она в вас, а не в том эскорте, что двигался в сторону замка. Вы слишком мнительны, что весьма необычно для мужчины.

— Я всего лишь не отвергаю действительность, как вы.

— Еще скажите, что вы меня спасли, — скривилась.

— Нет, я только выполнил свой долг.

— Этот долг приписывает вам вытаскивать меня из постели, красть из родного дома почти нагишом, тащить в неизвестность? Господи помилуй, а что я вообще здесь делаю?!

До нее наконец дошло что она одна без денег, пищи и смысла, неизвестно где, неизвестно насколько далеко от дома, наедине с фактически незнакомым, но очень неоднозначным мужчиной.

— У меня даже носового платка нет!

— Он вам очень нужен? — не скрыл насмешки.

— Ах, оставьте! Как я могла согласиться?! Как я могла уехать с вами?!

— Отдаю вам должное: вы мужественно и долго сопротивлялись, — Сантьяго уже откровенно смеялся.

— Вам весело? — рассердилась девушка. — Устроили мне экзекуцию, лишили дома, родных, друзей, всего, что мило моему сердцу…

— Перестаньте обманывать себя, Диана. У вас никогда не было друзей и родных вы никогда не считали родными.

— У вас буйное воображение, — проворчала, отводя взгляд.

Дело в том, что он был прав. И если раньше Диана отодвигала подобные мысли, считая их кощунственными, то сейчас они четко встали перед ней, напоминая о себе всяким отсутствием печали, по поводу отсутствия сестры и отца.

— Я — провидец. Забыли? Со мной лукавить не получится.

Диану словно уличили в дурном поступке. Она нервно развернула одеяло и попыталась устроиться на нем так, чтобы быть полностью укрытой, но и не лежать на траве. Минут через десять возни под пристальным и насмешливым взглядом Сантьяго, это у нее получилось. Девушка повернулась к нему спиной и, сунув сложенные лодочкой ладони под голову, закрыла глаза. Но толк, коль сон не шел?

Она с детства не умела и не могла спать в тонких батистовых рубашках, а тут приходиться спать в грубой мужской рубахе из непонятной материи, в тесном колете, неудобных брюках да еще на жестком, без всяких перин и подушек.

Минут пять она мужественно усмиряла зуд и раздражение во всем теле, примиряясь с колючей грубой материей, неровностью и неудобностью импровизированной постели и не выдержала, начала ерзать и крутиться. Скинь одеяло — становиться прохладно, начинает пробирать озноб, натяни — становиться тесно, жарко, противно. Кто-то копошиться в примятой траве под одеялом, а Диане кажется, ползают прямо по ней. Колет жмет, перекрутившись вокруг талии и груди и, почти душит в вороте. Рубаха трет, так что тело саднит, брюки кажется, горят, раскаленным железом обхватив ноги.

В итоге девушка откинула одеяло и села, разраженная, красная.

— Ненавижу, — выдохнула в лесную чащу. Мелькнувшая молния озарила ее на секунду и воспламенила сухое дерево. Оно вспыхнуло как факел, заставляя Диану вжать голову в плечи с испуга. Девушка настороженно покосилась на Сантьяго: сейчас и он будет убежден, что она ведьма. А вот кинет ее в этой глуши или правда, убьет собственнолично, сожжет на том костре, что она зажгла.

Как же это получается? У нее ли? Если б знать.

Граф, однако, и ухом не повел, как сидел у костра, привалившись к сосне спиной, так и сидел.

Может, ослеп или ничего не понял?

И хорошо. Еще минута и огонь погас, получив душ из внезапного дождя. Слишком своевременного и странного — пролившегося ровно над деревцем и только пока не погасил огонь.

Как только все стихло, Сантьяго сказал:

— Разденьтесь.

Диана сжалась в растерянности: бежать сейчас или подождать? Если бежать, то в какую сторону и что ее там ждет? Если и там кто-нибудь захочет поискать ведьмины знаки на ее теле? Этот мир она совсем не знает, он закончился с оградой родного замка, и что за ней, она не знала, но хорошего не подозревала. Судя по тому, что было дома, за границей его могло быть лишь много хуже.

