"Эхо-парк" - читать интересную книгу автора (Коннелли Майкл)

11

Два судебных пристава стояли у дверей комнаты для допросов, где сидел человек, называющий себя Рейнардом Уэйтсом. Они посторонились, пропуская прокурора и его сопровождающих. В комнате стоял длинный стол. По одну его сторону сидели Уэйтс и адвокат Морис Свон: Уэйтс – точно посередине, Свон – налево от него. Когда детективы и прокурор вошли, в приветствии поднялся только Морис Свон. Уэйтс был прикован к подлокотникам кресла защелкивающимися пластиковыми наручниками. Адвокат, худой человек в строгих очках в черной оправе, с роскошной гривой серебристых седых волос, протянул руку для рукопожатия, но никто ему не ответил.

Райдер заняла место напротив Уэйтса, Босх и О'Ши – по обеим сторонам от нее. Поскольку очередь Оливаса должна была наступить не скоро, он опустился на последний свободный стул, рядом с дверью. О'Ши представил стороны друг другу, но опять-таки обошлось без рукопожатий.

Уэйтс был в оранжевом комбинезоне с черными трафаретными буквами на груди:

ЛОС-АНДЖЕЛЕССКАЯ ОКРУЖНАЯ ТЮРЬМА

СОБЛЮДАТЬ ИЗОЛЯЦИЮ

Вторая строчка не предназначалась в качестве предостережения, однако прекрасно сходила за таковое. На самом деле она означала, что Уэйтс содержится в тюрьме на изолированном положении, отдельно от прочих узников. Этот статус был принят из соображений безопасности – как Уэйтса, так и других заключенных.

Разглядывая человека, за которым охотился тринадцать лет, Босх понял, что самым пугающим в Уэйтсе было то, насколько обыкновенно он выглядит. Хрупкое телосложение, лицо рядового обывателя, с мягкими, довольно приятными чертами, короткие темные волосы – он являл собой воплощение обыденности. Единственный намек на притаившееся внутри зло можно было обнаружить лишь в глазах. Темно-карие и глубоко посаженные, они таили пустоту, которую Босх за долгие годы часто видел у убийц. Ничего, кроме пустоты. Холодная пустота, ее невозможно заполнить, сколько бы чужих жизней Уэйтс ни унес. И сам он был холоден, как его взгляд.

Райдер включила стоящий на столе магнитофон и приступила к допросу. Она начала его прекрасно, не давая Уэйтсу ни малейшего повода предположить, что уже с первым ответом он сует ногу в расставленную западню.

– Вероятно, мистер Свон вам уже объяснил, что мы станем записывать на пленку каждую нашу переговорную сессию, а затем передавать пленки с записью вашему адвокату, который будет держать их у себя до тех пор, пока мы не придем к окончательному соглашению. Понятно ли это вам и одобряете ли вы это?

– Да, – ответил Уэйтс.

– Отлично. Тогда начнем с самою простого. Не могли бы вы назвать для протокола свои имя и фамилию, дату и место рождения?

Уэйтс подался вперед и скорчил мину, будто втолковывал очевидное непонятливым школьникам.

– Рейнард Уэйтс, – нетерпеливо произнес он. – Родился третьего ноября тысяча девятьсот семьдесят первого года в городе дьяволов… пардон… я хотел сказать ангелов.

– Если вы имеете в виду город Лос-Анджелес, не могли бы вы так и выразиться?

– Да, в Лос-Анджелесе.

– Спасибо. Ваше имя необычно. Не могли бы вы произнести его по буквам, для аудиозаписи?

Уэйтс исполнил просьбу. И опять-таки это было умным ходом со стороны Райдер. Теперь сидящему перед ними человеку станет еще труднее отпереться впоследствии, утверждая, что во время допроса он солгал не умышленно.

– Вы знаете, откуда произошло это имя?

– Мой папаша достал его из своей задницы, полагаю. Понятия не имею. Я думал, мы собрались поговорить о мертвых, а не обмусоливать всякую чушь.

– Так оно и есть: о мертвых, мистер Уэйтс. Именно так.

Босх вдруг ощутил необычайное воодушевление. Он знал, что им еще предстоит выслушать повествование о разных ужасах, но было ясно, что они поймали Уэйтса на лжи, она может загнать его в смертельный капкан. Теперь появился шанс, что изувер не получит в награду за все содеянное отдельную камеру и статус знаменитости на общественном содержании.

