"Америка — справа и слева" - читать интересную книгу автора (Стрельников Борис Георгиевич, Шатуновский...)

ВОСЬМАЯ БОЧКА

Позади скрылись пестрые одноэтажные окраины города Оклахома-сити, и наша машина заметалась по центральным улицам, зажатым со всех сторон громадами небоскребов. Судя по рекламам, в небоскребах помещались банки и правления нефтяных трестов.

Приехав в Оклахому-сити, Илья Ильф и Евгений Петров писали: «Нефть обнаружилась в самом городе. Вышки все ближе подступали к Оклахоме и, наконец, сломив слабое сопротивление, ворвались в городские улицы. Город отдан на разграбление. Во дворах домов, на тротуарах, на мостовых, против школьных зданий, против банков и гостиниц — всюду сосут нефть. Качают все, кто в бога верует. Нефтяные баки стоят рядом с большими, десятиэтажными домами. Яйца с беконом пахнут нефтью. На уцелевшем пустыре дети играют обломками железа и заржавленными гаечными ключами. Дома ломают к черту, на их месте появляются вышки и коромысла. И там, где вчера чья-то бабушка, сидя за круглым столиком, вязала шерстяной платок, сегодня скрипит коромысло, и новый хозяин в деловой замшевой жилетке радостно считает добытые галлоны».

— А что, если нам повидаться с местными нефтепромышленниками-миллионерами? — предложил Москвич. — Не можем мы игнорировать эту, пусть малочисленную, но, тем не менее, весьма влиятельную часть американского населения!

Шел пятнадцатый день нашего путешествия по Соединенным Штатам. У нас в блокнотах почти не осталось чистых страниц. Мы беседовали с рабочими и фермерами, с неграми и индейцами, с инженерами и студентами, с полицейскими и бродягами. Но мы не видели пока ни одного хотя бы средненького миллионера. Да и где можно было увидеть этих не простых людей? Они не сидели за соседними столиками в придорожных кафе, не подходили к нам в мотелях прикурить и поболтать о погоде, не просились в нашу машину, чтобы по причине своей безлошадности подскочить с нами до ближайшего городка.

Короче говоря, мы решили встретиться с самыми богатыми людьми Оклахома-сити. Но это оказалось делом совсем нелегким. Пожалуй, мы так бы и не смогли осуществить свой замысел, не приди нам на помощь редактор газеты «Дейли Оклахомен» Чарльз Беннет. Мистер Беннет совсем недавно вернулся из Советского Союза. Он был в составе делегации, которую возглавлял президент американского общества газетных редакторов Норман Айзекс. Когда мистер Беннет узнал, что в Оклахому-сити приехали два советских журналиста, он счел своим долгом отплатить им тем же добрым гостеприимством, которое (встретил в СССР.

Мистер Беннет послал за нами человека в отель, и мы приехали в редакцию. Стены редакторского кабинета оказались стеклянными. Нам хорошо был виден большой зал, в котором за тесно сдвинутыми столами сидели сотрудники газеты. Через те же стеклянные стены сотрудники наблюдали за тем, что происходит в кабинете редактора. Они бросали на нас взгляды, полные любопытства: очевидно, уже разнесся слух, что пришли русские. В редакционном зале, напоминающем заводской цех, было шумно: отбивали свою неумолчную дробь телетайпы, стук пишущих машинок сливался с телефонными перезвонами, прибегали и убегали репортеры. Трудно было понять, как в этой спешке, тесноте и шуме удается делать две ежедневные газеты — утреннюю и вечернюю, выходящие к тому же четырьмя выпусками каждая.

— Так вы хотите поговорить с бизнесменами? — задумчиво повторил Чарльз Беннет. — Хорошо. Выпейте по чашечке кофе, а я тем временем попробую что-нибудь сделать.