— Разденьтесь, — повторил Сантьяго.

— Неее бу-буду, — обхватила колени девушка, намериваясь держаться до последнего, но свою честь и достоинство отстоять. Хотя куда ей против такого бугая?

— Тогда вам не удастся заснуть, — спокойно заметил мужчина.

— Значит, не буду спать, — робко парировала.

— Выезжаем с рассветом. Если вы не заметили — за вами погоня и нужно убраться как минимум за три графства, чтобы оторваться от желающих поджарить вас на костре.

— Вздор, — неуверенно заметила девушка.

Сантьяго внимательно посмотрел на нее и ей показалось что его зрачки мерцают в полумраке. А может это всего лишь отсвет костерка? А что тогда за мерцающая глубокая синь вокруг графа? Что может гореть за его спиной в лесу и давать такой отсвет? А тот странный дождь, что появился так внезапно и вовремя, и пролился лишь над загоревшим деревцем?

Сердечко девушки екнуло. Она смотрела в глаза Сантьяго не отрываясь и видела то, чего не могла увидеть: пылающее селенье, мечущихся в панике людей, подожженное поле, черный дым и графа, что несся по огню на коне вместе с другими всадниками.

Ей показалось на миг, что это она несется по горящему полю. Она даже почувствовала отчаянье и дикое, все сметающее желание мести.

Кому же он мстил, губя людей, хижины и посевы? Как мог?

И что ей померещилось, правильно ли она поняла?

Померещилось ли?

— Вы наемник? — спросила тихо.

— Нет.

— Но вы убивали и жгли селенья.

Ферна подкинул в костер веток и сказал:

— Я убивал и уверен, убью еще. Но ничего не жег. Вы слишком спешите с выводами Диана. Вы забегаете вперед и судите о том, что вам еще только начинает приоткрываться. Но чтобы не было, я хочу чтобы вы поняли: я не враг вам, я свой.

— Свой?

Интересное заявление.

Диана в раздумьях начала заплетать волосы в косу, косясь на графа.

Странно, не смотря на то, что привидевшаяся ей картинка была больше похожа на полет фантазии, она понимала, что это может оказаться реальностью, могло. Но не смотря на это, девушка не испытывала к Сантьяго отвращения, наоборот, отчего-то почувствовала сопереживание, как будто часть его стала ее частью, а часть ее — была отдана ему. Откуда подобные ощущения возникли у нее, она не знала, не могла себе объяснить, но четко поняла одно — без них ее жизнь была похожа на сон. Все было блеклым по сравнению с чужими переживаниями, что она обрела за миг, даже эта ночь, лес, такой яркий и живой еще полчаса назад казался теперь полумертвым, потому что был лишен тех красок эмоций, к которым она неизвестно каким образом прикоснулась.

Он сказал "свой" и Диана поверила. Не просто поверила — приняла и поняла, вдруг четко осознав, что и раньше, еще при первой встречи с мужчиной поняла это, но отвергла, закопала в глубине души. Почему ей почудилось тогда, что он действительно "свой", то есть не такой, как все и ближе Диане, чем другим, понятней ей, как она ему? Не объяснить — это было выше ее, откуда-то из-за границы обыденности, нормы. Как волна воздуха накрыла и ушла, а ощущение осталось. Но раньше она было похоже на отзвук, а сейчас на четко различимый и отличимый звук.

— Успокойтесь и послушайте себя. Вы поймете, что вам нечего бояться со мной.

— Тогда… может быть, вы отправите меня домой?

— Вам туда нельзя. Обратной дороги уже нет.

— Я не хочу к Монтрей, — призналась.

— Хотите я расскажу вам о нем?

— Нет!

— Что так? Неужели вам неинтересен ваш супруг?

— Он — туман для меня, и интересен мне не больше, чем я ему.

— Обиделись на свадьбу по доверенности?

— Не только. Как вам известно, я люблю Уилла. Явление вас и вашего лорда спутало мне все планы и лишило надежды. Вы, вернее он через вас погубили мою жизнь. Я не знаю этого человека и знать не хочу, потому что прекрасно поняла, что ему нужна лишь земля за мной, а я как довесок, ненужный, но обязательный.

