"Дикий Порт" - читать интересную книгу автора (Серегин Олег)Глава двенадцатая. Дикий ПортСалон правительственного лайнера оформлен в стиле хайтек-комфорт. Анатомические кресла с функцией массажа, большие и мягкие, точно кровати, обступают маленький стол; изящные шкафчики скрывают под лакированным деревом множество полезнейших функций; перламутровые стены лучатся мягким светом, и от гобеленов, выдержанных в золотисто-персиковой гамме, ложатся едва приметные тени. Когда-то из одной земной страны в другую добирались много дней. И вновь недели пути разделяют дома человечества. Прежде – разделяли месяцы; но морально устаревшие заатмосферники почти все списаны с рейсов, даже грузовые перевозки осуществляются на гиперкораблях. Зарастают травой старые космодромы, рассчитанные на прием челноков с орбиты: гипер садится сразу на поверхность планеты, не создавая неудобств и не нанося вреда экологии. С одной стороны, это значительно усложнило жизнь пиратам: теперь им приходилось охотится вблизи портов назначения, ежесекундно рискуя оказаться в перекрестье прицела гарнизонных солдат. С другой стороны… О да, не слишком честная сделка. Откровенно говоря, совсем нечестная. Но очень выгодная. Особенно в перспективе. Тем более – в складывающейся обстановке. Местер Ценкович, ученый, душевед и политик, попивает, развалясь в кресле, серебристый коктейль. В памяти его снова и снова, как звенья головоломки, возникают чьи-то поступки, слова, взгляды. Элия Наумович занят раздумьями. Абстрактное мышление у него развито лучше образного, и лишние ассоциации не засоряют алхимического огня мысли. Будь иначе, он, пожалуй, сравнил бы свою логическую паутину с мироощущением корректора, всеми этими огненными нитями, за которые можно потянуть и услышать звон. Он тоже видит вероятности. Но реализовать нужную умеет с помощью продуманных планомерных действий. Не обращаясь к теневому времени, не выводя песен, не прося сказочную избушку повернуться передом. …Резко, точно проснувшись, Элия тянется к брошенному на столе браслетнику и включает запись. Один из репортажей с анкайского саммита. Уже виденный, но не менее от этого интересный. Местер Люнеманн дает интервью. Вид корсара едва не занятнее его слов. Даже не слишком наблюдательный человек прочтет под спокойствием Начальника Порта бесконечную усталость, но осанка Рихарда по-прежнему царская, тщетно искать во взоре бессилие. Дух его тверд, и в ровно бьющемся сердце кроется радость. – Да, – отвечает он на животрепещущий вопрос, – возникли значительные юридические сложности. Не думаю, что это кого-то удивило. Разногласия всякого рода будут улаживаться еще долго. Теперь это дело юристов, специалистов-межцивилизационников. Я очень рад, что коллеги с Лэтлаэк будут сотрудничать с людьми. Последнее звучит несколько кисло; опять-таки и не самому сведущему зрителю понятно, почему. С коллег-лаэкно станется усложнить людям задачу забавы ради, но отказаться от сотрудничества доминирующая раса Галактики не смогла. Ценкович посмеивается и салютует бокалом союзнику в голограмме. – …почему вы рассматриваете квазициты как стратегическое сырье? – очень достоверно удивляется Рихард. Слишком умный, или просто ангажированный Землей писака перед этим излагал свою позицию не меньше минуты, отчаянно частя, чтобы уложиться в регламент. – Я хорошо осведомлен в этом вопросе, я сам давно пользуюсь биопластиковым костюмом… Решение, принятое на саммите, было бы невозможно без политической поддержки периферии Ареала. Проще говоря, без выступлений местера Кхина, премьер-министра Седьмой Терры. По всей видимости, так называемый Урал лидирует в стремлении… Тут триумвир беззвучно хохочет. После того, что произошло, ядовитый плевок в их сторону – «так называемый Урал» – положительно смешон. Терра-7 была Уралом еще до Второй космической. …итак, контакты Дикого Порта с периферией Ареала более важны, чем с его центром. Как местер Люнеманн относится к тому, что добыча стратегического сырья, квазицитов Третьей Терры, оказалась полностью в руках семитерранских корпораций? Заряд хорошего настроения на весь день. Лояльность крупного бизнеса гарантируют личные беседы особистов Райского Сада с представителями оного. Но передавать добычу квазицитов в частные руки – идиотизм, который мог явить только Объединенный Совет Ареала. Корпорации, действующие на Третьей Терре, формально автономны. Через подставных лиц они принадлежат государству. Планете Урал. Де-факто независимой. А с де-юре можно и подождать… – Эпоха абордажных боев ушла в прошлое, – рассудительно вещает Люнеманн. – Я помню времена, когда гиперы только появлялись, но уже тогда ценнейшие грузы старались перевозить на них. Вы понимаете, у меня специфический опыт… – шутит пират, и зал угодливо смеется. – Теперь заатмосферников практически нет. Биопластик теряет свою оружейную функцию. Для наземных бескровных акций усмирения он слишком дорог и неудобен. Посмотрим правде в глаза: пластик употребляется по большей части в медицине. Он, повторяю, слишком дорого стоит и доступен далеко не всем. О каком стратегическом сырье вы говорите? «И фирм-подрядчиков несколько, – мысленно, с ухмылкой, подсказывает Ценкович. – Так что и о монополии речи нет». Все это изящная ложь. Менее года прошло с тех пор, как был оправдан крупнейший со времен форсированных исследований сверхполноценности грант. Еще какое-то время уйдет на испытания, отработку технологии процесса. Но скоро гиперкорабль, ушедший в мерцание, перестанет быть неуловимым и неуязвимым. Артобстрел, конечно, представить трудно, если каждый снаряд по стоимости будет равняться самому судну… а значит, пойдет по старинке: оружейная функция биопластика и экстрим-операторы. Наука идет вперед. И так уж повелось у Homo sapience, что первыми совершенствуются вооружения. Найден способ перехватывать гипер в мерцании. Стало быть, насильственная стыковка – дело времени. За упоительно прекрасное вранье в глаза галактическому сообществу пират Люнеманн получил соответствующую техническую информацию. Годы идут. Биопластиковый костюм замедляет старение, но не может его отменить. У Тиши болят ноги. Она изменила привычке: надела мягкие туфли вместо всегдашних лодочек, и ходит по кораблю бесшумно, как пушистая кошка. Но после всех минувших десятилетий нет нужды слышать ее шагов. Так близость весны ощущают деревья; так животные предчувствуют катаклизм; так вздрагивает человек под пристальным взглядом в спину. Элия приподнимается, ища глазами вошедшую. Она вынимает изо рта последнюю шпильку, чтобы заколоть на затылке тяжелый узел. Улыбается тепло и дремотно: глубже становятся лучики-морщинки у серых глаз. Гребень в волосах инкрустирован серебром и чуть поблескивает в мягком свете стенных панелей. Местра Надеждина не обращается к хирургам, не пользуется омолаживающими средствами декоративного ряда. Она достаточно долго пробыла ослепительной женщиной, чтобы спокойно превратиться в добрую бабушку. – Верю в тебя, – внезапно декламирует Ценкович, – дорогую подругу мою. Эта вера от пули меня темной ночью хранила. Радостно