Вскоре к нам подошел заместитель редактора, Ральф Су ел и сообщил, что ему поручено проводить нас к мистеру Б. Дж. Эдди. Опасаясь, как бы из-за какой-нибудь оплошности наш будущий собеседник не оказался представителем неимущих слоев, Москвич настороженно спросил:

— А мистер Эдди — миллионер?

— Вне всякого сомнения, — ответил Ральф Суел. Через полчаса мы входили в подъезд небоскреба

Бесшумный лифт вознес нас на два десятка этажей. Пожилая секретарша приветливо кивнула нам и сказала, что мистер Эдди ждет. Тут же на пороге появился сам хозяин. Он улыбнулся. Мистеру Б. Дж. Эдди было без малого семьдесят лет, но он выглядел еще крепким, энергичным человеком.

— Рад приветствовать вас, джентльмены, — сказал мистер Эдди, пропуская нас в свой кабинет. — Присаживайтесь, пожалуйста. Я ведь тоже когда-то работал в редакции. Только я не писал в газеты и не редактировал их. Я продавал газеты. Тогда мне было девять лет. На углу у кафетерия «Кошечки» было очень оживленное удобное место. Но, чтобы заработать несколько центов, надо было вытеснить оттуда конкурентов — таких же, как я, мальчишек — продавцов газет Как видите, моя карьера начиналась с борьбы. И я оказался наверху, потому что хорошо понял законы жизни.

Перед письменным столом бывшего продавца газет лежала шкура огромного белого леопарда с хищно оскаленной пастью. Кабинет был богато и со вкусом обставлен. Мы обратили внимание на изящную металлическую пластинку, висящую на стене. «В день ангела от сотрудников, которые прослужили у вас в общей сложности 863 года», — говорилось в надписи на пластинке.

— Я не люблю менять работников, — сказал миллионер, заметив, что мы заинтересовались подарком. — Управляющий банком работает со мной сорок два года, секретарша, которая вас встретила, сидит в моей приемной двадцать шесть лет.

На лице мистера Эдди по-прежнему цвела улыбка. — Вы что-нибудь хотели узнать у меня, господа? — спросил миллионер.

— Мой коллега недавно прилетел из Москвы, — оказал Вашингтонец. — Представьте себе, он никогда «е видел живых миллионеров. (При этих словах мистер Эдди понимающе закивал головой, как бы ободряя Москвича: дескать, ничего, случается и такое, но сейчас мы восполним этот пробел.)

— Вы уже начали рассказывать о себе, — оказал Москвич. — Как же складывалась ваша карьера дальше?

— О, я дам вам по экземпляру моей биографии. — Мистер Эдди подошел к книжной полочке. — Мне нечего скрывать, она написана для всеобщего сведения.

Скрывать такую биографию действительно не имело смысла. Это была классическая, хрестоматийная биография преуспевающего дельца, который год за годом пробивался к своим нынешним миллионам. Размноженная печатными станками, биография должна была засвидетельствовать, что стать миллионером в Америке не так уж сложно, только нужно знать на каком углу захватить доходное место и как вытеснить оттуда конкурентов.

— Вы и в самом деле считаете, что каждый может сделаться богачом?

Мистер Эдди перестал улыбаться. Он-то знал, что сладенькие, рождественские сказочки сочиняются для других, а в жизни все обстоит иначе, сложнее и грубее.

— Мимо меня пронеслось сто счастливых возможностей, и каждую я сумел схватить за уздцы и оседлать. Но если бы я хоть раз промахнулся, меня бы раздавили, — сурово сказал миллионер.

Но вскоре на лице мистера Эдди опять засверкала улыбка. К нему вернулось хорошее расположение духа, и он пожелал рассказать свою биографию сам.

— Мой отец бежал в Америку, опасаясь религиозных преследований в своей стране, — начал он. — Когда наша семья сошла с парохода в Новом Орлеане, мне было только два года. Если теперь меня спрашивают, откуда я родом, я отвечаю шуткой: «Я родился в Новом Орлеане в возрасте двух лет».

