ПО СТАРЫМ АДРЕСАМ

Нам очень хотелось узнать о судьбе людей, с которыми треть века тому назад встречались в Америке Илья Ильф и Евгений Петров. Вот почему, готовясь к поездке, мы выписали в специальный блокнот фамилии всех героев «Одноэтажной Америки».

Мы, конечно, представляли себе, что тридцать пять лет совсем не шуточный срок в человеческой жизни и что, увы, многих уже не найти…

В Нью-Йорке мы разговаривали с людьми, знавшими инженера фирмы «Дженерал электрик» С. А. Трона, который вместе с женой сопровождал наших писателей в поездке по Соединенным Штатам и который был выведен в книге под именем мистера Адамса. О Троне-Адамсе нам рассказывали его близкие друзья — хорошо известный у нас в стране американский публицист Гарри Фримен и бывший генерал царской армии, заместитель военного министра Временного правительства Виктор, Александрович Яхонтов.

Гарри Фримен познакомился с Троном в начале тридцатых годов.

— Трон очень внимательно следил за строительством нового общества в Советском Союзе, — рассказывал нам Гарри Фримен. — В поисках правдивой информации он часто приходил в нью-йоркское отделение ТАСС. В те годы в ТАССе работали два человека: я и еще один американец. Тогда в Соединенных Штатах не было ни одного советского журналиста. Не было и советского посольства: американское правительство никак не могло решиться на признание Советского Союза. В помещении ТАСС Трон и познакомил меня с Ильей Арнольдовичем Ильфом и Евгением Петровичем Петровым, которых он привел с собой.

Виктор Александрович Яхонтов, старейший советский патриот, живущий в Америке с 1918 года, сообщил нам:

— Мы познакомились с Троном на одной из моих публичных лекций о Советском Союзе. Потом, в тридцатом году, мы встретились в Москве. Он уже успел поработать на Днепрострое, в Сталинграде и Челябинске. Вместе с ним в Москве был его сын от первого брака, тоже инженер-электрик.

Трон был точно таким, каким он нарисован в «Одноэтажной Америке», — продолжал Яхонтов. — Перед второй мировой войной, начало которой, как вы, наверное, помните из книжки, он предсказал с ошибкой всего на один лишь год, этот непоседа успел побывать и поработать в Китае, Индии и Швейцарии.

Последний раз мы встречались с ним уже в конце войны, — вспоминал Виктор Александрович. — Он собирался переехать из Нью-Йорка в Янгстаун, что в штате Огайо, к родственникам жены, выведенной в «Одноэтажной Америке» под именем Бекки. Он позвонил мне. Мы сговорились с ним пообедать, встретились и не смогли расстаться до поздней ночи. Он уже был довольно больным человеком, старость давала себя знать, но в душе он оставался все тем же «мистером Адамсом» — энергичным, любознательным, интереснейшим собеседником.

После войны Яхонтов потерял связь с Троном. Знает только, что дочь его, несколько раз упомянутая в «Одноэтажной Америке», училась в Швейцарии. Сын от первого брака работает где-то в Латинской Америке.

Другие люди говорили нам, что инженер Трон переехал в Англию и там умер. Сейчас ему было бы девяносто восемь лет…

Умер верный друг Советского Союза Альберт Рис Вильямс, талантливый американский публицист, вместе с Джоном Ридом совершивший поездку в нашу страну во время революции.

Покончил жизнь самоубийством Эрнест Хемингуэй, устроивший Ильфу и Петрову посещение знаменитой тюрьмы Синг-Синг.

В городе Оклахома-Сити никто не мог что-либо сообщить нам о судьбе столяра Робертса, которого Ильф и Петров увидели в тяжелую для него жизненную минуту. Мы так и не узнали, что сталось с инженером Рипли, хозяином электрического домика в Скенектеди, с хвастунишкой капитаном Трефильевым, с боксером и полицейским провокатором Шарки.

И все-таки мы не теряли надежд. Наши поиски шли не без успеха. В Организации Объединенных Наций мы встретили миссис Блэк, бывшую Ширли Темпл, о которой авторы «Одноэтажной Америки» писали: «… Пятилетнюю или шестилетнюю девчушечку заставляют за год сниматься в нескольких картинах, чтобы устроить счастье ее родителей, которые зарабатывают на своей дочке, словно это внезапно забивший нефтяной фонтан».

Ширли Темпл снималась с тех пор еще в двух десятках картин. А когда подросла, оказалось, что актриса она весьма посредственная, и Голливуд от нее отвернулся.