мне – я спокоен в смертельном бою… Алентипална смеется, укоризненно поднимая брови. Грозит пальцем. – Так оно и есть, – разводит руками Элия, – о прекраснейшая из женщин… – Врун! – та строит гримаску. – Я и смолоду-то не была красива. А теперь я старая кошелка. – Я человек кристальной честности. Особенно в профиль, – заявляет Элия. – И свидетельствую, положа руку на сердце – ты прекраснейшая из женщин. – А я настаиваю на том, что я кошелка! – веселится Бабушка. – Нет, – обреченно заключает Борода. – Никогда, никогда человек не сможет понять женщину. Она всплескивает руками, хватается за голову. Сев в кресло напротив, опускает подбородок на пальцы. – Завтра в это же время будем на Терре, – упреждает Элия ее вопрос. – Как ты себя чувствуешь? Тиша медлит, прислушиваясь к себе: интерес не праздный. – Мне и не было особенно плохо, – не слишком уверенно отвечает она. Старый врач качает головой. Молчаливо благословляет долгие перелеты. Никакие уговоры, никакие попытки держать ее в блаженном неведении не достигли бы цели: Тише стыдно отдыхать. Она слишком многое может сделать. Слишком многие нуждаются в помощи. С нее бы сталось загнать себя, и мысли не допустив, что она куда ценнее для мира, чем те, за кого тревожится. Только поэтому Элия с Иваном отпускают ее в поездки инкогнито. Пусть тратит силы на детей-инвалидов, но хотя бы восстанавливается за недели вынужденного бездействия в пути. Дома, на Урале, тоже достаточно проблем, чтобы занять ими каждую минуту. – А где Ваня? – спрашивает она, потирая лоб. – Корпит, – кратко отвечает Элия и объясняет, – над люнеманновской документацией. У Арийца каждая вошь на учете. Не побалуешь. Ваня тамошний Браконьерский кодекс увидал, «Ох! – сказал, – что ж я маленьким не сдох?» и сел изучать. Тиша полусонно улыбается шутке. Она порядком побаивалась и охраны Начальника Порта, и самого Рихарда. Только давняя привычка забывать о себе и делать нужное неприятное дело не дала отказаться от предложения Элии. Но чуть ли не молитвенный взгляд Люнеманна и почти джентльменская выдержанность представителей вражеской расы сделали свое дело. Прощание было теплым… к Тише невозможно испытывать что-то, кроме приязни. Элии было пятнадцать лет, когда Земля, еще не стяжавшая титула Древней, праздновала величайшую победу в своей истории. Величайшую – ибо впервые люди воевали не друг с другом. Впервые на победителей и побежденных не смотрело одно и то же небо. Впервые… Описать это невозможно. Казалось, что мировая история подошла к концу, и теперь наступит новый Золотой век. Не будет войн. Разве можно людям вновь воевать друг с другом после того, что они совершили вместе? Разве можно одним уничтожать других, причинять боль? И долго еще казалось потом, что враги у людей есть только вне гигантского завоеванного Ареала. Блицкриг против анкайи. Взыскание морального ущерба с лаэкно. Победу во Второй космической Элия ковал своими руками, как главный ксенолог флота. Она тоже была радостна, но ни в какое сравнение с той, давней, не шла. Шоу – и чудо. Разница. Алентипална дремлет, дожидаясь завтрака. Выбившись из прически, спадает вдоль щеки все еще русая прядь. Элия думает, что дома уже встает во весь рост третье поколение, с полным правом называющее Урал Отечеством, землей отцов. Те, кто не помнит другого. Те, кто только по рассказам знает, откуда эмигрировали – бежали – деды и бабки. До сих пор Ценкович помнит давние прогнозы: теперь они смешны. Вопреки им, население колонии, собранное – согнанное – из двух десятков земных стран и еще большего количества национальных культур, стало-таки единым конгломератом. Никто этого не планировал. Ни земляне, ни сами уральцы. Принцип «захочешь жить» относится к вечным и всеприменимым. Теперь разговор идет с иных позиций. …А еще забавно, что на Терре-6, которая красивей, комфортнее, больше похожа на Землю, населения значительно меньше. И никакого политического веса не имеет та Терра. Из Седьмой собирались сделать подобие Первой, заново почистив прекрасную Ancient Earth от людского хлама, больного отребья из нищей глуши. В глуши должны расти прекрасные зеленые леса, снабжать кислородом индивидов, интегрированных в гуманистический социум. Пусть там цветут цветы и бегают звери… Если бы не способность почвы вскармливать земные растения – быть Терре-7 промышленной планетой под номером. Но все же синдромы внешних территорий представляют собой проблему. Синдром Мура только самый пугающий, самый заметный из них. Алентипална хочет, чтобы научились его лечить. Что ж. На то она и женщина. Ближний прицел… Элия думает, что нужно разобраться с причиной. Людям вредно пребывание на внешних территориях? Homo sapience должен жить на Земле?.. Проблему нужно решать. Еще прежнее, довоенное правительство пыталось выторговать земные территории, когда-то принадлежавшие предкам семитерран. Безуспешно – и хорошо, что так. Требование протектората над Сибирской республикой и Дальневосточной Федерацией было откровенно абсурдным, а остальное… обглодок мертвой империи, с гниющими городами и ядовитыми захоронениями отходов индустриальной эры, вряд ли бы послужил оздоровлению нации. Нация. Ценкович прикрывает глаза, оглаживает бороду. Хмурится. Это его idea fix, его мечта, его великая цель, которая осуществится после его смерти, если осуществится, но это никак не волнует триумвира. Как старика в притче о яблоне, с которой тому не увидеть плодов. Предшественница Объединенного Совета, ООН, еще в середине двадцатого века заявляла в своем Уставе, что стремится дать всем народам возможность самоопределения. Совет сохранил этот пункт, добавив, что населения космических колоний народами не являются. Это была правда. …Мода на этнику, одержимость малейшим проявлением национальной самобытности ходит волнами, чередуясь с модой на интеграцию; когда-то, на спаде очередной волны, Ценковичу пришла в голову мысль. «Самобытность присуща любой автономной группе, – говорил он. – Мы живем в удивительный период образования новых этносов – таинственное, зыбкое, неуловимое время. В наших силах воздействовать на протекающие процессы. Мы можем сознательно конструировать характер будущей нации, корректировать его, формировать…» «Разбежался!» – отвечал обыкновенно Михалыч и уходил на очередное совещание. А дети слушали. Дети. Корректоры, год за годом, сотня за сотней. Предварительные итоги процесса отрадны. Семитерран отличают от прочих на глаз. Местер Люнеманн, переполнившись благодарностью, совершил жест доброй воли: предоставил СБ делегации сведения об успехах внешней разведки вероятного противника. Не то чтобы удивил; но укреплению союза поспособствовал. Незадолго до отбытия состоялась интересная беседа… – Элик, – просыпается Тиша, – а кто остался на Третьей Терре? – Аист, – не выплывая из задумчивости, отвечает тот. – Лазурь. И Оля Булатова, кода не помню. – Золотая рыбка, – улыбается Алентипална. – Ах-ах, – добродушно ворчит Элия. – Без Светочки им тяжело придется… – Светочка – не Атлант, не надо подпирать ею небосвод. У нас есть договоренность с Люнеманном, у