"Море и рыбки" - читать интересную книгу автора (Пратчетт Терри)

VIII

Остроконечные шляпы тем временем начали собираться в маленькие стайки по три и по четыре. Заостренные верхушки сближались, сбивались в кучки, покачивались, ведя оживленную беседу, дружно поворачивались к далекому розовому пятнышку, после чего разъединялись, словно лепестки стремительно распускающегося черного цветка. Каждый лепесток образовывал другую группу, и процесс начинался заново. Все происходящее походило на некую ядерную реакцию.

Волнение все нарастало и нарастало. Назревал взрыв.

То и дело кто-нибудь оборачивался и смотрел на нянюшку, поэтому она поспешила прочь, лавируя между аттракционами. Остановилась она лишь у ларька, которым заправлял гном Закзак Рукисила, производитель и поставщик всяких оккультных безделушек. Закзак приветствовал ее радостным кивком поверх таблички «Щасливые Падковы 2$ Запару».

— Доброе утро, госпожа Ягг, — сказал он.

Нянюшка задумчиво уставилась на его товар.

— А что такого счастливого в этих подковах? — спросила она, тыкая пальцем в лоток.

— Как что?! Каждая подкова — две монеты в мой карман! — ответил Рукисила.

— Ну и что?

— Целых два доллара — лично я счастлив, — пожал плечами гном. — Завернуть тебе штучку, а, нянюшка? Знать бы, что торговля пойдет так бойко, прихватил бы еще ящик. Нашлись такие дамы, что брали по две!

«Дамы» было сказано со значением.

— Ведьмы покупают подковы на счастье? — изумилась нянюшка.

— Не покупают — разметают, будто завтра конец света! — воскликнул Закзак. Тут он нахмурился. Все-таки разговор шел о ведьмах. — Э… но ведь ничего такого не будет? — на всякий случай прибавил он.

— Ни в коем разе, — ответствовала нянюшка.

Закзака это, похоже, не успокоило.

— И травы для оберегов тоже расхватали, — припомнил он. Однако что ни говори, а Закзак Рукисила был настоящим гномом. Случись вдруг всемирный потоп, он бы не упустил возможность сбыть хорошую партию полотенец. — Ну, госпожа Ягг, предложить тебе кой-что интересное?

Нянюшка помотала головой. Если уж беде суждено было нагрянуть именно с той стороны, откуда все ее ждали, то веточка руты едва ли могла помочь. Скорее, сгодился бы вековой дуб, да и то бабушка надвое сказала.

Общая атмосфера стремительно менялась. Небо оставалось бледно-голубым и просторным, но на горизонтах мысли погромыхивал гром. Ведьмы испытывали неприятное беспокойство. Нервозные искорки пощелкивали в воздухе, а кое-где уже полыхало настоящее пламя, которое постепенно распространялось на всех и каждого. И оттого даже самых обычных, не сведущих в ведьмовстве людей, твердо уверенных, будто руно — это овечья шерсть, а руны — отдельные прядки таковой, — даже их охватывала та глубокая необъяснимая тревога, что заставляет кричать на детей и гонит в кабак.

Нянюшка заглянула в просвет между ларьками. Розовая фигурка терпеливо несла унылую вахту возле Счастливого Котла. Буквально толпы народу абсолютно не жаждали попытать счастья в этом аттракционе.

Осторожными перебежками нянюшка переместилась к буфетной стойке. Вокруг стола уже вовсю толпились люди, однако куча чудовищных кексов по-прежнему сохраняла свою девственную неприкосновенность. Как и банка с багровым вареньем. Какой-то олух приклеил этикетку: «Папробуй Ложичку! Если Вытащищь! Три Папытки За Пенни!»

Нянюшка вроде бы приложила все усилия к тому, чтобы остаться незамеченной, однако позади вдруг зашуршала солома. Комитет выследил ее.

— Я узнала твой почерк, Летиция, — с упреком промолвила она. — Сердца у тебя нет, вот что. Не по-людски это…

— Мы посовещались и решили: ты должна поговорить с матушкой Ветровоск, — перебила Летиция. — Все, наше терпение лопнуло, пусть прекратит!

— Что прекратит?

— Знаем мы что! — внезапно взорвалась Летиция. — Это все ее хваленая головология! Она что-то творит с нашими головами! Воздействует на нас! Хочет испортить нам праздник, да?

— Она просто сидит и ничего не делает, — возразила нянюшка.

— Да, но как она сидит, можно спросить?!

Нянюшка опять выглянула из-за ларька.

— Ну как… обыкновенно. Сами знаете… поясница согнута, коленки…

Летиция подняла руку и затрясла пальцем перед нянюшкиным лицом:

— Так вот, послушай меня, Гита Ягг…

— Хочешь прогнать ее — иди и прогоняй сама! — огрызнулась нянюшка. — Я уже по горло сыта этими вашими…

Раздался пронзительный детский вопль.

Ведьмы переглянулись и ринулись через поле к Счастливому Котлу.

По траве, захлебываясь слезами, катался маленький мальчик.

Это был Пьюси, нянюшкин младшенький внук.