Отец будущего миллионера переехал в Оклахому-сити и открыл здесь маленькую мучную лавку. Тогда многие пекли хлеб сами.

— Дела наши шли не очень хорошо, — вспоминал мистер Эми. — Вы уже знаете, что мне пришлось подрабатывать продажей газет, И вдруг случилось чудо — перед нами открылся путь к миллионам. Причем этот путь подсказал нам, сам того не ведая, один ковбой, постоянный клиент нашей лавки, который, наверное, и умер в бедности. Как-то он сказал отцу: «А почему бы вам не приготовить к утру шесть мешков отрубей для моей коровы? Мне бы не пришлось лишний раз ездить по городу, а я бы заплатил за корма чуточку больше». С этого все и началось...

В приоткрывшуюся дверь заглянула секретарша, хотела что-то сказать, но мистер Эдди жестом показал ей, что очень занят.

— Мы начали готовить корма для лошадей, коров, кур и быстро обрастали клиентурой, — продолжал миллионер. — Отцу пришла в голову мысль нанять джаз-оркестр, чтобы он делал нам рекламу по радио. Мы купили мельницу, а потом и фабрику кормов. А вскоре нам повезло еще больше. В конце двадцатых годов начался великий кризис, лопнула биржа на Уолл-стрите, многие миллионеры разорились дотла. И вот в те дни, когда они выбрасывались из окон небоскребов, мы стали еще богаче и еще сильнее. Мы работали, как дьяволы, построили автоматическую мельницу, стали скупать землю. Это оказалось еще более выгодным бизнесом. В последнее время я целиком занялся куплей-продажей земли, зданий и нефтяных полей, а все свое кормовое дело продал. Причем взял за него на десять процентов дороже, чем оно стоило. Вы спросите меня, почему я продал дороже?

Такого вопроса у нас не возникало, но теперь мы спросили:

— Действительно, почему вы взяли за кормовое дело больше его цены?

— А потому, что я патронировал над этим делом еще несколько лет, — ответил миллионер, торжествуя. — Но теперь я выполнил все свои обязательства и целиком отдался земельному бизнесу и банковскому делу.

— И вы хорошо спите по ночам? — спросил Москвич.

— Да, конечно, — ответил миллионер. — Цены на землю, на недвижимость постоянно растут. За свои вложения мне не нужно беспокоиться, они приносят наивысший процент. Но работать приходится много. В девять часов утра я уже вот за этим столом...

— Мистер Эдди осуществляет также большую благотворительную деятельность, — вставил заместитель редактора Ральф Суел. — Мистеру Эдди рассказывать самому об этом, наверное, неудобно.

Но оказалось, что удобно. Оклахомский миллионер вовсе не собирался скрывать своих добродетелей. Он сообщил, что является председателем правления медицинского исследовательского центра, возглавляет правление самого большого госпиталя в штате, а также состоит членом попечительских советов пятидесяти других организаций, в том числе совета по искусству.

— У мистера Эдди много наград и отличий, — снова подсказал Ральф Суел.

— Тоже, правда, — лучась самодовольством, подтвердил миллионер. — Особенно приятно, что меня, человека с двухклассным образованием, избрали почетным доктором Оклахомского университета.

Мы бы так и не поняли, как это могло случиться, если бы Ральф Суел не подсказал в третий раз:

— Мистер Эдди сделал много подарков городу.

— Да, я завещал Оклахомскому университету свой особняк: он стоит, по крайней мере, четыреста тысяч долларов. Я подарил трехэтажный дом штаб-квартире «Юнайтед фонд». Я построил городу памятник...

Во время беседы заместитель редактора Ральф Суел, почему-то так и не ставший миллионером, задумчиво смотрел на оскаленные клыки белого леопарда.

На прощание Москвич задал еще один вопрос миллионеру мистеру Эдди:

— Скажите, а как вы относитесь к социалистической системе?