В 1968 году миссис Блэк, уже мать нескольких детей, выставила свою кандидатуру в конгресс США от штата Калифорния.

Давнишние портреты кудрявой девчушки снова замелькали в газетах и журналах. Только на этот раз уже не Голливуд, а военно-промышленные корпорации Калифорнии эксплуатировали популярность Ширли Темпл, словно внезапно забивший нефтяной фонтан. Естественно, что миссис Блэк вела избирательную кампанию под лозунгами: «Разбомбим Ханой! Всыплем коммунистам! Вооружаться, вооружаться и вооружаться!»

В конгресс бывшая киноактриса не попала: она провалилась на выборах. Победил ее соперник, бывший морской офицер, обещавший избирателям, с одной стороны, «твердую политику», а с другой — «поиски путей к почетному миру во Вьетнаме».

Но миссис Блэк тоже не была забыта. Когда Ричард Никсон стал президентом, он назначил ее представителем США в один из комитетов Организации Объединенных Наций.

В Голливуде мы хотели повидаться с киноактрисой Бетти Дэвис, но, к нашему огорчению, не застали ее дома: она снималась где-то в Европе. Это та самая Бетти Дэвис, о которой Ильф и Петров писали: «Еще в каком-то павильоне мы увидели артистку Бетти Дэвис, которую наши зрители знают по картине «Преступление Марвина Блейка». Она сидела в кресле и негромко, но сердито говорила, что вот уже десять дней не может найти часа, чтобы вымыть волосы. Некогда! Надо «выстреливать» картину.

— Я должна сниматься каждый день, — утомленно говорила она, по привычке улыбаясь ослепительной кинематографической улыбкой».

Сейчас Бетти Дэвис снимается значительно реже. Это, впрочем, не мешает ей оставаться на голливудском небосклоне звездой первой величины. И по заслугам. Мы видели две картины с ее участием и можем это подтвердить…

Когда мы, перевалив через Скалистые горы, оказались в Таосе, Москвич вспомнил, что в этом городе жила знакомая Ильфа и Петрова.

Он извлек из кармана спецблокнот, открыл алфавитный листок на букву «Т» и прочел:

«Таос. Фешина, жена художника. Глава «Встреча с индейцами. Страницы 221–223».

Пока служитель бензостанции, молодой, шустрый мексиканец, занимался нашей машиной, которая требовала квалифицированного технического осмотра после долгого и трудного пробега по крутым горным дорогам, мы решили еще раз прочитать странички «Одноэтажной Америки», посвященные Таосу. Мы зашли в ближайшее кафе, заказали по стакану молока и раскрыли книгу.

«… Из двух тысяч таосского населения около двухсот человек — это люди искусства, — прочли мы. — Они пишут картины, сочиняют стихи, создают симфонии, что-то ваяют. Сюда манит их обстановка: дикость природы, стык трех культур — индейской, мексиканской и пионерской американской…»

А вот что относилось уже непосредственно к Фешиной:

«Недалеко от нас сидела маленькая дама в черном костюме, которая часто смотрела в нашу сторону. Она глядела на нас и волновалась.

Когда мы были уже в антикварном отделении ресторана и рассматривали там замшевых индейских кукол и ярко раскрашенных богов с зелеными и красными носами, к нам снова подошел дон Фернандо. Он сказал, что с нами хотела бы поговорить миссис Фешина, русская дама, которая давно уже живет в Таосе. Увидеть русского, живущего на индейской территории, было очень интересно. Через минуту к нам подошла, нервно улыбаясь, дама, сидевшая в ресторане.

— Вы меня простите, — сказала она по-русски, — но когда я услышала ваш разговор, я не могла удержаться. Вы русские, да?

Мы подтвердили это.

— Вы давно в Америке? — продолжала миссис Фешина.

— Два месяца.

— Откуда же вы приехали?

— Из Москвы.

— Прямо из Москвы? Она была поражена.

— Вы знаете, это просто чудо! я столько лет здесь живу, среди этих американцев, и вдруг — русские.

Мы видели, что ей очень хочется поговорить, что для нее это действительно событие, и пригласили ее к себе в кэмп».

Мы вышли из кафе. Мексиканец все еще вертелся около нашей машины. За это время он успел покопаться в моторе и кое-что заменить в нем, наполнить бак бензином, а радиатор — водой и антифризом: ночи в горах становились холоднее. Он уже измерил уровень масла в моторе, подкачал воздух в один баллон, слегка выпустил из другого и теперь каким-то раствором охорашивал безукоризненные формы нашей «Акулины», надеясь на чаевые.