Люнеманна есть армия. Пусть сам бьет конкурентов во пиратстве. …Итак, на территории Древней Земли рассчитывать нельзя. И с этим ничего нельзя было бы поделать, если бы не фантастическая удача, невероятное стечение обстоятельств, подарившее людям Землю-2. Внешнее сходство с прародиной – дело даже не десятое: сотое. Но на Терре-без-номера не рождаются дети с синдромами внешних территорий. Земля-2 – стратегический капитал. В пределах столетия политической столицей Ареала должна стать она. На угрюмой Седьмой Терре останется только промышленность. Да, переселение массы населения будет серьезной проблемой, но решение не сложно, лишь затратно… а средства у Урала есть. Вот это и надо будет обсудить с коллегами на Терре-без-номера. На Новой Земле. Союз с Диким Портом фактически заключила делегация периферии: центр Ареала всего лишь смирился с неизбежностью. Посмотрим, где лет через пятьдесят будет центр… – Элик, не спи, – окликает Тиша. – Я-то как раз не сплю, – подмигивает тот. – Задумался, – понимающе кивает она. – А я спросить хотела: что ты думаешь о местере Рихарде? – В каком плане? – Ну… – Алентипална выводит на столешнице узоры кончиком пальца. Блестит хризолит в тонком перстне, – он довольно странно ведет себя для человека. Я понимаю, он большую часть жизни провел на Порту, менталитет там совсем другой… но все же эта его привязанность к ррит мне удивительна. Мелькает мысль: Тиша слишком любит людей, чтобы ее занимали еще и какие-то другие расы. Она проницательна, но внутренний мир чужих ее просто не интересует. И потому в вопросе нет ничего удивительного. – Не к ррит вообще, – объясняет Элия. – К тому ррит, который поймал не свою пулю. Л’тхарне. Их теперешнему вождю. Тиша лукаво улыбается. – Я бы сказала, что он на человеческий манер обаятелен… – Мне как ксенологу видеть это печально, – вполголоса замечает Ценкович. – Он очеловечен до уродства. Ну, Тишенька, ты же видела старых ученых, искалечивших себя до психического состояния, скажем, анкайи? Местра Надеждина отводит взгляд, на лице вспыхивает и меркнет страдальческая гримаса. Кто мог подумать когда-то, что ксенология, точно ядерная физика, таит в себе угрозу для исследователей? – Вот так это и выглядит на самом деле, – заканчивает Элия. – Несчастная раса, если смотреть беспристрастно. Но, боюсь, в альтернативном будущем людей бы не было вовсе, ни несчастных, ни счастливых… Сесть и заплакать. Так что жалость здесь ни к чему. А о том, почему они так привязаны друг к другу, я тебе одно скажу. Оба они хищники, один по природе, другой по призванию. С этого все началось, а прочее вторично. Лайсан, секретарша Алентипалны, вносит поднос. Плавными домашними движениями Тиша льет в кофе сливки, мажет масло на хлеб. – Элик, – говорит, пока Ценкович раздумывает, не позавтракать ли ему вторично: очень уж заразителен пример, – а о чем вы говорили после банкета? Элия прикусывает ус. В неофициальной обстановке Люнеманн споро сменил королевский белый костюм на нечто менее пафосное. Традиция родилась во времена Яльнемаэ, и тому хватало оттенка люминесцентных нитей, привычных лаэкно. С тех пор обычай трансформировался под обыкновения каждого нового Начальника. Не прими в свое время Терадзава правил этой бесцельной игры, Рихард с радостью прервал бы ее. Увы. Светится старый коньяк: золотая солнечная смола. – Земля год за годом пророчит вам экономический спад, стагнацию и потерю позиций. – Люнеманн катает в бокале маслянистый, исполненный высокомерия и лени напиток. – Но вы ее до сих пор ни разу не радовали. Кхин усмехается. – Видите ли, местер Рихард, – бархатным голосом поясняет Ценкович, – их аналитики постоянно совершают одну ошибку. – Какую? – Они думают, что мы русские. – Ты у нас самый русский, – беспардонно замечает подвыпивший Михалыч. – Да и ты тоже русский, – парирует Элия. Пират добродушно смеется. Он понимает язык, хотя почти не говорит, и он в курсе основных обстоятельств. При весе, которым обладает Урал, иначе нельзя. – Впрочем, это неплохо, – продолжает Ценкович. – От нас ждут масштабных экспериментов, а мы просто делаем свое дело. Блюдем свои интересы. Кхин хмыкает; с его басом это звучит по-медвежьи, и Элия иронично думает, что имидж премьера тоже чудо как хорош. – Выпьем за общность интересов, – предлагает он. – За взаимовыгодное сотрудничество… за союз. – За союз, – кивает Начальник Порта. …Ценкович посмеивается, вспоминая, как оно было. Люнеманн. Союзничек. У Седьмой Терры три союзника – ее бизнес, ее наука и ее армия. «Армия…» – думает триумвир. Никакая планета Ареала не может сравниться с Землей по части людских ресурсов. Качество этих ресурсов – вот в чем загвоздка. Даже при политике искусственного занижения цен на колониальные товары заработки вне Земли были выше. Десятилетиями лучшие специалисты улетали с материнского мира… даже не лучшие. Просто способные работать. Оставался балласт, кормящийся жирными субсидиями. Земля, пожалуй, набрала бы оккупационную армию. Но такой абсурд, как попытка оккупации колоний, не придет в голову даже деятелям в Объединенном Совете. Тем более, что никаких оснований на то нет. Никто не делит Ареал, не пытается отмежеваться от Земли. Где сепаратисты, где противоправные действия?.. Все в рамках закона. А что касается космического флота, то даже на анкайский саммит земная делегация прибыла на судах уральского производства. В начале эры экспансии, во время Великой войны лунные и марсианские верфи еще окупали себя – за неимением более выгодных вариантов. Но ушли в прошлое гигантские заатмосферники. Гиперы собираются прямо на поверхности планеты. Сравнить стоимость чего-либо, произведенного на планете с кислородной атмосферой и комфортным климатом – и без них… Землянам стоит посмотреть правде в глаза. – А все-таки я беспокоюсь за Светочку, – задумчиво говорит Тиша. – Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками… – Да какие они взрослые, – бурчит собеседник, – тридцати еще нет. – Но по сравнению! – Да что ты в них страшного-то нашла? – Элия смеется. – Страшные! – упрямо повторяет она. – Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? – сделав брови домиком, спрашивает Ценкович. – Просто непередаваемо ужасные. – Но ты же нами рулишь? – Так мне и не семнадцать лет! – не всерьез сердится Бабушка. Элия улыбается. Меняет тон. – На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, – сухо говорит он. – А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли – и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил свое, и теперь выполнит свою часть обязательств. Алентипална молчит. Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело. И все же приходится. Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили ее в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, – говорил обычно Иван. – Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад – это не боевая организация. Это средство сохранения мира». Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым. «Хорошо, – убито соглашалась она и договаривала едва слышно, – но вы все-таки, пожалуйста, не воюйте…» Прозванивают одиннадцать тяжелые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь черного кофе во рту. Все возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику. Убийство мастеров – бессмысленный, ничем не оправданный поступок. Всего лишь доказательство, что дезинформация прошла. Впрямь, проще поверить, что на Терре-7 собираются организовать второй питомник, чем хоть в мыслях допустить, что самая землеподобная колония, как и квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала… Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву – благо, им отделан салон. Окажется. На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист. А как дела пойдут дальше, покажет время. Результаты саммита неоднозначны. – Рих! – Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. – Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!.. Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»… Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот – дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме… Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза. – Ты… – выдыхает он. – Ты крышей поехал, чтоб тебя, я не понял, что ли?! Рихард, не глядя, снимает с пальца тяжелый перстень, откладывает на журнальный столик, на миг ощутив под пальцами прохладу кожаного переплета. Альбом с репродукциями: драгоценная безделушка из натуральных материалов. У них удивительный запах, а если собрал библиотеку бумажных книг… За перстнем следует второй. В нем, в отличие от первого, нет сенсорной камеры. Безобидный информационный носитель. – Гуго, – бархатно говорит брат. – Скажи, пожалуйста, кто пытался наладить с тобой контакт за время моего отсутствия? Тот хватает ртом воздух, как рыба. Рихард скорбно качает головой. Дурно думать такое о покойной матери, но как братьев угораздило родиться столь непохожими?.. И когда всевозможные разведки, наконец, осознают, что, во-первых, мнение Гуго Рихарда не интересовало никогда, а во-вторых, у Гуго нет доступа к конфиденциальной информации? Скорее, Д’йирхве будет вера, не говоря уж о Л’тхарне, но не этому вечно пьяному полудурку. Прежде он был потолковей, и корсар был успешный… увы. – Ну… – мычит Гуго. – Я… – Спасибо, я понял. – Да я не о том! – взрывается Люнеманн-младший. – Какого хрена ты поимел этот траханый Фронтир? Рихард поднимает лицо. – Кадару, Гуго, – снисходительно поправляет он. – Ррит Кадару. Бывшая номерная планета AMR-88/2, бывший Фронтир, теперь, как и следует ей быть, снова… – И не «поимел», – менторским тоном, – а принял под свою юрисдикцию. В силу временной недееспособности официального главы цивилизации и неподготовленности правительственных структур. Гуго бурчит какую-то невразумительную пошлятину. – Достаточно, – еще мягче завершает Рихард. – Ты высказал свое мнение, я тебя выслушал. Семейная связь восстановлена, а теперь, Гуго, отправляйся по своим делам. – Кретин тупорылый, – с отчаянием бросает тот. – Тебе же голову откусят! – Кто? – Земляне! Мне плевать, что ты сволочь, плевать, что ты на меня срал всю жизнь, плевать, что тебе твои жопы клыкастые людей дороже, но ты брат мой! Мне смотреть, как ты в петлю суешься! – Гуго, если посчитать, сколько раз на своем веку я, по твоему мнению, совался в петлю, так я бессмертен. – А не бессмертен ведь… – шепотом говорит младший, наклоняясь ближе. Запах от него неприятный, и Рихард едва приметно морщится. – Не бессмертен… Ладно, Рих, я пойду. Если велишь. Если хочешь. Ты получаешь, чего добиваешься, и тут получишь… что я-то сделаю? Ничего. И уходит, наконец. Всклокоченный, сам уже седой, глядящийся полубезумным. Брат. Младший. «Опять напьется», – с сожалением думает Начальник Порта. Рихард встает. Оставляет на столе, на тисненой коже альбомного переплета, четки, перстни и браслетник. Выходит из комнат в сад. Темное небо Порта отгорожено невидимым куполом. Армейский гравитационный щит накрывает не только пентхаус на крыше, все здание. Где-нибудь на Террах или Земле – паранойя, здесь – рядовая мера безопасности. Королю корсаров иначе нельзя. Здание возносится выше аэромобильных маршрутов. Если подойти к ограде, перед тобой раскинется фантастическая панорама Дикого Порта, единственного города на планете с тем же названием. Впрочем, гигантский мегаполис можно считать совокупностью многих городов, принадлежащих различным расам… И над головой – близко, удивительно близко, почти рядом, кажется, можно потрогать – как и много лет назад, горит алая голограмма «Only for humans». Это всего лишь вывеска, помогающая отыскать нужный район, но кажется, что надменная латиница, врезанная в лиловость местного небосвода, указывает всей планете. Только для людей. …пожалуй, лишь на Диком Порту, среди чужих, раса Homo остается – и чувствует себя – единым целым. Внутри ее собственного ареала это уже не так. Парадокс? Неизбежность? Продолжение культурной эволюции, столь же естественное, как продолжение генной? Прежняя доминирующая раса Галактики была таковой сотни тысяч лет. За неимением равных противников ррит воевали друг с другом, но то была неотъемлемая часть их культуры, диктованная инстинктом; с ней не могли и не собирались бороться. Победившие восхищались доблестью побежденных. «Так не оставалось на свете крови побежденных, – сказала Эскши, – но оставались песни о доблести». Их эволюция шла дольше, медленней, тяжелей. Хищники-одиночки долго учились налаживать контакт друг с другом. Агрессивные, меньше людей склонные к самоконтролю, они не смогли в свое время избежать атомной войны, надолго отбросившей их назад в развитии. Л’тхарна считает, что этот фрагмент генетической памяти оказался ценнее, чем можно было думать. Мгновенный откат от высокоразвитой цивилизации к дикости уже случался – и прежний уровень вновь был достигнут, пусть это стоило огромных усилий. Повторить путь проще, чем проложить его. Местра Надеждина соглашалась. «Удивительная женщина, – думает Рихард, глядя, как потоки машин оплетают монолиты городских зданий. – Сказочная…» Легко приложить термин «пост-человек» к тройняшкам Чиграковым, которые и с виду-то странны. Новая ступень эволюции ассоциируется с молодостью. Язык не повернется назвать так милую местру Алентипалну… этот напевный сплав имени и обязательного у русских отчества очень идет ей. Загораются и гаснут сигнальные голограммы над космопортом. Расчерчивают небо яхты, лайнеры, шхуны. Что именно сделала семитерранка, наверное, мог понять только подобный ей. Сосредоточенная, полная внутреннего беспокойства, она едва слышно поздоровалась, попросила отвести к раненому. На распростертое в «ромашке» тело инопланетянина она смотрела с явной опаской, и Рихард встревожился, но местра Надеждина провела по лицу ладонью и сказала, вымученно улыбнувшись: «Все будет хорошо». «Вы думаете?» «Я уверена». Ррит невероятно живучи. Восстанавливаются быстро. Люнеманн разворачивается и направляется к лифту. Он плохо выглядит, официальный глава рритского правительства. Золото глаз потускнело, и туго заплетенные косы больше не напоминают гладкие блестящие щупальца. Одно из сердец так и