— Отрицательно, — резко бросил миллионер. — Меня больше устраивает капитализм. Я соглашусь помочь низшему по уровню человеку подняться вверх, — мистер Эдди широким жестом показал на металлическую пластинку, подаренную ему подчиненными, — но я никогда не соглашусь спуститься до его уровня...

Наш добрый хозяин мистер Беннет, наверное, решил, что одного миллионера для нас будет слишком мало, и на всякий случай приготовил еще других. Когда мы вернулись в редакцию, он весело спросил:

— Ну, как, здорово промыл вам мозги мистер Эдди? Если недостаточно, за дело возьмется председатель городской торговой палаты Стентон Янг.

Чарльз Беннет посадил нас в свою машину, и мы поехали.

— У нас еще есть время, — сказал редактор, глядя на часы. — Мистер Янг ждет нас ровно в четыре. Поэтому мы сможем навестить и мистера Бодуэлла. Мистер Бодуэлл тоже миллионер. Должны же вы посмотреть, как живут настоящие миллионеры.

Машина вырвалась из тесных городских улиц в тихое предместье.

По дороге мы рассказали Чарльзу (в Америке к знакомым обращаются по имени, а не по фамилии), что, кроме нефтяных вышек, Оклахома удивила Ильфа и Петрова громадным количеством похоронных контор. Чарльз рассмеялся и сказал, что этих контор сейчас в любом американском городе в десятки раз больше, чем тридцать пять лет тому назад. «Похоронный бизнес» с тех пор превратился в весьма и весьма доходное дело. А дело это поставлено так, что ни кремировать усопшего, ни предать его земле без похоронной конторы невозможно. Самые дешевые похороны обходятся в триста — четыреста долларов.

— Но если есть деньги, — посмеиваясь, рассказывал нам Чарльз, — можно заказать похороны и за несколько тысяч. Тогда над твоими бренными останками так поработают, что в гробу будешь выглядеть значительно симпатичнее, чем был при жизни. Даже улыбка на лице будет играть. Можно заказать улыбку оптимистическую, можно печальную, а можно презрительную. Последняя — для родственников, которым в наследство оставлен ломаный цент, или для кредиторов, которые остались с носом.

Чарльз остановил машину у двухэтажного особняка, почти невидимого с улицы из-за деревьев. Здесь живет мистер Бодуэлл, адмирал в отставке. Чарльз сказал, что бывший флотоводец владеет крупными нефтяными разработками и является председателем попечительского совета городского зоологического сада.

Адмирал встретил нас с бокалом разведенного виски в руках. Он налил нам по такому же бокалу, бросил туда несколько кубиков льда, и мы уселись за низеньким столиком. Адмирал воевал сначала на Тихом океане, потом на Атлантическом. Он отпивал из стакана и вспоминал былое.

Но миссис Бодуэлл не дала нам потолковать о минувшей войне. Она схватила нас за руки и потащила показывать дом. Мы осмотрели четыре кухни, крытый зимний бассейн (летом стеклянный потолок можно раздвигать), комнаты для гостей, спальни, открытые веранды. Несколько комнат имели музейный вид. Одна из них была посвящена истории знакомства, ухаживания и бракосочетания мистера и миссис Бодуэлл. На стенах были развешаны в рамках под стеклом письма, записки, телеграммы, которыми обменивались молодые люди после помолвки. Центральное место занимала телеграмма, посланная молодым морским офицером по судовому радиотелеграфу: «Прошу оказать мне честь и быть моей супругой». Рядом ответ: «Согласна. Целую тысячу раз». Затем мы осмотрели фотографии пышной свадебной церемонии и богатые подарки, которые преподнесли молодоженам родственники и знакомые.

В другой комнате хранились сувениры. Миссис Бодуэлл дала нам подержать яйцо, сделанное из цветного искрящегося стекла.

