"История Халифата. Том 3. Между двумя гражданскими войнами, 656—696" - читать интересную книгу автора (Большаков Олег Георгиевич)

ОТРЕЧЕНИЕ ХАСАНА

Все источники сходятся на том, что во время пребывания Ха-сана в Сабате войско взбунтовалось и Хасан был ранен, но причины этого бунта указываются различно. По одной версии, в лагере Хасана распространился слух, что авангард у Маскина разгромлен и Му'авийа беспрепятственно движется на ал-Мадаин. В лагере началась паника, взбунтовавшиеся воины напали на ставку Хасана и разграбили его шатер [+26]. По другой версии, бунт начался после того, как к Хасану в ал-Мадаин прибыла делегация от Му'авии во главе с Мугирой б. Шу'бой и после переговоров с Хасаном объявила о передаче им власти Му'авии [+27].

Третья версия излагает события подробнее, логичнее и заслуживает большего доверия. Согласно ей, Хасан по прибытии в Са-бат убедился, что большинство воинов не хочет сражаться [+28], и во время утренней молитвы обратился с речью такого содержания:

«Клянусь Аллахом, я надеюсь, что по благости и милосги Аллаха являюсь самым честным из его созданий по отношению к его созданиям, и не ношу ненависти ни к одному мусульманину, и не желаю зла или беды. И если то, что вам ненавистно в единении, лучше для вас того, что нравится вам в расколе, так ведь я и забочусь о вас больше, чем вы сами о себе. Не противьтесь моему приказу и не отвергайте моего решения. Да простит Аллах меня и вас и да направит меня и вас по истинному пути к тому, в чем любовь и согласие» [+29].

Эта речь, несомненно, была больше и конкретнее, поскольку в некоторых ее версиях приводятся иные фразы, которые естественно было бы в ней ожидать. Так, в краткой ее версии у ад-Динавари имеется заключительная фраза, которая позволяет пнять реакцию присутствовавших: «Я вижу, что большинство из вас уклоняется от войны и боится сражений, а я не намерен вести вас к тому, что вам ненавистно» [+30].

Туманные выражения этой речи вызвали недоумение у слушателей, и они стали спрашивать друг у друга: «Как вы думаете, что он хотел этим сказать?» Кто-то предположил, что Хасан намекает на желание замириться с Му'авией и передать ему халифат. В войске было немало харуритов, простивших Хасану грехи отца за его готовность начать войну. Случайно высказанное предположение стало искрой, вызвавшей взрыв. Раздались возмущенные голоса: «Отрекся Хасан от религии (кафара), как отрекся от нее его отец!» Недовольные набросились на него, выдернули из-под него молитвенный коврик и содрали верхнюю одежду. От дальнейшей расправы его спасли приближенные, которые окружили его и вывели из мечети.

Хасан потребовал коня и поспешил в лагерь, где взбунтовавшиеся воины уже хозяйничали в его шатре. С помощью ра-би'итов и хамданитов хариджиты и присоединившиеся к ним любители легкой поживы были разогнаны. Но дело этим не кончилось: когда Хасан поехал в Сабат, за стенами которого можно было чувствовать себя спокойнее, к нему подошел ал-Джаррах б. Синан ал-Асади, ветеран завоеваний в Иране и участник сражения при Нихавенде, схватил коня за узду и со словами: «Аллах велик, Хасан! Твой отец стал неверующим, а теперь ты?» — пронзил кинжалом ляжку Хасана до самого паха. Хасан ударил его мечом, не удержался, и они оба упали. Спутники Хасана поспешили ему на помощь, прикончили ал-Джарраха, подняли потерявшего сознание Хасана и отвезли в ал-Мадаин [+31].