— Ваши выводы могут оказаться поспешными и ложными.

— Оставьте, Сантьяго. Я понимаю, что вы выгораживаете своего хозяина, но я не настолько глупа, чтобы не сложить произошедшее и не счесть то, что мне довольно четко дали понять. Я игрушка. Сначала мной играл отец, теперь вы, потом будет играть ваш лорд. Вам всем наплевать, что я чувствую. Но я не кукла без души и не стану ею. Может быть вы и доставите меня своему господину, может быть он станет моим мужем, но мои сердце и душа будут принадлежать лишь Уилиссу.

— Дэйн мой друг, а не господин. Что же касательно Бредворда, то у каждого случается первый пробный опыт. Он ваше увлечение Диана, детское, чистое, как мечта, которую вы сами себе нарисовали. Но меж вами не то только ничего не было — не могло быть. Просто настало ваше время взрослеть и искать предмет, на котором можно потренироваться, а Бредворд первым попал вам на глаза в ненужный момент. Попал бы я — вы бы думали, что влюблены в меня и оттачивали на мне свой дар очарования.

— Я не настолько ветрена, — оскорбилась девушка. Плюхнулась на одеяло и повернулась спиной к мужчине, выказывая свое отношение к его словам.

— Нет, не ветрены — молоды, любознательны и неопытны. У вас наступила очень тяжелая пора. Вы прощаетесь с детством и становитесь очень ранимой, чувствительной. Чувственной.

— Я вас не слушаю.

— Это мне не мешает, — улыбнулся Сантьяго. Диана села, развернувшись к нему:

— Вы ведете себя, как!… - и смолкла, во все глаза уставившись на мужчину.

Она хотела сказать: как отец Иов, как отец, как наставник, учитель… брат. И в тот же момент поняла, как назвать те чувства, что испытывает к нему, как относится — как сестра к брату, и он относится к ней, как брат к сестре. Не как друг, шапочный знакомец или мудрый наставник, а именно как ровня, хоть и старшая, опытная, но все же снисходительная без унизительного самолюбования, заботливая и опекающая, но не навязчивая, понимающая, как только равный может понять равного.

— Свой это?… — спросила тихо.

— Это почти такой же как вы, Диана.

Девушка опять легла, осмысливая его ответ и, спросила:

— Таких много?

— Достаточно.

— И все мы дети бездны?

— Как? "Дети бездны"? Может быть.

— Значит мы дети дьявола? — развернулась к нему.

— Нет, — рассмеялся граф. — У дьявола есть только слуги.

— Мы?

— Нет, Диана. Его слуга тот, кто усиленно с ним борется, чем не забывает напоминать окружающим о его существовании.

Девушка опять легла, задумчиво уставилась перед собой.

Сантьяго кощунствует и явно намекает на служителей Божьих. Но так ли он не прав? А кто вообще прав? Если он идет против церкви, служительницы Божьей, то почему Господь не испепелил его? Отчего тогда та же инквизиция, устраивая показательные акции сожжения, убивая людей — считается святой? Ведь убийство даже букашки претит Господу, а тут люди на костры восходят.

Чем больше Диана думала над этим вопросом, тем больше запутывалась и все яснее понимала, что не слишком умна, чтобы разобраться. Она закрутилась от сонма чувств и мыслей, от тесной неуютной одежды.

— Разденьтесь и поспите спокойно, — вновь предложил Сантьяго.

На этот раз девушка не стала противиться. У нее возникло стойкое ощущение, что бояться действительно нечего. Поспать же надо, очень хочется, но это невозможно в одежде.

— Отвернитесь, — решилась и, как только граф отвернулся, начала быстро разоблачаться.

Вытянулась блаженствуя на одеяле, укрылась и, улыбнувшись небу над головой, закрыла глаза. И тут же открыла, опомнившись. Уставилась на мужчину упреждающе:

— Только учите, сели вздумаете…

— Спите, Диана, — улыбнулся Сантьяго.