не возобновило пульсацию; видимо, остановилось навеки… Но он жив. Больше того: срок «временной недееспособности» подходит к концу. Можно было бы и сейчас уже объявить о передаче полномочий, но к этому не готов управленческий аппарат. Даже на Порту. Что уж говорить о других территориях, некогда отчужденных. Во мгле древности, в пору, когда составлялись первые межцивилизационные договоры, Право конфликтов оставили без статьи, запрещающей аннексию чужого материнского мира. В ней просто не могло возникнуть нужды. Кто предрек бы, к чему приведет упущение, едва в космос вырвутся Homo… В договор внесут уточнения. Это не потребует даже нового саммита: возражений не будет. Апартаменты начальника охраны. Здесь верховному вождю спокойнее, чем у себя дома. Рихард полуиронично думает, что у рритских мужчин, даже самых высокопоставленных, «своих домов» не бывает; они живут у матерей, сестер, подруг. Интересно, как разницу в обычаях воспринимает Л’тхарна… – Рихард. Безупречный Space English. Фантастическая дикция для обладателя мощных клыков. Черная кайма вокруг глаз, кажется, стала шире, лоб – выше… кости обозначились под кожей. – Добрый день, Л’тхарна. Как самочувствие? – Кого я должен благодарить? Испытующий взгляд ррит озадачивает. Он догадывается? О чем? – Я чувствовал, что происходит с моим телом, – объясняет тот. – Это было довольно странно. – Ты не спрашивал раньше. – За вопросами следуют вопросы. Рихард молча садится напротив. – Та женщина, – говорит Л’тхарна, – с Седьмой Терры. И другие. Еще увидев Анастис, я удивился. – Чему? – Они странно пахнут. Иначе. «Анкайи», – вспоминает Рихард. Анкайи видят разницу. Ррит, получается, чуют. Должно быть, сверхполноценность отражается и на физиологии. – Это долго объяснять, – вздыхает Люнеманн. – Но тебе не показалось. Они действительно другие. Л’тхарна опускает взгляд. Начальник Порта не торопит его; спокойно ждет новой реплики, давая время обдумать ее… но о том, что действительно занимает его мысли, вождь говорить не станет. Ни к чему Рихарду лишнее беспокойство. Он сделал все, что было в его силах, а дальше дело за силой Л’тхарны аи Р’харты. Силой, которой недостает. Л’тхарна молчит о том, что ослабевшего, увечного вождя даже люди Порта примут с великим трудом. А люди, пережившие время оккупации на Кадаре… Каково им, ненавидящим х’манков так, что невозможно больше, внять вождю, который служил х’манкам и уподобился им?! Прав Д’йирхва, челядь Цмайши – только ирхпа, строящие из себя цангхьяр. Но там, где никогда не было индикарт, там, где и сейчас порой священный клинок врезается в хрупкую грудь, ломая кости, сокрушая единственное сердце х’манка-солдата; там, где не говорят на Space English – как Л’тхарне приказывать? Кто исполнит его приказ? Д’йирхва, обезумев от радости, при встрече сжал его в объятиях так, что вождь мало не взвыл. Соратник уже знал о результатах саммита. «Тебя будут помнить вечно! – говорил он, и Л’тхарну обжигал огонь его глаз. – Прославлять жарче, чем славят героев древности! Что толку в их дряхлой славе? Ни с кем нельзя сравнить тебя, и впредь станут сравнивать героев с тобой». «Нет, Д’йирхва, – думает Л’тхарна, глядя на резкий профиль Ймерх Р’йиххарда, бледный, очерченный тенями. – Меня проклянут и забудут, как только станет возможно. Я – знамя позора, Д’йирхва». Отца, доблестнейшего из вождей, будут славить. Что за дело – он проиграл войну? Он сделал это, ни на шаг не отступив от чести. А Л’тхарна, выродок, ее не знает. Он умеет молчать и обманывать, умеет торговаться, преданно служить победившему врагу… его проклянут и забудут. – Скажи, Рихард, – наконец, нарушает молчание вождь, – нас обяжут формировать правительство по вашему образцу? – Нет, – почти обрадованно отвечает Люнеманн, – зачем? Нет ни соответствующего закона, ни смысла этого делать. – Когда можно рассчитывать на вывод оккупационных войск? – Собственно вывод войск может и запоздать. Но планета уже не под земной юрисдикцией. Патрулирование отменено, солдаты не покидают баз. Вы наладили контакт с тамошним населением? Там остались какие-то организации? У Л’тхарны грива встает дыбом при мысли о существующих на Кадаре организациях. Еще с довоенной поры, когда на Порту пытались сохранить традиционное образование, он помнит: сообщество х’манков при культурном регрессе превращается в племя, затем – в стадо. У ксенологов чийенкее были интересные материалы по х’манкам. Но люди – одиночки. И до чего на Кадаре мог дойти регресс… Дипломаты, отправленные к прародине, надеются отыскать подобие Сопротивления. Хотя бы воинские отряды, имеющие вождей. О худшем варианте не стоит думать. Ужас делает слабым. – Хорошо, – отвечает Люнеманн. – Поддерживать легитимность твоей власти войска Ареала не станут – это уже хорошо… Л’тхарна взрыкивает и, мотнув головой, оскаливает клыки. Такое выражение неприязни к своей расе Рихард поймет и простит. Начальник Порта чуть улыбается. Бывшего начальника его охраны занимают собственные дела. Л’тхарна ведет себя как обычно, но положение изменилось – теперь они равны. Оба – владыки. «Он это заслужил», – благосклонно думает Люнеманн; корсар и самому себе не признается, кем себя ощущает в эту минуту, и почему это так приятно. Раздавать царства – удел божественный. …И все же прощаться грустно. Как ни тесна останется связь между Кадарой и колонией на Порту. Глава расы должен находиться на материнском мире, недопустима малейшая демонстрация зависимости. Особенно для расы ррит. Но некоторые проблемы Л’тхарне решить не под силу. Их Рихард решит сам. О них даже необязательно говорить. Ни к чему Л’тхарне лишнее беспокойство. Официально после Второй космической войны биосфера Кадары была уничтожена массированной орбитальной бомбардировкой. Земля напоминает: есть риск, что это перестанет быть ложью. Результаты саммита неоднозначны. Дискуссии, скандалы и судебные процессы, сотрясающие Сердце Ареала, Рихарда интересуют лишь постольку, поскольку повлияют на дела Порта. Независимого всерасового государства, присоединившегося к межцивилизационным конвенциям и потому равноправного с прочими. Принят даже Ареал Порта – в него вошли несколько перевалочных пунктов. Давно подготовленные поправки внесены в законодательство. Суды завалены исками: бывшие пираты, ныне граждане республики Дикий Порт, не преминули воспользоваться помощью государства в деле разрешения своих свар. Это Рихард тоже предвидел, меры принял заранее, и эксцессов до сей поры не случалось. Вот только злосчастному Хейальтаэ, увы, не до законного разрешения конфликтов. Люнеманн улыбается этой мысли. Головокружительный маневр, предпринятый семитерранским триумвиром, заставил лаэкно перейти к яростной обороне. Местер Элия выиграл у семи гроссмейстеров разом! можно ли не гордиться расой Homo?.. Все преимущества позиции Лэтлаэк обернулись слабостями. Информация о войне «Фанкаделик» и «Аткааласт» была представлена общественности. Местер Люнеманн, глава государства, держал в этом конфликте сторону людей, так как ущемлялись права «Фанкаделик». У корсаров лаэкно был повод для недовольства