В этих событиях удивляет несоответствие реакции слушателей на довольно сдержанный тон речи. Причины этого были не вполне ясны даже историкам, близким ко времени этих событий. Сирийская историческая школа утверждала, что Хасан с самого начала не был настроен бороться за власть и лишь искал возможности продать свое отречение за большую цену. Аз-Зухри писал: «Хасан не намеревался воевать, а хотел получить для себя от Му'авии все, что возможно, а потом прийти к единению. И знал Хасан, что Кайс б. Са'д не одобрит его решения, и отстранил его от командования, и назначил амиром Абдаллаха б. Аббаса» [+32].

Иракские историки не отмечают никакой связи между назначением Ибн Аббаса (Убайдаллаха, а не Абдаллаха) командующим авангардом и желанием Хасана отречься в пользу Му'авии. Единственным намеком на расхождения между Хасаном и Кай-сом б. Са'дом можно счесть обмен репликами между ними во время присяги. Кайс будто бы сказал: «Присягаю тебе с условием, [что будешь следовать] Книге Аллаха Великого и Славного и обычаю его пророка и сражаться с нечестивцами (мухиллун)», на что Хасан ответил: «Книге Аллаха и обычаю его пророка — это стоит за всеми условиями» [+33]. Это сообщение, предваренное у ат-Табари безличным «говорят», может свидетельствовать лишь о нежелании Хасана связывать себя обязательством добиваться признания своей власти с помощью оружия (если только это анонимное сообщение достоверно).

Все поведение Хасана до событий в Сабате: переписка с Му'авией (как бы ни была она обработана компиляторами), усилия по сбору войска, отправка сильного заслона навстречу сирийцам — говорит против утверждения о его изначальном намерении отречься на возможно более выгодных условиях. Иное дело, что его боевой дух стал быстро испаряться, когда он увидел, с какой неохотой иракцы собираются в поход. Своей речью в Сабате он хотел, скорее всего, устыдить колеблющихся, показав им, что из-за их нежелания воевать он вынужден будет отказаться от войны, но при этом не прозвучало даже намека на возможность отречения. Но воинствующей партии достаточно было упоминания о возможности отказа от войны, чтобы объявить Хасана предателем.

После этого о продолжении похода не могло быть и речи: Хасан вынужден был лежать в резиденции наместника ал-Мадаина, бывшем Белом дворце Сасанидов, залечивая свою рану [+34], а войско тем временем, несомненно, сильно сократилось в численности. Любой человек на его месте задумался бы, стоит ли продолжать войну с такими силами. Многое теперь зависело от состояния наиболее боеспособной части войска, стоявшей под Маскином.

Известие о бунте войска и ранении Хасана не могло не сказаться на ее моральном духе; Му'авийа поспешил воспользоваться случаем для разложения противника. Верный своему принципу не лезть напролом, он стал действовать не силой, а подкупом. Сначала он посулил Кайсу б. Са'ду миллион дирхемов, если тот перейдет на его сторону, но Кайс отверг это предложение. Тогда он обратился с тем же к Убайдаллаху б. Аббасу и для убедительности сразу же переслал ему половину этой суммы, после чего тот с частью войска (будто бы 8000 человек) ушел ночью к Му'авии. Му'авийа был верен себе и, добившись цели, вторую половину обещанной суммы не отдал. Измену Убайдаллаха скорее всего можно отнести ко времени после получения письма Му'авии с сообщением о якобы смертельном ранении Хасана. Кайс б. Са'д остался командовать сильно уменьшившимся войском и даже, кажется, атаковал сирийцев [+35].

К сожалению, нет возможности определить промежуток времени, отделяющий измену Убайдаллаха от ранения Хасана, поэтому неясно, мог ли к этому времени Хасан оправиться настолько, чтобы предпринять какие-то активные действия для исправления положения. Му'авийа не торопил события и не намеревался, пользуясь сложившейся обстановкой, решить дело с помощью оружия. Он понимал, что стоит ему свергнуть или убить Хасана, как иракцы сразу припомнят ему происхождение от злейшего врага пророка, и любое кровопролитие только усилит их волю к сопротивлению. Он предпочитал выждать, пока иракское войско, утомленное неопределенностью и разъедаемое всевозможными слухами, распространяемыми его лазутчиками, утратит всякую боеспособность и Хасану придется идти на переговоры о сдаче.