— Такие яйца ваша императрица Александра раздавала раненым солдатам в петроградских госпиталях, — сказала миллионерша. — Его я купила в двадцать пятом году на аукционе в Нью-Йорке. Интересно, сколько может стоить сейчас такое яйцо в Москве?

Мы ответили, что такие яйца в Москве не продаются. Во всяком случае, мы их не видали.

— Да, да, это ведь теперь такая большая редкость, — сказала миллионерша и увлекла нас в комнату, обстановка которой должна была отражать ее увлечения. Оказывается, даже сейчас, в возрасте шестидесяти семи лет, миссис Бодуэлл брала уроки музыки и пения. Вот почему, когда мы откланивались, миссис Бодуэлл подарила нам по граммофонной пластинке.

— Это я пою несколько песен в сопровождении симфонического оркестра из Филадельфии.

— Вы ездили в Филадельфию?

— Ну что вы! Я наняла этот оркестр, и он приезжал сюда, когда я решила записываться.

Адмирал весело подмигнул Москвичу. И Москвич истолковал это подмигивание примерно так:

«Лучшее, что вы можете сделать с этими пластинками, — так это разбить их о первый попавшийся камень».

К мистеру Стентону Янгу мы поспели вовремя. Он ждал нас у лифта и проводил в свой кабинет. Мистер Янг был на целых двадцать пять лет моложе мистера Эдди, но лучился той же улыбкой человека, уже добравшегося до самых высот.

— Вы находитесь в помещении городской торговой палаты, — сказал он.

— Чем же занимается палата? Торговлей?

— Не только, — ответил мистер Янг.

Оказалось, что торговая палата — это совет крупнейших капиталистов города, решающих, что выгодно Оклахома-Сити, а что невыгодно.

— Наша цель — развивать индустрию, — объяснил председатель торговой палаты. — Сейчас требуются новые здания для банков и контор. Мы намерены перестроить центр города. Вы знаете, что Оклахома-Сити возникла за одну ночь? Да, да, в течение одной ночи в степи на месте нынешних небоскребов возник палаточный городок Оклахома-Сити с населением в десять тысяч человек

Мы знали об этом. Утром 22 апреля 1889 года на границе тогда еще не заселенной территории Оклахомы собрались около двадцати тысяч искателей счастья. И вот в полдень грянул пушечный выстрел. Это был сигнал к заселению. Дрогнула, застонала земля под копытами лошадей. С ревом, гиканьем и свистом, поднимая тучи пыли, ринулись всадники в вольную степь, чтобы захватить лучшие куски земли, вбить там свои колышки. Мчались за всадниками повозки с женами и детьми. А когда доскакали, домчались, увидели, что лучшие куски уже поделены. Предприимчивые люди, не дожидаясь сигнала, ночью тайно проникли в степи Оклахомы...

— Но ведь это жульничество! — воскликнул Москвич.

— Быть может! — улыбнулся мистер Янг. — Но это и есть частное предпринимательство. Люди проявили прыткость и получили самые хорошие земли. Это же естественно!

Участки, которые расхватывали белые колонисты, вовсе не были пустынными. Здесь жили индейские племена, согнанные сюда с их земель в восточных штатах. Белые поселенцы при поддержке армии захватили их землю без малейших на то прав. Они заставили индейцев в 1832 году подписать договор, известный под названием «Договора Ручья Танцующего Кролика». Вслед за этим договором последовала «Дорога слез», на которой погибло четыре из шестнадцати тысяч индейцев, переселявшихся под конвоем солдат из штата Теннесси в Оклахому... И вот теперь белые колонисты стали распахивать земли Оклахомы, а индейцев погнали еще дальше в дикие горы, в выжженную пустыню.

В начале нынешнего века Оклахому охватила новая лихорадка: здесь нашли нефть. Мистер Янг сам нажил свои миллионы на нефти. Он владелец фирмы «Янг ойл компани» и хорошо знает историю нефтяного бума.