— С вас тридцать четыре доллара пятьдесят пять центов, — подсчитал служитель бензостанции.

Вашингтонец предпочел расплатиться посредством кредитной карточки.

Кредитная карточка — это тоненькая пластинка размером чуть меньше игральной карты. На ней выдавлена фамилия владельца и номер карточки. Это свидетельствует, что у владельца есть счет в банке. Кредитная карточка дает право покупать бензин, шины, смазочные средства, производить технический осмотр и мелкий ремонт по безналичному расчету.

Кредитные карточки становятся все более и более популярными в Соединенных Штатах. Некоторые из них позволяют в кредит арендовать автомобиль, совершить авиационное или морское путешествие, купить продукты и промтовары в магазинах. Есть особый вид кредитной карточки (ее может получить лишь тот, у кого крупный и устойчивый счет в банке), которая вообще заменяет ее владельцу наличные деньги.

Мексиканец взял у Вашингтонца кредитную карточку и сказал, что ему надо позвонить в центральный оффис компании «Эссо».

— Если речь идет больше чем о двадцати пяти долларах, — пояснил он, — мы обязаны справиться, не задолжали ли вы компании, ваша ли это карточка, не была ли она украдена. Я надеюсь, что вы не обиделись на меня. Таковы правила компании.

Звонок в центральный оффис занял не более двух минут. По-видимому, это был какой-то особый телефон, так как мексиканец набрал на диске не семь цифр, а только три. Он назвал в трубку номер кредитной карточки и стал ждать.

Где-то в оффисе дежурный клерк отстучал этот номер на клавишах электронно-счетной машины, и тут же она ему ответила: «Все в порядке».

— Все в порядке, — сказал клерк в телефонную трубку.

— Все в порядке, — сказал мексиканец, возвращая кредитную карточку Вашингтонцу.

Выдав мексиканцу, четвертак на чай, мы покатили по кривым улочкам Таоса.

Москвич продолжал читать:

«Она уехала в двадцать третьем году из Казани. Муж ее художник Фешин, довольно известный в свое время у нас Он дружил с американцами из «АРА», которые были на Волге, и они устроили ему приглашение в Америку. Он решил остаться здесь навсегда, не возвращаться в Советский Союз. Этому главным образом способствовал успех в делах. Картины продавались, денег появилась куча. Фешин, как истинный русак, жить в большом американском городе не смог, вот и приехал сюда, в Таос…

Наша гостья говорила жадно, хотела наговориться досыта, все время прикидывала руки к своему нервному лицу и повторяла:

— Вот странно говорить в Таосе по-русски с новыми людьми. Скажите, я еще не делаю в русском языке ошибок?

Она говорила очень хорошо, но иногда вдруг запиналась, вспоминала нужное слово. Мы говорили ей:

— Слушайте, зачем вы здесь сидите? Проситесь назад, в Советский Союз.

— Я бы поехала. Но куда мне ехать? Там все новые люди, я никого не знаю. Поздно мне уже начинать новую жизнь.

Она умчалась во тьму на своем старом тяжеловозе».

— Картина ясна, — сказал Вашингтонец. — Пора отправляться на поиски. Здешние художники должны помнить Фешина и его жену.

Мы оставили машину на платной стоянке, и вышли к центральной улице. Здесь стояли одноэтажные дома, слепленные из цветной глины, с плоскими крышами и непомерно большими карнизами. В домах помещались мастерские художников.

Мы наугад открыли одну из дверей и оказались в большой комнате, стены которой были увешаны картинами. У овального окна за мольбертом сидел странный человек. Его ослепительно рыжие волосы, образуя конскую гриву, доставали до лопаток. Тонкая шея странного человека была повязана обычным носовым платком. На нем был старый, потерявший всякий цвет вельветовый камзол. Человек ловко орудовал кистями. При этом он напевал, отбивая босыми пятками такт.

Услышав, что хлопнула дверь и в комнату вошли люди, волосатый художник не оглянулся. Мы приблизились к нему и через его плечо взглянули на мольберт. Картина была религиозного содержания. Как раз теперь художник пририсовывал оранжевые крылья к спине голубого ангела, летящего вокруг бежевой луны с большим букетом неведомых нам, очевидно, райских цветов.

Мы обошли комнату, постояли у картин, почмокали губами, покашляли и, наконец, тронули его за спину:

— Сэр, быть может, вы обратите на нас свое внимание?