По сведениям ад-Динавари, Хасан, оправившись от ранения, вышел с оставшимися ему верными войсками на помощь Кайсу б. Са'ду, осажденному в Анбаре (?). Навстречу ему был послан Абдаллах б. Амир, который обратился к воинам Хасана с призывом не проливать напрасно кровь, и они отказались от сражения. Хасан отступил в ал-Мадаин, Абдаллах б. Амир осадил его там и этим вынудил вступить в переговоры [+36].

Некоторые источники объясняют решение Убайдаллаха б. Аб-баса перейти на сторону Му'авии дошедшими до него сведениями о намерении Хасана отречься [+37]. Это несколько меняет возможную последовательность событий, однако, скорее всего, перед нами в данном случае версия, которая была призвана обелить одного из предков династии Аббасидов. Во всяком случае, выступление Хасана, в котором он известил о своем намерении отречься, прозвучало после измены Убайдаллаха.

«Иракцы! Что мне делать с вашими людьми, которые со мной? Вот письмо Кайса б. Са'да, в котором он извещает меня о том, что ваши знатные люди (ашрафукум) перешли на сторону Му'авии. Клянусь Аллахом, какая мерзость с вашей стороны! Ведь это вы принудили моего отца в Сиффине к третейскому суду, а когда состоялось решение и вы узнали о нем, то выступили против. Потом он призвал вас снова сражаться с Му'авией, но вы пренебрегли этим. А потом постигла его та милость Аллаха, какая постигла. Затем вы присягнули мне добровольно, без принуждения, и я принял вашу присягу и двинулся сюда. Аллах знает, что бы я сделал для этого, но было с вашей стороны то. что было. Иракцы, обойдусь я без вас и ваших наставлений мне в [делах] религии — я передаю это дело Му'авии» [+38].

Здесь мы снова остаемся в неведении, предшествовали ли этой речи какие-то переговоры или они начались лишь после того, как Хасан заявил о своем отречении публично. Сообщить Му'авии условия отказа от халифата Хасан поручил Абдаллаху б. Науфалу, своему троюродному брату и сыну двоюродного брата Пророка. Источники расходятся в содержании этих условий. Согласно самому краткому перечню, их было три: 1) Хасан подучит 5 млн. дирхемов из казны Куфы; 2) в дальнейшем будет получать годовой харадж Дарабджерда; 3) в его присутствии имя Дли не должно сопровождаться проклятиями. Эти условия, характеризующие Хасана как человека, думающего только о своем кармане, соответствуют словам аз-Зухри, что Хасан хотел только получить от Му'авии все, что возможно [+39]. Однако это опровергается другими сведениями. Согласно наиболее подробному сообщению о переговорах у ал-Куфи (судя по ссылке у Ибн Абу-л-Хадида — восходящей к ал-Мадаини), Абдаллах б. Науфал сказал Му'авии: «Он вручает тебе это дело с условием, что после тебя власть перейдет к нему, ему ежегодно из казны пять миллионов дирхемов и харадж Дарабджерда и что все люди будут в безопасности друг от друга».

Му'авийа был хорошим политиком, т. е. прежде всего — реалистом. Его не смутили большие финансовые требования, которые в любом случае были меньше расходов на затяжную войну, и он сделал красивый жест: приказал принести чистый лист, подписал его, поставил свою печать и вручил Абдаллаху б. Нау-фалу со словами: «Отдай его Хасану, и пусть он впишет в него все, что пожелает».

Абдаллах б. Науфал вернулся в ал-Мадаин в сопровождении сирийской делегации. Узнав о согласии Му'авии на все условия, Хасан будто бы сказал: «Что касается власти после него, то я ее не желаю; если бы я ее хотел, то не отдал бы ее ему, а что касается денег, то не годится Му'авии выделять меня из мусульман. А без этого я подпишу» [+40].