Нянюшка похолодела. Подхватив карапуза на руки, она обожгла матушку свирепым взглядом.

— Что ты с ним сделала, ты… — начала она.

— Нехачукуклу! Нехачукуклу! Хачусаладатика! Хачухачухачусаладатика!

Нянюшка опустила глаза и уставилась на тряпичную куклу, зажатую в липкой ручонке Пьюси. Залитое горестными слезами лицо малыша, по крайней мере та его часть, что виднелась по краям орущего рта: «Оййхаччухачухачусалдатика-а-а!», выражало крайнюю степень праведного гнева.

…Она поглядела на товарок, на матушку Ветровоск — и почувствовала, как всю ее, от пяток до макушки, пронизывает нестерпимый леденящий стыд.

— Я всего-навсего сказала, не хочешь куклу — положи ее обратно и попробуй еще разок, — робко пояснила матушка. — Но он уже ничего не слышал…

— …хаччууухаччууусал…

— Пьюси Ягг, если ты сию же минуту не угомонишься, бабушка тебе… — и нянюшка с ходу сочинила самое страшное наказание, какое могла придумать: — …никогда больше не даст конфетку!

Напуганный такой невообразимой угрозой, Пьюси мигом захлопнул рот. Зато, к нянюшкиному вящему ужасу, не замедлила открыть свой ротик Летиция Мак-Рица.

— Госпожа Ветровоск, мы хотели бы, чтобы ты немедленно покинула этот праздник.

— Я что, кому-то мешаю? — изумленно спросила матушка. — Надеюсь, что нет. Поверьте, я очень не хочу портить праздник. Просто он попробовал выловить подарок и…

— Ты… действуешь людям на нервы.

Ну, сейчас начнется, подумала нянюшка. Вот сейчас Эсме вскинет голову, прищурится, и, если Летиция немедленно не отойдет на пару шагов, стало быть, она куда сильней меня.

— Мне что, нельзя даже просто посмотреть? — тихо промолвила матушка.

— Знаю я твои игры! — выкрикнула Летиция. — Ты хочешь все испортить, да? О, я тебя насквозь вижу! Ты никак не можешь смириться с поражением, поэтому и замыслила что-то особо коварное, изощренное…

Три шага назад, подумала нянюшка. Самое меньшее. Иначе и костей не соберешь. Вот сейчас…

— Нет, мне не хотелось бы, чтобы все думали, будто я что-то порчу, — всполошилась матушка. Она со вздохом поднялась. — Что ж, тогда пойду домой…

— Нет, не пойдешь! — взбешенная нянюшка Ягг толкнула подругу обратно на стул. — И как вы такое можете допускать-то?! Отвечай, Берил Динбаж! А ты, Летти Паркин, чего молчишь?

— Все они… — начала было Летиция.

— Я не с тобой разговариваю!

Ведьмы, столпившиеся за спиной Летиции, всячески прятали глаза.

— Да нет, не в том дело… я хочу сказать, мы не думаем… — неловко начала Берил. — То есть… я всегда очень уважала… но… ну… короче, это ради общего блага…

Голос ее звучал все тише и наконец замер. Летиция с торжествующим видом вздернула нос.

— М-да? Тогда мы, пожалуй, и впрямь пойдем, — скривилась нянюшка. — Не нравится мне тутошнее обчество. — Она огляделась. — Агнесса! Пособи-ка свести матушку домой…

— Честное слово, не надо… — начала матушка, но нянюшка с Агнессой подхватили ее под руки и бережно, но решительно повлекли сквозь толпу. Перед ними расступались, а потом поворачивались и смотрели вслед.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства, оно и к лучшему! — радостно возвестила Летиция.

Кое-кто из ведьм избегал смотреть ей в лицо.

Весь пол матушкиной кухни был усеян лоскутьями. С края стола пролилось варенье и образовало на полу каменно-неподвижный холмик. Таз для варки варенья отмокал в каменной раковине, хотя было ясно, что железо сдастся быстрее.

Вдоль стены выстроились в шеренгу пустые банки из-под маринадов.

Матушка молча села и сложила руки на груди.

— Приготовить чаю, Эсме? — заботливо спросила нянюшка Ягг.

— Нет, дорогая, спасибо. Ты уж возвращайся на Испытания. Обо мне не беспокойся, — сказала матушка.

— Точно?

— Я тихонько посижу тут, и все. Не тревожься.

— Я обратно не пойду! — прошипела Агнесса, когда нянюшке наконец удалось вытолкнуть ее за порог. — Эти Летицины улыбочки… Терпеть не могу!

— Ты как-то говорила, что терпеть не можешь матушкин прищур, — вспомнила нянюшка.

— Да, но прищур — это нормально, это честно. Нянюшка… ты ведь не думаешь… Неужели она выдыхается?

— Если и так, никто никогда об этом не пронюхает, — ответила нянюшка. — Нет, ты вернешься вместе со мной. Она наверняка что-то задумала.

«Ах, кабы знать что, — подумала она. — А то даже не знаю, на сколько еще меня хватит…»