— А стоит ли нам мешать друг другу? — спросил художник высоким дребезжащим голоском, продолжая отбивать такт пятками. — Каждый из нас занимается своим делом: я рисую, а вы разглядываете мои работы. К тому же вы вовсе не собираетесь ничего покупать. Ведь, правда? Вот уже скоро год, как никто у меня ничего не покупает.

— Картин мы и в самом деле покупать не собираемся. Мы иностранцы…

— Я тоже иностранец, хотя живу здесь уже пятнадцать лет.

— В таком случае вы, должно быть, знаете миссис Фешину. Мы ищем эту даму…

— Фешина, Фешина, — повторил нараспев волосатый художник. — Это ведь немецкая фамилия. Не так ли?

— Фешина родом из России.

— Но ведь немецкие и русские фамилии очень схожи, — уверенно сказал художник. — А вот у меня был приятель некто Даугенгребен, который говорил мне, что он венгр. Но мне до сих пор кажется, что такие фамилии могут быть только у норвежцев.

— Так вот о миссис Фешиной, — сказал Вашингтонец, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло. — Вам не приходилось встречать эту женщину?

— А что она собой представляет?

— Жена художника Фешина. Но она с ним развелась. Тридцать пять лет тому назад ей было лет сорок — сорок пять.

— О, это уже почтенная леди, — протянул художник. — Вы знаете, на вашем месте я бы заглянул в аптеку. Аптека тут рядом за углом. Аптекарь должен знать всех здешних старушек, эго же его главная клиентура. Впрочем, я и сам что-то начинаю припоминать. Если аптекарь вам ничего не скажет, то заходите ко мне через полтора часа. За это время я постараюсь что-нибудь вспомнить о миссис Колешиной.

— Фешиной, — поправили мы и, поблагодарив владельца мастерской, направились к выходу.

— А могут ли быть русские с фамилией Гоуперлак? — бросил нам вдогонку художник. — Лично я полагаю, что это типично исландская фамилия.

Когда уже сворачивали за угол, исследователь иностранных фамилий высунул свою огненную гриву на улицу и крикнул:

— Если у вас ничего не получится в аптеке, то приходите ко мне. Полутора часов мне наверняка хватит, чтобы подумать о вашей госпоже Фишман…

В аптеке мы застали шумное общество. Вдоль стены за столиками сидели туристы из Бразилии. Они ели сандвичи и запивали их кока-колой. Вокруг стояли полки, набитые разной галантереей: галстуками, сумками, платочками, бюстгальтерами. И только на двух или трех крайних стеллажах были разложены собственно аптекарские товары. Сам аптекарь, розовощекий толстяк, суетился около бразильских туристов.

— Миссис Фешина? — переспросил аптекарь, заглядывая под крышку электросковороды, на которой жарились две маленькие сосиски. — Она зачем ходит ко мне в аптеку: пить кофе или покупать аспирин?

— Этого мы сказать не можем. Речь идет о достаточно пожилой леди, что-нибудь около восьмидесяти лет.

— Ого-го! — присвистнул аптекарь. — В Таосе есть девочки и помоложе. Зачем же вам нужна столь пожилая леди?

— У нас к ней важное дело.

— О, понимаю, — подмигнул нам толстяк. — Вы надеетесь, что она оставит вам наследство. А как выглядит госпожа?

Мы ответили, что приметы миссис Фешиной нам неизвестны.

— Это затрудняет дело, — пробормотал аптекарь. — Может быть, вам стоит побывать в церкви. Миссис — католичка?

— Скорее всего, нет.

Аптекарь беспомощно развел руками…

Мы зашли еще в несколько мастерских, прежде чем попали в большую студию. Ее просторные залы были открыты, но ни одного посетителя мы не увидели. В кресле за столиком с витыми ножками, заваленным каталогами, сидела старушка неопределенного возраста. Она вязала шерстяной платок.

— Заходите, джентльмены, — приветливо сказала старушка. — Меня зовут миссис Кларк.

— Нам хочется отыскать одну давнишнюю жительницу вашего города, — начали мы свои объяснения. — Быть может, вы ее знаете.

— Я всех здесь знаю, — уверенно сказала миссис Кларк. — Всех, кто прожил в Таосе хотя бы один год.

— В таком случае вы, вероятно, должны помнить жену художника Фешина…

— Ну, как же, как же! — закивала головой миссис Кларк. — Александра Фешина — моя приятельница.

— Она жива?

— Да, конечно. Я видела ее совсем недавно. Она так несчастна.

— Она бедна?