Начальником Порта. Наиболее совершенные системы слежения созданы детьми Лэтлаэк. Они – не только их гордость, но и инструмент ритуальных игр. Записи, представленные Хейальтаэ, – записи, где точно на ладони виден приближающийся к цели «москит», – усугубили подозрения… и местер Люнеманн не был бы корсаром, не явись тотчас на свет множество иных косвенных улик. У лаэкно нет жесткой границы между легальной и нелегальной деятельностью. Все суть игра. Глава седьмого высокого рода – министр и корсар одновременно. Не все ли равно, как и где решать проблемы? Недовольство пирата быстро становится взглядом в прицел, взрывчаткой в машине, запрограммированным «москитом» – всем, что только можно изобрести для отнятия жизни. И это вполне в порядке вещей. Только одно «но». Недовольство Начальником, даже покушения на него – норма для пиратского мира. Не для государства, присоединившегося к межцивилизационным договорам! Упущение ксенологов Лэтлаэк. Мат гроссмейстеру. Позор. По некоторым сведениям, в анклаве лаэкно на Диком Порту всерьез обсуждалась возможность согласия с такой трактовкой событий. Принять свой проигрыш, постараться взять реванш – благороднее, чем суетливо и бесплодно отбиваться, уходить из игры. План местера Ценковича был слишком красив. Люнеманн никогда не жаловался на интуицию; он поклялся бы, что такие блестящие игры ума не воплощаются в грубой реальности… …рядом с корректором скептиков не бывает. Впрочем, эту историю можно будет замять. Не создавать «бесспорных» доказательств, не доводить расследование до суда. Мало ли удавшихся заказных убийств, не то что покушений, исчезают во мгле десятилетий? Да и лаэкно не стоит дразнить. Гроссмейстерский реванш будет страшен. – Они преследовали собственные интересы, – сказал местер Ценкович, хмурясь, – не интересы Порта, местер Рихард. Даю зуб Йории Североамериканского. – У лаэкно всегда есть свои интересы, – улыбаясь, развел руками Люнеманн. Кто-кто, а Начальник своих граждан знал. – Так, так… – пробурчал триумвир. Черные глаза его блуждали в задумчивости. «Письмо преемнику», как для простоты назвали отчет СБ Терадзавы, беспокоило семитерран. – Не буду скрывать, – признался Ценкович, – мы сочли разумным подкинуть общественности некую долю достоверной информации. Это стимулирует домыслы и успешно скрывает истину. Индустрия социального заказа – великая вещь. В перипетии большого бизнеса простому человеку вникать не хочется. Настоящая природа конфликта Земли и колоний ему не интересна. Но дымы курятся, ветер веет и пахнет нехорошо. Землянин боится. А поскольку он землянин, то хочет пощекотать себе нервы. В самом деле, все со школьной скамьи знают, что ресурсы Земли истощены. Это не страшно. Пугать надо тайными орденами, мутантами и Апокалипсисом. Со средних веков действует безотказно. Поэтому теперь пишутся романы и снимаются фильмы о жесткой евгенике, генетически модифицированных Homo sapience и чуть ли не школах ниндзюцу, где готовят сверхчеловеков-убийц. В усмешке уральца – сарказм без веселья. Рихард представил, какова бы оказалась реакция общественности на правду. Управление вероятностями… Не зрелищно. Не пойдет. – Что здесь можно сделать? – с прежним оптимизмом вопросил местер Элия. – Можно, конечно, сесть и заплакать. А можно наснимать собственных фильмов. – Еще более ужасных? – предположил Рихард, улыбаясь. – О нет, – отрекся семитерранин. – Пародия – это плоско… Проникновенных. Трогательных. В корне меняющих образ. И при этом – совершенно не про нас. Прописная истина: ответ на открытую пропаганду не должен быть симметричным. Впрочем, все это проблемы Седьмой Терры – и земная пропаганда, и то, что фактология «письма преемнику» оказалась слишком обширна, ясна и логична. Пусть закручивают гайки и ищут каналы утечки информации. Объединенный Совет Ареала человечества признал нового субъекта межцивилизационного права. С некоторыми оговорками. В индикартах Порта не будет указана раса. Это, пожалуй, станет проблемой для некислорододышащих уроженцев Цоосцефтес, но цаосц несложно оказалось уговорить, пообещав кое-какие льготы… хорошо. Рритский вопрос обещали решить. Негласно меры уже приняты, готовится вывод войск и мирного человеческого населения. Юридически отказ от присутствия на планете AMR-88/2 обосновать будет трудно, но работа ведется. Ее не стоит форсировать: Земля предупредила – никаких провокаций. Никаких дополнительных информационных утечек. Боезапас на борту кораблей гарнизонного флота вполне достаточен, чтобы решить вопрос иным образом. «Пусть, – думает Люнеманн. – Не исключено, что процесс попытаются затянуть до бесконечности. Все смертны, и Начальник Порта в том числе, а мой преемник будет придерживаться другой позиции… Посмотрим». Есть Седьмая Терра. Есть договоренности с триумвиратом. А на очередной сессии Генеральной Ассамблеи представители Промышленного союза предложили новый законопроект. Закрепляющий равные права для всех членов Совета. – Ты в своем уме? – в тон Чиграковой, так же мягко и тихо спрашивает Шеверинский. – А, Тройняшка? Не перегрелась? Пальцы его впиваются Лилен в плечо так, что должны остаться синяки. Но углы ее рта все равно ползут в стороны. Север за нее! Готовый даже выступить против своих, он – за – нее! – Владимир, – Таис впервые называет его полным именем, холодно и официально, – ты не понимаешь, о чем речь? – Таисия, не знаю, какой из тебя ксенолог, но психолог очень хреновый, – печально замечает Север. – Я понимаю, ты боишься за Свету. Но Птиц ей только что спел жизнь, и не исключено, что против причинности. И Лена его амортизировала. Первый раз в жизни, если всерьез. Ей плохо. Она из собственного равновесия выбита, и ты на нее вздумала давить – сейчас. Дурней не придумаешь. – Я боюсь не за Свету, – Чигракова качает головой. Оскорбляться, кажется, и не думает. – Объяснись. – Свету отозвали с Терры-3 обеспечивать безопасность Больших «Б». Молчание. – Теперь понял? – осведомляется Таисия. Север не отвечает. Лилен смотрит на него снизу вверх, испуганным молящим взглядом. – Пойдемте в гостиницу, – советует Солнце от стола. – Не стоит тут дольше сидеть. – Я не пойду, – быстро говорит Лилен. – Почему? – Туда не пустят Дельту. Она не ожидала, что Солнце озадаченно хмыкнет и скажет: «А и правда». Казалось, что все, кроме Севера, против нее, и теперь попытаются лишить даже иллюзорной защиты… – Пустят, – примирительно улыбаясь, говорит Димочка. – Крокодилыч, вы же машину в прокате взяли? Вот вызывайте… на крыше будет самое то. – Лена, – почти неловко просит Север, – пожалуйста. Извини, что так. Я… обещаю, что потом мы… Лилен улыбается ему. Наплевать на Чигракову, наплевать даже на выкрутасы Синего Птица, они ее не интересуют. Главное, что Север за нее. А если так, то и она – с ним. Димочка смотрит, кривя рот в обычной непроницаемой усмешке, но внутри заходится хохотом. Ах, как гладко Тройняшка с Шеверинским отыграли сценку «плохой – хороший»! Белобрысенькая так и трепыхается на крючке. Не та Лена, не та: Кнопка бы не повелась… Да будь здесь Кнопка, они бы давно уже занимались