– Мы хотим рассматривать дела по порядку, – продолжила Райдер. – Предложение вашего адвоката дает понять, что самое первое убийство, в котором вы замешаны, – смерть Дэниела Фицпатрика, произошедшая в Голливуде тринадцатого апреля девяносто второго года. Так?

На этот вопрос Уэйтс отвечал в небрежно-прозаической манере, как если бы его спросили, где находится ближайшая заправка. Голос звучал холодно и спокойно.

– Да, я сжег его живьем в его защитной клетке. Не так уж в ней было безопасно, как выяснилось. Даже со всеми его пушками.

– Почему вы это сделали?

– Хотел проверить, сумею ли. Я размышлял об этом долгое время и просто хотел доказать самому себе.

Босх вспомнил, что сказала накануне Рейчел Уоллинг. Она назвала это убийством из озорства. Она права.

– Что вы подразумеваете под словами «доказать самому себе», мистер Уэйтс? – спросила Райдер.

– Я подразумеваю, что есть такая пограничная линия, о которой каждый думает, но мало кто имеет характер перешагнуть ее. Я хотел посмотреть, смогу ли я это совершить.

– Когда вы говорите, что размышляли об этом долгое время, идет ли речь именно о мистере Фицпатрике?

В глазах Уэйтса вспыхнуло раздражение. Казалось, он с трудом выносит тупость своей собеседницы.

– Нет же, ты, дура, – спокойно проговорил он. – Я думал о том, чтобы вообще кого-нибудь убить. Понимаешь? Всю свою жизнь я желал это сделать.

Райдер проглотила оскорбление, не моргнув глазом, и продолжила:

– Почему вы выбрали мистера Дэниела Фицпатрика? Почему выбрали именно ту ночь?

– Да потому что я смотрел телевизор и видел, как весь город разваливается на части. Повсюду хаос, и я знал, что полиция ничего не может предпринять. Это было время, когда люди совершали все, что хотели. Я видел по телику, как один человек рассказывал о Голливудском бульваре, что там горят дома, и решил выйти посмотреть. Я не собирался сидеть и смотреть это по ящику. Желал видеть собственными глазами.

– Вы поехали туда на машине?

– Нет, я мог дойти и пешком. Тогда я жил на Фаунтин-стрит, возле Ла-Бреа-авеню.

Досье Фицпатрика лежало перед Райдер открытым. Она заглянула в него, собираясь с мыслями и формулируя следующие вопросы. Это дало О'Ши возможность спросить:

– Откуда взялась горючая жидкость? Вы принесли ее из дома?

Уэйтс перевел взгляд на О'Ши.

– Я думал, что лесбиянка задает вопросы, – усмехнулся он.

– Мы все тут задаем вопросы. Не могли бы вы воздерживаться от личных выпадов?

– Все, но не вы, мистер окружной прокурор. Я не желаю говорить с вами. Только с ней. И с ними. – Он указал на Райдер, Босха и Оливаса.

– Позвольте мне задать еще несколько вопросов, прежде чем мы перейдем к горючей жидкости, – произнесла Райдер, тактично оттесняя О'Ши в сторону. – Вы сообщили, что отправились на Голливудский бульвар от Фаунтин-стрит. Где вы шли и что видели?

Уэйтс ухмыльнулся Райдер:

– Я ведь правильно угадал? У меня глаз наметанный. Я всегда могу учуять по бабе, когда ей нравятся киски.

– Мистер Свон, – нахмурилась Райдер, – не могли бы вы объяснить своему клиенту, что здесь он отвечает на вопросы, а не наоборот?

Свон положил ладонь на руку Уэйтса, пристегнутую к подлокотнику кресла.

– Рей! Прекратите! Отвечайте на вопросы. Помните, это нужно нам. Мы вышли к ним с этим предложением.

Уэйтс повернул голову и посмотрел на адвоката. Босх заметил, как тень промелькнула при этом по его лицу.

– Я видел, как горит город. Это было как на картине Иеронима Босха.

При этих словах он улыбнулся и уставился на Босха. На мгновение тот замер от неожиданности. Откуда этот тип знает его фамилию?