— Миссис Александра весьма бережлива и ведет скромный образ жизни, — уклончиво ответила миссис Кларк. — Но она так одинока. Впрочем, она это расскажет вам сама. Сейчас я скажу, где она живет.

Обрадованный Москвич протянул старушке деревянный стаканчик хохломской работы.

— О, спасибо, — воскликнула старушка, принимая сувенир. — Так вот, запишите адрес моей приятельницы и ее телефон…

Миссис Фешина была больна. Две недели тому назад она, поскользнувшись на улице, сломала ногу и сейчас лежала у себя дома на широкой деревянной кровати, укрытая цветным индейским одеялом.

Мы поздоровались с ней по-русски.

— О, я слышу родную речь! — воскликнула миссис Фешина. — Не может этого быть! Как вы оказались в Таосе?

— Проездом.

— Простите, но я не совсем поняла. Не могли бы вы перейти на английский? Поверьте, я была и остаюсь русской, но я забываю родную речь. Ведь здесь мне совсем не с кем говорить по-русски.

— Миссис Фешина, вы помните, тридцать пять леттому назад в Таос приезжали два русских писателя? — спросил Вашингтонец.

— О да, конечно. Я встретила их где-то в ресторанчике, я уже не помню где. Их звали… Как же их звали?

— Илья Ильф и Евгений Петров, — подсказал Вашингтонец.

— Да, да, господин Илф и господин Петрофф.

— И вы читали, что они написали о встрече с вами?

— Читала. Мне переслал книжку тот любезный толстенький американец, который ездил с ними и был у них переводчиком. Я забыла, как его фамилия…

— Мистер Трон.

— Может быть, его фамилия была Трон. Только я не знаю, где сейчас эта книга. Есть люди, которые берут почитать книгу и не возвращают.

— Значит, книжка пропала?

— Пропала. Это очень жалко. Но я не теряю надежды найти ее. У меня еще была эта книга на английском языке.

— Вам понравилась «Одноэтажная Америка»?

— Очень понравилась. Они написали обо мне так, как и было на самом деле. Тогда с мужем мы разошлись, а дочь уехала учиться в Голливуд в балетную школу. Я осталась совсем одна. Одна среди индейцев…

С той поры в жизни миссис Фешиной было не много радостей. Художник Фешин умер в Калифорнии четырнадцать лет тому назад. Дочь балериной так и не стала. Работает сейчас в кабинете лечебной физкультуры психоневрологической клиники в городе Альбукерке. Семейной жизни у нее тоже не получилось. Дважды выхолила замуж, а воспитывает дочь одна…

Миссис Фешина тяжело вздохнула.

— А помните, Ильф и Петров писали, что вы с мужем построили очень большой дом, но жить вам в нем не пришлось. Что с этим домом?

— Он стоит до сих пор, а я живу вот здесь, в бывшей студии мужа. Дом требует больших затрат, зимой его не натопишь. Да и зачем мне такой домина? Мы же хотели жить в нем всей семьей: с дочерью, с мужем…

— Художника Фешина помнят на родине.

— Да, я слышала, что недавно в России была выставка его работ, репродукции картин мужа печатали в журнале…

Миссис Фешина замолчала, оставаясь наедине со своими мыслями.

— А я уж никогда не надеялась встретить русских людей оттуда, — прошептала она. — Это невероятно. Вы знаете, вот уже несколько лет я стараюсь вспомнить: в чем у нас в России подают соль к столу? Как это называется? Видите, я забыла даже такое…

— Соль у нас подают в солонках.

— Да, да, в солонках! — радостно вскрикнула миссис Фешина. — Ведь, правда! Дома мы брали соль из солонок. Но как это было давно! Поклонитесь от меня низким поклоном Москве, России.

День уже догорал. Жаркое солнце пустыни зацепилось за гребни гор, рассыпалось золотыми искрами в окнах низких индейских построек и покатилось дальше к Тихому океану.

Прежде чем уехать из Таоса, мы забежали проститься с миссис Кларк. В студии вокруг старушки толпились какие-то женщины. Они с восхищением рассматривали наш хохломской стаканчик, который переходил из рук в руки.

Миссис Кларк была очень горда и счастлива.

— Видите, какие удивительные люди эти русские, — говорила она женщинам. — Они знают, что здесь живет их соотечественница, и пересекли океан, чтобы сказать ей «Хелло!».

Миссис Кларк просто не могла по-иному истолковать наше появление в Таосе и наш разговор с Александрой Фешиной. «Одноэтажной Америки» она, повидимому, не читала.