делом! Девица Вольф слишком нервная для своей десятки, или двенадцатки, что ей там на радостях насчитал Шеверинский… – Вызвал, – рапортует Кайман. – Кого? – Машину. Через полминуты будет. Но спокойно перенести военный совет в менее людное место не удается. Солнце швыряет на стол браслетник; полыхает яркая, плотная, почти осязаемая голограмма, какую дают только семитерранские модели. – Ия Викторовна? – доносится изумленный голос Таисии, – а мы как раз вам собирались звонить. Та, темноволосая, смуглая и веснушчатая, точно сидит за столом, находясь в действительности невесть где, может, даже на самой Седьмой Терре. – С нами такое бывает, – фыркает семитерранка. Подмигивает. Лилен думает, что Ия – наверняка корректор. С кем же еще «такому бывать». – Значит, так. Я, собственно, Косте звоню. – Слушаю, – отзывается Полетаев. – Чтобы времени не тянуть… – начинает Ия и тянет время, делая странную паузу. – В общем, Настьке-Тройняшке давно надо по башке настучать. – Это почему же? – интересуется сестра. – Чтоб с отчетами не тянула. Особенно с такими. «Я, – говорит, – Бабушке отчиталась». А я, значит, должна информацию из ноосферы черпать, да? – Ия, времени не тяни, а? Координатор Райского Сада вздыхает. – Костя… Передай Свете, что на планете чужой корректор. «То есть как? – вскидываются, кажется, все разом, – откуда? кто?» – и в голограмме несерьезное начальство отмахивается, отфыркивается, хмурит длинные блестящие брови, повторяя, что вся документация уже перекинута, читайте, я ничего не видела, зачем пересказывать с чужих слов. Димочка закладывает руки за голову, выгибается истомным кошачьим движением; лицо презрительное и усталое. Лилен подзывает Дельту. Спокойствие – свое, привычное – возвратилось к ней. Что же. Она хочет стать актрисой, разве нет? почему бы не поднабрать опыта, сыграв то, что требуется? Амортизатор – пусть будет амортизатор. Посмотрим, что дальше. У балюстрады притормаживает «крыса», поднимает дверцы; внутри никого нет, по несложному городскому маршруту машину вел автопилот. Лилен прикидывает объем салона и мысленно благодарит щедрость Полетаева – или его привычку к уральским машинам. «Купава», конечно, не «Аметист» и не пресловутый «Яхонт Горностай»… в прокате не сыщется такая роскошь, как «Горностай», а неплохо бы как-нибудь проехаться с помпой… «Купава» поскромнее будет, но нукта в ней поместится, не создав неудобств для шести человек. «Пелагиаль» остается позади. Дельта замирает, положив голову на колени Лилен. У драконов необыкновенное чувство пространства, и острые выросты его шкуры не поцарапают панелей, не оставят прорех на обивке. Девушка машинально гладит нукту по голове. Он ощущает только ласку, не прикосновение: под ладонью Лилен пластина брони, которую не пробьет даже пуля, и нервных окончаний там нет. Ведет Кайман, и Таисия, окаменело-мрачная, сидит рядом с ним, не оборачиваясь. Васильев откинулся на спинку сиденья в полудреме. Полетаев смотрит в окно. Он страшен. Желваки катаются на высоких славянских скулах, в глазах прохладная задумчивость. Солнце похож на хищника, который не впился кому-то клыками в горло лишь потому, что нет настроения. «Он похож на ррит», – внезапно думает Лилен. Недавняя короткометражка, полуфильм-полуклип «Вся красота мира» воскресает перед глазами, и вспоминается почему-то, что из космоса Ррит Кадара – голубая. Как Земля. – А собственно, – говорит Шеверинский, – вы уверены, что одно не связано с другим? – Что, – не оборачиваясь, откликается Таисия. – Пират. И Особый отдел. Чигракова оборачивается. Резко, как змея. Ее прищур почти азартен. – Я уверена, что связано. Лилен едва заметно приподнимает бровь – очевидно же, что сама Тройняшка не додумалась. – До войны, – развивает мысль Чигракова, – на него долго охотились. И амнистия не могла быть просто… – А дальше что? – невежливо перебивает Полетаев. – То есть? – Допустим, все так. Нам нужно решить конкретную задачу. Какую пользу нам приносит эта теория? – Задача сложнее, чем кажется. – Она когда-то казалась простой? Таисия сжимает губы. – Терадзава что-то против нас имеет, – прежним тоном говорит Север. – Почему ты так думаешь? – Я с трудом представляю, что бывший Начальник Порта будет просто делать, что ему скажут. – Тоже привет, – зло цедит Солнце. – Что предлагаешь? – На Фурусато практически невозможно попасть против воли хозяина. Береговая охрана годится для небольшой войны. Разве на боевом гипере… что в любом случае не вариант. Можно попробовать вступить в переговоры. Но даже просто доказать, что Флейта у них, не получится. Молчание. Долгое. С высоты полета аэромобиля город похож на застывший фейерверк: так ярко и пестро оформлены посадочные крыши. «Крыса» выписывает петлю над гостиницей. Опускается. – Вы меня уморить хотите? – склочно осведомляется Димочка. Клены шумят. Шумит океан, гривастые волны беснуются у береговых скал. Свистит в скалах ветер, и, кажется, слышно, как мелкие камни скользят по осыпям. Вечером море всегда неспокойно. Закатное солнце дарит вершине Такахаси невероятной чистоты свет. Вершине, покрытой льдами, точно сердце мудрой принцессы. Минако-химэ стоит на краю посадочной площадки. Два корабля похожи, как сестры, старшая и младшая… Младшей выглядит отцовская яхта; ухоженная, содержащаяся в постоянной готовности к далекому перелету, она двадцать лет не трогалась с места. Вторая яхта той же модели рядом с нею смотрится тусклой и старой. Иноуэ-сан чуть в стороне занят тем, что тщательно следит за собственной невозмутимостью. Лицо его как будто выточено из камня, дыхание и пульс не дают повода усомниться в выдержке, но все же половина мыслей начальника службы безопасности – о том, что семижды проклятые киллеры Айлэнда приволокли на архипелаг Черную Птицу. «Он поверил», – разочарованно думает Минако. Во время подготовки к охоте Рё-сан досконально изучил биографии будущей добычи, хвастался, что знает всех четверых как собственных братьев. Их компетентность восхищала его, и перемена в планах хозяина стала радостью, невзирая на то, что пропали втуне охотничьи наметки. Трудная схватка многому научит, но совместная работа научит еще большему; Иноуэ очень заинтересован в профессиональном росте. Вот другая сторона медали: он верит всему, что земляне сказали о Птицах. Вокруг корректоров слишком много слухов, фейка, дезинформации. Часть вброшена семитерранами сознательно, часть возникла сама. Одно из самых старых поверий – о последней песне. Даже в Сети не отследить, откуда оно взялось. Черная Птица, умирая не своей смертью, поет виновным. Нет разницы между заказчиком и исполнителем; безразлично, знает ли Птица убийцу, видела ли его, были ли в сознании, понимала ли, что убита. Кара настигает всех – кара такого свойства, что смерть кажется спасением; но слышавшим последнюю песню редко удается умереть быстро. Правда ли это? Минако знакома только с одной Птицей – самой собой. Ставить эксперименты не доводилось. Теперь она раздумывает, верит ли в это отец. Хорошо бы спросить у него, но она не догадалась вовремя, а теперь беспокоить его не стоит. Но