— Это была фантазия, сказка, — рассказывает нам мистер Янг. — На птичьем дворе вдовы Мэри Сyзик забил нефтяной фонтан... Она заплакала: погибли цыплята. Утром ей с трудом растолковали, что она теперь миллионерша. Так за одну ночь люди становились обладателями огромных богатств.

Мы поинтересовались, как возникла компания, которая носит имя Стентона Янга.

— Дважды счастье шло мне в руки, а я от него отворачивался, — сказал председатель городской торговой палаты. — Но, словно в награду за мое долготерпение, оно все-таки осталось у меня.

Мистер Янг тут же перевел эту философскую тираду на общедоступный язык:

— Дважды я вел разведку нефти и уже хотел, было бросать эту затею, когда в самый последний момент обнаруживалась нефть.

— И вы, судя по (всему, сейчас не очень бедствуете? — спросили мы.

— О, конечно! — воскликнул миллионер, откидываясь на спинку кресла. — У меня много нефтяных колодцев в Оклахоме и нефтяное поле в штате Небраска. Недавно я купил завод пепси-колы. Мне также принадлежит бюро путешествий, я владею землями, где выращиваю пшеницу...

— Ну, а что стало с фермерами, на землях которых вы нашли нефть? Ведь раньше они тоже выращивали там пшеницу? — задал вопрос Вашингтонец.

— Их судьба вне всяких сомнений, — ответил владелец «Янг ойл компани». — Каждые семь бочек нефти, добытые «а их земле, я беру себе, а восьмую бочку отдаю им.

— А если отдавать этим людям две бочки из восьми? — наивно спросил Москвич. — Тогда, наверное, они будут жить еще лучше?

— Это исключено, нельзя нарушать законы коммерции, — замахал руками мистер Янг. — Люди и так довольны. Каждое рождество мы обмениваемся с ними поздравительными открытками.

Мистер Янг вышел проводить нас в коридор.

— Одна бочка из восьми — это совсем немало, — повторял миллионер. — Семь мне, одна им — это вполне справедливо...

Честно признаться, мы чувствовали себя ошарашенными. В свое время мы изучали политическую экономию и хорошо знакомы со структурой капитализма. Но, только встретившись с живыми, реальными миллионерами, мы получили самый наглядный и впечатляющий урок. Теперь мы шли по улицам Оклахома-Сити и видели не просто город, не просто небоскребы, не просто парк. Это были чьи-то небоскребы, чьи-то парки, чьи-то улицы, и владелец мог заложить их, продать, подарить, снести с лица земли, проиграть в карты. Перед нами был не просто американский город Оклахома-Сити, а город, принадлежащий членам городской торговой палаты, банкирам и нефтяникам, которые обладают миллионами, а стало быть, и властью решать, что выгодно, а что невыгодно Оклахома-Сити, то есть им, отцам города, банкирам и нефтяникам.

Наш проводник показывал рукой то вправо, то влево и говорил:

— Вот эти магазины куплены недавно мистером Бодуэллом. А вот этот банк и эти здания за ним принадлежат мистеру Эдди. А вот тем заводом владеет мистер Янг...

...Было раннее утро, когда мы покидали Оклахома-Сити. На центральной улице наша машина обогнула памятник, подаренный городу миллионером Эдди. На высоком постаменте мы увидели бронзовые фигуры. Белый колонист вбивал колышек в землю Оклахомы. Другой рукой он держал за поводок утомленного коня, на котором в седле сидел мальчик.

Мы подумали, что это памятник самому мистеру Эдди, которому удалось растолкать других и забить в городе Оклахома-Сити свой счастливый золотой колышек.

На ступеньках памятника, поеживаясь от утреннего морозца, дремал мужчина, никак не похожий на миллионера. Возможно, ему снился дивный сон о добродетельных отцах города Оклахома-Сити, которые семь бочек нефти берут себе, а восьмую все-таки даруют другим.