Это высказывание вызывает недоумение: если Ибн Науфал передавал Му'авии требования Хасана относительно денег и наследования власти, то отказ был бы бессмысленным. Кроме того, из этого рассказа следует, что Хасан должен был вписывать в чистый лист условия, сформулированные Му'авией, а не собственные. Видимо, рассказ о «чистом листе» является плодом стараний проумаййадски настроенных историков [+41], и прав ад-Динавари, который говорит, что Му'авийа выслушал Абдаллаха б. Науфала, тут же велел записать условия Хасана, а затем скрепил своей подписью и печатью, так что Хасану оставалось лишь подтвердить соглашение второй подписью [+42].

В окончательном варианте в соглашение вошли следующие пункты: 1) Му'авийа будет следовать Книге Аллаха и обычаю его пророка; 2) Му'авийа не назначает преемника, а передает решение о нем совету мусульман; 3) всем людям повсюду гарантируется неприкосновенность; 4) неприкосновенность гарантирована всем сторонникам Али и его приверженцам (ши'а), им самим, их имуществам, женам и детям; 5) Хасану, его брату Хусайну и всей семье пророка не будет причиняться вреда ни явно, ни тайно, где бы они ни были. Это соглашение было подписано свидетелями с обеих сторон [+43].

Первое условие соглашения было общим местом в формулировках позиции самых различных группировок и не содержало никакого конкретного смысла, служило чем-то вроде свидетельства о чистоте намерений. Условие избрания преемника советом вместо предварительно ставившегося условия передачи власти Хасану могло появиться в ходе дискуссии между сторонами. Если Хасан вначале настаивал на наследовании власти, то после предложения о передаче решения совету продолжать настаивать на этом ему было трудно.

Отсутствие упоминания денежных компенсаций в этом тексте не должно удивлять. Если одна сторона старалась представить Хасана корыстолюбцем, с самого начала готовым продать первородство за хорошее вознаграждение, то другая поступала прямо противоположно. Вероятно, именно поэтому ал-Исфахани в «Убиениях Талибидов» упоминает лишь условие амнистии всем сторонникам Али [+44]. Условия денежной компенсации тоже заслуживают особого рассмотрения. Предложение о передаче 5 млн. из казны Куфы выглядит странно — Хасан был полным хозяином сокровищницы Куфы и мог забрать все, что в ней находилось, без согласия Му'авии. Возникает подозрение, не является ли указанная сумма именно той, которая собиралась с Да-рабджерда, ведь по договору 27/648 г. этот округ должен был платить именно 5 млн. дирхемов [+45]. При передаче информации упоминание хараджа Дарабджерда могло отделиться от суммы, которую потом естественно отнесли к сокровищнице Куфы.

Договор, обеспечивший примирение мусульманской общины и объединение государства, был враждебно встречен всем окружением Хасана. Его решительно отверг Хусайн. Хасан оправдывался тем, что хотел прежде всего дать мусульманам отдохнуть от войны. Глядя из нашего далека, можно согласиться с Хасаном, что в той ситуации продолжение войны было бессмысленным. Конечно, проявив больше упорства, он мог оттянуть развязку, заплатить за продление агонии власти несколькими тысячами жизней, добившись лишь более бесславного конца.

Подписав соглашение, Хасан известил о нем Кайса б. Са'да. Кайс оповестил об этом воинов и спросил, хотят ли они сражаться без имама или присягнут неправедному имаму и прекратят войну. Большинство предпочло последнее. Кайс вынужден был подчиниться их воле, но не признал Му'авию [+46].

После подписания соглашения Хасан и Му'авийа с двух сторон направились в Куфу, туда же повел своих воинов и Кайс б. Са'д. В Куфе должен был состояться официальный публичный акт присяги Хасана и всех иракцев новому халифу. Вступление Му'авии в Куфу датируется с разбросом в три месяца: от раби' I до джумады I. Наиболее вероятная дата подписания договора — воскресенье 21 раби' 1/25 июля 661 г., а вступления Му'авии в Куфу — 25 раби' 1/29 июля [+47].