Уэйтс кивком указал ему на грудь:

– Она написана на вашем удостоверении.

Босх и забыл, что при входе в канцелярию окружного прокурора им пришлось прикрепить к одежде пластиковые идентификационные карточки. Райдер поспешно задала следующий вопрос:

– В какую сторону вы пошли, когда добрались до Голливудского бульвара?

– Я повернул направо и двинулся на восток. Самые большие пожары полыхали в той стороне.

– Что лежало у вас в карманах?

Вопрос, похоже, поставил его в тупик.

– Не знаю. Не помню. Мои ключи, наверное. Сигареты и зажигалка, вот и все.

– У вас был с собой бумажник?

– Нет, я не хотел таскать с собой удостоверение личности. На тот случай, если полиция остановит.

– У вас уже была с собой горючая жидкость?

– Да. Я подумал, почему бы и мне не присоединиться к веселью, помочь спалить этот город дотла. Затем, когда я проходил мимо ломбарда, у меня появилась идея получше.

– Вы увидели мистера Фицпатрика?

– Да, я его увидел. Он стоял за своим охранным ограждением и держал дробовик. Еще он был с пушкой в кобуре, как какой-нибудь Вайет Эрп[28].

– Опишите нам ломбард.

Уэйтс пожал плечами:

– Маленькая ссудная лавка. Называлась «Ирландский залог». Впереди неоновая вывеска, которая мигала то зеленым трилистником, то тремя шарами – ну, вы знаете, это, кажется, символ ломбарда. И там стоял Фицпатрик, смотрел на меня, как я шагаю мимо.

– И вы продолжали идти?

– Сначала да. Я прошел мимо, а потом подумал о той подначке, о той цели, ну, вы помните. Как бы его прикончить – да так, чтобы он не застрелил меня из своей чертовой базуки.

– Что вы сделали?

– Вынул из кармана баллончик: «Изи лайт» – жидкости для розжига – и набрал ее в рот. Напрыскал туда, как делают те огнедышащие фокусники – на променаде, на Венецианском бульваре. Потом отставил баллончик в сторону и вынул сигарету с зажигалкой. Кстати, я больше не курю. Это ужасная привычка. – Он покосился на Босха.

– И что потом? – спросила Райдер.

– Я вернулся к лавке этого козла и вошел в нишу перед охранной изгородью. Делал вид, будто мне просто нужно загородиться от ветра, чтобы прикурить. Ночь была ветреная, понимаешь?

– Да.

– Ну и мужик завопил, чтобы я убирался. Приблизился к забору и стал орать на меня. А мне того-то было и надо. – Он усмехнулся, гордый тем, как хорошо сработал его план. – Стал стучать прикладом ружья по стальному ограждению, чтобы меня напугать. Он видел мои руки, но не осознавал опасности. А когда подошел примерно фута на два, я щелкнул зажигалкой и глянул ему в глаза. Вынул изо рта сигарету и выплюнул всю горючку ему в лицо. Она, конечно, вспыхнула от зажигалки, а я был как настоящий чертов огнемет. У него все лицо пошло языками пламени, пока он сообразил, в чем дело. Сразу бросил свой дробовик и попытался сбить огонь. Но одежда тоже уже занялась, и он вскоре забалдел что надо. Это было все равно как напалм, чтоб вы знали.

Уэйтс попытался поднять левую руку, но не смог. Она была прикована к подлокотнику у запястья. Тогда он извернулся и поднял одну кисть.

– К сожалению, я и себе малость подпалил руку. Вся в волдырях, а болело будь здоров. Даже не представляю, что чувствовал тот вонючий Вайет Эрп. Не завидую ему, если вы меня спросите.

Босх посмотрел на его поднятую кисть и увидел обесцвеченный участок кожи, но не шрам. Ожог не был глубоким.

После долгого молчания Райдер задала следующий вопрос:

– Вы обращались за медицинской помощью?

– Нет, я решил, что это будет не слишком умно, учитывая ситуацию. А из того, что я слышал, больницы были переполнены. Так что я двинулся домой и сам о себе позаботился.

– Когда вы поставили баллончик с горючей жидкостью перед ссудной кассой?

– А, это уже когда уходил. Взял его, протер и поставил у забора.