все же это странно: дать направление на цель, но не конкретизировать задачу. Выглядит так, будто ото-сан пытался избежать действия последней песни. Ведь он не приказывал убивать. И Ми-тян не попросил скорректировать вероятность, принудить наемников забыть об осторожности… «Мальчики Тярри оказались слишком умны», – сказал он, не скрывая печали. Они выполнили приказ, семитерранская Птица была в их руках – казалось бы, дальнейшее очевидно… но они решили вручить девочку заказчикам. Убейте. И выслушайте то, что вам причитается. Минако незаметно вздыхает: будь это неправдой, это непременно нужно было бы придумать. Прекрасная защита. Но что ей теперь делать? Возможно, отец надеется, что Ми-тян выстрелит сама и сумеет нейтрализовать действие песни своей силой. Но это так грубо, что не стоит и мыслью подобной оскорблять почтенного человека. Скорее, Минако должна уладить возникший конфликт. Конечно, большой удачей было бы лишить Райский Сад одного из сильнейших корректоров. Но в сложившихся обстоятельствах задача проста – избегнуть ответного удара. Так думает Минако-химэ, прекрасная и мудрая, хорошо знающая, что среди многих миллиардов людей только четверо обладают способностью менять местами причину и следствие, и девочка, привезенная на старом гипере, одна из них. Опускается трап. Тот, что сходит, шаркает ногами и сутулится: у него вид не первой молодости неудачника, разочаровавшегося в жизни, карьере и людях. Один из самых умелых убийц, каких можно нанять за деньги, сжился со своим имиджем. Дешевая одежда плохо отглажена, не вычищена кожа лица, темные точки пор выглядят отвратительно, и Минако изображает самую фарфоровую из своих улыбок. – Вы создаете проблемы, – без приветствия говорит она. – За решение проблем мне платят. – Вам заплачено. Гайдзин подается вперед, игнорируя насторожившегося Иноуэ. У него непростительно длинный нос. Темные жесткие глаза точно обшаривают фигуру принцессы в поисках спрятанного оружия. – У вас столько нет, – раздельно говорит он наследнице архипелага. Право, дети Райского Сада куда приятней. В положении владычицы есть и минусы – например, необходимость общаться с подобными особами. Минако отрешенно думает, что отца не слишком огорчает происходящее. Более удачные варианты сменяются менее удачными, но ничто не в силах препятствовать осуществлению его планов. Таков разум истинного владыки. Принцесса не настолько сильна, чтобы даровать успех всем подряд начинаниям или призвать к бытию один шанс из миллиона. Солнечный луч, пройдя сквозь увеличительное стекло, способен поджечь; но причина тому более в мощи светила, чем в свойствах стекла. Как и предрекал отец, молодой Начальник Порта добился успеха. Новый анкайский саммит принял его требования. Чиновники на Земле из кожи лезут вон, пытаясь избежать последствий, табуированные для СМИ темы плодятся, как радужные ласки в теплое время. У землян большой опыт, затеянное им удастся. Люнеманн получил желаемое благодаря поддержке семитерран. Он заключил договоры с Уралом. Сделал то, от чего Терадзава так настойчиво его предостерегал. Но даже это не огорчило старого короля. – Лавина уже стронулась с места, милая, – сказал он, улыбаясь, Минако. – Теперь ее ничто не остановит, ни хлипкие подпорки, ни моления к богам. Глупо подгонять лавину. Следует выбраться на безопасное место и наблюдать за тем, как она сметает селения и сады. Теперь он развлекается, читая биржевые сводки. Space Stock-Exchange лихорадит: Айлэнд Инкорпорэйтед приступила к реализации давно задуманного плана. Дорогой враг Чарли исходит желчью при одной мысли о конкурентах, и теперь, наконец, промышленной группе «Излучинский аэромобильный завод» придется сдать позиции. Монстроподобный ИАЗ, поглотивший все самые востребованные марки уральских машин, кажется неуязвимым, но грамотная работа подорвет его мощь. «Дельцы Урала лояльны власти, – посмеивался отец. – И потому могут рассчитывать на специфическую помощь, которая особенно ценна в области биржевых игр. Понимаешь меня, милая? Нечестная игра. Я посмотрю, как Чарли будет выкручиваться. Это очень забавно». Минако опускает веки. Молчит. Гайдзин ждет. Принцесса чувствует диссонанс: у наемника имидж нервного неудачника, каковые не отличаются большим терпением, но ясно, что этот человек способен ждать – вот так, быстро поглядывая по сторонам, переминаясь с ноги на ногу – сутками. Аллигатор в обличье гиены. «Имя», – думает Минако. Она забыла его имя. Приходится тронуть невидимую струну, взять неслышимую ноту, чтобы в мыслях всплыло: «Эмиз Флорес». В самом начале речь шла только о четверых киллерах, которых местер Айлэнд, дорогой враг отца, счел забавным подарить тому на столетие встречи. Оказалось, что это не исполнители. Руководители собственной сети. Прекрасный был бы подарок… – Хорошо, – говорит Минако. – Вы не хотите лишнего риска, местер Флорес. Я понимаю. Мы тоже не хотим подвергать себя опасности. Идемте. – Куда? – На ваш корабль. Вы воспользовались кратчайшей дорогой, не так ли? Нужно экономить время. Он умен. Воспринимает все детали сказанного. Ему не нужно объяснять. – Вы хотите ее вернуть. – Эмиз понимающе глядит исподлобья, складывает губы трубочкой: мерзкая гримаса, приправленная презрением. – Да. Я принесу извинения. Представлю это ошибкой. – Минако колеблется, но все же решает, что сейчас необходима откровенность. – Возможно, извиняться придется самому местеру Терадзаве. И дать гарантии полного нейтралитета в дальнейшем. Вы очень подвели нас. Эмиз ухмыляется. «Отец был прав. Он слишком умен… как это ужасно». Минако вынуждена пробудить свой биопластиковый костюм: она не может сама замедлить пульс. Как страшно иметь дело с умным противником. Гораздо хуже, чем с сильным. Анастис Чигракова только нервировала принцессу своей энергетикой, а этот гайдзин, который даже не сверхполноценник, самым унизительным образом ее пугает. Что же она будет делать без отца?!. Секунду Минако чувствует отчаяние. Успевает его скрыть. Да, наемник понимает, чего в действительности все они добивались – агенты Особого отдела, служба безопасности архипелага, киллеры с Древней Земли. Понимает: неважно, получат уральцы свою синицу обратно или нет. Дело уже сделано. – Я не подвел себя, – нагло говорит Флорес. – Я у себя на первом месте, очаровательнейшая местра Терадзава. – Почтенный местер Флорес, вынужден просить вас соблюдать должную вежливость, – это, наконец, проснулся Рё, – при беседе с госпожой. – Я вежлив, – замечает тот, – я не скромен. Это разные вещи. – Достаточно, – в глазах Минако космический холод. – Идемте на корабль. Девочки давно хватились, ее уже начали искать. Поторопимся. Нас встретят на городском космодроме. – Откуда вы знаете? Он не скромен. И он, не задумываясь, спрашивает о том, что хочет знать. Во взгляде наемника принцесса читает подозрение. Не играют ли здесь свою игру? Один раз его не сумели подставить; а ну как попытаются вторично? Минако сужает глаза. – Я Белая Птица, местер Флорес, – говорит она, и мгновение наслаждается почтительным страхом на лице гайдзина. – Я так пою. |
||
|