По-видимому, как всегда, публичной присяге в мечети предшествовала индивидуальная предварительная присяга лидеров, которая должна была предотвратить возможные конфликты на людях. Кое-кто отказывался от присяги или давал ее в уклончивой форме, как Кайс б. Са'д, который не пожелал протянуть руки Му'авии, и тому пришлось самому коснуться его руки. По другим сведениям, он потребовал, чтобы Хасан сначала освободил его от прежней присяги. Решительно отказался присягать Хусайн; Му'авийа, послушавшись совета Хасана, не стал его принуждать [+48].

О том, как протекала присяга в мечети, сведений не имеется, а речь, будто бы произнесенную Му'авией при этом, приводит только ал-Куфи, и она явно относится не к той торжественной ситуации. Он будто бы завершил ее словами: «Я дал вам обязательства (шурут), которыми хотел достичь дружелюбия, единения речей, улажения дела общины и потушить огонь. А теперь, когда Аллах сделал едиными наши речи и принял наши молитвы, то все обязательства, которые я взял перед вами, — отвергнуты, а все обещания, которые я кому-нибудь дал, — растоптаны [*2]». Эта речь будто бы вызвала такое недовольство, что Му'авийа раскаялся в сказанном, а на Хасана посыпались упреки, что он не сумел письменно скрепить достигнутые договоренности [+49].

Эта концовка совершенно не согласуется с той осторожностью и снисходительностью ко вчерашним врагам, которую, судя по другим свидетельствам, проявил Му'авийа. По порядку изложения у ал-Куфи этой речи предшествовало выступление Хасана, которое, по мысли Му'авии (будто бы подсказанной Амром б. ал-Асом), должно было развеять у куфийцев последние сомнения относительно отречения. Текст его приводится в столь различных вариантах, что цитировать здесь какой-то один из них не имеет смысла. Объединяет их общая мысль, что Хасан поступается своим законным правом на власть ради блага общины, но между реальной политической властью и высшим духовным правом на власть нет ничего общего [+50]. Эта идея, одна из важнейших в шиитской идеологии, могла быть вложена в уста Хасана позднее.

Отречение Хасана вызвало недовольство большинства сторонников его и его отца. Как оскорбление расценивали они то, что внукам пророка приходится сидеть у ног Му'авии, когда тот во время речей в мечети сидит на минбаре. Поступок Хасана воспринимался ими как личная обида, и никакие доводы не могли примирить их с отречением. Кое-кто вместо «повелителя верующих» стал издевательски титуловать его «унизителем верующих». Случившееся развело сторонников Хасана на две неравные части: те, для кого он был просто законным главой государства, смотрели на смену власти как на прискорбный, но реальный факт, с которым необходимо смириться, для тех же, для кого Али и Хасан были духовными лидерами не по праву избрания, а по праву родства, он, несмотря ни на что, остался имамом, достоинство которого, исходящее от Аллаха, никем не может быть умалено или отменено.

Эти его сторонники, прежде мало отличавшиеся от тех, которые были у Усмана, Му'авии или Талхи с аз-Зубайром, и равно называвшиеся «ши'а такого-то», превратились в религиозно-политическую партию, объединенную идеей, а не конкретной целью, слово же шй'а стало трансформироваться в термин, означающий сторонников наследственной власти потомков Али над мусульманской общиной [+51]. И чем дальше были сторонники этой идеи от живых реальных членов этой семьи, тем более сверхчеловеческими чертами они их наделяли. Видимо, именно поэтому наиболее крайние формы шиизма, вплоть до обожествления, развивались вдали от Медины, где имамов знали как обыкновенных людей с самых малых лет.

Превращение политического движения в религиозное учение еще только начиналось, а пока живой и не божественный второй имам Хасан долечивал свою рану и собирался покинуть негостеприимную и лукавую Куфу, обманувшую надежды его и его отца, оставляя ее и ее проблемы на Му'авию.