– Мистер Фицпатрик в какой-нибудь момент звал на помощь?

Уэйтс помедлил, как бы осмысливая вопрос.

– Трудно сказать. Он визжал что-то, но я не уверен, что именно звал на помощь. По мне, это звучало как звериный вопль. Однажды в детстве я прищемил дверью хвост своей собаке. Это немного напоминало тот визг.

– О чем вы думали, когда шли домой?

– Я думал: «Здорово, мать твою! Я это сделал!» Я знал, что выйду сухим из воды. Чувствовал себя непобедимым, если вас это интересует.

– Сколько лет вам тогда было?

– Мне было двадцать лет, и я это сделал!

– Вы когда-нибудь думали о человеке, которого убили, сожгли живьем?

– Да вообще-то нет, честно говоря. Он просто оказался там. Как готовая добыча, мой трофей. Как остальные, которые случились после. Они будто специально для меня предназначались.

Киз Райдер потратила еще сорок минут, вытягивая более мелкие подробности, которые тем не менее досконально совпали с теми, что содержались в следственных отчетах. Наконец в 11.15 Райдер немного расслабилась и откинулась на спинку стула. Она обернулась, посмотрела на Босха и на О'Ши.

– Полагаю, на данный момент достаточно, – произнесла она. – Пожалуй, стоит сделать короткий перерыв.

Она выключила магнитофон, и трое следователей, а также О'Ши вышли в коридор посовещаться. Свон остался в комнате со своим подзащитным.

– Каково ваше мнение? – спросил О'Ши у Райдер.

– Я удовлетворена. Вряд ли остались какие-либо сомнения в том, что так все и происходило. Он разрешил загадку, каким образом подобрался к своей жертве. Не думаю, что он рассказал абсолютно все, но деталей ему известно достаточно. Либо он проделал это сам, либо находился рядом.

О'Ши обратился к Босху:

– Будем продолжать?

Босх ответил не сразу. Да, он готов. После того как он понаблюдал за допросом Уэйтса, его гнев и омерзение возросли. Сидящий в комнате человек продемонстрировал такое бесчеловечное равнодушие к своей жертве, что Босх распознал в нем классический тип психопата. Как и прежде, ему было страшно и отвратительно предвкушать то, что придется еще услышать, но морально он был готов к этому.

– Продолжим, – промолвил он.

Все вернулись в комнату для допросов, и Свон немедленно предложил устроить перерыв на обед.

– Мой клиент голоден.

– Готов сожрать собаку, – с ухмылкой добавил Уэйтс.

Принявший на себя командование Босх покачал головой.

– Не сейчас! – бросил он. – Он пойдет есть, когда все мы пойдем.

Теперь он занял стул напротив Уэйтса и снова включил магнитофон. Райдер и О'Ши заняли позиции по бокам, а Оливас опять сел у двери. Босх забрал у Оливаса папку с делом Жесто, но держал ее перед собой закрытой.

– Теперь мы переходим к делу Мари Жесто, – объявил он.

– А, сладкая Мари, – отозвался Уэйтс и посмотрел на Босха, блеснув глазами.

– Из заявления вашего адвоката следует, что вы знаете, что случилось с Мари Жесто, когда она бесследно пропала в девяносто третьем году. Это так?

Уэйтс важно сдвинул брови.

– Боюсь, что так, – произнес он с шутовской серьезностью.

– Вам известно нынешнее местонахождение Мари Жесто или ее останков?

– Да, известно.

Вот он, тот момент, которого Босх ждал тринадцать лет!

– Она мертва?

Уэйтс посмотрел на него и кивнул.

– Это означает «да»? – спросил Босх.

– Это означает «да». Она мертва.

– Где она?

Рот Уэйтса растянулся в широкой улыбке – улыбке человека, в ДНК которого нет ни атома жалости или чувства вины.

– Она здесь, детектив, – ответил он. – Прямо здесь, со мной. Как и остальные. Все они со мной.

Его улыбка перешла в хохот. Еще секунда – и Босх кинулся бы на него. Но Райдер под столом уверенной рукой коснулась ноги партера. Тот мгновенно овладел собой.

– Подождите, – сказал О'Ши. – Давайте снова выйдем, и на сей раз я бы хотел, чтобы вы, Морис, присоединились к нам.